Но потом, после того, как закон будет соблюден и пленники, под звон монет, получат долгожданную свободу. Шенк видел, как после него в кабинет магистра вошел Дрю, брат-фаталь.
Орден не афиширует то, что у него длинные руки. Очень длинные. И на каждом пальце этих рук — смертельный коготь. Фаталь. Брат, приводящий в исполнение тайные приговоры Ордена.
Шенк усмехнулся, глядя на свое отражение. Сегодня торги, сегодня он обменяет тяжелый мешок с монетами на свободу своих орденских братьев. А продавцу лучше бы потратить золото побыстрее, вкусить всех удовольствий, которые может предоставить владельцу тугого кошелька богатый и не сдержанный в нравах город-порт. Вряд ли это продлится долго. Фаталь уже наверняка в городе и — в этом не стоило даже сомневаться — уже знает о продавце все. Где живет, когда и с кем ложится в постель, что любит и чего боится. Брат Дрю был мастером своего дела. Подонок, посмевший заковать в железо служителей Ордена, умирать будет в муках.
— А сейчас надо идти, — вслух сказал он своему отражению. Отражение спорить не стало.
Вылив на себя остатки воды, он растерся жестким куском ткани, которую в этом доме, даже не краснея, выдавали за полотенце, затем натянул одежду. Алый плащ, предмет его гордости, порядком выцвел, а в двух местах носил следы штопки. И дело не в пустом кошеле, темплар мог позволить себе новую одежду — он много что мог себе позволить, рыцари Ордена не бедствовали, хотя и не стремились к личному богатству. Но эти прорехи… они были памятны, и пока Шенк не был намерен избавляться от этого напоминания о собственной глупости и неловкости. Одна была оставлена ножом, зажатым в кисти изящной девушки, что пришла как-то скрасить его вечер, а намеревалась уйти с содержимым его кошелька. Нельзя сказать, что рыцарь был с ней слишком нежен — но и не излишне суров. Во всяком случае, она не отправилась на виселицу или в каторжный этап, куда рано или поздно кривая дорожка приводила многих подобных любителей легкой наживы. Она просто ушла… правда, защищаясь, он сломал ей запястье — но скорее всего девчонка была не в обиде. Кость срастется… а вот когда тонкую шею обвивает жесткая, колючая веревка — это навсегда.
Вторая дыра тоже была напоминанием — о том, что не стоит поворачиваться спиной к человеку, даже если считаешь его безобидным. Особенно в этом случае.
Латы он надевать не стал. На улице было довольно жарко — шла середина третьей декты сезона садов, и тяжелые доспехи были лишь обузой. Он понимал, что в портовом городе всегда найдутся и повод, и возможность получить нож под ребро — но с этим приходилось мириться. На всякий случай темплар надел тонкую кольчугу, которую обычно носят под кирасой. От стрелы или хорошего клинка в опытных руках она не убережет, а вот от дрянного ножа всякой уличной швали — вполне.
Застегнув плащ массивной золотой пряжкой, темплар критически окинул взглядом свое изображение — что ж, вполне сойдет. Видавший виды мужчина в расцвете сил, в меру суровое лицо, тяжелый меч на усыпанном стальными бляшками поясе, слева — кинжал. Пояс был двойным — внутри покоились двести добрых орденских марок, немалая сумма, И немалый вес. Обычные кошельки, подвешиваемые к поясу на кожаных тесемках, были прямо-таки приглашением для ловких рук местных воров. А вот снять с рыцаря тяжеленный пояс с хитрой застежкой, да так, чтобы рыцарь этого не заметил, — надо или напоить жертву до беспамятства, или оглушить.
Наряд довершила небольшая шапочка с алым пером, с некоторым трудом угнездившаяся на непокорных светлых кудрях. Шенк вышел, запер за собой массивный неуклюжий замок на двери и спустился вниз, в большой зал гостиницы, пропитанный ароматом еды и крепкого дешевого эля.
К нему тут же подскочил слуга — невысокий, розовощекий крепыш, одетый в относительно чистый передник поверх ярко-синего кафтана. Слуги здесь зарабатывали неплохо, кафтан был не из тех, что за гроши можно купить в одной из лавок для бедноты. Хотя кто его знает — может, слуга приходился хозяину родственником и работал не за оговоренную плату в несколько медных грошей в день, а за долю в прибыли? А уж на прибыль владельцы пенритских гостиниц пожаловаться не могли и зимой, когда здесь наступало затишье в торговле. И уж тем более летом.
