Иногда я люблю побезумствовать в кухне, я даже начал что-то напевать себе под нос. Добавив морковь, которой собственноручно придал весьма изящную форму, я припорошил все смесью приправ и засыпал мокрым рисом. На этот раз я уже не занимался пивом, лишь быстро посолил рис и залил его на палец водой. Только после этого я занялся пивом. Ровно две банки спустя рис впитал воду, я проделал пять отверстий в упругом слое и вышел в гостиную. Мне осталось времени ровно на одну банку и сигарету, чтобы снять блюдо с огня и подать к столу. Я посмотрел на часы, и тут же раздались шаги — в комнату вошла Пима с Филом. Оба потянули носами и одобрительно кивнули. Три минуты спустя появился Будда.
— Ну и нюх у вас! — констатировал я, ставя на стол источающий аппетитный аромат котелок.
— На твой плов, папа, у нас всегда нюх, — заверил меня Фил. — А мы сегодня в баксетбол выиграли!
— Мама готовит не хуже, — бросил я. — В баскетбол?
— Угу! — согласился он. Пима рассмеялась.
— Фил, ведь папа это сказал для того, чтобы услышать, как ты ему возражаешь.
— Угу… Знаю… Ммм… — промычало неблагодарное дитя, обжигая рот первой порцией горячего риса.
Некоторое время слышалось лишь шипение и быстрое дыхание. На верху лестницы появилась Феба, посмотрела на нас и, изображая всем своим видом страдание, пошла в кухню за порцией своих питательных хлопьев с молоком.
— Фил, ты же знаешь, что мы не любим подобных звуковых эффектов…
Он оторвался от тарелки и укоризненно посмотрел на меня:
— Ведь ты же говорил когда-то, что если человек знает, что нельзя есть рыбу ножом, то он может ее есть ножом. А я знаю, что, когда ешь, нельзя чавкать…
— Во-первых, это я говорил не тебе, а Дугу…
— Во-вторых, — перебил он меня, — ты говорил это Джеку, а кроме того, не говорил, что ко мне это не относится…
— В-третьих, если даже человек знает, что перебивать говорящего не является признаком хорошего тона…
— … то он не должен перебивать! Знаю. — Он принялся за еду, исчерпав тему.
Будда покачал головой, но от комментариев воздержался.
— Пальчики оближешь, — решила заполнить паузу Пима. — Кто тебя так разозлил?
Даже не пытаясь притворяться, я махнул рукой.
— Компьютерный сервис, — признался я.
— Ничего страшного, — пояснила Будде Пима. — Когда он зол, по-настоящему зол, он готовит гениальные блюда. И притом настолько острые, что потом дыхание прожигает дыры в подушках.
— Сегодня даже лучше, чем когда тебя вызывали в школу, — поддакнул Фил.
Я украдкой окинул взглядом комнату, но нигде не заметил даже следа дурного настроения.
— То есть, когда отец в хорошем настроении, он готовит манную кашу? — спросил Будда Фила.
— Что ты! В хорошем настроении папа вообще не готовит, а кроме того, как можно готовить кашу за пивом?
— За пивом? В смысле — на пиве?
— Нет. Папа на кухне отмеряет время по тому, сколько выпьет пива, вроде как там слишком сухой воздух, но мама никогда не…
— Ладно, умник, не выдавай кухонные тайны.
— Или альковные. — Он набил рот рисом. — Что такое альков?
— Не прикидывайся. Я знаю, что ты знаешь, — погасила его пыл Пима.
— Знаю.
— Ну и прекрасно, мы тоже знаем, так что хвастаться тебе нечем. Кому добавки?
Все трое отрицательно покачали головами.
— Отлично. — Я первым встал из-за стола. — Поговорим, когда закончишь, — сказал я Будде. — Звонил Крабин, — добавил я, увидев вопрос в его взгляде.
Он появился в гостиной быстрее, чем я предполагал, закурил и вопросительно посмотрел на меня.
— На основе сведений, полученных от нашего знакомого детектива из Тралсы, я пришел к некоторым выводам, но меня преследует мысль, что это не будет для тебя новостью.
Я замолчал. Будда затянулся и выпустил дым изо рта, глядя на конец сигареты. Я сделал то же самое. Краем глаза я заметил, что он перестал вглядываться в тлеющий кончик и смотрит на меня.
— Красински перешел на ту сторону, — сказал он, вопросительной интонацией подчеркнув слово «ту».
Я кивнул.
