Поскольку на "Таре" находилась лишь половина от запланированного
числа людей, пассажиры в значительной степени имели свободу в выборе
жилья. Большинство, подчиняясь своим инстинктам, выбрали носовые отсеки,
удаленные от двигательных цилиндров.
Когда Джим добрался до четырнадцатой палубы, первой, откуда имелся
доступ в двигательный цилиндр, гул человеческих голосов затих и лишь слабо
доносился откуда-то сверху. Никлин продолжал скользить вниз, едва касаясь
руками поручня. Он уже почти миновал семнадцатую палубу, когда рука
независимо от его воли до боли сжала дюралевый поручень, и он резко
остановился. Какое-то мгновение Никлин пребывал в полнейшем
замешательстве, но затем до его сознания дошла фантастическая причина этой
самопроизвольной реакции.
Совсем рядом, справа от него на чуть изогнутой стенке пассажирского
цилиндра он увидел дверь, ведущую в двигательный цилиндр.
Для того, кто не так хорошо знаком с металлическим скелетом,
внутренностями и нервными нитями "Тары", вид этой двери ничего не значил,
но Никлина словно искрой пронзило. Он отлично знал, что с семнадцатой
палубы нет доступа к двигателям, нет и никогда не было.
Он замер на лестнице, растерянно оглядываясь по сторонам. Все
остальное выглядело таким, каким и должно было быть. За спиной находились
две двери, ведущие в пассажирские каюты, а надпись на стене неопровержимо
указывала - это именно семнадцатая палуба. Да и не нужны ему были никакие
надписи, вполне достаточно расположения заклепок или формы сварных швов. И
тем не менее Никлин видел перед собой дверь в двигательный цилиндр. Дверь
там, где она не имела права существовать!
Дверь была самой что ни на есть настоящей. Никлин мог различить
царапины на зеленой поверхности. Он видел грязные пятна на белых деталях
кодового замка. Дверь было настоящей!
- Это сон, - громко сказал он, радуясь тому, что нашел объяснение. -
Это всего лишь один из моих снов, и для доказательства...
Никлин изо всех сил ударил кулаком по ребру палубы и тут же
вскрикнул. Боль пронзила его нервную систему, волной прокатилась по всему
телу. Он с удивленном взглянул на костяшки пальцев - кожа на них была
содрана, и на подкожной ткани выступили крошечные капельки крови.
Все сомнения относительно того, бодрствует он или спит, разом
исчезли. Но дверь осталась на месте.
"Моя память на числа начинает сбоить, - заклинал себя Никлин, сходя с
лестницы и приближаясь к двери. - Маленькая молекула серого вещества
испортилась, или протекла, или что там с ней происходит, когда она
начинает стареть. Всегда существовал вход с семнадцатой палубы. То, что я
ничего не помню об этом, еще ничего не значит, и в доказательство..."
Никлин набрал на замке код - 8949823 и улыбнулся, услышав щелчок.
"Какие-то числа еще помню!" Он начал медленно открывать дверь и с
удивлением обнаружил, что смотрит внутрь помещения, размером не больше
телефонной будки. Все там выглядело совершенно чуждым для "Тары", но Джим
уже приучил себя к мысли, что черное - это белое, а белое - это черное. И
довольно дерзко Никлин переступил таинственный порог.
Когда дверь за спиной захлопнулась, он увидел еще одну, слева от
себя, рядом с этой дверью в стене имелась небольшая ниша, подобная тем,
где обычно хранится пожарное оборудование. В нише стоял изящный серебряный
флакон. На флаконе какой-то шутник выгравировал надпись "ВЫПЕЙ МЕНЯ". В
буквах была характерная вычурность, и Никлин с улыбкой узнал почерк Скотта
Хепворта.
"Да ты забыл об одной из своих заначек, ты, старый пьянчужка!"
Все еще от души забавляясь, Джим взял флакон в руки. Тот был теплым
на ощупь. Никлин встряхнул его и услышал, точнее ощутил, как внутри
бултыхается небольшое количество жидкости. Повинуясь какому-то
безотчетному импульсу, он отвинтил крышку и глотнул содержимое. Это был
джин, обычный тепловатый джин.
Самый настоящий "Особый Хепвортин". Скотт любил джин с тоником и
всеми прочими добавками, но при необходимости поглощал его в любом виде.
Как сказал какой-то драматург, а, может и не драматург: "Коль замучила
жажда, то извлечь спиртное можно из чего угодно". Никлин улыбнулся: "Бьюсь
об заклад, старина Скотт перевернулся бы в своем пластиковом мешке, узнай
он, что не ему достался этот последний глоток. Хотя одного я не могу
понять. Почему джин до сих пор теплый?"
