Будда подвинулся, давая мне возможность взять управление на себя. Я выключил комп, вдавил газ до упора и плавно свернул влево. Сзади слышались выстрелы, одна из пуль пролетела рядом с нами, срезая верхушки высокой травы. Мы все больше удалялись от сбитых с толку бандитов, приближаясь к краю леса, за которым я надеялся скрыться из поля зрения стрелков. — Кажется, все, — сказал я, внешне спокойно, но сам слышал недоверие в собственном голосе. — Можешь выйти на поверхность.
— Они будут нас преследовать, — не то сказал, не то спросил он.
— На «тарганах»? С этими рельсами им из кювета не выбраться. Больше они нас беспокоить не будут.
— Может, вызовут на помощь остальных?
— Не преувеличивай — ты что, имеешь в виду вер-олеты?
— Ну да. — Он явно успокоился.
Некоторое время мы ехали по лесу молча. «Бастаад» довольно шумно пробивался сквозь высокие густые заросли, кусты то и дело хлестали по имитации радиатора или бамперу. Я посмотрел на брата, все еще державшего в руке пистолет. Оружие было на предохранителе.
— А ты неплохо управляешься с оружием, — похвалил я. — Знаешь эту марку?
— Нет… Вернее, да… — пробормотал он. — В общем, я не стрелял из него, но в руках держал.
Я подумал, что, идя на дело, он мог бы и похвастаться своими познаниями, даже едва не сказал ему этого вслух, но мы уже свернули за первые деревья, выстрелы прекратились, и я замедлил ход, чтобы сориентироваться на местности.
— Лучше все же будет сменить маршрут…
— Ага…
Я посмотрел на него, заинтригованный его тоном. Будда всматривался в край леса, притворясь, будто не видит моего испытующего взгляда, но долго не выдержал.
— Что ты так на меня смотришь?
— Что это было за «ага»?
— Ну… Просто «ага».
— Не бывает просто «ага». Любое слово имеет значение. Не смейся, давай говори…
— Меня просто удивила твоя предусмотрительность. — Он почесал за ухом, наморщив физиономию, словно молодой бладхаунд. — До сих пор мне казалось, что ты не особо заботишься о… Как бы это сказать… О подстраховке?
— Вот ты и ошибаешься, без подстраховки я даже в уборную не захожу…
— И даже прежде всего в уборную… — подхватил он. — Ты не боялся?
— Конечно. Конечно, да. Мне нравится жизнь, и больше всего мне не хотелось бы, чтобы какая-нибудь сволочь меня ее лишила. Это ведь так неэстетично — дать себя убить кому попало, как считаешь?
— О, да-да!
Я снова вернулся к изучению карты. Будда вытянул шею и оглянулся назад, затем столь же тщательно обследовал оставшиеся три направления и в конце концов упал на сиденье. Вскоре он, видимо, задумался, так как из слегка вытянутых вперед губ начало доноситься тихое беззвучное посвистывание. Причем достаточно странное — он пытался, и это ему удавалось, насвистывать простенькую мелодию, как выдыхая воздух, так и втягивая его: фью-фи-фью — на выдохе, фи-фью-фью — на вдохе, выдох: фью-фи-фью, фью-фью — вдох. Я делал вид, будто все еще изучаю перемещающуюся по экрану карту и прислушивался к его шепоту-свисту. Не потому, упаси господи, что это меня как-то привлекало, но потому, что он впервые выглядел расслабленным. Или наоборот — сосредоточенным. Первое было бы понятно, второе — удивительно, если учесть, что у него уже по крайней мере несколько раз имелись причины углубиться в размышления, но он сделал это лишь теперь. Какое-то время я обдумывал возможные причины, но, как оказалось, брата я знал настолько мало, что мне в голову ничего не приходило. Я стер с экрана карту и медленно тронулся с места. Несколько секунд спустя Будда вернулся с неба на землю.
— Ну что, поехали? — бодро спросил он, словно только что проснулся.