— Все об этом говорит. И теперь я в этом уже почти уверен — твое предположение плюс то, что сказала Мадлен.
— Что она сказала?
— Что он читал в качестве руководства «Ту сторону мира»…
— А поскольку при мне нашли именно эту повесть…
— И поскольку ты явился с пустячным делом именно ко мне, а не в агентство, что было бы разумно…
— Ты сделал вывод, что я уже раньше знал о действующем проходе?
— Да. А теперь ты расскажешь об этом мне, в точности и со всеми подробностями.
— Конечно, — согласился он с таким выражением лица, словно по крайней мере неделю несколько раз в день безуспешно пытался рассказать мне обо всем, что знал. Но на меня он при этом не смотрел. Взгляд его нервно пробежался по комнате и наконец остановился на баре. — На этот раз, наверное, попрошу… — Он поколебался, не зная, как лучше закончить фразу. — Думаю, мне это поможет…
— «Слишком много пьют в этих твоих повестях», — подчеркнуто язвительным тоном процитировал я. Не потому, что я настолько злораден, а просто мне хотелось вывести Будду из замешательства, в котором он пребывал. Может, это и неприятный, но всегда действенный метод, вот только никто меня после не благодарит. Я подошел к бару и, повозившись возле него некоторое время, протянул Будде стакан с чертовски крепкой смесью водки со льдом плюс по паре капель того, другого и третьего. Себе я на этот раз налил почти чистого тоника. Я был на работе. — Выпей и рассказывай.
Он поблагодарил, несколько раз качнув головой, словно дрессированный конь в цирке, выпил, снова несколько раз кивнул, но, похоже, не собирался в ближайшем будущем выполнять вторую часть просьбы. Я не торопил его, сейчас мне от него требовались искренность и откровенность. Я выпил тоника — он показался мне невкусным, но вполне подходящим для моих целей, поскольку я машинально поморщился, словно хлебнув чистого спирта. В дверях кухни появилась Пима, но, встретившись со мной взглядом, сразу же удалилась; минуту спустя я услышал, как она зовет Фила и они вместе отправляются в гости к тете ЭДэри. Будда решился еще на один глоток, которым почти полностью опорожнил стакан. Я вовсе не собирался вскакивать с места и услужливо наполнять его еще раз.
— Красински и некий Мануэль Ласкацио… — начал он, но у него перехватило горло; он откашлялся и прополоскал рот остатками водки. Идя к бару, а затем наполняя стакан джином, он продолжал, все так же не глядя на меня: — Это были двое неразлучных друзей, во всех отношениях. Абсолютно во всех, — уточнил он, особо подчеркивая эти слова. У бара он сразу же выпил половину порции, со второй же вернулся к креслу и сел; казалось, будто он хочет меня убедить, что разговаривает как бы сам с собой, но впечатление это нарушал его застывший взгляд. — Ласкацио получил пулю, несколько пуль, и сдох на грязной мостовой в Спокейне. У полиции были сложности с опознанием трупа, так как при нем не было никаких документов и он был чужим в этом городе. Естественно, личность его удалось установить по отпечаткам, сетчатке глаза и прочему, вот только обладатель этих отпечатков сидел в камере на другом конце Штатов, в Акроне. Не было никаких сомнений — Мануэль Ласкацио ждал суда за неудачную кражу, и одновременно Мануэль Ласкацио лежал в морге. Полиция билась в судорогах. У меня был оплаченный информатор среди них… — В конце концов он поднял взгляд и посмотрел на меня. — Сперва он охотно взял деньги за информацию, потом, по мере того как дело становилось все более запутанным, у него появлялось все больше возражений, но отказаться он уже не мог — я начал угрожать, что донесу на него, — зато без зазрения совести повышал ставку. Впрочем, это нормально… Но к делу — Мануэлей оказалось двое, полиция с воодушевлением принялась проверять версию о близнецах, хотя специалисты объясняли, что даже у близнецов не бывает идентичных отпечатков, не говоря уже о шрамах. Естественно, эта версия провалилась достаточно скоро, а новых уже не было.
Алчно влив в себя остатки джина, он опустил руку со стаканом между колен и стал им покачивать, наблюдая, как капли спиртного перекатываются по влажному дну. Я тихо дышал, чтобы не спугнуть его вдохновение, но это сделала Феба. Видимо, она уже накормила щенков и решила не лишать нас слишком надолго своего общества. Несколько секунд она смотрела на нас сверху, затем резво сбежала по лестнице, подскочила ко мне и положила морду на колени. Будда посмотрел на нее, затем на меня. Вдохновение вдруг куда-то улетучилось.