— Господин желает завтрак?
— Нет, — качнул головой темплар. — Не желаю.
— А чего желает господин? — Всем своим видом слуга давал понять, что любое пожелание темплара будет исполнено незамедлительно. Будь то еда, вино или одно из многих предоставляемых здесь удовольствий иного рода.
— Ничего. У меня дела в городе. Если меня кто спросит…
— Скажу, что и не слышал ни о каком рыцаре в красном плаще, — осклабился слуга.
Шенк чуть нахмурился и покачал головой:
— Это излишне. Если спросят, скажешь, что вернусь к пятой страже. Ежели пожелают — проводишь в мою комнату, подашь, чего скажут.
— Будет исполнено, господин.
Улица обрушилась на молодого воина шумом, в котором смешались крики зазывал из множества лавочек, протяжные вопли и щелканье кнутов возниц, погоняющих лошадей, уныло волокущих по широким — не в пример многим другим городам — улицам тяжело нагруженные повозки, лязг доспехов проходящей мимо орденской стражи и многие иные звуки, которые сложно было выделить и опознать в общем гомоне. Лавируя между повозками и по возможности уклоняясь от не в меру ретивых продавцов, стремящихся всучить свой товар каждому, кто попадал в их поле зрения, темплар направился в сторону невольничьего рынка. По пути он подумал, что предложенный слугой завтрак был бы, пожалуй, нелишним. А заодно и большая кружка холодного, из погреба, эля.
Идти было недалеко. Буквально через полчаса темплар вступил на площадь, всю заставленную разного размера, цвета и качества палатками. Там, в палатках, находился живой товар. С утра на продажу выставлялось что попроще, а самые ценные жемчужины своих «коллекций» работорговцы выводили на торг к полудню, не ранее. Именно тогда на рынке появлялись скучающие матроны, увешанные золотыми украшениями и готовые отдать совершено неразумные деньги за приглянувшегося им чернокожего гиганта, сияющего натертыми маслом мускулами. И и х муженьки, присматривающие для себя служанок, которым предстояло стать, как это любили называть в далекой Кейте, «согревательницами постели», а проще говоря — шлюхами, но не обычными портовыми беспутными девками, которых любой солдат или моряк может пожелать и тут же получить за десяток-другой медяков, а особенными, принадлежащими только одному хозяину… а в остальном такими же бесправными, как и любые другие рабыни. Красивая девушка стоила немало — и «товар» предлагался на любой вкус.
Орден не проповедовал отказ от устремлений плоти, хотя и снисходительно относился к тем, кто старательно выискивал в изречениях Святой Сиксты или Святого Галантора намеки на необходимость воздержания, а затем слепо следовали самими же придуманному толкованию старых заветов. Хочется тому или иному служителю умерщвлять плоть, выдавая это за добродетель, — пусть его. Шенк к таковым не относился… темпларам даже не запрещено было жениться, хотя жизнь их — сплошное путешествие. Но он еще не встретил девушку, что заставила бы чаще забиться его сердце. А так, мимолетные развлечения в гостиницах или в домах, где он останавливался на ночь-другую, в счет не шли.
Он, как и многие другие, не отказал себе в удовольствии полюбоваться на женщин, которых заморские гости вывели на сколоченные из досок помосты. Там было на что посмотреть — и у каждого помоста тут же собралась толпа зевак, не имеющих возможности купить даже час времени портовой шлюхи, но зато пользующихся случаем бесплатно поглазеть на почти раздетых красавиц.
— Посмотрите на это чудо, благословленное самим Светом, друзья, посмотрите… она сильна, как породистая кобылица, и неутомима в любви. А жрицы тайного храма в горах Кейты обучили ее своему тайному мастерству, и теперь она способна вознести любого мужчину на небеса наслаждения!