Мозг молниеносно подсунул несколько коротких ответов на его банальное замечание. Я сдержался.
— Слегка бочком, но как-нибудь доползем, — сказал я.
Полчаса спустя мы были уже на второстепенном местном шоссе, с которого мы смылись при первой же подходящей возможности и на всякий случай, если вдруг бандиты решат не оставлять нас в покое, слегка запутали следы. Моя чрезмерная склонность к подстраховке позволила — на что я не замедлил обратить внимание Будды — нам к двум часам оказаться на окраине Тралсы, точнее говоря, в нетипичной двухэтажной забегаловке, где Будда принялся на первом этаже за лепешки-тако, а я, съев гамбургер, поднялся на второй этаж чего-нибудь выпить.
Я допивал пиво, когда на пороге появился Будда, быстро окинув взглядом посетителей, то есть меня и еще двоих. Половина из них вела себя так, будто праздновала бегство жены с лучшим другом семьи. Будда укоризненно засопел.
— Я слышал мнение, что слишком много пьет этот твой герой. То есть ты… — бросил он.
Я пожал плечами — мой любимый ответ на глупые замечания.
— То есть ты, — повторил Будда. Старший брат, черт бы его побрал…
— С точки зрения статистики, — сказал я, отпив глоток, — девяносто два процента людей умирают трезвенниками. Умирают, понимаешь? Когда я об этом узнал, решил перейти в другую часть человечества, понимая это так, что остальные не умирают. — Я посмотрел из-за края кружки на Будду. Все его чувства были видны на его лице столь же отчетливо, как на физиономии матроса, стоящего перед дверью публичного дома. — Успокойся, — пошел я на примирение. — Когда-нибудь…
— Эй! — заорал один из посетителей. — Джин с тоником — два бакса, так? Я беру без тоника и плачу два пятьдесят?
— Прошу прощения… — устало сказал бармен, видимо, уже не первый раз отвечая на претензии того же самого клиента. — Пожалуйста… — Он показал на овальную белую табличку с надписью большими черными буквами: «Джин & Тоник — $2.00. То же, по рецептуре клиента — $2.50». Это была несомненная цитата, только я не мог вспомнить откуда. — И имейте в виду, — процедил бармен, — что даже собственноручно смешанный джин без ничего мы подаем только до определенного момента.
Клиент пытался пронзить мрачным, зловещим взглядом стоявшего за стойкой, но у него слишком бегали глаза, что, в свою очередь, раскачивало голову, и все его усилия уходили на то, чтобы удерживать ее на месте. О каком-либо диалоге уже не могло быть и речи. Я допил пиво и наклонился, собираясь встать. Буд-да придержал меня за рукав.
— Что «когда-нибудь»? — спросил он.
— Когда-нибудь мы еще поговорим на эту тему, — пообещал я и встал, ненароком проверяя прочность рукава. Рукав выдержал. — Пошли…
Я вышел первым, собственно, меня гнала вперед злость. Как всегда, когда кто-то пытается меня поучать… «О, черт бы тебя побрал», — подумал я.
— Мать твою! — рявкнул я, стоя на крыльце. Машину я, правда, оставил в тени, но злорадное солнце переместилось и атаковало заднюю часть «бастаада»: наполовину он был белым, как и положено «бастааду», вторая же половина нагрелась и порозовела, словно небрежно ощипанный цыпленок. Будда высунулся из-за моего плеча и захохотал. — Убью… — пообещал я всему миру.
Будда остался на месте, продолжая радостно хихикать, я же, если бы мог, открыл бы дверцу машины пинком, но это было невозможно. Включив комп, я начал ругаться с ним на тему «окраска-хамелеон». Он упрямился как мог, ссылаясь на отсутствие доступа к функциям нижнего уровня, но в конце концов я добился, чего хотел. Будда уже сидел в машине, сжав губы и наморщив лоб.
— Ну, все? — рявкнул я. — Отсмеялся?