Охваченный неприятным предчувствием, что он совершает какую-то
ошибку, Никлин открыл вторую дверь. За ней находилось плохо освещенное
помещение, казавшееся слишком большим для пятиметрового двигательного
цилиндра. Единственная лампа над дверью отбрасывала круг тусклого света на
совершенно пустую палубу. Эта пустота тоже была очень странной, ведь
большая часть пространства должна быть занята громоздким двигательным
оборудованием. Джим попытался рассмотреть что-нибудь за пределами
освещенного круга, но темнота казалась непроницаемой. Воздух здесь был
чисти свеж, словно Никлин стоял посреди необозримой ночной степи.
Через несколько секунд из темноты выступила фигура. Она приближалась.
Никлин вскрикнул, сжался и закусил костяшки пальцев. Это был Скотт
Хепворт.
- Господи, ты нашел мое лекарство! - Хепворт подошел к нему вплотную
и взял флакон из застывшей руки. - Где же я его оставил?
Никлин издал какой-то хриплый звук, а Хепворт поднес флакон ко рту и
сделал большой глоток. Шея его выглядела совершенно неповрежденный. Но
когда он пил, жидкость вытекала сквозь ворот рубашки.
- Убирайся, - прошептал Никлин. - Убирайся! Ты мертв!
- Ну, не стоит мыслить столь вульгарно, мой мальчик, - добродушно
откликнулся Хепворт. - Разве я выгляжу мертвым?
Никлин внимательно изучил призрак и убедился, что все детали
совершенно точны, начиная от грязной и мятой одежды до знаменитого
голубоватого прыща на носу.
- Уходи, Скотт. - В шепоте Никлина слышалась мольба. - Я не могу
смотреть на тебя.
- Хорошо, я уйду, но должен сказать, что глубоко разочарован в тебе,
Джим. - Хепворт начал отступать в темноту. - Я мог бы помочь тебе
подготовиться к тому, что последует дальше. Встречи с тобой ждут другие, и
я мог бы подсказать, как обращаться с ними...
Когда подобие Хепворта скрылось в темноте, Никлин схватился за ручку
двери и судорожно рванул ее вниз. Ручка не повернулась. Впрочем, ничего
другого он и не ждал. Теперь к нему приближались еще две фигуры. На губах
Кори Монтейна играла плаксивая кривоватая усмешка, рядом с ним шла
хорошенькая молодая женщина, выглядевшая бы вполне здоровой и невредимой,
если бы не рукоятка кухонного ножа, торчавшая из ее груди. Нож покачивался
в такт ударам ее сердца.
- Мы с Милли теперь счастливы, Джим. - Монтейн обнял женщину за
талию. - И я хочу, чтобы вы знали - вы тоже можете стать счастливым. Для
этого нужно лишь...
- Вы мертвы! Вы тоже мертвы! - закричал Никлин. - Не подходите ко
мне! Не приближайтесь! Вы мертвы! И вы хотите заставить меня поверить, что
и я тоже мертв! Но я еще жив! Все это только сон!
Монтейн обменялся с женой обеспокоенным взглядом. Они все еще
приближались к Никлину.
- Вы мне не нравитесь, Джим, - сказал Монтейн. - Это все лишнее.
Нужно только выслушать...
- Убирайтесь! - заорал Никлин и крепко прижал ладони к глазам.
Он стоял с закрытыми глазами, пока немного не успокоился. Никлин
боялся, что эти кошмарные существа украдкой подошли к нему, и теперь их
сочувственные лица покачиваются совсем рядом. Но когда он открыл глаза,
Монтейн и его жена исчезли. Окружающая тьма вновь была спокойна. Но теперь
Джим мог видеть несколько дальше, и им вновь овладело первоначальное
впечатление бескрайней степи. На неуловимом, неощутимом расстоянии можно
было различить что-то огромное, какие-то черные кривые в таком же черном
мраке. Может, это холм, гора из обсидиана, отражающая свет невидимых
звезд?
"За что мне все это? За что?" - Никлин еще раз безрезультатно
подергал ручку двери.
- Я скажу тебе, за что. - За пределами круга маслянистого желтого
света раздался одновременно и знакомый и совершенно неузнаваемый голос. -
Ты забил свою голову нигилизмом и ложными идеями, малыш Джимми. И именно
за это ты держишь теперь ответ.
- Кто вы? - дрожащим голосом спросил Никлин. Дурные предчувствия
вновь навалились на него. - И почему вы называете меня Джимми? Никто не
звал меня так с тех пор, как...
