"Не стоит уводить меня на неверный
путь. Я не утверждаю, что старина Скотт мертв. Он молчит, это верно, но
молчание вовсе не означает, что он погиб, отнюдь не означает. Наверное,
спрятался где-нибудь и недоумевает, что могло случиться. Он, может быть,
даже наложил в свои дурацкие мешковатые штаны и стыдится выйти наружу. Вот
смех-то!"
Прошло почти две минуты, когда из-за экрана снова послышался лязг.
- Скотт? - прошептал Никлин. - Это ты, Скотт?
Как бы в ответ у него в кармане зашевелились отвертки и гаечные
ключи, дергаясь и извиваясь, словно попавшие в неволю зверьки. Никлин тихо
застонал. Неожиданно затрясся металлический стеллаж. Раздался
беспорядочный звон инструментов, словно заиграл безумный оркестр. Страх
постепенно отпускал Никлина - он понял, что гиромагнитные демоны в своей
предсмертной агонии породили и выпустили сонм озорных кинетических
бесенят.
"Отличный прием, о Газообразное Позвоночное! Ты так и подталкиваешь
меня туда. Осталась самая малость. Скотт Хепворт действительно мертв? Он
замолчал навсегда?!"
Прошло еще две минуты. Никлин услышал справа от себя какой-то новый
звук, оглянулся и увидел человека в форме портового охранника. Это был все
тот же молодой бородач. Он пристально посмотрел на Никлина, не произнеся
ни слова, приложил палец к губам, попятился и скрылся из виду.
Прошло пять минут. Никлин медленно приблизился к экрану эмиссионной
камеры. Сквозь узкий проход между перегородкой и защитным экраном он
увидел кусок сюрреалистического мира: обломки серого металла, серые
безжизненные ящики, покореженные управляющие стержни. И всюду, всюду -
красные потеки, красные пятна.
Джим дошел до края экрана. Первое, что он увидел, была голова
Хепворта. Голова была отрезана неаккуратно, очень неаккуратно, и глаза
Хепворта смотрели прямо на него.
Никлин почувствовал, как его собственное лицо превращается в
посмертную маску, как искажаются его черты. И тут же сознание перескочило
в спасительный мир абсурдных и совершенно неуместных мыслей. "Ты только
взгляни на этот ужасный прыщ у него на носу! Может, стоит выдавить его,
прежде чем кто-нибудь увидит такое... оказать ему последнюю любезность...
выразить уважение..."
Та часть сознания Никлина, которая все еще оставалась способной к
логическому мышлению, подсказывала - где-то рядом должно находиться тело.
Боковым зрением Джим уловил какую-то темную массу, но не смог заставить
себя взглянуть в ту сторону. С каждым выдохом у него вырывался не то стон,
не то всхлип. Никлин выбрался из эмиссионной камеры и подошел к ближайшему
переговорному устройству. Он назвал номер пилота, и на экране возникло
лицо Флейшер.
- Это Джим Никлин.
- Я вижу, - сухо ответила Флейшер. - Ну?
- Доктор Хардинг с вами?
- Да, он осматривает Кори. А в чем дело?
- Скотт Хепворт мертв. Кому-то нужно... собрать его, я не могу этого
сделать. - Никлин сделал глубокий вдох, стараясь обрести душевное
равновесие. - Попросите доктора Хардинга спуститься на четырнадцатую
палубу. Здесь требуются его услуги.
В критические моменты, как установил Никлин на собственном опыте,
простые и маленькие радости имеют огромное значение. Среди медицинских
припасов корабля не фигурировал алкоголь - на то была воля Кори Монтейна.
Но оказалось, что в личной аптечке доктора Хардинга имеется бутылка
бренди. Хардинг не был официальным врачом "Тары". Он был обычным
переселенцем и оплатил место для себя и своей семьи. Но, как выяснилось в
первые часы полета, его профессия - врач-терапевт, и Хардинг был назначен
на должность корабельного врача вместо специально нанятого человека,
оказавшегося жертвой внезапного старта корабля. Джим чуть не заплакал от
благодарности, когда ему поднесли наполненный до краев стакан. Этот стакан
представлял для него сейчас ценность куда большую, чем целый орб золота.
