И кому только хотелось иметь такую дочку?! А ведь она могла быть милым и нежным ребенком, сидела на коленях, вытирала липкую рожицу о рубашку на груди, пятнала брюки измазанными в шоколаде пальчиками… А теперь она сидела передо мной, разочаровавшаяся в жизни, злая, колкая и сухая, нисколько не симпатичная и не привлекательная. Подошва. Язва. Грымза.
Я поднес к глазам часы и произвел соответствующие подсчеты. Если они не превышали скорости…
— У Даркшилда есть какие-нибудь привилегии, я имею в виду, он может нарушать правила дорожного движения? Мог он от нас смыться, черт побери?
— Нет. Наверняка он едет ровно, словно бухгалтер в уик-энд. — Она неприятно рассмеялась, словно провела ржавой цепью по прогнившей деревянной балюстраде. — Тот еще жук…
«Они оба друг друга стоят», — подумал я. Но обмен репликами с Венди несколько меня успокоил. Успокоил и одновременно запустил процесс, любимое состояние, когда организм начинает настраиваться на реальные действия, когда я чувствую, что сердце бьется каким-то особенным образом — решительно, четко, бодро; когда легкие работают энергично и бесшумно, мысли приходят в голову одна за другой, не путаясь и не толкаясь, и каждая вторая — точная, верная, удачная. Кровь словно приобрела новые положительные черты — во всяком случае, в кончиках пальцев я ощутил легкую дрожь, вспыхнули щеки и уши. Сам того не желая, я ввел себя в транс, и ничто, кроме необходимости действовать, не могло меня из него вырвать.
— В нашем «форде» не найдется какого-нибудь оружия? — на всякий случай спросил я. Венди покачала головой. — А ты могла бы описать то место, куда мы едем?
Она не ответила, вообще никак не реагировала, видимо, она внесла меня в ту часть своей памяти, где мы храним дурные воспоминания и куда складываем описания личностей, которые ни под каким предлогом не могут нам понравиться; похоже, объем этой части памяти был у нее даже побольше, чем у меня, только у меня ее содержимое постоянно менялось, а ее излюбленным стилем было «если возненавидеть, то навсегда». Она представляла собой не лучший тип союзника, собственно, наихудший из возможных — сейчас она с нами, но пока я не скроюсь с ее глаз, никто не сменит меня во главе ее списка тех, кого следовало бы убить. Не слишком безопасная ситуация. Может, обойтись без Венди?
Я перебрался на переднее сиденье и подвинулся в середину.
— Подвинься, отдохнешь, а я поведу, — предложил я ей. Она тряхнула головой. Я едва удержался от того, чтобы врезать ей по держащим руль рукам. — Не понимаешь, что я говорю? Опиши ту свою усадьбу и отдохни, а я поведу.
— Нет.
— Хорошо, будем считать, что ты меня уже в достаточной степени утомила, а теперь подвинься…
— Я сказала — нет.
— В таком случае опиши…
— Привезу тебя, и сам увидишь! — истерически взвизгнула она.
— Нет, ты нам не нравишься, — спокойно сказал я. — Вспомни, что ты не пленница. Ты сама хочешь слегка проучить Даркшилда, но без нашей помощи это у тебя не получится, а нам в данный момент нужна информация. Поскольку если я по-настоящему разозлюсь, то нашпигую тебя препаратами, узнаю, что нужно, и вышвырну в канаву. — Я наклонился вперед, повернув голову. Теперь лицо Венди находилось почти напротив моего, я заслонял ей вид на дорогу. Впрочем, я предварительно проверил, что перед нами прямой отрезок без каких-либо других автомобилей. Венди бросила нервный взгляд над моей головой, потом другой. — Ну? Или мы сотрудничаем, или останови машину!
— Ладно… — прошипела она. Это особое искусство — прошипеть слово «ладно». — Территория усадьбы занимает семьдесят гектаров, небольшая ее часть — холм, на котором стоит дом. Остальная часть территории — это в основном неглубокий каньон с разветвлениями, Сорочий Каньон. Грунтовая дорога ведет якобы к дому, заканчиваясь у гаража, но на самом деле она идет дальше по большой дуге, огибая одно из ответвлений каньона. В следующем ответвлении находится частное стрельбище, что оправдывает существование дороги. Впрочем, эта дорога там уже была, когда я приобрела усадьбу. Между дорогой и каньоном старый полуразвалившийся сарай, по крайней мере, таким он выглядит внешне, но именно там находится проход.
— Они будут в сарае? Как это обычно происходит?
— Наверняка они будут там, обычно как минимум трое следят за зарядкой, а сегодня там никого нет, кроме Даркшилда и Шелтона.
