– Да, но для нас невозможно многое из того, что делалось раньше. Кто знает, что мы умели бы сейчас, если бы не та война… – старый маг поднялся с дивана, давая понять, что беседа закончена.
На другой день он пошел в библиотеку с утра и вернулся незадолго до ужина, объяснив, что не захотел снова задерживать старого смотрителя допоздна на работе. Как и накануне, все уселись в гостиной, чтобы послушать переведенное Ринальфом за день.
«Их было трое – архимагистр Илона по прозвищу Флейта, некромант Хольм по прозвищу Буйный, а с ними еще один, синекожий и красноглазый, слишком чужой, чтобы я мог догадаться, из светлых он или из темных. Как я запомнил, они говорили с ним на алайни и называли его Гилламо.
Я во все глаза уставился на архимагистра Илону, она тоже узнала меня и улыбнулась, а затем спросила, что я делаю с этими книгами. Я ответил, что по приказу великого Ханыги собираю их в корзины для публичного сожжения завтра утром. Услышав мой ответ, она не огорчилась, а обрадовалась, и я понял, что они пришли сюда за этим же. И она, действительно, сказала, что это хорошо, потому что такое знание нельзя оставлять в руках невежд и преступников.
Они посовещались втроем и решили уйти не поднимая шума, поскольку завтра утром книги все равно будут сожжены. А затем архимагистр Илона сказала, что одну книгу они все же унесут с собой, и спросила меня, не попадалась ли мне эта книга. Как я помню, это было полное собрание магических карт на все известные асфрийским магам миры, со всеми каналами и межмировыми переходами. Архимагистр объяснила мне, что не может рисковать, оставляя книгу здесь, чтобы та случайно не уцелела и не досталась преступникам, которые с ее помощью могут попасть в другие миры.
Я знал, где эта книга, потому что недавно сам положил ее сверху в одну из корзин. Я разыскал ее и подал архимагистру Илоне, а архимагистр передала ее Буйному. Если бы мне это рассказали, я никогда не поверил бы этому, потому что весь Асфри знал, как они враждовали до войны, но я видел это сам, собственными глазами, о чем и записываю здесь.
А затем они собрались уходить и наложили на себя заклинание невидимости. Буйный перед уходом предлагал прикончить меня, чтобы я не поднял тревогу, но архимагистр Илона заступилась за меня. И я не выдал их, но во дворе было слишком много ополченцев великого Ханыги – да продлятся бесконечно его дни – поселившихся вместе с ним в захваченном здании. Заклинание невидимости работает только на расстоянии, вблизи от мага оно имеет мертвую зону, которая тем меньше, чем искуснее и опытнее маг. Но она есть, и когда трое магов пробирались по двору, на них случайно наскочил кто-то из пьяных ополченцев. Заклинание потеряло силу, и все находящиеся во дворе увидели их.»
– И почему они не сожгли книги перед отступлением? – посетовала Раундала, когда старый маг дочитал отрывок. – Тогда им не пришлось бы подвергать себя такой опасности.
– Это как раз ясно, – ответил Ринальф. – Во время битвы магам было не до книг, но затем они поняли, что книги нельзя оставлять захватчикам. В академии сохранились предания о книге, которую они унесли с собой – она считалась наиболее полным собранием магических карт в известных нам мирах.
– Там была и Паллима? – спросил Фэр.
– Возможно. К сожалению, эта книга пропала – с тех пор о ней ничего не слышали.
– Этот Гилламо наверняка пиртянин, – сказала Анор. – Жаль, что здесь нет Хирро – может, ему известно, кого из пиртских архимагов древности звали Гилламо.
Поговорив еще немного, они разошлись спать, а на следующий вечер Ринальф принес новый отрывок перевода и продолжил чтение:
«Об этом я догадался после, когда услышал, как один ополченец кричал другому, что они появились посреди двора неизвестно откуда, а тогда я просто услышал шум на дворе и выбежал туда. Ополченцы похватали пики и топоры, сам великий Ханыга выскочил не вполне одетым из своей комнаты, где он уединился для обсуждения государственных дел с известной на всю Асфасту Тутохой-Курвой – замечательной женщиной, вдохновлявшей на борьбу с магами множество мужчин, в том числе и его.