Шенк чуть снисходительно посмотрел на девушку лет семнадцати. Она была и в самом деле неплохо сложена… не чудо, конечно, но весьма, весьма хороша. Только вот вряд ли она вышла из стен пресловутого кейтианского монастыря, если таковой существовал на самом деле. Люди из Кейты обычно или смуглые, или желтокожие и в этих местах обычно не появляются, ибо для того, чтобы попасть в Пенрит, им пришлось бы пересечь всю немаленькую территорию Ордена. А возможный барыш просто не стоит таких трудов. Если присмотреться к разрезу глаз, к цвету волос и кожи, скорее всего она — из Империи Минг, да только минганок на этом рынке — пруд пруди, ими никого не удивишь. Вот купец и придумал историю… а много ли среди зевак тех, кто знает, как выглядят на самом деле кейтианки? Пожалуй, купец найдет покупателей. Вон кто-то из зевак уже проталкивается вперед, на ходу развязывая увесистый кошель. Судя по одежде — небогатый купец или удачливый мастер, у такого наверняка найдется десяток золотых «орлов», чтобы увести эту малышку с собой. Если продавец запросит больше, с его стороны это будет немыслимая наглость.
Он уже собирался заняться наконец тем делом, ради которого прибыл сюда, когда его внимание привлекла другая толпа, собравшаяся у одного из помостов. Здесь не было слышно восхищенных возгласов, причмокиваний и сальных шуточек. Напротив, толпа выглядела раздраженной, в воздухе звучали гневные выкрики и угрозы. Шенк осторожно протиснулся вперед — даже те, кто был недоволен такой бесцеремонностью, не рискнули высказывать свое недовольство вслух.
Посреди помоста стоял огромный, на голову выше рослого Шенка, мужчина. Его обнаженный торс, весь перевитый могучими мышцами, превращал его в некую смесь человека и мифического чудовища. Сшитые мехом наружу штаны, выглядевшие несколько дико в жару, и грубое ожерелье из кривых изогнутых когтей, некогда принадлежавших какому-то донельзя жуткому зверю, сразу выдавали в нем жителя северной части Минга. В тех диких местах, куда не добирались даже не боящиеся ни зверья, ни демонов сборщики податей Империи, рождались самые сильные бойцы мира… если бы они жаждали власти, то без труда могли бы отвоевать у Империи изрядный кусок территории. Но венги, как их называли, предпочитали свои извилистые фьорды, свои узкие хищные корабли, золото и бледнокожих женщин. Они с готовностью ходили в набеги, но всегда возвращались домой.
В первый момент Шенк подумал, что на продажу выставлен именно этот гигант. Могучие мускулы, лицо, изборожденное шрамами, лопатообразные руки, наверняка привычные к толстой рукояти секиры… Такой воин мог стоить немало — но найдется ли желающий вводить в дом громилу-раба, да еще платить за это деньги? Всем было известно, что венги не знают страха, не прощают обид и скорее покончат с собой, чем станут рабами. А увидев на поясе богатыря тяжелый нож, для кого другого сошедший бы за меч, Шенк окончательно понял, что первоначальное предположение было ошибочным. Купивший раба может дать ему оружие, но продавец — никогда. Тем более венгу.
И только мгновением позже он понял причину недовольства толпы. В самом углу помоста, закрыв голову руками, сидел ребенок. Девочка — этот вывод можно было сделать и по ее длинным волосам, и по тонким, очень тонким пальцам.
Почему-то Шенк сразу подумал, что это именно девочка — не девушка, не женщина, отличающаяся хрупким сложением и малым ростом. На досках вокруг нее лежало несколько картофелин, пара моченых яблок… и что-то подсказывало Шенку, что это был не завтрак маленькой рабыни. Скорее кто-то из толпы швырнул в ребенка… словно в подтверждение этой мысли мимо Шенка пролетел комок грязи, ударивший девочку в плечо. Она даже не вскрикнула — только еще больше сжалась, стараясь казаться еще меньше, еще незаметнее.
Шенк резко обернулся, высматривая в толпе наглеца, посмевшего поднять руку на ребенка. Продажа детей не была запретным промыслом, хотя Орден и смотрел на это довольно холодно. Но темплар не мог спокойно выносить зрелища издевательств над девочкой. Равнодушие великана-варвара было, в общем, понятно — народ венги грубый, признают лишь силу и относятся к детям и женщинам… да по большому счету и к любому, кто не может держать в руках оружие, как к низшим существам. Но жители земель, подвластных Ордену, должны были бы вести себя иначе.
Но взгляд его натыкался лишь на мрачные, злые лица. Похоже, любой из присутствующих мог бросить камень в ребенка.
Так не бывает.
Невозможно даже представить, что все подонки, все отребье собралось именно здесь и среди этой толпы не затесалось ни одного нормального человека. Что-то не так… но ведь это обычные люди, которых много в любом шумном городе. С ними наверняка все в порядке… значит, не все в порядке с ней.
