Леофсиг пнул его в живот — все равно что бревно пинать. Мервит только хрюкнул и впечатал правый кулак юноше в ребра, а левым прошелся по макушке — метил он в лицо, да Леофсиг увернулся. Мервит взвыл — должно быть, разбил костяшки.
Леофсиг был ниже своего противника и легче, а потому не брезговал никакими приемами. Он попытался было закончить драку одним ударом в пах, но Мервит увернулся и получил коленом по бедру. Затем великан заключил юношу в медвежьи объятья, а Леофсиг сделал ему подсечку. Сцепившись, они рухнули на пол, охаживая друг друга кулаками, локтями, коленями, как могли.
— Стоят! Вы стоят! — заорал кто-то на скверном фортвежском.
Леофсиг и не подумал подчиниться, поскольку имел обоснованное подозрение, что Мервит ничего не слышит.
— Вы стоят! — На сей раз команда прозвучала более внушительно. — Стоят, или мы палит!
Это, видимо, убедило Мервита, потому что тот разом бросил вышибать из Леофсига дух. Юноша незаметно приложил его напоследок локтем, потом оттолкнул и поднялся на ноги. Из носа у него капала кровь. Пара зубов пошатывалась, но ни один не вылетел. Даже не сломан ни один — вот это повезло так повезло!
Он покосился на Мервита. Было видно, что великан побывал в драке: под глазом раздулся синяк, на щеке виднелась ссадина. Леофсиг чувствовал себя так, словно попал под лавину, и надеялся только, что Мервиту не лучше.
Вмешавшиеся в драку альгарвейские охранники только головами качали.
— Глупый, глупый фортвеги, — проговорил один из них не столько с гневом, сколько с грустью. — Пошли, глупый фортвеги. Сейчас увидеть, какой глупый вы есть. Пошел!
Драчуны неохотно повиновались.
Порой альгарвейцы делали вид, что не замечают драк между пленниками. Порой, сколько Леофсиг мог судить — без всякой закономерности, устраивали показательные казни. Обнаружив, что ведут их к бригадиру Синфриду, старшему фортвежскому офицеру в лагере, юноша слегка расслабился. Синфрид, в отличие от альгарвейского коменданта, не мог назначить пленному действительно серьезное наказание.
— Ну, что у нас тут? — спросил бригадир, оторвавшись от своих бумаг.
Седоволосый и седобородый, он походил скорей на добродушного деда, чем на военачальника. Будь он лучшим солдатом — будь лучшими солдатами многие фортвежские командиры, — он не попал бы в лагерь для военнопленных, а продолжал бы сражаться.
— Эти двое, они драться, — сообщил один из рыжих охранников.
— Это я сам вижу, — отозвался Синфрид. — Вопрос в том, почему они дрались.
Охранник по-альгарвейски выразительно пожал плечами, давая понять, что ему все равно, а интересоваться побуждениями каких-то фортвежцев попросту ниже его достоинства. Бригадир вздохнул — очевидно, сталкивался с подобным отношением не в первый раз.
— Ну а вы, солдаты, что скажете в свое оправдание? — спросил он у Леофсига и Мервита.
— Сударь, этот чучельник вонючий меня по-всякому материл, — выпалил Мервит, исходя праведным гневом. — Мне это надоело, так что, когда он затеял драку, я решил ему отплатить за все хорошее.
— Это я драку затеял? — возмутился Леофсиг. — Это он затеял! Он меня доставал с того дня, как я в лагерь попал, — да вот только что вы сами слышали. Ну, я ему и отплатил той же монетой. Ему не больно понравилось — задиры, они такие.
— Свидетельства противоречат друг другу, — заключил Синфрид со вздохом, после чего глянул на охранников: — Вы, судари мои, конечно, не видели, кто затеял драку?
Рыжики расхохотались — не столько от мысли, что они могут это знать, сколько над идеей, будто это их должно в малейшей степени трогать. Фортвежский бригадир вздохнул снова.
— Свидетелей не найдется?
Леофсиг сам едва не рассмеялся в голос. Товарищи его по несчастью стремились как можно меньше дела иметь с охранниками. Они попрячутся по углам и заявят, что ничего не видели… или нет?
— Сударь, — проговорил он задумчиво, — пожалуй, кауниане из моего барака могут рассказать, что случилось на самом деле.
— Задницу они тебе станут лизать, вот что, как ты им лижешь! — прорычал Мервит, сверкнув глазами.
Внимание охранников Леофсиг к себе привлек, хотя вовсе не был уверен, что хотел именно этого.
— Кауниан, — бросил Синфриду один из альгарвейцев, — им верить нельзя, нет?
