Просто как-то раз он проснулся и
обнаружил, что все предметы окружающего мира, видимые и невидимые, — лишь пустая скорлупа на поверхностном уровне. Дни полетели один за другим, накапливаясь вверху календарного листа, подобно всплывающему косяку мертвой рыбешки.
Через два месяца после того, как вещи замкнулись в себе, наступило Рождество и отдел по общественным связям какой-то японской корпорации подарил детскому дому целый контейнер дешевых транзисторных приемников, и каждому из воспитанников досталось по одному. Санитарка-доброволец, раздававшая приемники, — женщина грузная и конопатая — еще больше удручила Леггера своей здоровой упитанностью. Она стояла у его койки, желая убедиться, что мальчик обрадовался подарку.
Чтобы сделать ей приятное, Леггер распаковал новую батарейку и вставил ее в радиоприемник. Когда из динамика прямой ' наводкой бабахнула японская коммерческая техномузыка, рот санитарки расплылся до ушей, словно бы тем самым был разожжен небольшой костерок, способный вскорости растопить застывшую, ничего не выражающую маску лица, которую обратил сейчас к ней этот задумчивый подросток.
Когда она ушла, Леггер поспешил выключить приемник, но вместо громкости, крутнул рукоятку настройки. В быстром шквале голосов и звуков он тогда отчетливо расслышал, как кто-то сказал по-английски: «Искушение притупляет». Его палец тогда инстинктивно потянулся к другой рукоятке и выключил звук. Несколько секунд он сжимал радиоприемник в своих руках, затем вновь его включил и поискал тот самый голос! Но его нигде нельзя было найти в пределах шкалы, полностью
заполненной нечленораздельными звуками. Молодой Леггер вновь откинулся на своей койке и в течение нескольких последующих дней испытал нечто вроде настоящего откровения, смысл которого еще не до конца ему был ясен, но, по крайней мере, пелена стала спадать с его глаз. Всякие слаженности, притупленности, плоскости — были его Искушением. В любой миг он был готов поддаться пассивности и согласиться с кем и с чем угодно. Он мог избавить себя от последующих угрызений — они бы разрядились и погрузились в плоский безликий мир, подобно брошенному в бездонное море камню. Это было так просто, что он даже удивился. И впрямь, почему бы не рассматривать нормальное состояние вещей, все наши старания и желания в качестве насилия над плоской и выхолощенной Вселенской правдой и Последней Истиной. Так легко, так просто падать вниз, чтобы тебя, спящего, затем уносило течением в Тьму Вечности... Или ее свет... впрочем, ка кая разница? Является ли пуританство генетически обусловленным? Американское наследие... и он по второму разу принялся отведывать всю общеобразовательную стряпню, читать книги, раззевать варежку в классе, ну и все такое прочее. У персонала вновь на руках появился очередной живчик... В конце-концов, все это оказалось вопросом морали, по крайней мере до тех пор, пока это еще было ему интересно. Это было так легко, это искушало, с этим можно было бороться. Теперь юный Леггер обладал определением греха, а отсюда и разного рода религиями. Со своей собственной литанией. Слова «Искушение притупляет» являлись одновременно и подмогой, и обвинением, которыми можно было воспользоваться в случаях, когда
этот простой плоский мир грозил вновь наполни собою Вселенную.
«Вот почему черти понесли меня имени сюда», - подумал Леггер, сидя на вершине бархана. В поле его зрения попал ползущий по песку блестящий черный муравей. «Вот почему я пилигримом прибыл в этот дряхлый Новый Свет. Слишком велико было искушение там, на ковчежце, в городе этих подключек и подслушиваний».
Иногда он чувствовал себя так, будто бы в результате какого-то Всемирного Заговора все страхи были насильственно извлечены из его подсознания и выплеснуты на плавучие улицы ковчежца. О, боже, когда тебе даже платят за то, что ты идешь ко дну, то это уже чересчур! Он любил девушку, но чувствовал, как хватает его за плечи собственное зомбическое «я», прижимая свое стекловидное лицо к нему. Бежать некуда! Хотя, впрочем, то же самое преследует его и здесь. И оно совсем рядом.
Леггер провел пальцем линию на песке, затем перечеркнул ее второй, после чего разгладил песок ладонью...