- С тех пор, как ты вырос, не так ли?
Огромная фигура дядюшки Ренара вступила в унылый конус света.
Никлин снова съежился от страха и ужаса. Он видел - это вовсе не тот
сохранившийся в его памяти дядюшка Ренар. Этот человек, точнее, это
существо было совсем иным. Это был дядя Ренар из его сна. То самое ужасное
существо, с которым мать заставляла обращаться как с совершенно обычным
человеком, несмотря на его огромный рост, колючую рыжую шерсть, дикие
желтые глаза и острую морду. И, как и прежде, едва Никлин узнал его,
существо лишилось своей силы.
- Ты не напугаешь меня! - с вызовом крикнул Джим.
- А почему кто-то должен бояться такого симпатягу, как я? - Нос лиса
горделиво выглянул из стоячего ворота засаленного сюртука девятнадцатого
века. - Я прекрасно понимаю, почему ты не захотел иметь дело с остальными,
особенно с той ужасной женщиной. Ты видел этот нож? Тьфу! - Гримаса
отвращения сморщила морду лиса. - Между нами говоря, Джим, ты совершенно
правильно сделал, что избавился от этого сброда.
- От тебя я тоже хочу избавиться. Ты не существуешь!
- Что за странные вещи ты говоришь. - Лис обеспокоенно оглянулся
через плечо, затем рассмеялся, разинув пасть, полную острых зубов. - Да ты
ведь не смог бы со мной разговаривать, если бы меня не существовало.
Логично, не правда ли? Видишь ли, это место, где мы с тобой сейчас так
славно беседуем, находится в мысленном пространстве. Поэтому выдуманные
существа здесь столь же реальны, как и физические. Ты ведь помнишь, что
тебе рассказывали о мысленном пространстве?
Никлин покачал головой.
- Я не позволю тебе существовать ни в каком пространстве.
- Не делай этого, Джимми! - Дядя Ренар вновь оглянулся в темноту,
стряхнув со лба нарисованные капельки пота. - Я могу подготовить тебя к
предстоящему. Ты скоро встретишься с Гэ Пэ, и я могу...
- Убирайся!
Лис отступил, его фигура покрылась рябью, и вдруг он превратился в
худого, лысоватого человека лет сорока самого разнесчастного вида. Что-то
шевельнулось в памяти Никлина. Перед ним стоял настоящий дядя Ренар.
- Ты тоже можешь уматывать, - приказал Никлин.
- Джимми, дай мне объяснить одну очень важную для тебя вещь, -
существо становилось назойливым. - Ты думаешь, что все это сон, но это не
так! Ты сейчас находишься в мысленном пространстве, Джимми. Ты должен
вспомнить, что говорила тебе Сильвия Лондон. Ты ведь помнишь ее? Такая
шикарная женщина. Так вот, все сказанное ею абсолютная правда!
Никлин нахмурился.
- Это значит, что ты существуешь независимо от чего бы то ни было, и
я не могу причинить тебе вреда?
- Да, но я не являюсь истинно сапионным существом. - Фигура быстро
оглянулась в сторону той темной массы, присутствие которой почувствовал
Никлин. Лицо его стало еще несчастнее. - Настоящий дядя Ренар находится
где-то в ином месте этого континуума. Я существую лишь потому, что являюсь
проекцией твоих детских воспоминаний, и если ты начнешь вмешиваться в...
- Ты имеешь в виду, если я вырасту?
- Ты давным-давно вырос, Джимми. - Существо хитро и заискивающе
улыбнулось. - Ты здорово вырос! Было приятно наблюдать, как ты разнес в
пух и прах этих громил в Альтамуре. Особенно третьего, когда он уже был
уверен, что спасся. А потом, эта стерва Фартинг. Я скажу тебе кое-что
важное, Джимми. Она сожалеет, что когда-то обошлась с тобой так
несправедливо. Если ты сейчас подойдешь к ней, то ты...
- Прочь! - приказал Никлин, ненависть затопила его сердце. - Сгинь!
Прекрати существовать!
Дядюшка сердито и испуганно зарычал. Черты лица его стали меняться...
вытягиваться в звериную морду, зубы превращались в клыки... но прежде, чем
метаморфоза завершилась, призрак исчез, растворившись во мраке.
Никлин остался один. И в то же время здесь был кто-то еще. За
пределами конуса желто-болезненного света, где-то вдали, на бескрайней
равнине двигалось нечто огромное и непостижимое. Абсолютная пустынность
местности не позволяла оценить его размеры. Как же называлась та статуя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41