— Пожалуй, нельзя, — согласился фортвежский бригадир. — Хотя они, согласитесь, принесли Фортвегу куда меньше бед, чем вы, альгарвейцы.
Если охранники и были согласны с ним, то по их виду судить об этом было затруднительно.
— Что желтики вам врать, — бросил тот, что отвечал бригадиру, отмахнувшись презрительно, — то ничему верить нельзя.
— Точно, — подтвердил Мервит. — Святая правда, сударь.
— Да ну? — Синфрида его слова, похоже, не убедили. — Тебе, солдат, и самому не очень можно верить. — Однако довести мысль до логического завершения он не смог, как не смогли фортвежские военачальники завершить разгромом первоначальные свои успехи против альгарвейских войск. — Что ж, раз достойных доверия свидетелей нет, придется этим двоим разделить вину. Неделя нарядов на рытье выгребных ям научит их не распускать руки попусту.
Мервит ткнул пальцем в сторону Леофсига.
— Это ему по душе в дерьме ковыряться. Там он может покрутиться рядом со своими каунианскими приятелями.
— Компания у них приятней твоей, — огрызнуться Леофсиг. — И пахнет от них приятней.
Только присутствие альгарвейских охранников не позволило драке вспыхнуть снова.
— Довольно уже, оба! — резко бросил бригадир Синфрид. — Приказ остается в силе — неделя штрафных нарядов каждому. Если от вас снова будут неприятности, посмотрим, как глянет на это альгарвейская комендатура.
— Так точно, сударь! — хором гаркнули Мервит с Леофсигом.
Юноше не очень-то хотелось отправляться на суд рыжиков после того, как он выступил в защиту кауниан. Альгарвейцы поглядывали на его соплеменников сверху вниз — это верно, но их вражда со златовласым племенем уходила корнями к началу времен.
Он надеялся только, что у Мервита не хватит ума до этого додуматься. К счастью, великан большим умом и не отличался. Отличался только силой — и кулачищами с добрый булыжник. Юноша втайне изрядно гордился, что сумел устоять под напором рослого, плечистого солдата.
— Бригадира вы слышать, — бросил разговорчивый охранник. — Теперь вы идти, вы получить что заслужить. Кидать дерьмо, да?
Он и его товарищ разом взмахнули жезлами. Леофсиг и Мервит пошли. Оглянувшись через плечо, юноша увидел, что бригадир уже вернулся к бумагам, от которых его оторвали.
В сортирном наряде Мервит отлынивал от работы как мог и еще чуть больше. Ничего другого Леофсиг и не ожидал; он успел убедиться, что Мервит ленив даже по не слишком суровым меркам лагеря для военнопленных. Сам юноша делал порученное ему дело без спешки, но методично.
День клонился к вечеру, когда громкий вскрик заставил его обернуться. Непостижимым образом Мервит исхитрился свалиться в наполненную до краев выгребную яму, которую уже собирались засыпать. Когда он выбрался, наконец, Леофсиг подумал, что более грязного человека он в жизни не видывал. Великан бросил на юношу недобрый взгляд, но тот стоял далеко в стороне, когда приключилась эта неприятность.
Никого из кауниан в тот момент тоже рядом не было, и отбегающих торопливо Леофсиг не заметил. Возможно, Мервит просто поскользнулся. А может, кто-то из кауниан оказался хитрее. Судя по тому, как озирался великан, он подозревал последнее.
Кауниане не обращали на него внимания. Они даже не предложили ему облиться водой из ведра. Если они выглядели довольными собою, что ж, кауниане часто выглядели самодовольно — еще одна черта, вызывавшая неприязнь соседей. Если они оказались настолько хитры, что незаметно столкнули Мервита в выгребную яму… если так, Леофсигу стало очень интересно, как далеко может зайти их хитрость. Надо будет выяснить это как-нибудь, если только он сумеет придумать, как.
В деревнях Грельцкого герцогства осень охотно уступала дорогу зиме. Ункерлант отличался суровым климатом, а южные его области — в особенности. Звери, впадавшие в зимнюю спячку, прятались здесь по норам и берлогам раньше, чем где бы то ни было в стране.
Жители упомянутых деревень тоже прятались по своим берлогам первыми. Подобно соням, барсукам и медведям Гаривальд и его односельчане нагуливали осенний жирок и набивали кладовки. Сейчас, когда урожай собран, им оставалось только продержаться в живых самим и сохранить жизнь скоту до того дня, когда в их студеный край придет весна.