«Может, я какой-то неполноценный? — пришла ему в голову неожиданная мысль, — может, во мне чего-то нет. Ведь всякий другой на моем месте в первую очередь бы встревожился бы. Был бы до крайности возбужден и взволнован всем тем, что уже произошло, этой взрывчатой смесью крови и смятения. Но ведь еще существует для меня реальная возможность бросить все и выйти из игры. И почему не воспринимать все чисто автоматически?» У таких придурков, как Дорц, как правило, проблем с этим не возникает. Их поглощает одержимость, и в результате все сводится к методам, способам получения того, чего ты хочешь. А что делать, когда конца не видно, а центростремительная сила момента уже на исходе? Он посмотрел вниз на стоящий у обочины автомобиль и увидел в нем белый расплыв лица Рэйчел величиной не более острия иголки, ослепительно белевший на диком солнцепеке...
«И даже это выборочно, — с горечью подумал он. — Я в любой момент могу забыть о ее существовании. «Искушение Притупляет»... Искушение притупляет плоскости и равнины Искушения».
— А... пошли вы все! — крикнул он что есть мочи. С повторением Очарование становилось абсурдным.
«Но я все-таки попробую еще раз, ведь что-то удерживает меня от того, чтобы окончательно остановиться. Что? Что-то приближается?.. Мертвый отец? Вполне возможно... Ищи ответы. Но на какой вопрос?»
Леггер склонил голову под непреодолимым натиском Солнца и призадумался.
«Попробуем все расставить по своим местам, будь оно трижды неладно. ПРОЕКТ ПСИХО. Стрезличек. Рэйчел. Связи? Мой отец... «Медленная пуля». Дорц...»
«Проблема существует, — подумал Леггер. Два противоположных мирка вгрызаются друг в дружку на одной и той же орбите. Один — официальный, второй — в интерпретации Дорца. В какой же верить? Официальный больше весом, но он уже рушится! И раздирает его на части никто иной как Дорц, вцепившийся ногами и руками в наиболее уязвимые точки этого мира, откуда сейчас хлещет кровь. И все это ставит под вопрос старое чувство реальности, не так ли?»
Нет. Леггер вонзил пальцы в горячий песок;, песчинки обожгли его ладони. «Вот это правда», — подумал он. И все эти притупленности, сглаженности, плоскости — они тоже реальны, ведь даже невидимые, они ощутимы. Нет, дело не в реальности. Проблема во лжи. Чему верить? Вера во что-либо требует волевого решения. Риска!
Он встал и отряхнул песок со своих брюк.
«Нет, лучше на месте не сидеть, — подумал Леггер. — Ведь где-то меня уже ждет пуля, даже если я сам ее не жду».
Когда он подошел к машине, на вершине дюны показался Дорц. В обоих руках он держал что-то болтавшееся до земли.
— Вуаля! — завопил он в яростной экзальтации, исказившей черты его лица.
Энн повернулась на звук его голоса. Разделенные автомобилем, она и Леггер наблюдали, как Дорц сбегает по склону бархана, высоко держа болтающиеся в руках предметы.
Оказалось, что это ящерицы. Две больших игуаны болтались головою вниз. Дорц не выпускал их из рук. Подняв лысые головы, ящерицы таращились невидящими глазами на людей. Похоже, животные были загипнотизированы или парализованы. На их телах никаких следов физических повреждений не было.
— Время полдничать, — рассмеялся Дорц, размахивая ящерицами, словно маятниками.
— О, господи, — тяжело вздохнул Леггер. — Где ты их раздобыл?
Он уставился на зеленых тварей с любопытством, смешанным с отвращением. Дорц лишь плечами пожал.
Г- В пустыне их полным полно. - Он подошел к машине и швырнул рептилий на капот. — Ну, если, конечно, знаешь, где их искать. — И что, мы должны их есть? — Леггер ткнул пальцем в ящериц.
— Само собой... А почему бы и нет?
Леггер невольно отдернул руку, когда одна из тварей дважды моргнула глазом; холодный взгляд земноводного сфокусировался на человеке.
— Черт! Так они же живые!
— Ну и что? - Дорц открыл багажник автомобиля и стал активно рыться в его содержимом. — Все равно они скоро будут мертвыми.
Он вернулся с антикварным примусом и парой перелатанных алюминиевых сковородок.
