Наконец переводчик повернулся к нему:
— Николай, мне очень жаль, но вам придется поехать с ними.
— С чего это вдруг? — Казаку стало не по себе.
— Они говорят, что совершено преступление, о котором вы можете что-то знать. Им нужно допросить вас.
— Вот еще напасть. А я что, обязан давать показания?
— К сожалению, да. — Василий Степанович снял очки и сочувствующе моргнул: — Но вы не беспокойтесь, для иностранцев-немусульман у них специальная процедура, приближенная к европейской. А если вы сейчас будете отказываться, то они вас… Как говорят у нас — «подвергнут приводу».
Казак вспомнил времена учебы в техникуме, когда он еще не поступил в летное училище, и несколько «приводов», которые ему довелось испытать на своей шкуре.
«Вряд ли дубайские менты лучше ростовских», — решил он и сказал:
— Да ладно, что уж там. Только вот никак в толк не возьму, что и о чем я могу знать.
Василий Степанович перевел, и офицер, явно разочарованный тем, что не пришлось применить силу, сделал приглашающий жест.
«Ну вот и посмотрел город…» — думал Казак, сидя на заднем сиденье машины, зажатый между двумя полицейскими. Переднее сиденье отделяла от отсека частая металлическая сетка, и вперед никакого обзора не было. Глядеть по сторонам тоже было не слишком удобно: правый страж сидел, подавшись вперед и опершись подбородком на руку, так что с этой стороны вместо городских красот можно было любоваться лишь его благородным арабским профилем.
Левый полицейский сидел нормально, но тоже загораживал часть окна, однако Казак все-таки глядел туда, потому что заняться было больше нечем.
«Гнал Серега, — заключил Казак, когда машина в очередной раз притормозила перед светофором. — Нормальный город, я бы даже сказал красивый. Ни лачуг, ни трущоб, ни бедуинов на верблюдах… Дома высокие, машины новенькие, прохожие одеты чисто, особенно те, которые в бурнусах, прямо белоснежных.
Двадцатый век — он и в Африке двадцатый век. И тем более в Эмиратах!»
Сделав такой вывод, он приободрился: все-таки не хотелось бы попасть в руки какого-нибудь «кади Абдурахмана» из сказок тысячи и одной ночи, даже в роли свидетеля. Интересно все же, какое преступление они имели в виду?
Сбоку мелькнули синие воды залива, потом машина нырнула в туннель, а когда выскочила из него, на одном из зданий мелькнула вывеска с надписью «Ресторан „Русская корона“». Это было неожиданно, особенно после утомительной арабской вязи.
«Надо бы как-нибудь зайти…» — заинтересовался было названием Казак, но водитель, не сбавляя скорости, свернул на другую улицу, совершил несколько рискованных перестроений, и вскоре машина въехала в проем больших белых ворот, охраняемых двумя автоматчиками.
Так же охранялся и лифт, на котором в сопровождении офицера Казака подняли на пятый этаж. В длинном прохладном коридоре, по которому его повели, он насчитал штуки четыре телекамер, а каждую дверь хранил от посягательств электронный кодовый замок. Веселое местечко!
Перед одной из дверей сопровождающий остановился и провел по щели замка магнитной карточкой. При этом на его подвижном лице отразилось такое неподдельное удовольствие, смешанное с осознанием своей собственной важности, что Казак понял: не так уж и часто гордому «менту» приходится бывать в этом чистом и тихом здании и пользоваться магнитным замком.
За дверью оказалась пустая комната с мягким Диваном и усыпанным глянцевыми журналами столиком. Окно в комнате было узким, располагалось под потолком, и никаких признаков того, что его можно открыть изнутри, не было. Летчика подтолкнули в спину, и дверь с щелчком захлопнулась. Казак постоял посреди комнаты, потом пожал плечами и уселся на диван изучать прессу.
Просидеть в этой комфортабельной камере ему пришлось около часа, а может, и двух — на часы он догадался посмотреть, лишь перевернув последнюю страницу последнего журнала. По второму разу белозубые улыбки и загорелые телеса девушек на рекламных страницах показались уже не столь приятными, а по третьему — вызывали раздражение. Казак уже начал подумывать о том, как бы привлечь к себе внимание, когда дверь открылась и новый охранник молча препроводил его в другое помещение, на десяток шагов дальше по коридору.