— Разве что если они вызовут кого-нибудь по телефону, — вмешался Кашель.
Венди тряхнула головой, словно отгоняя сидящего на лбу комара, и ударила рукой по рулю.
— Этого я не знаю, — процедила она.
— Ну хорошо, кое-что я уже себе представляю, — примирительно сказал я. Не люблю, когда кто-то при мне ссорится, другое дело, когда ссорюсь я. — В доме есть какое-нибудь оружие?
— Нет. Какое-то оружие спрятано возле сарая, но я знаю только одно место. Кажется, на другой стороне каньона есть еще, но я этого не видела.
— И что — территория открыта со всех сторон? — спросил я. — Никаких заборов, стен, охраны? Ничего?
— Не совсем. Во-первых, у каждого пересекающего границу территории на терминале появляется информация, что он въехал на старый полигон, на котором может находиться и по которому передвигаться на собственный страх и риск. Этого достаточно. А остальное?.. В сарае ничего не видно, даже при более-менее серьезной проверке. Аппаратура спрятана в полу и двойных стенах. Даркшилд считал, что чем меньше тайн напоказ, тем больше шансов на отсутствие интереса со стороны соответствующих служб. И до сих пор он был абсолютно прав.
Я мысленно согласился с ней. Минут пятнадцать мы ехали молча, Кашель обдумывал — я мог бы поручиться за это головой и всем прочим — планы штурма Прохода. Я тоже. План должен был быть простым, таким, чтобы хватило одной пули. Через пятнадцать минут Лонгфелло кашлянул, затем слегка откашлялся я. Прошло еще полчаса. Венди замедлила ход и съехала с автострады, мы ехали по другой дороге, чем в эту сторону, но окружающий пейзаж был тот же самый, по крайней мере, насколько я мог вспомнить. Потом мы подъехали к воротам. Черт побери, об этом я не подумал. Другие тоже — ворота застали нас врасплох. Я посмотрел на Венди.
— Могу попытаться отключить сигнализацию, но не знаю, не поменяли ли они чего-нибудь в системе, — сказала она.
— Я знаю не больше тебя. — Открыв дверцу, я вышел из машины, с удовольствием потянулся и показал Венди на ворота. — Попробуй…
Она вышла и тоже потянулась, затем подошла к столбу и приложила ладонь к пластинке сенсора. Ворота что-то пропищали. Венди ответила. Открылась заслонка клавиатуры. После нескольких секунд манипуляций Венди обернулась и послала нам короткую торжествующую улыбку. «Бедный Даркшилд, — подумал я. — Молись, чтобы именно я тебя убил». Венди вернулась к нам легкой пританцовывающей походкой.
— Они въехали на территорию двадцать минут назад, — сказала она тем особым тоном, который отличает склонных к жестокости людей. Венди мне никогда не нравилась, все те несколько часов, которые я ее знал, и теперь это чувство лишь подтвердилось и усилилось. — Систему они не перенастраивали, не было времени… — Она неприятно улыбнулась — верхняя губа чуть приподнялась и дрогнула, обнажив зубы.
— Разве что они специально запрограммировали систему именно так, чтобы ввести нас в заблуждение, — возразил я.
— У них не было времени. А впрочем — какая разница? Мы ведь все равно отсюда не уедем?
— Да, ты права. Поехали…
Я сел первым, подождал, пока хозяйка усадьбы тоже сядет, включит двигатель и пересечет невидимую границу ворот, и сказал:
— Останови. — Она послушно подчинилась. — У меня нет никакого плана, а у тебя? — — Я обернулся и посмотрел на сержанта. Тот покачал головой. Я повернулся к Венди: — В таком случае действуем так: ты останавливаешь машину в таком месте, чтобы мы могли выйти перед домом, не в буквальном смысле, просто, чтобы ты могла проехать возле дома и чтобы нас с тобой в это время уже не было. Мы пешком отправимся к Проходу. А ты, когда минуешь дом, загороди машиной дорогу, естественно, там, где ее нельзя будет объехать. И на этом для тебя все. А! Если после этого еще не будет слышно выстрелов или торжествующего смеха Даркшилда, попробуй найти и выпотрошить тот ящик с оружием, а потом очень осторожно двигайся в сторону Прохода. Но действительно осторожно. — В ее глазах я видел такое возбуждение, что начал сомневаться, слышит ли она вообще, что я говорю. — Послушай, ты мне не нравишься, я тебе не нравлюсь, но я тебя не застрелю, а Шелтон — вполне может. Даркшилд — наверняка. И кто бы там еще ни был — тоже. Понимаешь? Пойми, самое главное сейчас — отрезать их от системы управления Проходом. Если они не пройдут, то рано или поздно мы или кто-то другой до них доберемся и разорвем в клочья. Если же им удастся смыться, то о нашей мести можно будет забыть. Понимаешь? — Она молчала. Я почувствовал, что еще немного, и я взорвусь. И тут же понял, что я идиот. Схватив Венди за запястья, я сказал сержанту: — В багажнике должна быть какая-нибудь веревка. А если нет — пожертвую рукавом рубашки, мне совершенно не хочется, чтобы она ради своей собственной мести позволила им сбежать на другую сторону.