— А ты что, думал, мы их сырыми есть будем?
— Что-то я не пойму. — Леггер и неподвижная ящерица оценивающе смотрели друг на друга. — Почему они не убегают?
Примус с грохотом полетел на землю. Дорц показал сковородкой на крышу автомобиля.
— Вон туда посмотри.
Маленькая ящерка, не больше пальца Леггера, медленно ползла к Дорцу. Бросив сковородки, тот двумя пальцами подхватил верткую тварь.
— Да, мясца маловато, — подытожил он, внимательно ее изучив. Он швырнул ящерицу через плечо.
— Так это и есть твой талант? — наконец сообразил Леггер, взглянув на Дорца с некоторым уважением. - Ты... ты... заклинатель рептилий?
— В основном повелеваю ящерицами, — как бы между прочим заметил Дорц. — Со змеями у меня пока еще мало что получается.
— Ну, это уже кое-что. — Леггера одолел иррациональный восторг. Повернувшись к дюнам, он воздел руки к небу. — Я рыскаю посреди пустыни с бандой чертовых уродов. Прямо странствующий цирк. Все еще заливаясь смехом, он повернулся и увидел Дорца, с остервенением вонзившего перочинный ножик в синеватое брюшко ящерицы. Он вспорол живот твари, и оттуда вывалились свернутые спиралью внутренности. Лицо Дорца сейчас было особенно жестоким. Леггер перестал смеяться.
— Ладно, - сказал он. — Прости меня.
Он смолк, следя за выражением лица Дорца.
— Я и впрямь проголодался и... ты... знаешь, я почему-то уверен, что вкус у нее будет отменный. Он вновь смолк, услыхав, сколь неубедителен его собственный тон.
Дорц внимательно на него посмотрел, кровь ящерицы текла по его пальцам, кишки торчали из вспоротого тельца, словно нутро какого-нибудь перезревшего лопнувшего фрукта.
— Я этого дара для себя не просил, - отчеканил Дорц. - Ты что думаешь, я не предпочел бы обладать истинной силой? Даром, действительно что-то значащим?! Да если б я только мог?!
— Вот дерьмо, — процедил Леггер. — И тогда ты был бы не просто психом, а действительно представлял бы опасность для окружающих.
Он отвернулся, уставившись на безмолвные дюны. И в следующую секунду он уже полетел на пыльный асфальт, а в горло его вцепились перемазанные в крови пальцы.
— Мудрец, мать твою! — сплюнул Дорц, когда они в обнимку покатились по посыпанной гравием обочине. — Да что ты вообще понимаешь?!
Вконец отчаявшемуся Леггеру наконец-то удалось схватить Дорца за руку. Когда он оторвал его влажные от крови ящерицы пальцы от своего гор ла, глаза уже застилал красный туман.
— Пошел ты к черту! Вонючая рука пыталась заткнуть ему рот.
ответ Леггер пару раз заехал локтем в живот Дорца. Покрытая кровавыми пятнами рука вновь скользнула по лицу Леггера. Один палец зацепился за уголок его рта. Леггер вцепился в палец зубами и почувствовал на языке солоноватый привкус, в следующую секунду Дорц ретировался.
— Сукин ты сын, — прошипел он в тот момент, когда Леггер уже поднялся на четвереньки. Он отбивался как мог, но прежде чем ему удалось подняться на ноги, Дорц схватил его за пояс. Полетев в песок, Леггер больно ударился затылком.
— Да отпусти же меня, ради бога! — Леггер схватил голову, крепко вдавившуюся в его ребра, и с силой попытался оторвать ее от себя. — Да что с тобой, мать твою, такое приключилось?
— Псих, — прохрипел Дорц, скрежеща зубами. — Я тебе еще покажу, придурок ты этакий.
Он еще сильнее вдавил Леггера в песок.
— Я был сыт тобою по горло... еще до того, как увидел тебя воочию!
Леггер забил ладонями по песку, словно тюлень ластами, явно запаниковав при виде маниакального выражения лица Дорца.
— Господи, да никак и впрямь...
— ...не является нарушением ваших прав. — Неожиданно зазвучавший голос был механически точен и по тону властен. — Юридические преценденты подобного действия включают...
Дорц отпустил Леггера, и они оба посмотрели вверх на размытую световую точку, медленно летящую к ним по воздуху, ярко сверкавшую даже! на фоне слепящего песка дюн.
