- Я наколол тебя, Леггер. Он заплатил мне куда большую цену, нежели ты... Свежатинка как раз мне подходит, а не то дерьмо и рухлядь, что тырит Фронт.
Она перевела камеру на лицо человека, стоявшего у джипа. Зеркальные очки сверкали на солнце, но очертания лица под ними все равно можно было разглядеть — узкое, но без высоких скул, как у того, что стоял напротив. По лбу бежала струйка пота.
— Я этого ожидал, — невероятная усталость скрывалась за ровным тоном его речи. — Ты ведь никогда по-настоящему не был на моей стороне.
Водитель в ответ лишь пожал плечами да утер рукою пот со лба.
— Да... ну, в общем, вот такие вот дела. - Он посмотрел куда-то вверх. — Вот и все. Мы ведь всегда разными делами занимались.
Серебряные линзы снова блеснули.
— Ты живешь ради Смерти, Леггер, а для меня она, напротив, - лишь средство существования.
Рука, державшая камеру, задрожала. Она почувствовала, как воздух с шумом вновь вошел в ее легкие и в ушах застучала кровь.
«Может, все на этом и кончится. Надо же — нестыковка придется нам разрабатывать другой план. И может, все завершится куда страшнее».
Но тот миг, та конфронтация уже были вне досягаемости их зрения, неумолимо приближаясь к ним дюйм за дюймом.
— Может, так оно и есть. — Никакого гнева, никакого чувства, что тебя предали.
Ну так почему тебе не вернуться и не заняться своим делами. А? — Я просто хотел, чтобы ты знал... — водитель подошел к дверце джипа, — о том, что произошло. — Хорошо. Ты это сделал... а теперь можешь идти...
Тип в зеркальных очках сел за руль.
— Тебе тоже пора сматываться, Леггер... Я ведь сказал ему, что ты будешь здесь. Это было частью нашей сделки.
Молчание, всего лишь миг, за который сердце успело сделать один удар.
— Я знаю, — промолвил Леггер, — я всегда знал, что ты меня сдашь. Убирайся отсюда! Ты уже добился своего!
— Не сработает, Леггер... Тебе уже не удастся выйти сухим из воды.
— Лучше уходи...
— Конец словам столь плоским и невыразительным.
Двигатель джипа взревел, водитель нажал на сцепление, развернул машину и покатил по серпантину вверх, разбрасывая колесами гравий.
В течение нескольких секунд камера отслеживала подъем джипа из котлована и лишь затем была переведена на одиноко стоявшую в отдалении фигуру. Он повернулся и посмотрел прямо на нее, словно бы камера уже не в состоянии была спрятать ни ее лица, ни состояния ее души. И теперь уже не осталось никаких пространств и расстояний. И тем не менее, все еще так далеко. Ее голос сорвался с высушенных солнцем губ:
— Еще есть время.
Странный эффект ее собственных слов с задержкой на пленке между ними стало многие мили.
У тебя же ничего.
— И прежде чем Стрезличек сюда доберется, мы уже будем далеко... и начнем разрабатывать
совсем иной план, какой-нибудь иной способ, как к нему подобраться, где у тебя будет шанс.
Данный аргумент реализовался в то, что она стала умолять в открытую.
— Пойдем, — сказала она, чувствуя, как металл камеры прилипает к ее влажным ладоням. — Пока еще есть время.
— Нет, — и пространство резиновым и растянулось на ради этого сюда приехал.
— Но ты ведь не можешь., никакого оружия, кроме себя.
Как только она это сказала, то сразу пожалела об этом, осознав, что теперь между ними бесконечность.
«Теперь я его навсегда для себя потеряла».
Больше уже никаких слов не последовало. Он отвернулся и пошел прочь. Она тоже автоматически повернулась и пошла вслед за ним с камерой в руках, пока он не скрылся из вида. Микрофон уловил звук затарахтевшего мотора грузовика, который стал удаляться, и через несколько минут над карьером повисла полная тишина. Она подняла камеру в небо, но так ничего там и не увидела.
«Я засомневалась в нем и потому потеряла. А может, я вовсе никогда и не имела его! Наверное, все-таки он всегда был сам по себе».
Он вернулся с ружьем в руках, прежде оно всегда казалось таким большим. Она поймала его в объектив крупным планом.
— Ты ничего не понимаешь, — промолвил он, вставляя обойму. - Даже если бы я захотел, то не смог бы уйти. По крайней мере сейчас.
— Я знаю, знаю.
Серый, испещренный фосфорическими точками мирок расплылся в жгучие слезы. Так вот значит, где он, конец. Конец Всего. Все дороги сузились и свернулись для того, чтобы привести их сюда. И никаких остановок или поворотов назад.