Он фыркнул еще раз, разрушив своим смехом всю мою злость. Я захихикал, а потом расхохотался во весь голос. Все шло к долгой сцене безудержной радости героев, но мне внезапно расхотелось смеяться, словно я неожиданно заглянул в сценарий и увидел ремарку режиссера: «Вычеркнуть смех, вставить что-нибудь более осмысленное, может быть, задумчивость?» Я рванул рычаг ручного переключения скоростей, включил первую передачу. Двигатель послушно включился, и я тронулся с места. Я всегда пользуюсь ручным управлением, когда нетрезв. Пима пыталась когда-то объяснить мне, что я поступаю нелогично, осложняя себе жизнь как раз тогда, когда она и без того достаточно осложнена, но не настаивала на том, чтобы я в точности придерживался ее советов. И за это я ее тоже люблю.
— На хрена тебе это? — спросил Будда, с некоторым интересом пополам с неудовольствием наблюдая за моими ногами и рукой на рычаге переключения скоростей.
Я немного подумал — нет, пожалуй, Будда мне не нравился. Ему я этого говорить не стал и сосредоточился на том, чтобы вести машину, не вызывая у обгоняющих нас водителей желания вызвать полицию или дорожную помощь. Будда замолчал, не то испугавшись, не то задумавшись. Мы ехали так несколько минут. Неожиданно дорога вывела нас прямо на берег моря, опоясывая склон невысокого холма. Я посмотрел вправо. Волны, словно дисциплинированные шеренги солдат, невозмутимо раз за разом совершали десант на песок пляжа, который столь же неизменно поглощал их. Дорога свернула влево, на юг, затем сменила свои намерения и повернула на север, почти соприкасаясь с пляжем, словно окончательно с ним прощаясь. Сразу же после на обочине появился узкий ряд придорожных магазинов, дорога расширилась, и я не заметил, как по обеим ее сторонам появились дешевые жилые дома. Я съехал на обочину под предлогом, что хочу проверить в компе адрес, впрочем, это тоже пригодилось, но я уже был настолько спокоен, что, когда мы поехали дальше, руки мне требовались только для управления рулем.
Понятия не имею, почему я не сообразил, что у меня попросту неудачный день. Здоровая честная самооценка — одна из нескольких сотен моих сильных сторон. Обычно… вернее, всегда — бывает так: ни с того ни с сего я слышу где-то в грудной клетке, не в голове, а именно ниже, отчетливый, словно вой полицейской сирены, голос: «Не дергайся, это твоя пятница, тринадцатое, тринадцатого месяца тринадцатого года тринадцатого века. Сегодня, даже будь ты девственницей, тебя обвинят в изнасиловании четырех стариков». Может, голос и отзывался, но его заглушили триумфальные фанфары по поводу удачного бегства из-под стволов бандитов — не знаю. Меня не заставило задуматься даже замечание Будды:
— А тебе не нужно открыть себе какой-нибудь заказ на работу?
Я оторвал взгляд от шоссе и признательно кивнул.
— Ты меня поймал. Я совсем об этом забыл. — Я откинул клавиатуру и, не глядя, набрал данные заказа. Заказчиком был Будда, я слегка поколебался, прежде чем набрать фамилию. — Как там тебя…
— Я же говорил: Будда Гамильтон.
— Ну да.
Вводя персональные данные Будды, я услышал тот самый предупреждающий голос, но тут обгонявший меня автомобиль неожиданно рванулся вправо, преграждая нам дорогу, мышцы у меня напряглись, Будда воспринял маневр машины точно так же — что-то прошипел и быстро полез под сиденье, но «корвиера» перед нами, вместо того чтобы хлестнуть огнем по переднему стеклу, свернула в поперечную улицу и исчезла. Мой пассажир начал, не стесняясь в выражениях, комментировать случившееся, и я забыл о нашептывавшем мне голосе. Тем более что, когда до дома Джереми Красин-ски оставалось полквартала, мы наткнулись на стоявшие поперек улицы два полицейских автомобиля.
