– А почему для этого нужно объединяться? – задал Зербинас давно возникавший у него вопрос.
– Магии большинства волшебных существ присуща односторонность, магии гуманоидных рас – тоже. При объединении их энергий создается уравновешенность, позволяющая освободиться от притяжения миров, в которых они развились.
– Что значит – односторонность? – спросил Зербинас. – Это преобладание светлого или темного огня?
– Нет. Для некоторых заклинаний это имеет значение, но для выхода в междумирье это не важно. В данном случае важна звериная или гуманоидная особенность применения магии.
– То есть, для того, чтобы человек мог выйти в междумирье без помощи волшебного скакуна, он должен развить в себе звериные черты характера?
– Нет, здесь имеется в виду звериная интуитивность, непосредственность – в противоположность склонности гуманоидных рас к отвлеченному мышлению. Очень редко случается, что существа обладают уравновешенной магией и могут свободно разгуливать по междумирью – драконы, например.
– И я, – прощелкали на кнузи позади них.
Зербинас узнал голос Чанка и оглянулся. Там их догонял Хирро на своей ларе и с птероном на плече. Он широко улыбнулся и приветственно махнул рукой Зербинасу.
– Не знаю, что у меня получилось бы, но я увидел, как вы таете в воздухе, и приложил все усилия, чтобы не потерять вас из вида, – прокричал он, подъезжая. Это было отличительной особенностью пиртянина – в любых обстоятельствах не упускать из вида цель. – А куда нам ехать теперь? – спросил он, снова подтверждая эту особенность.
Конечно, обоим магам было кое-что известно о путешествиях по междумирью. Хотя бы то, что во всех крупных академиях есть специальный маяк для таких путешествий, а к нему заклинание, позволяющее определить направление на этот маяк. Или то, что в знакомый мир маг может добраться по памяти, удерживая внимание на каком-нибудь хорошо запомнившемся месте. Было известно, что упав в междумирье со скакуна, попадаешь в какой-нибудь мир, но до сих пор было неизвестно, как определить, в какой именно. И никто из них не знал, как попасть в незнакомый мир или на остров.
– Нам несложно это определить, потому что Зербинас хорошо знает своего друга, – ответил Ки-и-скаль. – Ему нужно как можно глубже сосредоточиться на внешности и характере своего друга, и я почувствую, в каком направлении лететь.
– А как он сам попал туда? – невольно возник у Зербинаса вопрос. – Это же незнакомое ему место.
– Скакун, узнавший про этот материк, случайно встретил одного из ларов и рассказал ему о грозящей катастрофе. Он сообщил лару, как отыскать материк в междумирье, а тот передал эти сведения Ги-и-рралю. Как известно, в реальности миры движутся вокруг своих светил, но в междумирье они неподвижны и жестко связаны системой каналов. Зато острова и материки, отделившиеся от своих миров, движутся около них по постоянной траектории, обусловленной размером острова и силой создавшего его заклинания. Эту траекторию можно вычислить и обнаружить по ней местоположение острова – некоторые маги умеют это делать, и седок этого скакуна, видимо, был одним из них. Но гораздо легче попасть туда, когда там есть что-то знакомое, потому что мысль в междумирье обладает свойством притяжения к объекту, на который она направлена.
– Откуда тебе это известно, Ки-и-скаль? – спросил Зербинас.
– Я стар и очень давно живу на свете, – объяснил тот. – Я возил на себе множество седоков из различных времен и миров, я знаю множество каналов и путей как в мирах, так и в междумирье. Правда, среди седоков не так уж много магов с достаточной концентрацией мысли, поэтому большинство предпочитает путешествовать с помощью направляющих заклинаний.
Зербинас вспомнил, что Гримальдус с рождения обладал редкостной способностью к концентрации, и сказал об этом Ки-и-скалю.
– Да, Гримальдус может путешествовать таким способом, – согласился Ки-и-скаль. – К сожалению, он знает слишком мало миров, чтобы это принесло ему ощутимую пользу. Я чувствую, что у тебя это получится – и запомни, чем лучше ты представишь себе то место, куда мы направляемся, тем быстрее я долечу к нему.