— Пуля... - прошептал Леггер. Похоже, с этим| словом вышел последний кислород, оставшийся в его легких. Теперь уже иная сила расплющила ему глотку, перекрыв дыхание. Он застыл на месте, внезапный шум крови в ушах заглушил ровный, бесчувственный голос.
— Делай ноги! — сверкнул на него глазами Дорц. — Беги!
С трепетной медлительностью, не отрывая глаз от неторопливо ползущей пули, Леггер поднялся с земли. Когда ему удалось привстать с земли на колени, взгляд его оторвался от пули и упал на руки. Глубокий отпечаток весомости его тела на челе пустыни. Песчинки, каждая из которых — крохотный мир, покоящийся на таких же мирах, каждая из которых — по-своему уникальна. Песчинка... песок, текущий сквозь пальцы и дающий подробнейшие отпечатки рисунка его кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
обнаружил, что все предметы окружающего мира, видимые и невидимые, — лишь пустая скорлупа на поверхностном уровне. Дни полетели один за другим, накапливаясь вверху календарного листа, подобно всплывающему косяку мертвой рыбешки.
Через два месяца после того, как вещи замкнулись в себе, наступило Рождество и отдел по общественным связям какой-то японской корпорации подарил детскому дому целый контейнер дешевых транзисторных приемников, и каждому из воспитанников досталось по одному. Санитарка-доброволец, раздававшая приемники, — женщина грузная и конопатая — еще больше удручила Леггера своей здоровой упитанностью. Она стояла у его койки, желая убедиться, что мальчик обрадовался подарку.
Чтобы сделать ей приятное, Леггер распаковал новую батарейку и вставил ее в радиоприемник. Когда из динамика прямой ' наводкой бабахнула японская коммерческая техномузыка, рот санитарки расплылся до ушей, словно бы тем самым был разожжен небольшой костерок, способный вскорости растопить застывшую, ничего не выражающую маску лица, которую обратил сейчас к ней этот задумчивый подросток.
Когда она ушла, Леггер поспешил выключить приемник, но вместо громкости, крутнул рукоятку настройки. В быстром шквале голосов и звуков он тогда отчетливо расслышал, как кто-то сказал по-английски: «Искушение притупляет». Его палец тогда инстинктивно потянулся к другой рукоятке и выключил звук. Несколько секунд он сжимал радиоприемник в своих руках, затем вновь его включил и поискал тот самый голос! Но его нигде нельзя было найти в пределах шкалы, полностью
заполненной нечленораздельными звуками. Молодой Леггер вновь откинулся на своей койке и в течение нескольких последующих дней испытал нечто вроде настоящего откровения, смысл которого еще не до конца ему был ясен, но, по крайней мере, пелена стала спадать с его глаз. Всякие слаженности, притупленности, плоскости — были его Искушением. В любой миг он был готов поддаться пассивности и согласиться с кем и с чем угодно. Он мог избавить себя от последующих угрызений — они бы разрядились и погрузились в плоский безликий мир, подобно брошенному в бездонное море камню. Это было так просто, что он даже удивился. И впрямь, почему бы не рассматривать нормальное состояние вещей, все наши старания и желания в качестве насилия над плоской и выхолощенной Вселенской правдой и Последней Истиной. Так легко, так просто падать вниз, чтобы тебя, спящего, затем уносило течением в Тьму Вечности... Или ее свет... впрочем, ка кая разница? Является ли пуританство генетически обусловленным? Американское наследие... и он по второму разу принялся отведывать всю общеобразовательную стряпню, читать книги, раззевать варежку в классе, ну и все такое прочее. У персонала вновь на руках появился очередной живчик... В конце-концов, все это оказалось вопросом морали, по крайней мере до тех пор, пока это еще было ему интересно. Это было так легко, это искушало, с этим можно было бороться. Теперь юный Леггер обладал определением греха, а отсюда и разного рода религиями. Со своей собственной литанией. Слова «Искушение притупляет» являлись одновременно и подмогой, и обвинением, которыми можно было воспользоваться в случаях, когда
этот простой плоский мир грозил вновь наполни собою Вселенную.