— Подожди, — попросил я.
Я пошел на кухню и, найдя в холодильнике аппетитный кусок говядины, которым тут же занялась Феба, вернулся в комнату.
— Это все? — спросил я.
— Почти. — Он поставил, вернее, почти бросил стакан на пол. — Проведя собственное расследование, я выяснил, что Мануэль Ласкацио, тот, что в тюрьме, мог быть в Спокейне, убить своего двойника, сбежать как можно дальше, чтобы на первый взгляд никому не приходило в голову как-то связать его с убийством, и дать себя поймать на краже.
— А зачем ему это делать? И что, полиция эту версию не проверяла?
— Полиция? — иронически фыркнул он. — Почему это должно было прийти им в голову? Мотивы?
Я наклонился к нему:
— А почему тебе это пришло в голову?
Он некоторое время молчал, двигая носком ботинка стакан по ковру. Похоже, развлечение ему понравилось — он переставил ноги так, что стакан оказался между ними, и начал его перекатывать туда-сюда. Это продолжалось довольно долго и напоминало сеанс самогипноза, я уже подумывал, не прервать ли эту забаву, но пересилил собственное раздражение.
— Я прочитал твою книгу, — наконец буркнул он. — И у меня сразу же возникли неопровержимые ассоциации…
Я внимательно вслушивался в его голос, но мне не удалось почувствовать в его интонации ни следа лжи, колебаний или даже симптомов алкогольного опьянения; он оказался крепче на голову, чем можно было бы предположить, судя по его нелюбви к крепким напиткам. Когда он замолчал, я перестал анализировать тон его голоса и перешел к размышлениям относительно содержания сказанного им. Двойники, подумал я. Тут все сходится, даже слишком хорошо — почти всегда кто-нибудь из двойников оказывался замешан в темных делишках. Впрочем, это и понятно — преступники с той стороны имели все мотивы для того, чтобы сбежать как можно дальше, наши же местные подонки тоже не откажутся от притока свежих сил. Итак, у какого-то Икса с той стороны горит земля под ногами, он перебирается к нам, пока неважно как, перебирается сюда и… случайно встречается с собственным оригиналом и вынужден его убить. Нет, скорее приканчивает его сразу, на всякий случай, чтобы не иметь осложнений в дальнейшем. Этот вариант казался мне более изящным, хотя… Могло быть и так — он находит настоящего Мануэля, открывает ему способ переброски, наверняка гарантирует ему какой-нибудь интересный товар — оружие, алмазы, платину, наркотики, микросхемы… О, оружие он может доставлять отсюда, там ведь, кажется, сражаются с кем-то из космоса… Возможно, они из-за чего-то поссорились, и кто-то из Мануэлей, набравшись уверенности, что справится и без близнеца, убивает другого. Или Будда? А? У него ведь есть что-то к Ласкацио… Я посмотрел на Будду. Алкоголь вступил в борьбу с его организмом, язык без участия сознания каждые полминуты тщательно облизывал губы. Веки то опускались, то медленно поднимались, но каждый раз казалось, что ему на это не хватит сил. Он слегка шевельнулся, словно собираясь встать и подойти, например, к бару, но победило то ли бессилие, то ли здравый рассудок, и он снова опустился в кресло, притворившись, что лишь слегка переменил позу. Я открыл рот, чтобы закончить допрос, но мне вдруг стало его жаль — один из редких моментов той профессиональной жалости, когда хочется очистить собственную профессию от достойных порицания методов и низменных поступков. Я знал, что могу какое-то время спустя пожалеть о своем благородном порыве, но ничего не мог с этим поделать. Я позволил себе расслабиться, как физически, так и душевно, и почти обмяк в кресле, с безразличным видом глядя на сражающегося с собственными воспоминаниями Будду.
Он дернул головой, снова напомнив коня.
— И тогда… — Он сжал губы. — Извини…
Он встал и направился в сторону ванной. Слыша, как он фыркает под струей воды, я вылил свой теплый тоник и на его место плеснул джина, добавил холодного тоника и закурил. От эмоций не осталось и следа, наконец я располагал хоть какими-то данными, недобрыми, опасными, но на их существование невозможно было закрыть глаза. Двойники… Переход на другую сторону… Где, черт возьми? Дыра… как там она называлась? Межпространственная… нет — межразмерная пленка, пленка Уэста. Черт бы их всех побрал…
Будда вышел из ванной, тряхнул головой. Короткие волосы, намоченные и энергично вытертые, встопорщились, удлиняя лицо. Он выглядел усталым. Быстрым шагом он подошел к бару, и я впервые в жизни едва не призвал к умеренности кого-то, кроме себя, но, к счастью, удержался — Будда налил себе стакан минералки, выпил залпом, налил второй и, держа его в руке, сел в кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Ну и нюх у вас! — констатировал я, ставя на стол источающий аппетитный аромат котелок.