На борту стояла "ночь" и хотя суматоха последних часов несколько
улеглась, последовавшая за ней тишина была далека от абсолютной. Слишком
многое случилось за слишком короткое время. Пассажиры были испуганы и
сбиты с толку новостью о превращении Орбитсвиля. Встревоженные толпы
собрались у телемониторов на палубных площадках. Тревогу усилили
уменьшение ускорения, смерть Хепворта и, наконец, заявление о возвращении
"Тары".
Воорсангер и Меган Флейшер по общей трансляционной сети корабля
выступили с обращением. Они сказали, что корабль возвращается для
исследования планетарного облака. Их заявление являлось скорее
дипломатическим умолчанием, чем прямой ложью. Они упирали на то, что по
сравнению с долгим полетом, эта задержка - сущий пустяк. Тем не менее в
коллективном сознании пассажиров возникло множество страхов и сомнений.
Дани Фартинг и другие старожилы общины, которых полностью ввели в курс
дела, сбивались с ног, успокаивая встревоженных людей, но успех их
деятельности был более чем сомнителен.
Никлин физически чувствовал, как по пассажирским палубам
распространяются страх и паника. Холодок засел и у него в душе. Джим
никогда не любил спиртного, но сейчас, сидя в рубке управления вместе с
Воорсангером и Флейшер, он наслаждался каждым глотком бренди. Никлин
представил, как когда-нибудь, оказавшись в подходящих условиях, посвятит
всю оставшуюся жизнь поклонению зеленому змию с огненным сердцем. Однако
возможность эта начинала казаться ему все более призрачной, еще более
далекой, чем звезды.
Хардинг проявил редкое мужество и в одиночку убрал останки Хепворта
из эмиссионной камеры. "Тара", будучи кораблем исследовательского класса,
могла управляться, в случае необходимости, одним человеком. Ее
конструкторы постарались предусмотреть любую нештатную ситуацию, с которой
мог столкнуться небольшой экипаж, но они не учли одной детали - что
делать, если число членов экипажа звездолета уменьшится во время полета.
На корабле не было места для трупов. Это упущение создало для Хардинга
определенные проблемы, однако он с честью вышел из столь затруднительного
положения, запаковав останки Хепворта в пластиковую оболочку и положив
мрачный сверток в свободный морозильник. После этого Никлин смог войти в
эмиссионную камеру и поискать неисправность.
Он обнаружил, что один из стержней, управляющих положением клапана,
как и предполагал Хепворт, сломался. Сломанный стержень выскочил из
держателей, выбил все остальные стержни и повредил два сервомотора.
Хепворт не учел последнего обстоятельства, в результате чего и потерял
жизнь. Но причина, лежавшая в основе всех этих неполадок, была куда более
принципиальной.
Цепь неисправностей брала свое начало в загоревшейся обмотке насоса.
Автоматическое отключение сработало не сразу (еще одна неисправность), и
за долю секунды левое захватывающее поле исказилось. Попытка системы
исправить это искажение привела к тому, что на управляющую систему
входного клапана была подана абсолютно невозможная команда.
Никлин заерзал в кресле, представив себе, что Хепворт мог натворить с
двигателем в правом цилиндре.
В целом корабль находился в хорошем состоянии. Термоядерная установка
работала вполне надежно. Она не требовала присмотра и была рассчитана на
века. То же можно было сказать и о предназначенных для коротких расстояний
ионных двигателях. Кроме всего прочего, Никлин был абсолютно уверен во
всем, за что он нес ответственность. Оборудование, к которому он имел
отношение, работало как часы, и пассажиры "Тары" могли не волноваться о
кислороде, вентиляции, освещении, отоплении и водопроводе.
Их жизнь зависела сейчас от бесперебойной работы оборудования в
правом цилиндре. Никлину представилось, как в эту минуту дух Скотта
Хепворта спускается в эмиссионную камеру, кичливый, подвыпивший, направо и
налево раздающий ничего не стоящие гарантии, лезущий в драку, лишь только
усомнятся в его компетентности...
- Я только что от Кори, - раздался голос Воорсангера. - Он все еще
спит, и Джон сказал, что сон его продлится еще шесть-семь часов. Я
полагаю, это благо для всех нас, не так ли?
- Это, скорее, благо для него, - устало откликнулась Флейшер. - Я не
знаю, что он может изменить.
- Ну... Он скорее всего... не станет столь энергично, как прежде,
возражать против нашего возвращения, когда обнаружит, что дело сделано.
