— Мы не можем переплыть море, чтобы помочь островитянам, — продолжал он, — поэтому мы сделаем что сможем. Король Мезенцио, должно быть, снял с фронта большую часть армии, когда захватил Сибиу. Это значит, что на пограничных укреплениях не осталось рыжиков, чтобы остановить наш решительный удар. Мы прорвем линию крепостей и посеем хаос и разрушения в альгарвейском тылу.
Те, кто прежде улыбался, захлопали в ладоши. Еще несколько человек улыбнулись — большей частью юнцы. Остальные стояли молча. Скарню сам изучал линию альгарвейских крепостей, изучал, пока они не стали знакомы ему, как линии на собственной ладони. До тех пор, покуда в укреплениях остается хоть один человек, взять их приступом будет непросто. Скарню понимал это. И большинство солдат — тоже. Однако капитан получил приказ.
А еще он получил в наследство дворянскую гордость.
— Помните, солдаты, я не пошлю вас туда, куда не осмелюсь ступить сам, потому что буду с вами на передовой. И все мы отдадим свои силы на благо отечества, за нашего короля. За короля Ганибу и за победу! — крикнул он.
— За короля! — эхом отозвался строй. — За победу!
Солдаты ликовали шумно. Почему бы нет? Ликование ничего им не стоило и опасности в себе не таило.
Уловив, что Скарню свою речь закончил, перед строем вышел сержант Рауну. Он покосился на капитана, ожидая разрешения выступить. Скарню кивнул. Без капитана рота могла обойтись, а вот без сержанта Скарню не справился бы. Ветеран-унтер делал вид, будто не знает этого. Скарню прекрасно понимал, что это всего лишь поза. Ему стало интересно, многие ли капитаны вправду верят, что ротный сержант считает их незаменимыми. Выходило, что слишком многие.
— Парни, — сказал Рауну, — нам повезло. Вы это знаете, и я это знаю. Немало таких офицеров, что послали бы нас в бой, а сами отсиделись в окопе. Если мы победим, они всю славу припишут себе. Если нет, нас будут винить — да только мы уже в могиле, а офицера припишут к новому батальону. Наш капитан не из таковских. Все мы это видели. А теперь — «ура!» капитану Скарню, и завтра будем сражаться за него, как бешеные!
— За капитана Скарню! — заорали солдаты.
Скарню помахал им рукой. Чувствовал он себя глупо. Будучи дворянином, он, как и его сестра Краста, привык к почтению простонародья и принимал его как должное. Почтение солдат было иного рода. Его капитан заслужил сам. Оно вызывало в душе Скарню немного стыдливую гордость.
— Завтра мы сделаем все, что в наших силах, вашбродь, — проговорил Рауну.
— Я в этом уверен, — отозвался Скарню — ничего не значащий вежливый ответ.
Он хотел было продолжить, но осекся. Порою Рауну, если дать ему возможность, выдавал ненароком такие вещи, которых иначе не узнал бы ни один офицер.
Этот случай оказался из таких.
— Вы правда полагаете, что мы завтра сможем прорвать альгарвейский фронт? — спросил сержант.
— Таков приказ, — ответил Скарню. — Надеюсь, что сможем.
Больше он ничего говорить не стал.
— М-м. — Морщинки на лице Рауну сложились в маску менее угрожающую, чем обычно. — Вашбродь, я тоже надеюсь. Но если шансов-то больших нет… вашбродь, я в Шестилетнюю навидался, как молодых и храбрых офицеров косило ни за грош. Нехорошо будет, если с вами такое случится, прежде чем вы к своему месту привыкнете.
— Понял, — весело кивнул Скарню. — А как привыкну, тут-то и наступит мне самое время помирать ни за грош.
— Да нет, вашбродь. — Рауну покачал головой. — Как привыкнете, так и поймете, что без толку ни за грош костьми ложиться.
— Единственный способ преуспеть в нападении, — процитировал устав Скарню, — это начинать его с полной уверенностью в успехе.
— Так точно, вашбродь. — Рауну снова нахмурился. — Только порой и это не помогает.
Скарню молча пожал плечами. Рауну глянул на него, покачал головой и отошел. Скарню понимал, что пытался сказать ему ветеран. Но понимать было недостаточно. Приказ есть приказ. Его рота прорвется сквозь укрепления альгарвейцев или поляжет до последнего человека.
Всю ночь ядрометы засыпали снарядами вражеские позиции. Над головой пролетали драконы, обрушивая на рыжеволосых солдат свой смертоносный груз. Скарню не знал, радоваться этой канонаде или печалиться. С одной стороны, погибшие вражеские бойцы и разрушенные крепости уже не смогут помешать нападающим, с другой — валмиерцы не смогли бы ясней объявить о том, что готовится атака, даже если бы вывесили над окопами транспарант.