— На твой плов, папа, у нас всегда нюх, — заверил меня Фил. — А мы сегодня в баксетбол выиграли!
— Мама готовит не хуже, — бросил я. — В баскетбол?
— Угу! — согласился он. Пима рассмеялась.
— Фил, ведь папа это сказал для того, чтобы услышать, как ты ему возражаешь.
— Угу… Знаю… Ммм… — промычало неблагодарное дитя, обжигая рот первой порцией горячего риса.
Некоторое время слышалось лишь шипение и быстрое дыхание. На верху лестницы появилась Феба, посмотрела на нас и, изображая всем своим видом страдание, пошла в кухню за порцией своих питательных хлопьев с молоком.
— Фил, ты же знаешь, что мы не любим подобных звуковых эффектов…
Он оторвался от тарелки и укоризненно посмотрел на меня:
— Ведь ты же говорил когда-то, что если человек знает, что нельзя есть рыбу ножом, то он может ее есть ножом. А я знаю, что, когда ешь, нельзя чавкать…
— Во-первых, это я говорил не тебе, а Дугу…
— Во-вторых, — перебил он меня, — ты говорил это Джеку, а кроме того, не говорил, что ко мне это не относится…
— В-третьих, если даже человек знает, что перебивать говорящего не является признаком хорошего тона…
— … то он не должен перебивать! Знаю. — Он принялся за еду, исчерпав тему.
Будда покачал головой, но от комментариев воздержался.
— Пальчики оближешь, — решила заполнить паузу Пима. — Кто тебя так разозлил?
Даже не пытаясь притворяться, я махнул рукой.
— Компьютерный сервис, — признался я.
— Ничего страшного, — пояснила Будде Пима. — Когда он зол, по-настоящему зол, он готовит гениальные блюда. И притом настолько острые, что потом дыхание прожигает дыры в подушках.
— Сегодня даже лучше, чем когда тебя вызывали в школу, — поддакнул Фил.
Я украдкой окинул взглядом комнату, но нигде не заметил даже следа дурного настроения.
— То есть, когда отец в хорошем настроении, он готовит манную кашу? — спросил Будда Фила.
— Что ты! В хорошем настроении папа вообще не готовит, а кроме того, как можно готовить кашу за пивом?
— За пивом? В смысле — на пиве?
— Нет. Папа на кухне отмеряет время по тому, сколько выпьет пива, вроде как там слишком сухой воздух, но мама никогда не…
— Ладно, умник, не выдавай кухонные тайны.
— Или альковные. — Он набил рот рисом. — Что такое альков?
— Не прикидывайся. Я знаю, что ты знаешь, — погасила его пыл Пима.
— Знаю.
— Ну и прекрасно, мы тоже знаем, так что хвастаться тебе нечем. Кому добавки?
Все трое отрицательно покачали головами.
— Отлично. — Я первым встал из-за стола. — Поговорим, когда закончишь, — сказал я Будде. — Звонил Крабин, — добавил я, увидев вопрос в его взгляде.
Он появился в гостиной быстрее, чем я предполагал, закурил и вопросительно посмотрел на меня.
— На основе сведений, полученных от нашего знакомого детектива из Тралсы, я пришел к некоторым выводам, но меня преследует мысль, что это не будет для тебя новостью.
Я замолчал. Будда затянулся и выпустил дым изо рта, глядя на конец сигареты. Я сделал то же самое. Краем глаза я заметил, что он перестал вглядываться в тлеющий кончик и смотрит на меня.
— Красински перешел на ту сторону, — сказал он, вопросительной интонацией подчеркнув слово «ту».
Я кивнул.
— Все об этом говорит. И теперь я в этом уже почти уверен — твое предположение плюс то, что сказала Мадлен.
— Что она сказала?
— Что он читал в качестве руководства «Ту сторону мира»…
— А поскольку при мне нашли именно эту повесть…
— И поскольку ты явился с пустячным делом именно ко мне, а не в агентство, что было бы разумно…
— Ты сделал вывод, что я уже раньше знал о действующем проходе?