Теперь он оказался в обычном кабинете — со столом для начальника, креслом для посетителя, подчеркнуто не замаскированными микрофоном и видеокамерой. Но глаз Казака, кроме мягкого кресла, отметил наличие табуретки у стены, и было похоже, что табуретка эта привинчена к полу. Ворсистый ковер на полу не доходил до табуреточки метра на два, обнажая коричневый линолеум. «Ага… — оценил обстановку Казак. — Чтобы мыть легче было. Интересно, во что такое я влип?»
— Заходите, заходите! — тем временем поприветствовал его хозяин кабинета, лысоватый смуглый человек с курчавой, окладистой бородой. Говорил он по-русски с акцентом, но вполне свободно. — Садитесь, господин Морозов. Как вам уже сообщили, вы являетесь одним из свидетелей преступления, и ваш долг, как представителя дружественной державы, сотрудничать со следствием.
Казак неторопливо уселся в кресло и, решив быть острожным и хитрым, осведомился:
— А собственно, что за преступление?
— О, об этом я вам обязательно расскажу. Но сначала все-таки несколько вопросов. Вы знакомы с господином Андреем Корсаном?
— Знаком… — не стал отпираться Казак.
— А насколько хорошо? — продолжал елейным голосом следователь.
— Ну… Мы с ним друзья… — Казак запнулся, но тут же сообразил: кто и что проверит? Тем более здесь? И продолжил с видом чистосердечной откровенности: — С детства. Потом служили в разных частях, а сейчас опять встретились.
— Ага. А что вы знаете про его появление в нашей стране?
— Хм… Он прилетел на самолете, а что? — не понял Казак.
— Спасибо, но я знаю, что он прилетел на самолете. На поезде к нам приехать трудно, — недовольно перебил его следователь. — Я хочу спросить: вы, как его близкий друг, знали про цель, с которой он приехал к нам?
— Дело в том, что… — начал было Казак, но, увидев скучающее выражение на лице допрашивающего, разозлился: — Да что вы мне голову морочите?! И так ведь все известно… Ну и в чем тогда дело?
— Дело в том, господин Морозов, что ваш друг детства Андрей Корсан… — следователь глянул на часы, — ровно два с половиной часа назад попытался угнать самолет. Самолет тоже русский, и его хозяин вчера вечером заходил к нему в номер, где находились и вы! Казак не смог сдержать удивления, и следователь самодовольно улыбнулся:
— Да, да, мы умеем работать очень быстро. Итак, ваш друг устроил в воздухе кровавую бойню, убил четырех и ранил двоих человек, в том числе и хозяина самолета. Правда, на борту случайно оказался гражданин Эмирата Абу-Даби, который сумел перехватить управление и не дал самолету врезаться в землю. И ваш друг… — следователь произнес эти слова донельзя слащаво, — ваш друг понял, что перестарался, и согласился посадить самолет обратно на «Галф-Бизнес», где и был схвачен. Так вы говорите, что ничего не знали о его планах? А о чем шел разговор в номере?
Но Казак, казалось, не слышал вопроса. Он привстал с кресла и в возбуждении выкрикнул:
— Не может такого быть! Это ложь! Кого он убил, кто это сказал, что за бред?!! Это какая-то провокация, подлый спектакль!!!
— Успокойтесь, успокойтесь. Я понимаю ваши чувства, но… что было, то было! Согласитесь, уважаемый, что трудно ин-сце-нировать полный самолет трупов и вашего друга, размахивающего автоматом… Но я все-таки повторю свой вопрос: о чем было совещание накануне?
— Какое совещание! Хозяин самолета захотел, чтобы Пи… — Казак от волнения чуть не назвал Корсара по привычке Пиратом, но вовремя спохватился, — чтобы Андрей помог ему, если вдруг его пассажиры откажутся платить. И все!
— Опасался, значит, — кивнул головой следователь и сделал пометку в блокноте. — А опасаться-то ему следовало совсем другого. Ну что ж, спасибо!
Смуглолицый привстал и протянул Казаку руку. Тот, все еще ошеломленный невероятным известием, вдруг спохватился:
— Это что, все? Да я вам еще могу объяснить… — Не стоит. На самом деле даже ваш допрос — это только проформа, которая выполняется скорее для вас, чем для дела. А с вашим другом вопрос практически решен.
— Это как? — спросил Казак, полный нехороших предчувствий, и следователь охотно и даже с каким-то удовольствием ответил:
— По нашим законам за воздушное пиратство полагается смертная казнь без права помилования. Господин Корсан, кроме того, виновен в убийстве одного русского — ну это ваши проблемы — и трех правоверных мусульман из семьи Ар-Байех, очень влиятельной и уважаемой в Эмиратах. Справедливость требует, чтобы исполняли приговор именно в этой семье. Так что было приятно познакомится с вами. Если понадобится, мы вызовем вас еще.