Здесь следует отметить, что народный заступник, несмотря на все его величие и государственный ум, в быту оставался простым, как черенок от лопаты, и его обращение с людьми было самое простонародное. Узнав о случившемся, он на предельно доходчивом народном языке разъяснил своим доблестным ополченцам, что он с ними сделает, если этим троим удастся сбежать. Все, кто еще оставался во дворе, ринулись на свершение исторических подвигов, а я поспешно отступил в сторону, чтобы эта шайка пьяных головорезов не затоптала меня в грязь…» – эта часть фразы зачеркнута в рукописи, но мне удалось различить слова, – пояснил Ринальф, оторвавшись на мгновение от листка, а затем продолжил чтение: – «…чтобы случайно не оказаться помехой на пути героических ополченцев великого Ханыги, находящихся при исполнении служебных обязанностей.
Пока великий Ханыга – да продлятся бесконечно его дни – вникал в суть происшествия и вдохновлял своих доблестных ополченцев на новые подвиги, трое магов успели отбежать от ворот академии. Сначала они побежали по дороге в город, но на пути у них оказалась еще одна шайка пьяных мародеров…» – это опять вычеркнутая часть фразы, – «…оказался еще один героический отряд ополченцев, возвращавшийся из города с вечернего патрулирования. Поняв, что они отрезаны от города, маги развернулись и побежали на холм, у подножия которого стояло здание академии. Из-за этого они оказались недалеко от ополченцев, гнавшихся за ними от академии и напутствуемых самим великим Ханыгой, который выскочил вслед за своими сподвижниками из ворот.
Они бежали вверх по холму, и расстояние между ними и погоней сокращалось, потому что архимагистр Илона не могла бежать так же быстро, как мужчины. Увидев, что она отстает, великий Ханыга, чтоб его…» – эти два слова также зачеркнуты, – «…да продлятся бесконечно его дни – приказал своим сподвижникам бросать в нее копья. И они стали бросать, но синекожий повернулся, взмахнул рукой – и все копья полетели обратно. Маги побежали дальше, а когда архимагистр Илона споткнулась и упала, Буйный вернулся к ней и подал ей руку, чтобы помочь подняться. А затем он отдал ей книгу, подхватил ее на руки и понес ее к скалам на вершине холма – ее и книгу. Если бы мне это рассказали, я никогда не поверил бы этому, но я видел это сам, собственными глазами, о чем и записываю здесь.»
После чтения Ринальф сказал, что закончит перевод к завтрашнему вечеру. Однако, оставшаяся часть рукописи оказалась длиннее, чем предполагал старый маг, и он не успел перевести ее всю. Несмотря на усталость, он явился из библиотеки воодушевленным и поужинал второпях, чтобы скорее продолжить чтение:
«Было уже темно, но не настолько, чтобы нельзя было увидеть, как они добежали до скал и укрылись в расщелине. Каждому, кто в детстве лазил по этим скалам – а это добрая половина Асфасты – было известно, что другого выхода оттуда нет. Сообразив, что маги попали в ловушку, великий Ханыга приказал ополченцам окружить скалы и идти вслед за магами, но они замешкались у входа в расщелину, и тогда он подбежал поближе, чтобы отругать ослушников.
В это время и совершилось то ужасное и необычайное событие, из-за которого я начал эту рукопись. Холм вдруг задрожал так сильно, что все, кто находился рядом со скалами, не могли устоять на ногах, а затем его верхушка начала отрываться от земли. Великий Ханыга, оказавшийся на оторванном куске в нескольких шагах от края, на четвереньках дополз до него и свалился вниз. Кроме него, оттуда успели спрыгнуть еще несколько человек, а верхушка холма со всеми, кто остался на ней, отделилась от основания и устремилась вверх, все быстрее и быстрее, пока не исчезла из вида. Вместе с ней исчезли и маги, и целый отряд ополченцев.
Так Асфастский холм остался без вершины, а заступник простого люда потерял половину своей армии. Но поскольку на Асфри больше не осталось магов, война на этом закончилась, и Великий Ханыга – да продлятся бесконечно его дни – объявил свое мщение завершенным, а своих сподвижников – исполнителями великой исторической миссии.»
Закончив чтение, Ринальф выразительно поглядел на своих слушательниц.
– Автор этой рукописи был свидетелем зарождения одного из островов междумирья, – взволнованно объявил он. – Все сходится, в этом нет никаких сомнений! И дата события известна, как и упоминал Могриф Черный.