— Это еще что?! — прошептал Будда.
— Точно не могу сказать. — Я плавно затормозил и некоторое время разглядывал преграждающие дорогу машины. — Полагаю, это полиция. Сделать подобные выводы мне позволяют некоторые невидимые для неопытного глаза детали: сине-красные мигалки, окраска автомобилей, а также надписи на их кузовах…
— Заткнись! — заорал он во все горло.
Честно говоря, своим воплем он меня напугал. Я посмотрел на него. Моя шутливая фраза довела его чуть ли не до удара, лицо его приобрело свекольный цвет, на вспотевшем лбу проступили синие жилы. Впервые я видел пот у него на лбу. Костяшки судорожно стиснутых на коленях пальцев побелели, но он этого не чувствовал, вглядываясь вытаращенными глазами в преграду. Только теперь я понял, что он боится. Я задумался — мне никогда еще не приходилось оказываться в одной машине с впавшим в истерику старшим братом.
— Спокойно, у меня нет к тебе никаких претензий, — сказал я, стараясь не шевелить все еще лежащими на руле руками. Прежде я не мог даже предположить, что у меня может возникнуть мысль: «Лучше его не трогать, а то укусит!» — Ты честный гражданин, пока не начнешь убегать при виде первого же постового. О'кей?
Несколько секунд спустя я вынужден был признать, что он чрезвычайно быстро умеет овладевать собой, так же как и я. Может быть, даже быстрее. За несколько мгновений страх его исчез без следа, пот то ли испарился, то ли впитался в кожу на лбу, заодно погасив пурпурный цвет лица. Остались лишь пища для размышлений и воспоминание, притом что я сам всегда старался не придавать воспоминаниям особого значения.
Две банки пива в желудке напирали на его стенки, и пришлось подвинуть назад сиденье, чтобы вылезти из машины. Я огляделся по сторонам, даже забрался на ступеньку и с этой перспективы изучил улицу за кордоном. Возмущенное резкими движениями тела пиво послало на разведку в сторону пищевода кисло-горький комок, у меня неожиданно возникло непреодолимое желание спокойно подремать в траве, под каким-нибудь монотонно шумящим листвой деревом, возле ручья, журчащего по камням.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Они будут нас преследовать, — не то сказал, не то спросил он.
— На «тарганах»? С этими рельсами им из кювета не выбраться. Больше они нас беспокоить не будут.
— Может, вызовут на помощь остальных?
— Не преувеличивай — ты что, имеешь в виду вер-олеты?
— Ну да. — Он явно успокоился.
Некоторое время мы ехали по лесу молча. «Бастаад» довольно шумно пробивался сквозь высокие густые заросли, кусты то и дело хлестали по имитации радиатора или бамперу. Я посмотрел на брата, все еще державшего в руке пистолет. Оружие было на предохранителе.
— А ты неплохо управляешься с оружием, — похвалил я. — Знаешь эту марку?
— Нет… Вернее, да… — пробормотал он. — В общем, я не стрелял из него, но в руках держал.
Я подумал, что, идя на дело, он мог бы и похвастаться своими познаниями, даже едва не сказал ему этого вслух, но мы уже свернули за первые деревья, выстрелы прекратились, и я замедлил ход, чтобы сориентироваться на местности.
— Лучше все же будет сменить маршрут…
— Ага…
Я посмотрел на него, заинтригованный его тоном. Будда всматривался в край леса, притворясь, будто не видит моего испытующего взгляда, но долго не выдержал.
— Что ты так на меня смотришь?
— Что это было за «ага»?
— Ну… Просто «ага».
— Не бывает просто «ага». Любое слово имеет значение. Не смейся, давай говори…
— Меня просто удивила твоя предусмотрительность. — Он почесал за ухом, наморщив физиономию, словно молодой бладхаунд. — До сих пор мне казалось, что ты не особо заботишься о… Как бы это сказать… О подстраховке?