Альгарвейцы почти не пытались отвечать на град ядер. «Может, передохли все», — с надеждой подумал Скарню, но заставить себя поверить в это не сумел.
Он отправил своих солдат занять выкопанные за несколько предыдущих дней подходные траншеи. Работа эта тоже могла предупредить альгарвейцев о близком штурме, но так Скарню не придется пересекать столь широкую полосу ничейной земли, когда придет час, и капитан с большой неохотой решил, что результат стоит усилий и риска.
— Вот так мы воевали в Шестилетнюю! — сказал Рауну жмущимся в окопах рядовым, пока все ждали сигнала к атаке. — Тогда мы рыжиков скрутили в бараний рог, так что у нас и сейчас все получится, верно?
Кое-кто из новичков в роте с ухмылкой закивал сержанту-ветерану — они были слишком молоды, чтобы помнить кровавые жертвы, которые Валмиера принесла ради той победы. О них Рауну не вспоминал намеренно. В нынешней войне армия пострадала не так уж сильно, и не в последнюю очередь потому, что генералы помнили бойню Шестилетней и не хотели ее повторять. Сейчас риск казался приемлемым… тем, кому не придется рисковать самим.
На западе, за спиною капитана, черное небо понемногу становилось серым, потом — розовым. Выглянув из-за насыпи перед траншеей, Скарню увидал, что полевые укрепления противника пострадали ужасающим образом. Капитан понадеялся, что даже в Шестилетнюю войну крепости альгарвейцев не подвергались такой бомбардировке.
Нечто в этом духе он высказал стоявшему рядом Рауну.
— Всякий раз, когда мерещится, что ни единого ублюдка в живых не осталось, — ответил сержант, — тут они и вылезают целыми вагонами, и каждая сволочь только и мечтает тебя спалить.
Рядовых Рауну ободрял в полный голос. С командиром беседовал вполголоса, чтобы не снижать моральный дух роты.
Снова и снова обрушивались ядра на альгарвейские укрепления и форты. Внезапно смертоносный град прервался. Вытащив из кармана медный свисток, Скарню дунул в него со всей силы. Протяжный звонкий свист сотен таких свистков пронесся над передовой, растянувшейся на мили.
— За Валмиеру! — вскричал капитан. — За короля Ганибу!
Он выкарабкался из окопа и, пригибаясь, ринулся к альгарвейским позициям.
— Валмиера! — орали солдаты, следуя за командиром. — Ганибу!
Скарню оглянулся. Тысячи валмиерцев, несчетные тьмы, рвались на запад, и от такого зрелища сердце любого бойца переполнялось гордостью за своих соотечественников.
«Еще несколько сотен локтей, — подумал капитан, — и мы окажемся среди рыжиков да возьмем их за горло!»
Но короткие вспышки впереди уже свидетельствовали о том, что кое-кто из альгарвейцев подвергся артиллерийской подготовке. Один за другим, стряхнув оцепенение, вражеские солдаты открывали огонь по Скарню и его товарищам. Начали падать солдаты — одни беззвучно, другие с мучительными стонами.
До поры до времени валмиерские войска безнаказанно обрушивали на альгарвейцев ядра. Но теперь уже на атакующих посыпались снаряды. Скарню обнаружил, что лежит на земле, но совершенно не помнил, как его сбило с ног. Только что он бежал вперед, и тут…
Капитан поднялся на ноги. Штаны его были порваны, мундир лорнул по шву на локте, но ран не было — кажется. «Повезло», — мелькнуло у него в голове.
Скарню взмахнул рукой: мол, все в порядке — и оглянулся через плечо — посмотреть, следуют ли за ним его солдаты. На глазах у капитана рухнули наземь несколько бойцов. Рота не одолела и полпути по ничейной полосе, а потери уже были огромны. Если так пойдет и дальше, до передовых альгарвейских окопов Скарню доберется в одиночку… если доберется.
Эта мысль отрезвила его. Атака в сомкнутом строю обходилась слишком дорого.
— Повзводно! — крикнул он. — Наступаем повзводно!
Половина его подчиненных — половина оставшихся в живых — нырнула в ближайшие укрытия, по большей части в воронки от взрывов ядер. Остальные пробежали вперед и там, распростершись на земле, открыли огонь по альгарвейцам, пока их товарищи перебежками двигались дальше. Шаг за шагом валмиерцы приближались к траншеям, откуда вели огонь рыжеволосые солдаты.