«И что мне остается делать? Ничего, кроме серого мирка за стеклами линз объектива... А все остальное было растеряно по пути... А потому я постараюсь запечатлеть все до последней детали, и пленка, подобно черной границе, .окружит нас. Ведь ради этого мы сюда и приехали».
И она стала снимать панораму проржавевших остовов всевозможной техники, загромождавшей дно карьера. То самое марево, в котором столь изысканно дрожали очертания жарящегося на солнце металла, сдавило ей грудь и обожгло гортань. Она стала задыхаться.
«Надеюсь, он скоро придет... Чтобы положить всему конец».
И словно бы мысль эта вызвала его появление; простое совпадение, но оно ножом вонзилось в сердце. Ей так захотелось вернуть свою безмолвную просьбу, запрятать эти невысказанные слова туда, куда-нибудь поглубже, и навсегда остановить время на этом последнем мгновении, за которым, как она знала, события приобретут обвальный характер. Но уже было слишком поздно. Время ускользало, и не за что было ухватиться... Пальцы ловили пустоту.
Какой-то звук сверху, это еще прежде, чем можно было хоть что-то разглядеть. Склон карьера попал в кадр, когда она развернула камеру на чистое небо. Шум стал куда громче, свистящий стрекот в воздухе. И вот оно — вертолет с круглой кабиной и длинным хвостом. Солнце, сверкавшее сквозь вращающиеся лопасти, образовало над этим летательным аппаратом некое подобие нимба в тот момент, когда он неторопливо завис прямо над ними.
Будто бы неумолимый ветер принес его с запада. Буквы «Д» и «Э» в овале на его борту.
Ну, вот и Стрезличек, наконец. Вертолет стал опускаться вниз.
Она снимала, пока он не закрыл собою весь кадр. В его тени она даже чувствовала ветер, поднимаемый сияющими лопастями. Даже не оглянувшись, она почувствовала присутствие того, кто сейчас стоял всего лишь в нескольких ярдах от нее и тихо ждал с ружьем наперевес.
«Ну, давайте! — мысленно крикнула она машине, падавшей прямо на них. Песня, ревущая в крови, подобно натянутой струне. Давай кончать с этим со Всем!».
Темный контур заполнил круглое пространство объектива, затмив собою небо.
«Так вот значит, что это за ощущение. Твердое и холодное, словно спрессованные в единый кристалл все острые бритвы мира. А я думал, будет что-то еще».
Внешняя сторона бытия оставалась для Легге-ра прежней. Солнце сгущалось в скользящих по металлу отблесках, пыль перекрывала отраженный свет подобно слою мертвой кожи. «И все это над нами, — подумал Леггер, — а мы все на каком-то новом уровне... и падаем все ниже и ниже с каждым разом».
Дорц вздрогнул, обернулся и посмотрел ему прямо в глаза.
«Он знает все, - подумал Леггер. — Читает прямо на моем лице. Да, только это теперь не мое лицо; это лицо моего отца, вновь возвращенное к жизни... Хотя, впрочем, именно поэтому мы здесь и оказались. Иначе зачем Дорц вез меня в такую даль, откапывал давно позабытую погребенной в толще земли машине пленку, и почему мы все, обступив крохотный экран монитора, смотрел на эти давно мертвые образы, вновь ожившие и вынесенные на свет божий? Последняя пленка, отснятая моей матерью. Все движения моего отца, зафиксированные прямо здесь, в этом месте. И на этот раз круг замыкается. Эстафету принимается там, где ее передали».
Леггер ощущал кое-что еще, новую перемену, выворачивающую все его нутро. Сила, которую он чувствовал инстинктивно... Прямая Смерти, подобная черному проводу, связывающему его прижатое к животу ружье со Стрезличком.
«Вот оно, — подумал Леггер, - как раз то, чего не хватало».
И он не заставит себя ждать.
— С тобою все в порядке? — спросил Дорц. Леггер кивнул.
— Я чувствую себя прекрасно.
И впрямь, он как будто впервые проснулся и внутри его образовалось нечто подобное новой планете. Он чувствовал пальцы Рэйчел на своем запястье, ее взгляд, внимательно его изучавший. Она явно искала следы происшедших в нем перемен.
— Что-то неважно ты выглядишь, — промолвил Дорц.
Смерив его взглядом, Леггер почувствовал приступ внезапного раздражения.
«И почему это Дорц несет подобный бред?! Может, он всего не знает? Всей правды о моем отце и о том, чего так ищет Стрезличек. Но если бы он ничего не знал, то как бы он сюда попал?»
Леггер зажмурился, глядя на солнце. Хотя, впрочем, это не имеет ровно никакого значения. Сейчас прошлое вернулось.