Шенк снова повернулся к девочке, всмотрелся… И замер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Орден не афиширует то, что у него длинные руки. Очень длинные. И на каждом пальце этих рук — смертельный коготь. Фаталь. Брат, приводящий в исполнение тайные приговоры Ордена.
Шенк усмехнулся, глядя на свое отражение. Сегодня торги, сегодня он обменяет тяжелый мешок с монетами на свободу своих орденских братьев. А продавцу лучше бы потратить золото побыстрее, вкусить всех удовольствий, которые может предоставить владельцу тугого кошелька богатый и не сдержанный в нравах город-порт. Вряд ли это продлится долго. Фаталь уже наверняка в городе и — в этом не стоило даже сомневаться — уже знает о продавце все. Где живет, когда и с кем ложится в постель, что любит и чего боится. Брат Дрю был мастером своего дела. Подонок, посмевший заковать в железо служителей Ордена, умирать будет в муках.
— А сейчас надо идти, — вслух сказал он своему отражению. Отражение спорить не стало.
Вылив на себя остатки воды, он растерся жестким куском ткани, которую в этом доме, даже не краснея, выдавали за полотенце, затем натянул одежду. Алый плащ, предмет его гордости, порядком выцвел, а в двух местах носил следы штопки. И дело не в пустом кошеле, темплар мог позволить себе новую одежду — он много что мог себе позволить, рыцари Ордена не бедствовали, хотя и не стремились к личному богатству. Но эти прорехи… они были памятны, и пока Шенк не был намерен избавляться от этого напоминания о собственной глупости и неловкости. Одна была оставлена ножом, зажатым в кисти изящной девушки, что пришла как-то скрасить его вечер, а намеревалась уйти с содержимым его кошелька. Нельзя сказать, что рыцарь был с ней слишком нежен — но и не излишне суров. Во всяком случае, она не отправилась на виселицу или в каторжный этап, куда рано или поздно кривая дорожка приводила многих подобных любителей легкой наживы. Она просто ушла… правда, защищаясь, он сломал ей запястье — но скорее всего девчонка была не в обиде. Кость срастется… а вот когда тонкую шею обвивает жесткая, колючая веревка — это навсегда.
Вторая дыра тоже была напоминанием — о том, что не стоит поворачиваться спиной к человеку, даже если считаешь его безобидным. Особенно в этом случае.
Латы он надевать не стал. На улице было довольно жарко — шла середина третьей декты сезона садов, и тяжелые доспехи были лишь обузой. Он понимал, что в портовом городе всегда найдутся и повод, и возможность получить нож под ребро — но с этим приходилось мириться. На всякий случай темплар надел тонкую кольчугу, которую обычно носят под кирасой. От стрелы или хорошего клинка в опытных руках она не убережет, а вот от дрянного ножа всякой уличной швали — вполне.
Застегнув плащ массивной золотой пряжкой, темплар критически окинул взглядом свое изображение — что ж, вполне сойдет. Видавший виды мужчина в расцвете сил, в меру суровое лицо, тяжелый меч на усыпанном стальными бляшками поясе, слева — кинжал. Пояс был двойным — внутри покоились двести добрых орденских марок, немалая сумма, И немалый вес. Обычные кошельки, подвешиваемые к поясу на кожаных тесемках, были прямо-таки приглашением для ловких рук местных воров. А вот снять с рыцаря тяжеленный пояс с хитрой застежкой, да так, чтобы рыцарь этого не заметил, — надо или напоить жертву до беспамятства, или оглушить.
Наряд довершила небольшая шапочка с алым пером, с некоторым трудом угнездившаяся на непокорных светлых кудрях. Шенк вышел, запер за собой массивный неуклюжий замок на двери и спустился вниз, в большой зал гостиницы, пропитанный ароматом еды и крепкого дешевого эля.
К нему тут же подскочил слуга — невысокий, розовощекий крепыш, одетый в относительно чистый передник поверх ярко-синего кафтана. Слуги здесь зарабатывали неплохо, кафтан был не из тех, что за гроши можно купить в одной из лавок для бедноты. Хотя кто его знает — может, слуга приходился хозяину родственником и работал не за оговоренную плату в несколько медных грошей в день, а за долю в прибыли? А уж на прибыль владельцы пенритских гостиниц пожаловаться не могли и зимой, когда здесь наступало затишье в торговле. И уж тем более летом.
