Лысый Хью был дома. Как выяснилось минуту спустя, он спокойно почивал в своем кабинете. Дверь открыл Шило. На его физиономии застыло обычное выражение, будто он только-только проснулся.
— Шеф дома? — спросил Таран.
Он не стал утруждать себя приветствиями, потому как, мягко говоря, не особенно привечал горбуна, уродливого и скользкого, будто угорь.
Кивнув, Шило отступил в сторону.
“Свита” Хэнка вошла первой и обнаружила притаившегося у стены Хмыря. Тот опустил дубинку, но не выпустил ее из рук.
Войдя в кабинет, владелец Подворья бесцеремонно растормошил Лысого Хью, предусмотрительно вынув здоровенный тесак из ножен, прикрепленных к изнаночной стороне столешницы. “Агент” киллеров, встрепенувшись, подскочил на кресле и сунул руку под стол.
Таран покачал тесаком.
— Это ищешь?
Хью протер глаза и прицелился получше. Наконец взгляд его прояснился — промелькнуло узнавание.
— Что ты здесь…
— Меньше слов, — перебил его Хэнк. — Собирайся. Идешь с нами.
Коротышка обернулся. У двери толпились четыре здоровяка, обвешанные оружием с головы до ног.
Хью опешил:
— Вы что, на войну собрались?
— Потом расскажу, — сказал Таран. — Собирайся. Своих молодцов тоже можешь прихватить, пригодятся.
— Что случилось-то хоть? — недоумевал “агент” наемников. Но все же поднялся с кресла.
— Расскажу по дороге. Ты готов?
Лысый пожал плечами. Специфика его профессии состояла в том, что он мог сорваться с места в одно мгновение, не теряя времени на долгие сборы и не делая поблажек погоне. Что же до “молодцов”, то уже один внешний вид Хмыря был мощным психологическим оружием, в точности соответствуя наставлениям восточных мастеров о том, что несостоявшийся бой — тоже бой. В отношении же Шила можно сказать, что он даже спал со всем своим арсеналом, часть которого, похоже, прятал в заднице (это предположение служило благодатной почвой для множества шуток). Поэтому ни шефу, ни “молодцам” не понадобилось много времени на сборы.
Вся процессия покинула гараж и отправилась в путь.
Хью с Тараном шли впереди. Обе “группы прикрытия” обменивались неприязненными взглядами.
— Ну, так что случилось?
Хэнк начал рассказ. Он поведал обо всем обстоятельно, без спешки и без лишних слов, опустив лишь то, что касалось его соображений касательно наемников, засад и ловушек. С каждым новым словом физиономия Хью все заметней вытягивалась, так что Тарану даже стало любопытно, к чему может привести этот процесс.
Как бы там ни было, “агент” киллеров ни единым словом, жестом или мимикой не выдал своей причастности к происходящему. Таран привык постоянно иметь дело с притворством, обманом и неприязнью — со стороны своих же гладиаторов, — но сейчас, как ни присматривался, не мог обнаружить того же в поведении Лысого. Впрочем, тот был матерым волком и тоже пожил на свете достаточно, чтобы научиться скрывать свои мысли.
— А ты там бывал? — поинтересовался Таран.
Хью вздрогнул, косо на него взглянул и покачал головой.
— Нет, никогда.
Хэнк подавил усмешку. Если верить слухам, именно Король передал Хью “лицензию” на посредничество в “мокрых делах”. А, как известно, не существует ничего более надежного, нежели слухи. Но “агент” наемников, похоже, не хотел это обсуждать.
Таран не настаивал. Скоро он сам все увидит.
Неожиданно для самого себя Хэнк осознал, что не имеет понятия, куда он идет. Вернее, он никогда доселе там не бывал, однако точно знал направление, в котором следовало двигаться, чтобы достичь цели. Похожим манером утки, едва появившиеся на свет, отчетливо понимают, в какой стороне находятся пресловутые теплые страны…
Немногие “подданные” удостаивались приема у своего Короля, и тем не менее все они знали, куда именно следует направлять стопы, если их наконец-то удостоят Черной Метки. Говорить об этом считалось дурным тоном, как и о самом Короле. И все же, когда приходило время, счастливчик прощался с родными, ступал за порог и брал единственно верный курс. Прежде он, как правило, ни с кем не советовался по этому поводу, не сверялся с картами, если таковые вообще существовали, и даже избегал думать об этом. Это был своего рода генетический компас, магнитная стрелка которого без каких-либо погрешностей указывала на источник своего притяжения. Местонахождение “монарха” будто испускало неизвестные науке флюиды, каким-то фантастическим образом проникавшие в мозги — исключительно “клопов” — в тот момент, когда появлялась нужда в такой информации.