Зербинас сосредоточился на воспоминаниях о своем старом друге и однокашнике. Сначала он вспомнил комнату, в которой они вдвоем прожили пятнадцать лет, но тут же сообразил, что комната находится совершенно в другом месте и может ввести Ки-и-скаля в заблуждение. Тогда он стал представлять себе только лицо Гримальдуса, таким, каким оно было двадцать лет назад – узкое и сухое, с небольшими, глубоко посаженными проницательными глазами и тонким длинным носом с горбинкой высоко на переносице, придававшей ему сходство с архонтами. Может, поэтому выбор посланника рода Иру остановился на нем?
Он вспомнил дотошный, въедливый характер Гримальдуса, становившегося невероятно упрямым, когда дело касалось сложного упражнения по магии. Нет, друг его детства и юности не был хладнокровным сухарем, каким его считало большинство учеников и, наверное, наставников академии. Просто жар был запрятан глубоко внутри Гримальдуса и тщательно упакован в прочную и надежную оболочку, появляясь наружу в строго отмеренном количестве по мере необходимости. Иначе как бы Гримальдус сумел сдружиться с огненным скакуном? И как бы он решился взяться за такое заведомо провальное дело, как поворот вспять падающего на мир материка?
Значит, сейчас Гримальдус добрался до места и ходит там, с привычным хладнокровием и дотошностью разыскивая мельчайшие свидетельства причин, заставивших материк покинуть привычную траекторию и направиться прямо на мир, где живут лары. Что это было – случайное совпадение или намеренный умысел? Зербинас словно бы увидел, как его друг идет по куску, оторвавшемуся когда-то от танваланской земли, как его проницательные глаза шарят по окрестностям, вбирая в себя все, что могло бы иметь отношение к катастрофе, и отсеивая ненужные подробности вроде жары, серной вони и, возможно, наличия демонов. Как же их звали – кажется, Дормантуб и Кавинак… нет, Карвинак…
В мощном, размеренном беге его скакуна вдруг что-то изменилось, и встревоженное внимание Зербинаса вернулось к окружающей действительности. Ки-и-скаль снижался над огромным черно-красным материком, просвечивающим сквозь фиолетовую глубину междумирья.
XIV
Человек на улдаре не мог бы сказать, как долго они мчались сквозь междумирье. Время здесь текло иначе и потребность в пище была иной, словно бескрайнее фиолетовое пространство брало на себя часть забот по поддержанию жизни путников. Тем не менее, они оба сильно устали и проголодались, значит, скачка была очень долгой.
Он не почувствовал радости, увидев впереди черную расплывчатую громаду замка, ощетинившуюся вверх колючками черных башен. Он только удовлетворенно кивнул, потому что именно так и представлял себе Темный Замок, затерянный в фиолетовой прозрачности междумирья. Именно потому, что он все время держал в уме мысленный образ этого мрачного места, междумирье и привело его сюда.
Улдар тоже увидел замок и заторопился вперед, надеясь на еду. Черные башни росли и становились все более отчетливыми, небо из фиолетового превратилось в голубое. Крылатый зверь опустился прямо во двор замка, минуя высокую ограду и прочные железные ворота. Седок соскочил с него и остановился рядом.
Здесь, во дворе, был канал. Человек предполагал его наличие и догадывался, куда он ведет, но сейчас ему был нужен не канал. Он отвернулся от канала и остановил взгляд на широкой лестнице из черного камня, ведущей в замок.
– Я есть хочу, – напомнил ему улдар.
– Там должна быть еда. Владелец этого замка наверняка имеет скакуна.
Однако, замок не выглядел обитаемым. Ступени были тусклыми и пыльными, словно ничья нога не ступала на них столетиями. Человек вспомнил, к каким незапамятным временам относились легенды о Темном Замке, и понял, что первый хозяин замка давно состарился и умер, каким бы долгожителем он ни был. И, судя по пыльным ступеням парадной лестницы, вряд ли здесь проживали другие хозяева.
Тем лучше – сказал себе человек – значит, он имеет полное право занять пустующее жилье. Он пристально изучал вход, не спеша войти внутрь. Хотя здесь не было наружной защиты, ему было прекрасно известно, какие хитроумные ловушки могут подстерегать в подобных местах непрошеного гостя. Он поднял взгляд на исчезающие в вышине верхушки башен, для чего ему пришлось закинуть голову назад, насколько позволяла шея. Та, центральная, самая высокая, наверняка использовалась как башня мага, а остальные…
Давным-давно, когда могущественное заклинание еще не вырвало этот замок с первоначального места, остальные башни использовались как сторожевые. На них стояли наблюдатели, высматривая приближение врага. Жилые помещения заполняла прислуга и военный гарнизон, склады хранили запас пищи и оружия, на дворе был выкопан глубокий колодец на случай осады.