— Господин желает завтрак?
— Нет, — качнул головой темплар. — Не желаю.
— А чего желает господин? — Всем своим видом слуга давал понять, что любое пожелание темплара будет исполнено незамедлительно. Будь то еда, вино или одно из многих предоставляемых здесь удовольствий иного рода.
— Ничего. У меня дела в городе. Если меня кто спросит…
— Скажу, что и не слышал ни о каком рыцаре в красном плаще, — осклабился слуга.
Шенк чуть нахмурился и покачал головой:
— Это излишне. Если спросят, скажешь, что вернусь к пятой страже. Ежели пожелают — проводишь в мою комнату, подашь, чего скажут.
— Будет исполнено, господин.
Улица обрушилась на молодого воина шумом, в котором смешались крики зазывал из множества лавочек, протяжные вопли и щелканье кнутов возниц, погоняющих лошадей, уныло волокущих по широким — не в пример многим другим городам — улицам тяжело нагруженные повозки, лязг доспехов проходящей мимо орденской стражи и многие иные звуки, которые сложно было выделить и опознать в общем гомоне. Лавируя между повозками и по возможности уклоняясь от не в меру ретивых продавцов, стремящихся всучить свой товар каждому, кто попадал в их поле зрения, темплар направился в сторону невольничьего рынка. По пути он подумал, что предложенный слугой завтрак был бы, пожалуй, нелишним. А заодно и большая кружка холодного, из погреба, эля.
Идти было недалеко. Буквально через полчаса темплар вступил на площадь, всю заставленную разного размера, цвета и качества палатками. Там, в палатках, находился живой товар. С утра на продажу выставлялось что попроще, а самые ценные жемчужины своих «коллекций» работорговцы выводили на торг к полудню, не ранее. Именно тогда на рынке появлялись скучающие матроны, увешанные золотыми украшениями и готовые отдать совершено неразумные деньги за приглянувшегося им чернокожего гиганта, сияющего натертыми маслом мускулами. И и х муженьки, присматривающие для себя служанок, которым предстояло стать, как это любили называть в далекой Кейте, «согревательницами постели», а проще говоря — шлюхами, но не обычными портовыми беспутными девками, которых любой солдат или моряк может пожелать и тут же получить за десяток-другой медяков, а особенными, принадлежащими только одному хозяину… а в остальном такими же бесправными, как и любые другие рабыни. Красивая девушка стоила немало — и «товар» предлагался на любой вкус.
Орден не проповедовал отказ от устремлений плоти, хотя и снисходительно относился к тем, кто старательно выискивал в изречениях Святой Сиксты или Святого Галантора намеки на необходимость воздержания, а затем слепо следовали самими же придуманному толкованию старых заветов. Хочется тому или иному служителю умерщвлять плоть, выдавая это за добродетель, — пусть его. Шенк к таковым не относился… темпларам даже не запрещено было жениться, хотя жизнь их — сплошное путешествие. Но он еще не встретил девушку, что заставила бы чаще забиться его сердце. А так, мимолетные развлечения в гостиницах или в домах, где он останавливался на ночь-другую, в счет не шли.
Он, как и многие другие, не отказал себе в удовольствии полюбоваться на женщин, которых заморские гости вывели на сколоченные из досок помосты. Там было на что посмотреть — и у каждого помоста тут же собралась толпа зевак, не имеющих возможности купить даже час времени портовой шлюхи, но зато пользующихся случаем бесплатно поглазеть на почти раздетых красавиц.
— Посмотрите на это чудо, благословленное самим Светом, друзья, посмотрите… она сильна, как породистая кобылица, и неутомима в любви. А жрицы тайного храма в горах Кейты обучили ее своему тайному мастерству, и теперь она способна вознести любого мужчину на небеса наслаждения!
Шенк чуть снисходительно посмотрел на девушку лет семнадцати. Она была и в самом деле неплохо сложена… не чудо, конечно, но весьма, весьма хороша. Только вот вряд ли она вышла из стен пресловутого кейтианского монастыря, если таковой существовал на самом деле. Люди из Кейты обычно или смуглые, или желтокожие и в этих местах обычно не появляются, ибо для того, чтобы попасть в Пенрит, им пришлось бы пересечь всю немаленькую территорию Ордена. А возможный барыш просто не стоит таких трудов. Если присмотреться к разрезу глаз, к цвету волос и кожи, скорее всего она — из Империи Минг, да только минганок на этом рынке — пруд пруди, ими никого не удивишь. Вот купец и придумал историю… а много ли среди зевак тех, кто знает, как выглядят на самом деле кейтианки? Пожалуй, купец найдет покупателей. Вон кто-то из зевак уже проталкивается вперед, на ходу развязывая увесистый кошель. Судя по одежде — небогатый купец или удачливый мастер, у такого наверняка найдется десяток золотых «орлов», чтобы увести эту малышку с собой. Если продавец запросит больше, с его стороны это будет немыслимая наглость.