— Да. А теперь ты расскажешь об этом мне, в точности и со всеми подробностями.
— Конечно, — согласился он с таким выражением лица, словно по крайней мере неделю несколько раз в день безуспешно пытался рассказать мне обо всем, что знал. Но на меня он при этом не смотрел. Взгляд его нервно пробежался по комнате и наконец остановился на баре. — На этот раз, наверное, попрошу… — Он поколебался, не зная, как лучше закончить фразу. — Думаю, мне это поможет…
— «Слишком много пьют в этих твоих повестях», — подчеркнуто язвительным тоном процитировал я. Не потому, что я настолько злораден, а просто мне хотелось вывести Будду из замешательства, в котором он пребывал. Может, это и неприятный, но всегда действенный метод, вот только никто меня после не благодарит. Я подошел к бару и, повозившись возле него некоторое время, протянул Будде стакан с чертовски крепкой смесью водки со льдом плюс по паре капель того, другого и третьего. Себе я на этот раз налил почти чистого тоника. Я был на работе. — Выпей и рассказывай.
Он поблагодарил, несколько раз качнув головой, словно дрессированный конь в цирке, выпил, снова несколько раз кивнул, но, похоже, не собирался в ближайшем будущем выполнять вторую часть просьбы. Я не торопил его, сейчас мне от него требовались искренность и откровенность. Я выпил тоника — он показался мне невкусным, но вполне подходящим для моих целей, поскольку я машинально поморщился, словно хлебнув чистого спирта. В дверях кухни появилась Пима, но, встретившись со мной взглядом, сразу же удалилась; минуту спустя я услышал, как она зовет Фила и они вместе отправляются в гости к тете ЭДэри. Будда решился еще на один глоток, которым почти полностью опорожнил стакан. Я вовсе не собирался вскакивать с места и услужливо наполнять его еще раз.
— Красински и некий Мануэль Ласкацио… — начал он, но у него перехватило горло; он откашлялся и прополоскал рот остатками водки. Идя к бару, а затем наполняя стакан джином, он продолжал, все так же не глядя на меня: — Это были двое неразлучных друзей, во всех отношениях. Абсолютно во всех, — уточнил он, особо подчеркивая эти слова. У бара он сразу же выпил половину порции, со второй же вернулся к креслу и сел; казалось, будто он хочет меня убедить, что разговаривает как бы сам с собой, но впечатление это нарушал его застывший взгляд. — Ласкацио получил пулю, несколько пуль, и сдох на грязной мостовой в Спокейне. У полиции были сложности с опознанием трупа, так как при нем не было никаких документов и он был чужим в этом городе. Естественно, личность его удалось установить по отпечаткам, сетчатке глаза и прочему, вот только обладатель этих отпечатков сидел в камере на другом конце Штатов, в Акроне. Не было никаких сомнений — Мануэль Ласкацио ждал суда за неудачную кражу, и одновременно Мануэль Ласкацио лежал в морге. Полиция билась в судорогах. У меня был оплаченный информатор среди них… — В конце концов он поднял взгляд и посмотрел на меня. — Сперва он охотно взял деньги за информацию, потом, по мере того как дело становилось все более запутанным, у него появлялось все больше возражений, но отказаться он уже не мог — я начал угрожать, что донесу на него, — зато без зазрения совести повышал ставку. Впрочем, это нормально… Но к делу — Мануэлей оказалось двое, полиция с воодушевлением принялась проверять версию о близнецах, хотя специалисты объясняли, что даже у близнецов не бывает идентичных отпечатков, не говоря уже о шрамах. Естественно, эта версия провалилась достаточно скоро, а новых уже не было.
Алчно влив в себя остатки джина, он опустил руку со стаканом между колен и стал им покачивать, наблюдая, как капли спиртного перекатываются по влажному дну. Я тихо дышал, чтобы не спугнуть его вдохновение, но это сделала Феба. Видимо, она уже накормила щенков и решила не лишать нас слишком надолго своего общества. Несколько секунд она смотрела на нас сверху, затем резво сбежала по лестнице, подскочила ко мне и положила морду на колени. Будда посмотрел на нее, затем на меня. Вдохновение вдруг куда-то улетучилось.
— Подожди, — попросил я.
Я пошел на кухню и, найдя в холодильнике аппетитный кусок говядины, которым тут же занялась Феба, вернулся в комнату.
— Это все? — спросил я.