— Нет, погодите, я вам все объясню. Андрею абсолютно незачем было делать такие вещи. Это совершенно точно подстава, и если попробовать выяснить…
— Странно… Что тут еще надо выяснять? И главное — зачем? Все ясно и понятно. Это у вас, в так называемых цивилизованных странах, подобные преступления могут оставаться без наказания годами. Адвокаты, поправки, прецеденты… Мы, хвала Аллаху, живем по другим законам. Суд должен быть скорым, справедливым и суровым!
— Ну как же… — пробормотал ошарашенный Казак и, хватаясь за последнюю соломинку, спросил: — А что говорит хозяин самолета? Вы сказали, он раненый, но ведь живой же?
— Он тяжело ранен, у него большая потеря крови, и он без сознания. Вряд ли его показания появятся в ближайшее время. Я уже сказал, дело совершенно ясное, и необходимости в его показаниях нет.
И следователь нажал кнопку, вызывая охранника.
Казак, Хомяк. Что творится?
Полицейские были так любезны, что отвезли Казака обратно к выставочному комплексу. Теперь он был в машине один, не считая водителя, и при желании теперь мог бы наконец насладится видами Дубая — только вот желания не было. Он был поражен до глубины души услышанным, веря и не веря одновременно. Можно было допустить, что во время вылета Хомяка действительно произошло что-то, может быть, даже следователь не соврал про полный самолет трупов. Но при чем здесь Корсар? Как им удалось приплести его к этому делу?!
В выставочном центре Казак бросился к смоленскому офису, не замечая, что расталкивает по дороге встречных и поперечных. Полковник Марченко оказался на месте, но встретил Казака весьма неласково. Наташи рядом не было, и поэтому полковник не сдерживался в выражениях. Попытки Казака что-то сказать в оправдание Корсара вызвали только новые вспышки праведного гнева, а когда полковник в сердцах договорился до того, что «два друга-подлеца» заранее договорились подставить лично его, полковника Марченко, Казак не выдержал, наорал на вышестоящего начальника и ушел, хлопнув дверью.
О том, что за этим последует, он не думал — а что там думать, ничего хорошего. Но спокойно слышать такие обвинения в адрес друга… Взбешенный, он влетел в свой номер и застал там Наташу, бледную и напряженную. Казак почему-то подумал, что она сейчас бросится к нему, чтобы уткнуться в плечо и выплакаться, но она этого не сделала. Такая же внешне спокойная, она просто повернулась и взглянула ему в глаза:
— Ты веришь?
— Нет, — так же коротко ответил Казак, попытавшись быть сдержанным и хладнокровным, но тут же с силой пнул ногой первый попавшийся предмет. Им оказался стул, который отлетел в дальний угол номера.
— Все тут как с ума посходили! — прошипел он. — Какого черта Андрюхе угонять самолет, и у кого? У этой толстой свиньи? Я скорее подумаю, что Хомяк сам все подстроил, чтоб страховку какую-нибудь получить…
Он зашагал по номеру от стены к стене:
— Даже не знаю, что делать… Ведь здесь никто не поверит. Они даже разбираться ни в чем не хотят, сволочи!
— Я звонила в консульство…
— Ну и?
— Сказали, примут меры. Только сказали так, что сразу понятно: ничего они делать не будут. Запрос пошлют, и не более того…
— Что же делать, что же делать… — Казак еле сдержался, чтобы не пнуть несчастный стул еще раз. — Звонить, в двери стучаться? А они его тем временем… Нет, на фиг. Я уж лучше сам самолет захвачу и буду держать, пока не найдется кто-то, кто возьмется раскопать правду! Черт, спросить бы Хомяка, что там произошло на самом деле?
— Какого Хомяка? — спросила Наташа.
— Прозвище такое, мы с Пиратом одноглазым в свое время знавали командира этого чертова аэроплана. Который Андрей якобы пытался угнать. Но говорят, Хомяк ранен, без сознания, крови много потерял! Толстяк хренов…
Наташа осторожно подошла к Корсару и взяла его за руку.
— Коля… А ведь это точно ложь. Я ждала Андрея, и я видела, как его арестовывали… А потом начали работать врачи. Там действительно несколько мертвых было, все окровавленные… А вот толстого такого пилота на носилках несли, и никакой крови не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Николай, мне очень жаль, но вам придется поехать с ними.