Он уже собирался заняться наконец тем делом, ради которого прибыл сюда, когда его внимание привлекла другая толпа, собравшаяся у одного из помостов. Здесь не было слышно восхищенных возгласов, причмокиваний и сальных шуточек. Напротив, толпа выглядела раздраженной, в воздухе звучали гневные выкрики и угрозы. Шенк осторожно протиснулся вперед — даже те, кто был недоволен такой бесцеремонностью, не рискнули высказывать свое недовольство вслух.
Посреди помоста стоял огромный, на голову выше рослого Шенка, мужчина. Его обнаженный торс, весь перевитый могучими мышцами, превращал его в некую смесь человека и мифического чудовища. Сшитые мехом наружу штаны, выглядевшие несколько дико в жару, и грубое ожерелье из кривых изогнутых когтей, некогда принадлежавших какому-то донельзя жуткому зверю, сразу выдавали в нем жителя северной части Минга. В тех диких местах, куда не добирались даже не боящиеся ни зверья, ни демонов сборщики податей Империи, рождались самые сильные бойцы мира… если бы они жаждали власти, то без труда могли бы отвоевать у Империи изрядный кусок территории. Но венги, как их называли, предпочитали свои извилистые фьорды, свои узкие хищные корабли, золото и бледнокожих женщин. Они с готовностью ходили в набеги, но всегда возвращались домой.
В первый момент Шенк подумал, что на продажу выставлен именно этот гигант. Могучие мускулы, лицо, изборожденное шрамами, лопатообразные руки, наверняка привычные к толстой рукояти секиры… Такой воин мог стоить немало — но найдется ли желающий вводить в дом громилу-раба, да еще платить за это деньги? Всем было известно, что венги не знают страха, не прощают обид и скорее покончат с собой, чем станут рабами. А увидев на поясе богатыря тяжелый нож, для кого другого сошедший бы за меч, Шенк окончательно понял, что первоначальное предположение было ошибочным. Купивший раба может дать ему оружие, но продавец — никогда. Тем более венгу.
И только мгновением позже он понял причину недовольства толпы. В самом углу помоста, закрыв голову руками, сидел ребенок. Девочка — этот вывод можно было сделать и по ее длинным волосам, и по тонким, очень тонким пальцам.
Почему-то Шенк сразу подумал, что это именно девочка — не девушка, не женщина, отличающаяся хрупким сложением и малым ростом. На досках вокруг нее лежало несколько картофелин, пара моченых яблок… и что-то подсказывало Шенку, что это был не завтрак маленькой рабыни. Скорее кто-то из толпы швырнул в ребенка… словно в подтверждение этой мысли мимо Шенка пролетел комок грязи, ударивший девочку в плечо. Она даже не вскрикнула — только еще больше сжалась, стараясь казаться еще меньше, еще незаметнее.
Шенк резко обернулся, высматривая в толпе наглеца, посмевшего поднять руку на ребенка. Продажа детей не была запретным промыслом, хотя Орден и смотрел на это довольно холодно. Но темплар не мог спокойно выносить зрелища издевательств над девочкой. Равнодушие великана-варвара было, в общем, понятно — народ венги грубый, признают лишь силу и относятся к детям и женщинам… да по большому счету и к любому, кто не может держать в руках оружие, как к низшим существам. Но жители земель, подвластных Ордену, должны были бы вести себя иначе.
Но взгляд его натыкался лишь на мрачные, злые лица. Похоже, любой из присутствующих мог бросить камень в ребенка.
Так не бывает.
Невозможно даже представить, что все подонки, все отребье собралось именно здесь и среди этой толпы не затесалось ни одного нормального человека. Что-то не так… но ведь это обычные люди, которых много в любом шумном городе. С ними наверняка все в порядке… значит, не все в порядке с ней.
Шенк снова повернулся к девочке, всмотрелся… И замер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76