— Со мною все в порядке, — повторил он. — Отныне все будет просто великолепно!
Дорц довольно странно на него посмотрел.
— А что ты имеешь в виду?
Он уже увидел. Ему всего лишь стоило поднять слегка голову, и тогда бы остальные скопировали его движение.
Блиставший в далеком прошлом край карьера, словно некий отблеск видеопленки, материализовавшейся в Реальность. Вертолет Стрезличка — любой другой в данном месте просто бы не объявился, — зависнув над ними, стал не спеша снижаться на дно рудника. Отблески солнца на его лопастях заиграли в глазах Рэйчел.
— Да, — прошептала она. — Ты же знал, что он придет. Теперь уже ничего не остановишь, прямым курсом к концу.
Он ничего не сказал, просто перевел взгляд с нее на пыль, поднявшуюся от завалов брошенной техники. Как только вертолет сёл, лопасти значительно замедлили свой бег. Леггер выжидал. В конце-концов он и так уже ждал двадцать лет. «Круг замкнулся, — подумал он, глядя, как садится пыль. — От Лос-Анджелеса — сюда».
И более не было никаких движений до тех пор, пока всего лишь через несколько минут на краю чистой площадки не появились люди, пробирающиеся через завалы ржавого металлолома. Один из них был в белом, а трое - одеты в черную униформу охранников. Они в молниеносном броске заломили руки Дорцу и Энн и потащили их прочь.
Леггер стоял и смотрел на идущего к нему навстречу Стрезличка, чувствуя, как пульсирует кровь под прижатым к животу стволом. И вот Стрезличек оказался прямо против него. Глаза старика, окруженные морщинистой и белой, как бумага, кожей, пробежались по лицу Леггера. Правда была известна им обоим еще до того, как Стрезличек заговорил.
- Ничего не получится, — устало промолвил он. Безумие, благодаря которому Леггер чувствовал себя столь сильным, теперь, кажется, навсегда покинуло его. Дар покинул его, впрочем, он так никогда им и не обладал. Тот Дар, те способности по-прежнему оставались в могиле.
— Я ведь не отец, — проговорил Леггер. — Так что ничего не получится.
— Нет, — сказал Стрезличек, и в голосе его была такая далекая печаль. Память Потерь.
Обыкновенный старик. Леггер почувствовал, как к лицу его стала приливать кровь. Мускулы сковало напряжение, дыхание стало лихорадочным. Он полез за пазуху и ощутил прохладу только что заряженной обоймы.
— И нет никакого выхода, — констатировал Стрезличек. - И никогда не было.
Сереющее лицо в обрамлении клочковатой бороды.
— Я был глупцом... Мы оба были хороши.
— Нет, — выдохнул это слово Леггер. — Дураком был лишь ты!
Он выхватил из-за пазухи ствол и направил его на Стрезличка.
— Убить-то ведь может кто угодно. Об этом ты почему-то забыл.
— Нет! — Словно воздух, с шипением покидающий воздушный шарик, Стрезличек стал отдаляться, уменьшаясь. Он замахал руками, словно пытаясь отмахнуться от окружившей его Реальности.
— Это несправедливо! — взвизгнул он. — Твой отец... ведь это он призвал меня!
— Отец мой мертв, — подытожил Леггер. — И ты бы мог жить еще целую вечность...
Держа ружье двумя руками, Леггер прицелился. Блики солнца заиграли на ледяном стволе, огонь блеснул в напряженном зрачке.
— Я больше не верю во все это дерьмо.
«Одна смерть ничем не лучше и не хуже другой», — подумал он, и эти слова прозвучали у него в мозгу — за секунду до грохота, который отозвался эхом, потом звучал еще целую вечность никак не прекращался. Но все-таки этот грохот стих. И в оглушающей тишине Леггер никак не мог сообразить, что же случилось. «Быть может, мое лицо взорвалось, - мелькнула у него безумная мысль. Возможно ли это? У него уже давно было такое чувство, что оно непременно рванет... Правда, он никак не мог вспомнить, с каких именно пор. Сейчас он был совершенно опустошен. И он мог прекрасно это видеть — на земле перед ним лежало нечто забрызганное кровью. Темно-красные пятна расплывались по белой материи, ноги казались, подвернутыми под свесившееся тельце.
Так значит, он все-таки смог. «Ведь на пленке труп был словно сокрушен молниеносным ударом молота, как он падал, разбрызгивая во все стороны кровь, — вспомни!». Пуля подобна молоту.
«Но ведь это же не пленка», — подумал Леггер, пытаясь выйти из оцепенения. Смятение...
«Не мой отец, а я это сделал. Я давно уже понимал, что именно здесь происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27