— С чего это вдруг? — Казаку стало не по себе.
— Они говорят, что совершено преступление, о котором вы можете что-то знать. Им нужно допросить вас.
— Вот еще напасть. А я что, обязан давать показания?
— К сожалению, да. — Василий Степанович снял очки и сочувствующе моргнул: — Но вы не беспокойтесь, для иностранцев-немусульман у них специальная процедура, приближенная к европейской. А если вы сейчас будете отказываться, то они вас… Как говорят у нас — «подвергнут приводу».
Казак вспомнил времена учебы в техникуме, когда он еще не поступил в летное училище, и несколько «приводов», которые ему довелось испытать на своей шкуре.
«Вряд ли дубайские менты лучше ростовских», — решил он и сказал:
— Да ладно, что уж там. Только вот никак в толк не возьму, что и о чем я могу знать.
Василий Степанович перевел, и офицер, явно разочарованный тем, что не пришлось применить силу, сделал приглашающий жест.
«Ну вот и посмотрел город…» — думал Казак, сидя на заднем сиденье машины, зажатый между двумя полицейскими. Переднее сиденье отделяла от отсека частая металлическая сетка, и вперед никакого обзора не было. Глядеть по сторонам тоже было не слишком удобно: правый страж сидел, подавшись вперед и опершись подбородком на руку, так что с этой стороны вместо городских красот можно было любоваться лишь его благородным арабским профилем.
Левый полицейский сидел нормально, но тоже загораживал часть окна, однако Казак все-таки глядел туда, потому что заняться было больше нечем.
«Гнал Серега, — заключил Казак, когда машина в очередной раз притормозила перед светофором. — Нормальный город, я бы даже сказал красивый. Ни лачуг, ни трущоб, ни бедуинов на верблюдах… Дома высокие, машины новенькие, прохожие одеты чисто, особенно те, которые в бурнусах, прямо белоснежных.
Двадцатый век — он и в Африке двадцатый век. И тем более в Эмиратах!»
Сделав такой вывод, он приободрился: все-таки не хотелось бы попасть в руки какого-нибудь «кади Абдурахмана» из сказок тысячи и одной ночи, даже в роли свидетеля. Интересно все же, какое преступление они имели в виду?
Сбоку мелькнули синие воды залива, потом машина нырнула в туннель, а когда выскочила из него, на одном из зданий мелькнула вывеска с надписью «Ресторан „Русская корона“». Это было неожиданно, особенно после утомительной арабской вязи.
«Надо бы как-нибудь зайти…» — заинтересовался было названием Казак, но водитель, не сбавляя скорости, свернул на другую улицу, совершил несколько рискованных перестроений, и вскоре машина въехала в проем больших белых ворот, охраняемых двумя автоматчиками.
Так же охранялся и лифт, на котором в сопровождении офицера Казака подняли на пятый этаж. В длинном прохладном коридоре, по которому его повели, он насчитал штуки четыре телекамер, а каждую дверь хранил от посягательств электронный кодовый замок. Веселое местечко!
Перед одной из дверей сопровождающий остановился и провел по щели замка магнитной карточкой. При этом на его подвижном лице отразилось такое неподдельное удовольствие, смешанное с осознанием своей собственной важности, что Казак понял: не так уж и часто гордому «менту» приходится бывать в этом чистом и тихом здании и пользоваться магнитным замком.
За дверью оказалась пустая комната с мягким Диваном и усыпанным глянцевыми журналами столиком. Окно в комнате было узким, располагалось под потолком, и никаких признаков того, что его можно открыть изнутри, не было. Летчика подтолкнули в спину, и дверь с щелчком захлопнулась. Казак постоял посреди комнаты, потом пожал плечами и уселся на диван изучать прессу.
Просидеть в этой комфортабельной камере ему пришлось около часа, а может, и двух — на часы он догадался посмотреть, лишь перевернув последнюю страницу последнего журнала. По второму разу белозубые улыбки и загорелые телеса девушек на рекламных страницах показались уже не столь приятными, а по третьему — вызывали раздражение. Казак уже начал подумывать о том, как бы привлечь к себе внимание, когда дверь открылась и новый охранник молча препроводил его в другое помещение, на десяток шагов дальше по коридору.