Никак не раньше.
Сказать, что Король обитал в самом сердце Клоповника, означало ничего не сказать. На самом же деле Король обитал не столько в самом сердце, сколько в напряженной паузе между ударами пульса; в раскаленной пустоте, где на грани сознания из хаоса зарождалась мысль; в той зловещей полутьме, когда на терминаторе планеты день сменялся ночью.
Разумеется, это был центр Клоповника, но всего лишь географически, потому что вся жизнь была сосредоточена на периферии, на границе с прочим Гетто. В этих же местах, как ни странно, все успокаивалось и замирало, подчиняясь зову абстрактного “магнита”, даже отпетые бузотеры и головорезы становились тише воды ниже травы, как только сознавали, КУДА занесла их нелегкая. Это место источало холод, мрак и затаенное зло даже солнечным днем.
Хэнк был там всего раз, да и то в далеком отрочестве. Почувствовав, что в этом месте бродят охотники совсем другого класса, вся компания поспешила убраться восвояси. Этот случай произвел на Тарана, который тогда еще так не назывался, неизгладимое впечатление. Опасность исходила не столько от обитателей, столько от МЕСТА. Слишком громкие дела делались здесь в давние времена; слишком много было смертей.
Никто не смел нарушать покой Короля — не будучи приглашенным.
А потому, как душа Хэнка ни противилась этому походу, умом он понимал, что именно там он будет в безопасности. Во всяком случае, относительной, как, впрочем, и всегда. Если Король решит свершить свое правосудие, так тому и быть. Бежать не имело смысла — его разыщут и на самом верхнем ярусе. Но в обители Короля, по крайней мере, не придется дергаться от любой тени, мелькнувшей за окном, или от взлетевшей с крыши стаи голубей. Череп мог устроить ловушку здесь, но не там.
Если кто и мог оградить Тарана от всех проблем, кроме разве что проблемы Курта Страйкера, так это Король. Его слову не осмелится перечить даже Череп, в этом можно было не сомневаться. Слишком древняя и зловещая сила стояла за троном Короля преступников.
… А пока они продолжали продвигаться по Ойкумене.
Хозяин Подворья заранее избрал не самый короткий, а потому — не самый предсказуемый путь. Он пролегал по мрачным проходным дворам, из которых, собственно, состояла половина Клоповника, по узким замусоренным улочкам, на которых еще поддерживалось некое подобие порядка, и по другим, представлявшим собой уже откровенные свалки. Но Тарана менее всего заботило окружавшее его безобразие — он был занят куда более важными мыслями. Впрочем, Клоповник был его домом, а потому Хэнк и прежде не слишком серьезно относился к таким неопределенным материям, как экология и состояние окружающей среды. С раннего детства он учился передвигать ноги по грязной мостовой, не задумываясь над данным процессом, но ухитряясь не ступить в дерьмо. Достичь такого мастерства оказалось куда проще, нежели ратовать о спасении окружающей среды, этих умников “клопы” не жаловали.
По дороге, само собой, им встречалась масса знакомых. В Клоповнике все состоявшиеся “клопы” были знакомы друг с другом — если не лично, то по рассказам других. Ну а таких одиозных персонажей, как Таран и Лысый Хью (не говоря уже о Шиле с Хмырем), знали даже в других районах Гетто. О них ходили разные слухи, уже переросшие в мифы и занявшие прочные позиции в местном фольклоре.
Таким образом, с Хэнком здоровались даже те, кого он ни разу в жизни не видел. А если и видел, то успел хорошо подзабыть. Многие из знакомых, заметив процессию, ловили взгляд и ограничивались кивками или короткими фразами. Все видели, что сейчас ни Тарану, ни Хью, не говоря уж об их провожатых, недосуг чесать языком.
Настроение Хэнка все больше приближалось к абсолютному нулю. Он не хотел умирать и, видит Бог, не знал, кому он мог насолить “не по справедливости”. Если, конечно, опять-таки не считать того же Курта Страйкера. Остальные гладиаторы не в счет, — они оказались в нынешнем положении исключительно по собственной глупости. Но у Короля, безусловно, собственные представления о справедливости.