— Почти. — Он поставил, вернее, почти бросил стакан на пол. — Проведя собственное расследование, я выяснил, что Мануэль Ласкацио, тот, что в тюрьме, мог быть в Спокейне, убить своего двойника, сбежать как можно дальше, чтобы на первый взгляд никому не приходило в голову как-то связать его с убийством, и дать себя поймать на краже.
— А зачем ему это делать? И что, полиция эту версию не проверяла?
— Полиция? — иронически фыркнул он. — Почему это должно было прийти им в голову? Мотивы?
Я наклонился к нему:
— А почему тебе это пришло в голову?
Он некоторое время молчал, двигая носком ботинка стакан по ковру. Похоже, развлечение ему понравилось — он переставил ноги так, что стакан оказался между ними, и начал его перекатывать туда-сюда. Это продолжалось довольно долго и напоминало сеанс самогипноза, я уже подумывал, не прервать ли эту забаву, но пересилил собственное раздражение.
— Я прочитал твою книгу, — наконец буркнул он. — И у меня сразу же возникли неопровержимые ассоциации…
Я внимательно вслушивался в его голос, но мне не удалось почувствовать в его интонации ни следа лжи, колебаний или даже симптомов алкогольного опьянения; он оказался крепче на голову, чем можно было бы предположить, судя по его нелюбви к крепким напиткам. Когда он замолчал, я перестал анализировать тон его голоса и перешел к размышлениям относительно содержания сказанного им. Двойники, подумал я. Тут все сходится, даже слишком хорошо — почти всегда кто-нибудь из двойников оказывался замешан в темных делишках. Впрочем, это и понятно — преступники с той стороны имели все мотивы для того, чтобы сбежать как можно дальше, наши же местные подонки тоже не откажутся от притока свежих сил. Итак, у какого-то Икса с той стороны горит земля под ногами, он перебирается к нам, пока неважно как, перебирается сюда и… случайно встречается с собственным оригиналом и вынужден его убить. Нет, скорее приканчивает его сразу, на всякий случай, чтобы не иметь осложнений в дальнейшем. Этот вариант казался мне более изящным, хотя… Могло быть и так — он находит настоящего Мануэля, открывает ему способ переброски, наверняка гарантирует ему какой-нибудь интересный товар — оружие, алмазы, платину, наркотики, микросхемы… О, оружие он может доставлять отсюда, там ведь, кажется, сражаются с кем-то из космоса… Возможно, они из-за чего-то поссорились, и кто-то из Мануэлей, набравшись уверенности, что справится и без близнеца, убивает другого. Или Будда? А? У него ведь есть что-то к Ласкацио… Я посмотрел на Будду. Алкоголь вступил в борьбу с его организмом, язык без участия сознания каждые полминуты тщательно облизывал губы. Веки то опускались, то медленно поднимались, но каждый раз казалось, что ему на это не хватит сил. Он слегка шевельнулся, словно собираясь встать и подойти, например, к бару, но победило то ли бессилие, то ли здравый рассудок, и он снова опустился в кресло, притворившись, что лишь слегка переменил позу. Я открыл рот, чтобы закончить допрос, но мне вдруг стало его жаль — один из редких моментов той профессиональной жалости, когда хочется очистить собственную профессию от достойных порицания методов и низменных поступков. Я знал, что могу какое-то время спустя пожалеть о своем благородном порыве, но ничего не мог с этим поделать. Я позволил себе расслабиться, как физически, так и душевно, и почти обмяк в кресле, с безразличным видом глядя на сражающегося с собственными воспоминаниями Будду.
Он дернул головой, снова напомнив коня.
— И тогда… — Он сжал губы. — Извини…
Он встал и направился в сторону ванной. Слыша, как он фыркает под струей воды, я вылил свой теплый тоник и на его место плеснул джина, добавил холодного тоника и закурил. От эмоций не осталось и следа, наконец я располагал хоть какими-то данными, недобрыми, опасными, но на их существование невозможно было закрыть глаза. Двойники… Переход на другую сторону… Где, черт возьми? Дыра… как там она называлась? Межпространственная… нет — межразмерная пленка, пленка Уэста. Черт бы их всех побрал…
Будда вышел из ванной, тряхнул головой. Короткие волосы, намоченные и энергично вытертые, встопорщились, удлиняя лицо. Он выглядел усталым. Быстрым шагом он подошел к бару, и я впервые в жизни едва не призвал к умеренности кого-то, кроме себя, но, к счастью, удержался — Будда налил себе стакан минералки, выпил залпом, налил второй и, держа его в руке, сел в кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52