— Ты прав. — Кашель начал со стоном выбираться из машины.
— Нет, я ничего не стану делать без вашего согласия! — крикнула Венди.
В обычной ситуации я бы ей не поверил, но она не дергалась и не вырывалась, будучи в состоянии сдержать свои эмоции, что свидетельствовало в ее пользу. Я отпустил ее руки.
— Если ты все испортишь, — сказал я, — клянусь, я готов всю оставшуюся жизнь потратить на то, чтобы придумать самую изощренную месть, а затем привести ее в исполнение. Я очень упрямый.
Венди кивнула и театральным жестом потерла запястья, но я промолчал. Она снова повернулась к рулю, и машина поехала дальше. Передвинув револьвер на живот, я открыл окно со своей стороны лишь затем, чтобы вдохнуть сухой разогретый воздух; мы въехали между двух рядов деревьев, по крыше и стеклам машины побежали тени. Венди ехала медленно и тихо. Неожиданно она вытянула вперед палец:
— Проход — там. Это называется «индейская тропа» — идите прямо на солнце. — Я потянулся к ручке. — Нет, подождите, — удержала она меня. Мы проехали еще примерно полкилометра. Она замедлила ход, но не остановила машину. — Ну давайте прыгайте, если кто-то нас слышит, пусть не знает, что я останавливалась.
Я кивнул, открыл дверцу и выпрыгнул наружу. Нога угодила на угловатый камень, подвернулась, и я рухнул в дорожную пыль. Неплохое начало. Заднее колесо машины едва не размозжило мне пальцы. Я не успел вскочить настолько быстро, чтобы сержант не увидел своего бывшего подопечного, которого учил в том числе и выпрыгивать на ходу из автомобиля, лежащим в пыли после выхода из едва ползущего «матадора». Кашель воздержался от комментариев, но взгляд его был полон осуждения.
— Идем индейской тропой, — сказал я, показывая на солнце. — Тот пустой пистолет у тебя? — Он не удостоил меня даже кивком. — Ну тогда пошли, — бодро бросил я.
Мы маршировали минут двадцать. Впрочем, это трудно было назвать маршем — местность напоминала лунную поверхность, какой она могла бы выглядеть при наличии кислорода в атмосфере и растительности — канавы, ямы, кусты, перелески, а в них канавы, ямы и кусты. В такой местности легко расставить посты, легко организовать электронную сеть тревожных датчиков, легко разбросать мины и прочие ловушки; на такой местности легко все, за исключением, естественно, посадки пассажирского челнока весом в восемьдесят тонн. Мы передвигались со скоростью улитки именно из опасений, что приведем в действие сирену или пересечем луч лазерного датчика; кроме того, я поглядывал на небо, чтобы не угодить под этот самый садящийся челнок. Ни одной ошибки я не заметил — мы не производили шума, не вспугивали птиц, не разбудили часового и добрались до зарослей мексиканской лиственницы, за которыми посреди открытой со всех сторон площадки возвышался сарай, мрачное, солидное сооружение с въездными воротами с восточной стороны. С запада, видимо, были другие ворота, поскольку дорога, вместо того чтобы заканчиваться в сарае, уходила в него и выходила с другой стороны, чтобы в конечном счете замкнуться, описав петлю.
— Наблюдай за сараем, — прошептал Кашель. — Пойду пройдусь немного вдоль дороги.
Я кивнул, не отрывая взгляда от строения. Мне самому хотелось выйти навстречу Венди, но я не мог подвергать сомнению профессионализм сержанта. Пригнувшись, он скрылся в гуще кустов, усыпанных маленькими серыми цветочками, которые годились самое большее на венок для сироты из приюта для детей эмигрантов и осыпались при каждом шевелении кустов. Я снова посмотрел на сарай. Ворота, собственно, двое ворот. На северной стене, с моей стороны, виднелся ряд окон, одинаковых квадратных металлических застекленных рам. За темными стеклами невозможно было заметить каких-либо признаков жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52