— Вот ты и ошибаешься, без подстраховки я даже в уборную не захожу…
— И даже прежде всего в уборную… — подхватил он. — Ты не боялся?
— Конечно. Конечно, да. Мне нравится жизнь, и больше всего мне не хотелось бы, чтобы какая-нибудь сволочь меня ее лишила. Это ведь так неэстетично — дать себя убить кому попало, как считаешь?
— О, да-да!
Я снова вернулся к изучению карты. Будда вытянул шею и оглянулся назад, затем столь же тщательно обследовал оставшиеся три направления и в конце концов упал на сиденье. Вскоре он, видимо, задумался, так как из слегка вытянутых вперед губ начало доноситься тихое беззвучное посвистывание. Причем достаточно странное — он пытался, и это ему удавалось, насвистывать простенькую мелодию, как выдыхая воздух, так и втягивая его: фью-фи-фью — на выдохе, фи-фью-фью — на вдохе, выдох: фью-фи-фью, фью-фью — вдох. Я делал вид, будто все еще изучаю перемещающуюся по экрану карту и прислушивался к его шепоту-свисту. Не потому, упаси господи, что это меня как-то привлекало, но потому, что он впервые выглядел расслабленным. Или наоборот — сосредоточенным. Первое было бы понятно, второе — удивительно, если учесть, что у него уже по крайней мере несколько раз имелись причины углубиться в размышления, но он сделал это лишь теперь. Какое-то время я обдумывал возможные причины, но, как оказалось, брата я знал настолько мало, что мне в голову ничего не приходило. Я стер с экрана карту и медленно тронулся с места. Несколько секунд спустя Будда вернулся с неба на землю.
— Ну что, поехали? — бодро спросил он, словно только что проснулся.
Мозг молниеносно подсунул несколько коротких ответов на его банальное замечание. Я сдержался.
— Слегка бочком, но как-нибудь доползем, — сказал я.
Полчаса спустя мы были уже на второстепенном местном шоссе, с которого мы смылись при первой же подходящей возможности и на всякий случай, если вдруг бандиты решат не оставлять нас в покое, слегка запутали следы. Моя чрезмерная склонность к подстраховке позволила — на что я не замедлил обратить внимание Будды — нам к двум часам оказаться на окраине Тралсы, точнее говоря, в нетипичной двухэтажной забегаловке, где Будда принялся на первом этаже за лепешки-тако, а я, съев гамбургер, поднялся на второй этаж чего-нибудь выпить.
Я допивал пиво, когда на пороге появился Будда, быстро окинув взглядом посетителей, то есть меня и еще двоих. Половина из них вела себя так, будто праздновала бегство жены с лучшим другом семьи. Будда укоризненно засопел.
— Я слышал мнение, что слишком много пьет этот твой герой. То есть ты… — бросил он.
Я пожал плечами — мой любимый ответ на глупые замечания.
— То есть ты, — повторил Будда. Старший брат, черт бы его побрал…
— С точки зрения статистики, — сказал я, отпив глоток, — девяносто два процента людей умирают трезвенниками. Умирают, понимаешь? Когда я об этом узнал, решил перейти в другую часть человечества, понимая это так, что остальные не умирают. — Я посмотрел из-за края кружки на Будду. Все его чувства были видны на его лице столь же отчетливо, как на физиономии матроса, стоящего перед дверью публичного дома. — Успокойся, — пошел я на примирение. — Когда-нибудь…
— Эй! — заорал один из посетителей. — Джин с тоником — два бакса, так? Я беру без тоника и плачу два пятьдесят?
— Прошу прощения… — устало сказал бармен, видимо, уже не первый раз отвечая на претензии того же самого клиента. — Пожалуйста… — Он показал на овальную белую табличку с надписью большими черными буквами: «Джин & Тоник — $2.00. То же, по рецептуре клиента — $2.50». Это была несомненная цитата, только я не мог вспомнить откуда. — И имейте в виду, — процедил бармен, — что даже собственноручно смешанный джин без ничего мы подаем только до определенного момента.