Скарню укрылся в неглубокой воронке, ожидая своей очереди ринуться вперед, и огляделся в надежде, что его приказ не слишком задержал продвижение роты. То, что он увидел, привело его в ужас. Большинство валмиерцев бежали обратно в свои окопы. Но и те, что продолжали наступать, даже не пытались применить тактику, которая способна была уменьшить потери. Они просто мчались вперед — и падали. А когда не в силах были наступать, бежали с поля боя.
— Видали, вашбродь? — крикнул Рауну из соседней воронки. — Этого я и боялся!
— Что же нам делать? — спросил Скарню.
— Мы не прорвем их фронта! — ответил сержант. — Нам до их позиций не добраться — а если доберемся, то уже не вылезем оттуда. Сейчас лучше пересидеть здесь, отстреляться, а как ночь наступит, вернемся обратно в окопы. Но если прикажете, вашбродь, я пойду вперед.
— Нет, — решительно отозвался Скарню. — Что толку гибнуть ни за грош? — Он не сказал об этом вслух, но ясно было, что, послав в атаку сержанта, он отправится вслед и сам. — Ты об этом пытался меня предупредить, когда мы готовились к наступлению?
— Точно так, вашбродь. Хорошо, что вы это поняли, — ответил Рауну. — Жаль, наши командиры поглупей оказались.
Скарню хотел было выговорить сержанту за непочтительность, да тут и осекся. Как может он укорять Рауну за то, что тот сказал правду?
Оловянный котелок, который выдали Леофсигу, когда молодого человека загребли в ополчение короля Пенды, оставался при нем. Это означало, что пленнику повезло — относительно. Тем фортвежским солдатам, кто свои котелки потерял, приходилось есть из мисок. В миску еды влезало меньше. Альгарвейцы могли бы выдать нуждающимся котелки своего образца, но рыжикам это в голову не приходило.
А вот что им пришло в голову, так это старательно пересчитывать пленников в каждом бараке, перед тем как наполнить их котелки или миски. Леофсиг не поручился бы, что альгарвейские охранники способны досчитать до десяти даже на пальцах. Бесконечные переклички, которые устраивали пленным, говорили скорей об обратном.
Порой одного-двух пленников и впрямь недосчитывались при очередной проверке. Тогда рыжики методично переворачивали весь лагерь сверху донизу, покуда не выясняли, каким образом тем удавалось удрать. После чего весь барак, где жили беглецы, на неделю сажали на половинный паек. На лагерных пайках не пожируешь. На половине лагерного пайка оставалось только умирать от голода. Это была веская причина выдавать тюремщикам любого, кто хотя бы заикнется о побеге.
Тем утром все шло наперекосяк.
— Славьтесь, силы горние, — пробормотал Леофсиг.
Он замерз, устал и проголодался; стоять в строю посреди плаца на поверке казалось ему прескверным развлечением, а перспектива отстоять длинную очередь, чтобы получить у лагерных кухарей скудную пайку, вызывала еще меньше энтузиазма. Хотя в конце концов ему дадут чем набить желудок, а это стоит многих жертв.
Хлюп!
Звук, с которым комок каши упал в солдатский котелок, вызывал еще меньше аппетита, чем вид серой массы. Каша была ячневая с капустой и кусочками соленой рыбы или ветчины. Пленных кормили ею три раза в день. Каша всегда была скверная, но тем утром от котла несло еще хуже обычного.
Леофсиг ее все равно съел. Если ему станет худо — а такое случалось порой, — он пойдет в лазарет. И если хоть одна сволочь обзовет его симулянтом, он наблюет этой сволочи на ноги.
Горстка кауниан, попавших в его барак, завтракала, как обычно, в своем тесном кружке. Порой Леофсиг присоединялся к ним. Немногие его соотечественники поступали так же. Большинство же не желали иметь с древним народом ничего общего, а кое-кто, вроде Мервита, при каждом удобном случае нарывался на ссору.
— Эй, ты! — гаркнул великан.
Леофсиг оторвал взгляд от месива в котелке и поднял голову. Ну да, Мервит глядел в его сторону с ухмылкой, которая не делала его физиономию ни привлекательней, ни сердечней.
— Ты, ты, любитель чучелок! — хохотнул тот. — После завтрака опять в сортирный наряд? Поболтать с приятелями, да?
— Ты бы сам попробовал разок, Мервит, — отозвался Леофсиг. — Ты здесь один полон дерьма по уши.
Мервит выпучил буркала. Они с Леофсигом и раньше вздорили, но до сих пор юноша не отвечал оскорблением на обиду. Великан осторожно отставил в сторону свой котелок.
— Ты за это поплатишься, — произнес он невозмутимо и ринулся в бой, словно бегемот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106