Он не знал, для чего такой замок одному человеку.
Вся эта громада была военным сооружением. Каждый мужчина здесь носил оружие, здесь защищались во время осады и строили планы нападения на другие такие же замки. Вместительные темницы замка всегда были набиты пленными, чужими и своими, заплечных дел мастер никогда не оставался без работы – и так тянулось столетиями. В течение многих веков эти стены глядели на кровь и слезы убитых и замученных, повинно или безвинно, вбирали в себя их крики и стоны, мольбы и проклятия. Человек знал, что именно поэтому такие замки являются благодатными местами для занятий темной магией.
Он сомневался в существовании Светлого Замка.
Он никак не мог представить себе свет за высокой крепостной стеной, за семью засовами, внутри военного строения, предназначенного для защиты и нападения. По его понятию, свет должен был распространяться свободно и находиться в прекрасном особняке посреди цветущего луга, где никогда и не думали о таких безрадостных вещах, как военная угроза. Поэтому он не мог представить себе Светлый Замок.
Зато он очень хорошо понимал и представлял себе Темный Замок – и в итоге нашел его. Он усилил до предела магическое чутье, которое никогда не оставлял полностью отключенным, и осмотрел ступени. Нет, здесь не было никаких признаков защиты или ловушки – и он осторожно поставил ногу на первую ступень.
Медленно, очень медленно человек поднялся по наружной лестнице и вошел в замок. Он прошел по первому этажу, заглянул в пустующие комнаты прислуги, в подсобные помещения, и наконец обнаружил кухню. Поискав там по кладовкам, он нашел запасы пищи, безнадежно испортившиеся от времени, несмотря на предохраняющее от порчи заклинание. Однако, они годились в пищу улдару, и человек нагреб вонючего месива в пустую кухонную кастрюлю взятым здесь же половником.
Затем он вернулся на двор и поставил кастрюлю перед улдаром. Тот обнюхал содержимое кастрюли и начал его вылизывать, зажав посудину между передними лапами, а человек продолжил осмотр замка.
На этот раз он поднялся на верхние этажи, где находились жилые помещения хозяев. Там он поочередно заглянул в ряд гостиных, кабинетов, личных комнат, пока не обнаружил спальню, где под тонким одеялом намечались очертания человеческого тела. Он вошел туда и приблизился к кровати, пока не увидел на ней скелет с остатками седых волос, рассыпавшимися по подушке.
Какое-то время человек постоял, в задумчивости разглядывая останки прежнего хозяина замка, некогда бывшего могущественным колдуном. Страха он не испытывал – он всегда считал ненормальными тех, кто боится всяких пустяков вроде мышей и гусениц, а то, что лежало перед ним, было безвреднее мыши. Ему было точно известно, что дух хозяина, вопреки распространенным суевериям, давным-давно покинул и это тело, и этот замок, потому что в местах прижизненного обитания околачиваются только самые примитивные духи, к которым, конечно же, не относился дух этого колдуна. Но оставшиеся на постели кости кое на что еще годились.
Он тихо, словно боясь побеспокоить спящего, прикрыл за собой дверь в спальню и продолжил осмотр. Дальше оказалась библиотека, а за ней – рабочий кабинет колдуна, при жизни занимавшего несколько соседних комнат. Так, наверное, поступил бы и он сам, признав нежилой территорией остальные помещения замка. Он остановился посреди кабинета и внимательно осмотрел окружающую обстановку – резные шкафы вдоль стен и полуистлевший ковер на полу, когда-то дорогой и роскошный, массивный письменный стол у окна и такое же массивное кожаное кресло, слегка отодвинутое от него. На всем лежал слой тонкой и плотной пыли, какой создается только в помещениях, где столетиями сохранялся неподвижный воздух.
Человек обмел пыль с кресла и уселся в него. Прочное и удобное, оно приняло нового хозяина без возражений. Из окна виднелось только небо – такое же голубое, каким оно было в родном мире этого острова, ничем не напоминавшее о близости междумирья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56