- Он может возражать, сколько хочет, - твердо сказала Флейшер. -
Командир корабля - я. Я приняла решение вернуться, и ничто не заставит
меня изменить его.
"И слава Богу!" - Никлин с симпатией взглянул на пилота. Флейшер
большей частью хранила молчание, не давая волю все нарастающему
раздражению. Никлин хорошо понимал ее состояние. Она была настоящим
профессионалом, но каким-то непостижимым образом позволила религиозной
стороне своей натуры одержать верх над разумом, забыв о том, что оказалась
в компании идиотов. И сейчас ей стало ясно, что за слепую веру в Кори
Монтейна придется заплатить очень большую цену, быть может, даже жизнью
многих людей. И осознание этого факта выводило Флейшер из равновесия.
"У Газообразного Позвоночного есть отличный шанс обратить в свою веру
еще одного. - Никлин с наслаждением вдохнул аромат бренди. - Посмотрим,
что будет дальше".
- Господь в конце концов все разрешит. - В словах Воорсангера
слышался упрек. - Но в любом случае, мне гораздо лучше от одной лишь
мысли, что мы возвращаемся.
- Возможно, мне тоже стало бы легче, если бы мы действительно
возвращались.
- Но ведь вы давным-давно повернули корабль! - Воорсангер ткнул в
экран, где сияло солнце в окружении фантастической свиты планет. Ведь
указано же, ноль градусов. Значит камера смотрит прямо вперед, разве не
так?
Никлин улыбнулся про себя, сделав маленький глоток бренди. Он хотел
растянуть наслаждение драгоценной влагой. Воорсангер, без сомнения, умел
обращаться с цифрами и бухгалтерскими книгами, но, очевидно, никогда не
задумывался, суммируя занесенные в вахтенный журнал энергетические затраты
"Тары".
- Да, я развернула корабль, - несколько нетерпеливо ответила Флейшер,
- но мы ускорялись почти тридцать часов, удаляясь от солнца со скоростью
свыше трехсот двадцати километров в секунду. Сейчас корабль направлен в
сторону солнца, и вам кажется, что он туда и движется, но на самом деле он
все еще летит назад. Мы пытаемся погасить скорость, но поскольку в нашем
распоряжении теперь лишь один двигатель, нам потребуется шестьдесят часов,
чтобы остановиться, и за это время мы удалимся еще на пятьдесят миллионов
километров. Только тогда мы начнем двигаться вперед, к границе планетного
облака. И обратная дорога займет еще больше времени.
- Понятно, - угрюмо сказал Воорсангер. - Я полагал, что мы уже совсем
скоро сможем начать поиски... Через пару дней...
Флейшер покачала головой.
- Восемь дней минимум. И то, если все будет в порядке, а в
сложившихся обстоятельствах это крайне смелое предположение.
- Полагаю, мы все это понимаем. - Воорсангер мрачно взглянул на
Никлина. - Я предупреждал Кори, что не следует доверяться этим пропойцам.
- О мертвых не следует говорить дурно. - Голос Никлина был полон
благочестия и смирения.
- Когда я сказал "пропойцы", я имел в виду и вас, хотя, должен
признать, приятель ваш был похлеще. Всякий раз, когда я встречал Хепворта,
от него так и разило алкоголем. Неудивительно, что он плохо выполнял свою
работу.
- Пьянство не имеет к этому никакого отношения. Скотт мог наломать
еще больше дров, когда был совершенно трезв. У него были прирожденные
способности к этому делу.
"Отличная эпитафия", - добавил Никлин про себя, гадая, когда его,
наконец, настигнет эмоциональный удар, связанный со смертью Хепворта.
Слишком много времени они провели вместе, прячась дождливыми ночами в
укромных уголках корабля, слишком многое было сказано друг другу. Боль
должна была затаиться где-то в глубине его существа. Она лежала там,
словно вклад в банке, накапливая проценты. Скоро она одарит его своими
миллионами.
- Шутки в сторону. - Воорсангер зло посмотрел на него. - Они не
изменят того факта, что Хепворт поставил под угрозу жизни десятков мужчин,
женщин и детей.
- Скотт был хорошим человеком, - ответил упрямо Никлин.