Гаривальд к долгим зимам относился со смешанным чувством. С одной стороны, работать приходилось не так много, как в более теплую погоду. Если ему в голову приходила блажь вытащить из кладовой кувшин самогонки и уйти в запой на денек — или два, или на неделю, — он мог это себе позволить. Семья не умрет с голоду оттого, что он по пьяни забыл сделать что-нибудь жизненно важное, и худшее, что может случиться, — у него будет жуткое похмелье, когда кувшин покажет дно. К похмелью Гаривальд привык и даже испытывал по отношению к нему некую тоскливую гордость. Запой был для него еще одним способом убить время долгой зимой.
Убивать время в зимние месяцы было тяжелей всего. В отличие от лесной сони, барсука или медведя, крестьянин не мог дрыхнуть, пока лежит снег. Только залив глаза самогоном, он не чувствовал, что заперт в тесной землянке вместе с женой, сыном, дочерью и всяческой скотиной, которая иначе замерзла бы или передохла с голоду.
Его жене Анноре зима нравилась еще меньше.
— Ты можешь не мусорить? — взвизгнула она, когда Гаривальд выскреб роговой ложечкой остатки вареного яйца из скорлупы, а саму скорлупу швырнул на мол.
— Не понимаю, чего ты взъелась, — ответил крестьянин самым благоразумным, как ему казалось, тоном. — Вон коровья лепешка, — он ткнул пальцем себе под ноги, — вот свинячий навоз, — он ткнул пальцем в угол, — куры гадят где ни попадя, а ты кидаешься на меня из-за какой-то скорлупки?
Он попытался искупить вину, втоптав мусор в земляной пол.
Аннора подбоченилась и закатила глаза. Кажется, извинения приняты не были.
— Разве могу я объяснить корове, где справлять нужду? А свинье? А курям этим, чтобы их разорвало в пух и перья?! Разве они меня послушают? Может, хоть ты будешь слушать!
Гаривальду вовсе не хотелось никого слушать. Из последнего запоя он вышел позавчера, и похмелье давало о себе знать. Аннору он поколачивал всего-то раз или два в своей жизни, что по меркам Зоссена делало его просто образцовым мужем. Дело было отчасти в том, что характер у Гаривальда был мягче, чем у большинства его односельчан. А у Анноры, с другой стороны, покруче, чем у большинства ее односельчанок. Если муж начнет распускать руки, с нее станется перерезать ему глотку или раскроить башку, пока тот валяется в пьяном угаре. Такое в Зоссене случалось едва ли не каждую зиму.
Гаривальдов сынишка, Сиривальд, хрюкнул, озорно глядя на отца. Гаривальд тоже хрюкнул, поднимаясь на ноги. Хитрющее выражение лица Сиривальда сменилось тревожным, но было уже поздно — Гаривальд поймал сына и отвесил ему пару шлепков.
— Чтоб не вздумал больше отца боровом дразнить, понял меня? — буркнул он.
— Да, пап, — выпалил мальчишка поспешно.
О любом другом ответе отец живо заставил бы его пожалеть. Впрочем, Гаривальд нашел иной способ наказать сына за непочтение.
— Раз тебе больше занять себя нечем, возьми да прибери за скотиной. Заодно и скорлупку мою выбросишь.
Сиривальд принялся за работу — без особенного желания, но понимая, что здорово пожалеет, если отец останется недоволен. В последнем он был совершенно прав. Гаривальд бдительно приглядывал за ним, пока мальчишка не закончил, потом обернулся к Анноре:
— Вот. Теперь ты счастлива?
— Я была бы счастлива, если бы наш дом не превращался каждую зиму в хлев, — огрызнулась она.
Глядела она при этом не на свиней, а на Гаривальда.
Словам ее можно было придать разнообразное значение. Женатый на Анноре немало лет Гаривальд прекрасно понимал, что она имела в виду. И так же хорошо знал, что признавать это было бы глупостью.
— По мне, так навести в доме чистоту зимой только чародейством и можно.
— В это я могу поверить, — бросила Аннора. Своим ответом она вовсе не намеревалась согреть Гаривальду душу.
И не успела она продолжить, как проснулась Лейба и заплакала. Аннора перепеленала малышку, добавив благоухания запашку в землянке.
— Много ли волшбы у нас можно натворить-то? — продолжила она, приложив дочку к груди.
— Не знаю, — проворчал Гаривальд. — Может, и хватило б.
Аннора покачала головой, что показалось Лейбе ужасно смешным.
— Вряд ли, — ответила она. — В такой дали от магического источника или становой жилы для этого нужен первостатейный маг. Где бы мы нашли столько серебра, чтобы нанять мага первого разряда?
Горький смешок ее свидетельствовал о том, что она и без мужа знает ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106