Теперь он оказался в обычном кабинете — со столом для начальника, креслом для посетителя, подчеркнуто не замаскированными микрофоном и видеокамерой. Но глаз Казака, кроме мягкого кресла, отметил наличие табуретки у стены, и было похоже, что табуретка эта привинчена к полу. Ворсистый ковер на полу не доходил до табуреточки метра на два, обнажая коричневый линолеум. «Ага… — оценил обстановку Казак. — Чтобы мыть легче было. Интересно, во что такое я влип?»
— Заходите, заходите! — тем временем поприветствовал его хозяин кабинета, лысоватый смуглый человек с курчавой, окладистой бородой. Говорил он по-русски с акцентом, но вполне свободно. — Садитесь, господин Морозов. Как вам уже сообщили, вы являетесь одним из свидетелей преступления, и ваш долг, как представителя дружественной державы, сотрудничать со следствием.
Казак неторопливо уселся в кресло и, решив быть острожным и хитрым, осведомился:
— А собственно, что за преступление?
— О, об этом я вам обязательно расскажу. Но сначала все-таки несколько вопросов. Вы знакомы с господином Андреем Корсаном?
— Знаком… — не стал отпираться Казак.
— А насколько хорошо? — продолжал елейным голосом следователь.
— Ну… Мы с ним друзья… — Казак запнулся, но тут же сообразил: кто и что проверит? Тем более здесь? И продолжил с видом чистосердечной откровенности: — С детства. Потом служили в разных частях, а сейчас опять встретились.
— Ага. А что вы знаете про его появление в нашей стране?
— Хм… Он прилетел на самолете, а что? — не понял Казак.
— Спасибо, но я знаю, что он прилетел на самолете. На поезде к нам приехать трудно, — недовольно перебил его следователь. — Я хочу спросить: вы, как его близкий друг, знали про цель, с которой он приехал к нам?
— Дело в том, что… — начал было Казак, но, увидев скучающее выражение на лице допрашивающего, разозлился: — Да что вы мне голову морочите?! И так ведь все известно… Ну и в чем тогда дело?
— Дело в том, господин Морозов, что ваш друг детства Андрей Корсан… — следователь глянул на часы, — ровно два с половиной часа назад попытался угнать самолет. Самолет тоже русский, и его хозяин вчера вечером заходил к нему в номер, где находились и вы! Казак не смог сдержать удивления, и следователь самодовольно улыбнулся:
— Да, да, мы умеем работать очень быстро. Итак, ваш друг устроил в воздухе кровавую бойню, убил четырех и ранил двоих человек, в том числе и хозяина самолета. Правда, на борту случайно оказался гражданин Эмирата Абу-Даби, который сумел перехватить управление и не дал самолету врезаться в землю. И ваш друг… — следователь произнес эти слова донельзя слащаво, — ваш друг понял, что перестарался, и согласился посадить самолет обратно на «Галф-Бизнес», где и был схвачен. Так вы говорите, что ничего не знали о его планах? А о чем шел разговор в номере?
Но Казак, казалось, не слышал вопроса. Он привстал с кресла и в возбуждении выкрикнул:
— Не может такого быть! Это ложь! Кого он убил, кто это сказал, что за бред?!! Это какая-то провокация, подлый спектакль!!!
— Успокойтесь, успокойтесь. Я понимаю ваши чувства, но… что было, то было! Согласитесь, уважаемый, что трудно ин-сце-нировать полный самолет трупов и вашего друга, размахивающего автоматом… Но я все-таки повторю свой вопрос: о чем было совещание накануне?
— Какое совещание! Хозяин самолета захотел, чтобы Пи… — Казак от волнения чуть не назвал Корсара по привычке Пиратом, но вовремя спохватился, — чтобы Андрей помог ему, если вдруг его пассажиры откажутся платить. И все!
— Опасался, значит, — кивнул головой следователь и сделал пометку в блокноте. — А опасаться-то ему следовало совсем другого. Ну что ж, спасибо!
Смуглолицый привстал и протянул Казаку руку. Тот, все еще ошеломленный невероятным известием, вдруг спохватился:
— Это что, все? Да я вам еще могу объяснить… — Не стоит. На самом деле даже ваш допрос — это только проформа, которая выполняется скорее для вас, чем для дела. А с вашим другом вопрос практически решен.
— Это как? — спросил Казак, полный нехороших предчувствий, и следователь охотно и даже с каким-то удовольствием ответил:
— По нашим законам за воздушное пиратство полагается смертная казнь без права помилования. Господин Корсан, кроме того, виновен в убийстве одного русского — ну это ваши проблемы — и трех правоверных мусульман из семьи Ар-Байех, очень влиятельной и уважаемой в Эмиратах. Справедливость требует, чтобы исполняли приговор именно в этой семье. Так что было приятно познакомится с вами. Если понадобится, мы вызовем вас еще.