Он знал, что с этим утверждением нелегко согласиться, и большинство
людей, знавших физика, не найдут, сколько бы они ни искали, подтверждений
тому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
путь. Я не утверждаю, что старина Скотт мертв. Он молчит, это верно, но
молчание вовсе не означает, что он погиб, отнюдь не означает. Наверное,
спрятался где-нибудь и недоумевает, что могло случиться. Он, может быть,
даже наложил в свои дурацкие мешковатые штаны и стыдится выйти наружу. Вот
смех-то!"
Прошло почти две минуты, когда из-за экрана снова послышался лязг.
- Скотт? - прошептал Никлин. - Это ты, Скотт?
Как бы в ответ у него в кармане зашевелились отвертки и гаечные
ключи, дергаясь и извиваясь, словно попавшие в неволю зверьки. Никлин тихо
застонал. Неожиданно затрясся металлический стеллаж. Раздался
беспорядочный звон инструментов, словно заиграл безумный оркестр. Страх
постепенно отпускал Никлина - он понял, что гиромагнитные демоны в своей
предсмертной агонии породили и выпустили сонм озорных кинетических
бесенят.
"Отличный прием, о Газообразное Позвоночное! Ты так и подталкиваешь
меня туда. Осталась самая малость. Скотт Хепворт действительно мертв? Он
замолчал навсегда?!"
Прошло еще две минуты. Никлин услышал справа от себя какой-то новый
звук, оглянулся и увидел человека в форме портового охранника. Это был все
тот же молодой бородач. Он пристально посмотрел на Никлина, не произнеся
ни слова, приложил палец к губам, попятился и скрылся из виду.
Прошло пять минут. Никлин медленно приблизился к экрану эмиссионной
камеры. Сквозь узкий проход между перегородкой и защитным экраном он
увидел кусок сюрреалистического мира: обломки серого металла, серые
безжизненные ящики, покореженные управляющие стержни. И всюду, всюду -
красные потеки, красные пятна.
Джим дошел до края экрана. Первое, что он увидел, была голова
Хепворта. Голова была отрезана неаккуратно, очень неаккуратно, и глаза
Хепворта смотрели прямо на него.
Никлин почувствовал, как его собственное лицо превращается в
посмертную маску, как искажаются его черты. И тут же сознание перескочило
в спасительный мир абсурдных и совершенно неуместных мыслей. "Ты только
взгляни на этот ужасный прыщ у него на носу! Может, стоит выдавить его,
прежде чем кто-нибудь увидит такое... оказать ему последнюю любезность...
выразить уважение..."
Та часть сознания Никлина, которая все еще оставалась способной к
логическому мышлению, подсказывала - где-то рядом должно находиться тело.
Боковым зрением Джим уловил какую-то темную массу, но не смог заставить
себя взглянуть в ту сторону. С каждым выдохом у него вырывался не то стон,
не то всхлип. Никлин выбрался из эмиссионной камеры и подошел к ближайшему
переговорному устройству. Он назвал номер пилота, и на экране возникло
лицо Флейшер.
- Это Джим Никлин.
- Я вижу, - сухо ответила Флейшер. - Ну?
- Доктор Хардинг с вами?
- Да, он осматривает Кори. А в чем дело?
- Скотт Хепворт мертв. Кому-то нужно... собрать его, я не могу этого
сделать. - Никлин сделал глубокий вдох, стараясь обрести душевное
равновесие. - Попросите доктора Хардинга спуститься на четырнадцатую
палубу. Здесь требуются его услуги.
В критические моменты, как установил Никлин на собственном опыте,
простые и маленькие радости имеют огромное значение. Среди медицинских
припасов корабля не фигурировал алкоголь - на то была воля Кори Монтейна.
Но оказалось, что в личной аптечке доктора Хардинга имеется бутылка
бренди. Хардинг не был официальным врачом "Тары". Он был обычным
переселенцем и оплатил место для себя и своей семьи. Но, как выяснилось в
первые часы полета, его профессия - врач-терапевт, и Хардинг был назначен
на должность корабельного врача вместо специально нанятого человека,
оказавшегося жертвой внезапного старта корабля. Джим чуть не заплакал от
благодарности, когда ему поднесли наполненный до краев стакан. Этот стакан
представлял для него сейчас ценность куда большую, чем целый орб золота.