Клиент пытался пронзить мрачным, зловещим взглядом стоявшего за стойкой, но у него слишком бегали глаза, что, в свою очередь, раскачивало голову, и все его усилия уходили на то, чтобы удерживать ее на месте. О каком-либо диалоге уже не могло быть и речи. Я допил пиво и наклонился, собираясь встать. Буд-да придержал меня за рукав.
— Что «когда-нибудь»? — спросил он.
— Когда-нибудь мы еще поговорим на эту тему, — пообещал я и встал, ненароком проверяя прочность рукава. Рукав выдержал. — Пошли…
Я вышел первым, собственно, меня гнала вперед злость. Как всегда, когда кто-то пытается меня поучать… «О, черт бы тебя побрал», — подумал я.
— Мать твою! — рявкнул я, стоя на крыльце. Машину я, правда, оставил в тени, но злорадное солнце переместилось и атаковало заднюю часть «бастаада»: наполовину он был белым, как и положено «бастааду», вторая же половина нагрелась и порозовела, словно небрежно ощипанный цыпленок. Будда высунулся из-за моего плеча и захохотал. — Убью… — пообещал я всему миру.
Будда остался на месте, продолжая радостно хихикать, я же, если бы мог, открыл бы дверцу машины пинком, но это было невозможно. Включив комп, я начал ругаться с ним на тему «окраска-хамелеон». Он упрямился как мог, ссылаясь на отсутствие доступа к функциям нижнего уровня, но в конце концов я добился, чего хотел. Будда уже сидел в машине, сжав губы и наморщив лоб.
— Ну, все? — рявкнул я. — Отсмеялся?
Он фыркнул еще раз, разрушив своим смехом всю мою злость. Я захихикал, а потом расхохотался во весь голос. Все шло к долгой сцене безудержной радости героев, но мне внезапно расхотелось смеяться, словно я неожиданно заглянул в сценарий и увидел ремарку режиссера: «Вычеркнуть смех, вставить что-нибудь более осмысленное, может быть, задумчивость?» Я рванул рычаг ручного переключения скоростей, включил первую передачу. Двигатель послушно включился, и я тронулся с места. Я всегда пользуюсь ручным управлением, когда нетрезв. Пима пыталась когда-то объяснить мне, что я поступаю нелогично, осложняя себе жизнь как раз тогда, когда она и без того достаточно осложнена, но не настаивала на том, чтобы я в точности придерживался ее советов. И за это я ее тоже люблю.
— На хрена тебе это? — спросил Будда, с некоторым интересом пополам с неудовольствием наблюдая за моими ногами и рукой на рычаге переключения скоростей.
Я немного подумал — нет, пожалуй, Будда мне не нравился. Ему я этого говорить не стал и сосредоточился на том, чтобы вести машину, не вызывая у обгоняющих нас водителей желания вызвать полицию или дорожную помощь. Будда замолчал, не то испугавшись, не то задумавшись. Мы ехали так несколько минут. Неожиданно дорога вывела нас прямо на берег моря, опоясывая склон невысокого холма. Я посмотрел вправо. Волны, словно дисциплинированные шеренги солдат, невозмутимо раз за разом совершали десант на песок пляжа, который столь же неизменно поглощал их. Дорога свернула влево, на юг, затем сменила свои намерения и повернула на север, почти соприкасаясь с пляжем, словно окончательно с ним прощаясь. Сразу же после на обочине появился узкий ряд придорожных магазинов, дорога расширилась, и я не заметил, как по обеим ее сторонам появились дешевые жилые дома. Я съехал на обочину под предлогом, что хочу проверить в компе адрес, впрочем, это тоже пригодилось, но я уже был настолько спокоен, что, когда мы поехали дальше, руки мне требовались только для управления рулем.