— Нет, погодите, я вам все объясню. Андрею абсолютно незачем было делать такие вещи. Это совершенно точно подстава, и если попробовать выяснить…
— Странно… Что тут еще надо выяснять? И главное — зачем? Все ясно и понятно. Это у вас, в так называемых цивилизованных странах, подобные преступления могут оставаться без наказания годами. Адвокаты, поправки, прецеденты… Мы, хвала Аллаху, живем по другим законам. Суд должен быть скорым, справедливым и суровым!
— Ну как же… — пробормотал ошарашенный Казак и, хватаясь за последнюю соломинку, спросил: — А что говорит хозяин самолета? Вы сказали, он раненый, но ведь живой же?
— Он тяжело ранен, у него большая потеря крови, и он без сознания. Вряд ли его показания появятся в ближайшее время. Я уже сказал, дело совершенно ясное, и необходимости в его показаниях нет.
И следователь нажал кнопку, вызывая охранника.
Казак, Хомяк. Что творится?
Полицейские были так любезны, что отвезли Казака обратно к выставочному комплексу. Теперь он был в машине один, не считая водителя, и при желании теперь мог бы наконец насладится видами Дубая — только вот желания не было. Он был поражен до глубины души услышанным, веря и не веря одновременно. Можно было допустить, что во время вылета Хомяка действительно произошло что-то, может быть, даже следователь не соврал про полный самолет трупов. Но при чем здесь Корсар? Как им удалось приплести его к этому делу?!
В выставочном центре Казак бросился к смоленскому офису, не замечая, что расталкивает по дороге встречных и поперечных. Полковник Марченко оказался на месте, но встретил Казака весьма неласково. Наташи рядом не было, и поэтому полковник не сдерживался в выражениях. Попытки Казака что-то сказать в оправдание Корсара вызвали только новые вспышки праведного гнева, а когда полковник в сердцах договорился до того, что «два друга-подлеца» заранее договорились подставить лично его, полковника Марченко, Казак не выдержал, наорал на вышестоящего начальника и ушел, хлопнув дверью.
О том, что за этим последует, он не думал — а что там думать, ничего хорошего. Но спокойно слышать такие обвинения в адрес друга… Взбешенный, он влетел в свой номер и застал там Наташу, бледную и напряженную. Казак почему-то подумал, что она сейчас бросится к нему, чтобы уткнуться в плечо и выплакаться, но она этого не сделала. Такая же внешне спокойная, она просто повернулась и взглянула ему в глаза:
— Ты веришь?
— Нет, — так же коротко ответил Казак, попытавшись быть сдержанным и хладнокровным, но тут же с силой пнул ногой первый попавшийся предмет. Им оказался стул, который отлетел в дальний угол номера.
— Все тут как с ума посходили! — прошипел он. — Какого черта Андрюхе угонять самолет, и у кого? У этой толстой свиньи? Я скорее подумаю, что Хомяк сам все подстроил, чтоб страховку какую-нибудь получить…
Он зашагал по номеру от стены к стене:
— Даже не знаю, что делать… Ведь здесь никто не поверит. Они даже разбираться ни в чем не хотят, сволочи!
— Я звонила в консульство…
— Ну и?
— Сказали, примут меры. Только сказали так, что сразу понятно: ничего они делать не будут. Запрос пошлют, и не более того…
— Что же делать, что же делать… — Казак еле сдержался, чтобы не пнуть несчастный стул еще раз. — Звонить, в двери стучаться? А они его тем временем… Нет, на фиг. Я уж лучше сам самолет захвачу и буду держать, пока не найдется кто-то, кто возьмется раскопать правду! Черт, спросить бы Хомяка, что там произошло на самом деле?
— Какого Хомяка? — спросила Наташа.
— Прозвище такое, мы с Пиратом одноглазым в свое время знавали командира этого чертова аэроплана. Который Андрей якобы пытался угнать. Но говорят, Хомяк ранен, без сознания, крови много потерял! Толстяк хренов…
Наташа осторожно подошла к Корсару и взяла его за руку.
— Коля… А ведь это точно ложь. Я ждала Андрея, и я видела, как его арестовывали… А потом начали работать врачи. Там действительно несколько мертвых было, все окровавленные… А вот толстого такого пилота на носилках несли, и никакой крови не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49