На борту стояла "ночь" и хотя суматоха последних часов несколько
улеглась, последовавшая за ней тишина была далека от абсолютной. Слишком
многое случилось за слишком короткое время. Пассажиры были испуганы и
сбиты с толку новостью о превращении Орбитсвиля. Встревоженные толпы
собрались у телемониторов на палубных площадках. Тревогу усилили
уменьшение ускорения, смерть Хепворта и, наконец, заявление о возвращении
"Тары".
Воорсангер и Меган Флейшер по общей трансляционной сети корабля
выступили с обращением. Они сказали, что корабль возвращается для
исследования планетарного облака. Их заявление являлось скорее
дипломатическим умолчанием, чем прямой ложью. Они упирали на то, что по
сравнению с долгим полетом, эта задержка - сущий пустяк. Тем не менее в
коллективном сознании пассажиров возникло множество страхов и сомнений.
Дани Фартинг и другие старожилы общины, которых полностью ввели в курс
дела, сбивались с ног, успокаивая встревоженных людей, но успех их
деятельности был более чем сомнителен.
Никлин физически чувствовал, как по пассажирским палубам
распространяются страх и паника. Холодок засел и у него в душе. Джим
никогда не любил спиртного, но сейчас, сидя в рубке управления вместе с
Воорсангером и Флейшер, он наслаждался каждым глотком бренди. Никлин
представил, как когда-нибудь, оказавшись в подходящих условиях, посвятит
всю оставшуюся жизнь поклонению зеленому змию с огненным сердцем. Однако
возможность эта начинала казаться ему все более призрачной, еще более
далекой, чем звезды.
Хардинг проявил редкое мужество и в одиночку убрал останки Хепворта
из эмиссионной камеры. "Тара", будучи кораблем исследовательского класса,
могла управляться, в случае необходимости, одним человеком. Ее
конструкторы постарались предусмотреть любую нештатную ситуацию, с которой
мог столкнуться небольшой экипаж, но они не учли одной детали - что
делать, если число членов экипажа звездолета уменьшится во время полета.
На корабле не было места для трупов. Это упущение создало для Хардинга
определенные проблемы, однако он с честью вышел из столь затруднительного
положения, запаковав останки Хепворта в пластиковую оболочку и положив
мрачный сверток в свободный морозильник. После этого Никлин смог войти в
эмиссионную камеру и поискать неисправность.
Он обнаружил, что один из стержней, управляющих положением клапана,
как и предполагал Хепворт, сломался. Сломанный стержень выскочил из
держателей, выбил все остальные стержни и повредил два сервомотора.
Хепворт не учел последнего обстоятельства, в результате чего и потерял
жизнь. Но причина, лежавшая в основе всех этих неполадок, была куда более
принципиальной.
Цепь неисправностей брала свое начало в загоревшейся обмотке насоса.
Автоматическое отключение сработало не сразу (еще одна неисправность), и
за долю секунды левое захватывающее поле исказилось. Попытка системы
исправить это искажение привела к тому, что на управляющую систему
входного клапана была подана абсолютно невозможная команда.
Никлин заерзал в кресле, представив себе, что Хепворт мог натворить с
двигателем в правом цилиндре.
В целом корабль находился в хорошем состоянии. Термоядерная установка
работала вполне надежно. Она не требовала присмотра и была рассчитана на
века. То же можно было сказать и о предназначенных для коротких расстояний
ионных двигателях. Кроме всего прочего, Никлин был абсолютно уверен во
всем, за что он нес ответственность. Оборудование, к которому он имел
отношение, работало как часы, и пассажиры "Тары" могли не волноваться о
кислороде, вентиляции, освещении, отоплении и водопроводе.
Их жизнь зависела сейчас от бесперебойной работы оборудования в
правом цилиндре. Никлину представилось, как в эту минуту дух Скотта
Хепворта спускается в эмиссионную камеру, кичливый, подвыпивший, направо и
налево раздающий ничего не стоящие гарантии, лезущий в драку, лишь только
усомнятся в его компетентности...
- Я только что от Кори, - раздался голос Воорсангера. - Он все еще
спит, и Джон сказал, что сон его продлится еще шесть-семь часов. Я
полагаю, это благо для всех нас, не так ли?
- Это, скорее, благо для него, - устало откликнулась Флейшер. - Я не
знаю, что он может изменить.
- Ну... Он скорее всего... не станет столь энергично, как прежде,
возражать против нашего возвращения, когда обнаружит, что дело сделано.