Хью, если судить по кислой физиономии, снедали похожие мысли. У него, в сущности, не было настоятельной необходимости являться к Королю. Более того, ему этого очень не хотелось. Король мог не обрадоваться визиту незваного гостя, это могло заставить “монарха” вспомнить какие-то предыдущие провинности “придворного”, до которых ранее просто не доходили руки.
Это, мягко говоря, было бы скверно. Но Хью был должником Хэнка, а потому не имел права ему отказать.
Они медленно, но верно приближались к центру клоаки: пульсирующему черному сердцу, в желудочках которого полыхали злость, ненависть, алчность и ярость. Солнце преодолело зенит и начало клониться к закату. Таран рассчитывал явиться “ко двору” на пару часов раньше срока. Это, как он надеялся, произведет на Короля благоприятное впечатление.
По дороге компания мало внимания обращала на архитектурные решения Клоповника. Свита была не на шутку озабочена непосредственными обязанностями, старательно выискивая в прохожих или же строениях малейший намек на угрозу. Сам Таран все это видел не раз, а потому таковые решения давно его не удивляли, не восхищали, но и не раздражали. Собственно, на случайных пришельцев извне застройка Клоповника оказывала крайне неоднозначное впечатление, однако из указанных эмоций сильнее оказывалась именно последняя. Большинство строений, казалось, грозили рухнуть под давлением неосторожного взгляда, а остальные давно уже превратились в развалины, непригодные для человеческого жилья. Тем не менее там продолжали жить люди, потому как риск погибнуть под крышей собственного дома был все же меньше вероятности погибнуть прямо на улице, оставшись без крыши вовсе… Многие из коренных “клопов” не стеснялись прикончить соседа, чтобы взглянуть, как у того обстоит дело с дорогими имплан-татами. А посему, вопреки распространенному мнению, на улице в Клоповнике ночевало куда меньше народа, нежели в прочем Гетто.
Порой статистика выкидывает странные фортели.
Между тем процессия мало-помалу приближалась к цели. В этой связи наблюдались некоторые закономерности. А именно: прохожих становилось все меньше, а последний автомобиль, принадлежавший известному наркоторговцу, чья страсть к розовому цвету повергала окружающих в легкий шок, миновал их четыре квартала назад. Здания приобретали все более отталкивающий вид: со стен, будто струпья, падали остатки извести; свободные места, при взгляде на которые у любого уважающего себя “творца” чесались бы руки, покрывали наслоения старых граффити — бранные слова, изображения гениталий, логотипы популярных хэви-металлических команд и прочая чепуха. Оконные стекла, судя по всему, были запрещены в этих местах неким священным обычаем, нарушителя которого ожидала скорая и неминуемая расправа. В пустовавших проемах дверей то и дело мелькали какие-то тени, которые, завидев компанию хмурых вооруженных людей, явно не считавших себя легкой добычей, благоразумно убирались восвояси.
В этих местах, по слухам, обитали безумцы. Самые голодные, отчаявшиеся и злые ублюдки, которых только можно было сыскать во всем человеческом роду. Они пожирали друг друга, случайных гостей, а также те подачки, которые им подбрасывал Король.
“Монарха” такое соседство устраивало. Сумасшедшие отпугивали любопытных, а сами довольствовались малым.
Тем не менее Хэнк Таран не опасался осложнений. У него был пропуск — черная пластина с голограммой короны. Человек, повесивший себе на шею что-то подобное, мог пешком пройти весь Клоповник — голый, безоружный, с татуировкой “Ударь меня!” и остаться целым и невредимым. Его не тронули бы даже отъявленные головорезы. Однако производство Черных Меток еще не решались ставить на поток.
Постепенно хозяин Подворья успокаивался. Он уже почти не боялся покушений. Ни один снайпер, если он весил хотя бы пару килограммов, не смог бы удержаться на этих трухлявых крышах. Внутри же хватало жильцов, а пролейся кровь, сюда набежала бы толпа не только из ближайших домов. На Тарана снизошло то самое долгожданное состояние, которое он испытывал в бытность гладиатором, — перед каждым боем. Волнение, страх смерти отходили на задний план. Все должно решиться в самом скором времени— так или иначе. Для всего остального слишком поздно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50