– Но непонятно, как по этой дате определить нынешнее местонахождение острова, – заметила Анор.
– Это основной текст, но там есть более поздняя приписка, сделанная другими чернилами, – сказал Ринальф. – Возможно, она что-нибудь прояснит.
На следующий день он перевел остаток рукописи, а вечером зачитал перевод:
«Сейчас, по прошествии многих лет, отпущенный мне срок жизни приближается к концу, поэтому я хочу добавить несколько строк в события многолетней давности. Ханыга издал тогда указ, в котором запрещалось как вслух, так и письменно упоминать об удивительном происшествии на холме – наверное, потому, что не хотел разговоров ни о подобной демонстрации могущества магов, ни о том, как он на четвереньках, в одних подштанниках сполз с улетающего куска земли, бросив свою армию на произвол судьбы. Грамотных тогда почти не осталось, а тем неграмотным, кто недостаточно вник в его указ, Ханыга живо укоротил языки вместе с головами. Асфастский холм давно порос травой, и теперь никто уже не помнит, каким событием завершилась война.
В те дни, однако, оно было большим потрясением, таким, что Ханыга даже забыл устроить публичное сожжение книг. Тогда я сам несколько дней спустя тайно пробрался в академию и поджег там корзины с книгами, полив их сначала лампадным маслом. Воспоминание о том, как я выполнил волю архимагистра Илоны, доставляет мне большое утешение – особенно сейчас, годы спустя, когда дальнейший ход исторических событий убедил меня в ее мудрой предусмотрительности.
В последнее время я постоянно возвращаюсь мыслями к прошлому, к тем дням, когда на Асфри еще оставались маги. Когда меня посещают воспоминания, я невольно смотрю в небо, туда, где исчезла архимагистр Илона со своими спутниками, и спрашиваю себя – как она там? Где там другие маги – и светлые, и темные – вернулись ли они к старым распрям, или заключили вечное перемирие? Не знаю, как они там без нас, скучают ли они там по своему миру, но здесь, на Асфри, пусто без них.
Сегодня предавался воспоминаниям и увидел в небе небольшое темное пятно, напомнившее мне о том событии. Не могу сказать, вправду ли это был тот самый клочок земли, или меня подвели мои старые глаза, но его вид побудил меня разыскать старую тетрадь и сделать эту запись. Я не хочу сжигать ее, хотя она по-прежнему опасна, а снова уберу ее подальше до лучших времен. Сейчас не время для такого знания, но пусть хотя бы отдаленные потомки узнают это.»
– Он ошибся, – сказал Ринальф, закончив чтение. – Острова междумирья не видны из реальности. Значит, Могриф нашел эти сведения в другом месте.
– А как нам узнать, где? – спросила Раундала.
Старый маг только пожал плечами в ответ.
X
Любому магу известно, что дракон – полезное существо. Драконья кровь используется при выполнении многих сложных заклинаний, из драконьей чешуи получается замечательно прочная броня, защищающая не только от огня, но и от большинства боевых заклинаний, драконьи зубы и когти идут на создание уникальных амулетов. Вот почему маги любят драконов.
Любому дракону известно, что маг – вредное существо. Каждый дракон считает правильным, когда его огромное тело наполнено горячей кровью и покрыто прочной чешуей, его широкая пасть украшена острыми зубами, а мощные лапы заканчиваются крепкими изогнутыми когтями, и совершенно не согласен с теми, кто хочет найти иное применение этим жизненно важным органам. Вот почему драконы не любят магов.
Однако, драконы по своей природе склонны к философии и не страдают однобоким взглядом на вещи. Они никогда не упускают из вида, что маги отличаются от остальных существ в лучшую сторону. Каждому дракону известно, что съев мага, можно не только подкрепить свое тело, но и укрепить свою магическую силу.
Из подобных взаимоотношений явственно вытекает, что использование магом дракона в качестве ездового средства весьма спорно. Можно, конечно, украсть яйцо или только что вылупившегося дракончика из гнезда, а затем выкормить и приручить его, но для этого сначала нужно благополучно улизнуть от разъяренных родителей, а затем несколько сотен лет выкармливать прожорливого детеныша, пока он не подрастет. Вот почему никто никогда не слышал о ручных драконах.
Балтазар не относил себя к оптимистам – также, как и к пессимистам, потому что считал, что и в том, и в другом подходе к жизни есть некоторая предвзятость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56