- Он может возражать, сколько хочет, - твердо сказала Флейшер. -
Командир корабля - я. Я приняла решение вернуться, и ничто не заставит
меня изменить его.
"И слава Богу!" - Никлин с симпатией взглянул на пилота. Флейшер
большей частью хранила молчание, не давая волю все нарастающему
раздражению. Никлин хорошо понимал ее состояние. Она была настоящим
профессионалом, но каким-то непостижимым образом позволила религиозной
стороне своей натуры одержать верх над разумом, забыв о том, что оказалась
в компании идиотов. И сейчас ей стало ясно, что за слепую веру в Кори
Монтейна придется заплатить очень большую цену, быть может, даже жизнью
многих людей. И осознание этого факта выводило Флейшер из равновесия.
"У Газообразного Позвоночного есть отличный шанс обратить в свою веру
еще одного. - Никлин с наслаждением вдохнул аромат бренди. - Посмотрим,
что будет дальше".
- Господь в конце концов все разрешит. - В словах Воорсангера
слышался упрек. - Но в любом случае, мне гораздо лучше от одной лишь
мысли, что мы возвращаемся.
- Возможно, мне тоже стало бы легче, если бы мы действительно
возвращались.
- Но ведь вы давным-давно повернули корабль! - Воорсангер ткнул в
экран, где сияло солнце в окружении фантастической свиты планет. Ведь
указано же, ноль градусов. Значит камера смотрит прямо вперед, разве не
так?
Никлин улыбнулся про себя, сделав маленький глоток бренди. Он хотел
растянуть наслаждение драгоценной влагой. Воорсангер, без сомнения, умел
обращаться с цифрами и бухгалтерскими книгами, но, очевидно, никогда не
задумывался, суммируя занесенные в вахтенный журнал энергетические затраты
"Тары".
- Да, я развернула корабль, - несколько нетерпеливо ответила Флейшер,
- но мы ускорялись почти тридцать часов, удаляясь от солнца со скоростью
свыше трехсот двадцати километров в секунду. Сейчас корабль направлен в
сторону солнца, и вам кажется, что он туда и движется, но на самом деле он
все еще летит назад. Мы пытаемся погасить скорость, но поскольку в нашем
распоряжении теперь лишь один двигатель, нам потребуется шестьдесят часов,
чтобы остановиться, и за это время мы удалимся еще на пятьдесят миллионов
километров. Только тогда мы начнем двигаться вперед, к границе планетного
облака. И обратная дорога займет еще больше времени.
- Понятно, - угрюмо сказал Воорсангер. - Я полагал, что мы уже совсем
скоро сможем начать поиски... Через пару дней...
Флейшер покачала головой.
- Восемь дней минимум. И то, если все будет в порядке, а в
сложившихся обстоятельствах это крайне смелое предположение.
- Полагаю, мы все это понимаем. - Воорсангер мрачно взглянул на
Никлина. - Я предупреждал Кори, что не следует доверяться этим пропойцам.
- О мертвых не следует говорить дурно. - Голос Никлина был полон
благочестия и смирения.
- Когда я сказал "пропойцы", я имел в виду и вас, хотя, должен
признать, приятель ваш был похлеще. Всякий раз, когда я встречал Хепворта,
от него так и разило алкоголем. Неудивительно, что он плохо выполнял свою
работу.
- Пьянство не имеет к этому никакого отношения. Скотт мог наломать
еще больше дров, когда был совершенно трезв. У него были прирожденные
способности к этому делу.
"Отличная эпитафия", - добавил Никлин про себя, гадая, когда его,
наконец, настигнет эмоциональный удар, связанный со смертью Хепворта.
Слишком много времени они провели вместе, прячась дождливыми ночами в
укромных уголках корабля, слишком многое было сказано друг другу. Боль
должна была затаиться где-то в глубине его существа. Она лежала там,
словно вклад в банке, накапливая проценты. Скоро она одарит его своими
миллионами.
- Шутки в сторону. - Воорсангер зло посмотрел на него. - Они не
изменят того факта, что Хепворт поставил под угрозу жизни десятков мужчин,
женщин и детей.
- Скотт был хорошим человеком, - ответил упрямо Никлин.
Он знал, что с этим утверждением нелегко согласиться, и большинство
людей, знавших физика, не найдут, сколько бы они ни искали, подтверждений
тому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41