Понятия не имею, почему я не сообразил, что у меня попросту неудачный день. Здоровая честная самооценка — одна из нескольких сотен моих сильных сторон. Обычно… вернее, всегда — бывает так: ни с того ни с сего я слышу где-то в грудной клетке, не в голове, а именно ниже, отчетливый, словно вой полицейской сирены, голос: «Не дергайся, это твоя пятница, тринадцатое, тринадцатого месяца тринадцатого года тринадцатого века. Сегодня, даже будь ты девственницей, тебя обвинят в изнасиловании четырех стариков». Может, голос и отзывался, но его заглушили триумфальные фанфары по поводу удачного бегства из-под стволов бандитов — не знаю. Меня не заставило задуматься даже замечание Будды:
— А тебе не нужно открыть себе какой-нибудь заказ на работу?
Я оторвал взгляд от шоссе и признательно кивнул.
— Ты меня поймал. Я совсем об этом забыл. — Я откинул клавиатуру и, не глядя, набрал данные заказа. Заказчиком был Будда, я слегка поколебался, прежде чем набрать фамилию. — Как там тебя…
— Я же говорил: Будда Гамильтон.
— Ну да.
Вводя персональные данные Будды, я услышал тот самый предупреждающий голос, но тут обгонявший меня автомобиль неожиданно рванулся вправо, преграждая нам дорогу, мышцы у меня напряглись, Будда воспринял маневр машины точно так же — что-то прошипел и быстро полез под сиденье, но «корвиера» перед нами, вместо того чтобы хлестнуть огнем по переднему стеклу, свернула в поперечную улицу и исчезла. Мой пассажир начал, не стесняясь в выражениях, комментировать случившееся, и я забыл о нашептывавшем мне голосе. Тем более что, когда до дома Джереми Красин-ски оставалось полквартала, мы наткнулись на стоявшие поперек улицы два полицейских автомобиля.
— Это еще что?! — прошептал Будда.
— Точно не могу сказать. — Я плавно затормозил и некоторое время разглядывал преграждающие дорогу машины. — Полагаю, это полиция. Сделать подобные выводы мне позволяют некоторые невидимые для неопытного глаза детали: сине-красные мигалки, окраска автомобилей, а также надписи на их кузовах…
— Заткнись! — заорал он во все горло.
Честно говоря, своим воплем он меня напугал. Я посмотрел на него. Моя шутливая фраза довела его чуть ли не до удара, лицо его приобрело свекольный цвет, на вспотевшем лбу проступили синие жилы. Впервые я видел пот у него на лбу. Костяшки судорожно стиснутых на коленях пальцев побелели, но он этого не чувствовал, вглядываясь вытаращенными глазами в преграду. Только теперь я понял, что он боится. Я задумался — мне никогда еще не приходилось оказываться в одной машине с впавшим в истерику старшим братом.
— Спокойно, у меня нет к тебе никаких претензий, — сказал я, стараясь не шевелить все еще лежащими на руле руками. Прежде я не мог даже предположить, что у меня может возникнуть мысль: «Лучше его не трогать, а то укусит!» — Ты честный гражданин, пока не начнешь убегать при виде первого же постового. О'кей?
Несколько секунд спустя я вынужден был признать, что он чрезвычайно быстро умеет овладевать собой, так же как и я. Может быть, даже быстрее. За несколько мгновений страх его исчез без следа, пот то ли испарился, то ли впитался в кожу на лбу, заодно погасив пурпурный цвет лица. Остались лишь пища для размышлений и воспоминание, притом что я сам всегда старался не придавать воспоминаниям особого значения.
Две банки пива в желудке напирали на его стенки, и пришлось подвинуть назад сиденье, чтобы вылезти из машины. Я огляделся по сторонам, даже забрался на ступеньку и с этой перспективы изучил улицу за кордоном. Возмущенное резкими движениями тела пиво послало на разведку в сторону пищевода кисло-горький комок, у меня неожиданно возникло непреодолимое желание спокойно подремать в траве, под каким-нибудь монотонно шумящим листвой деревом, возле ручья, журчащего по камням.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52