«Вот почему черти понесли меня имени сюда», - подумал Леггер, сидя на вершине бархана. В поле его зрения попал ползущий по песку блестящий черный муравей. «Вот почему я пилигримом прибыл в этот дряхлый Новый Свет. Слишком велико было искушение там, на ковчежце, в городе этих подключек и подслушиваний».
Иногда он чувствовал себя так, будто бы в результате какого-то Всемирного Заговора все страхи были насильственно извлечены из его подсознания и выплеснуты на плавучие улицы ковчежца. О, боже, когда тебе даже платят за то, что ты идешь ко дну, то это уже чересчур! Он любил девушку, но чувствовал, как хватает его за плечи собственное зомбическое «я», прижимая свое стекловидное лицо к нему. Бежать некуда! Хотя, впрочем, то же самое преследует его и здесь. И оно совсем рядом.
Леггер провел пальцем линию на песке, затем перечеркнул ее второй, после чего разгладил песок ладонью...
«Может, я какой-то неполноценный? — пришла ему в голову неожиданная мысль, — может, во мне чего-то нет. Ведь всякий другой на моем месте в первую очередь бы встревожился бы. Был бы до крайности возбужден и взволнован всем тем, что уже произошло, этой взрывчатой смесью крови и смятения. Но ведь еще существует для меня реальная возможность бросить все и выйти из игры. И почему не воспринимать все чисто автоматически?» У таких придурков, как Дорц, как правило, проблем с этим не возникает. Их поглощает одержимость, и в результате все сводится к методам, способам получения того, чего ты хочешь. А что делать, когда конца не видно, а центростремительная сила момента уже на исходе? Он посмотрел вниз на стоящий у обочины автомобиль и увидел в нем белый расплыв лица Рэйчел величиной не более острия иголки, ослепительно белевший на диком солнцепеке...
«И даже это выборочно, — с горечью подумал он. — Я в любой момент могу забыть о ее существовании. «Искушение Притупляет»... Искушение притупляет плоскости и равнины Искушения».
— А... пошли вы все! — крикнул он что есть мочи. С повторением Очарование становилось абсурдным.
«Но я все-таки попробую еще раз, ведь что-то удерживает меня от того, чтобы окончательно остановиться. Что? Что-то приближается?.. Мертвый отец? Вполне возможно... Ищи ответы. Но на какой вопрос?»
Леггер склонил голову под непреодолимым натиском Солнца и призадумался.
«Попробуем все расставить по своим местам, будь оно трижды неладно. ПРОЕКТ ПСИХО. Стрезличек. Рэйчел. Связи? Мой отец... «Медленная пуля». Дорц...»
«Проблема существует, — подумал Леггер. Два противоположных мирка вгрызаются друг в дружку на одной и той же орбите. Один — официальный, второй — в интерпретации Дорца. В какой же верить? Официальный больше весом, но он уже рушится! И раздирает его на части никто иной как Дорц, вцепившийся ногами и руками в наиболее уязвимые точки этого мира, откуда сейчас хлещет кровь. И все это ставит под вопрос старое чувство реальности, не так ли?»
Нет. Леггер вонзил пальцы в горячий песок;, песчинки обожгли его ладони. «Вот это правда», — подумал он. И все эти притупленности, сглаженности, плоскости — они тоже реальны, ведь даже невидимые, они ощутимы. Нет, дело не в реальности. Проблема во лжи. Чему верить? Вера во что-либо требует волевого решения. Риска!
Он встал и отряхнул песок со своих брюк.
«Нет, лучше на месте не сидеть, — подумал Леггер. — Ведь где-то меня уже ждет пуля, даже если я сам ее не жду».
Когда он подошел к машине, на вершине дюны показался Дорц. В обоих руках он держал что-то болтавшееся до земли.
— Вуаля! — завопил он в яростной экзальтации, исказившей черты его лица.
Энн повернулась на звук его голоса. Разделенные автомобилем, она и Леггер наблюдали, как Дорц сбегает по склону бархана, высоко держа болтающиеся в руках предметы.
Оказалось, что это ящерицы. Две больших игуаны болтались головою вниз. Дорц не выпускал их из рук. Подняв лысые головы, ящерицы таращились невидящими глазами на людей. Похоже, животные были загипнотизированы или парализованы. На их телах никаких следов физических повреждений не было.
— Время полдничать, — рассмеялся Дорц, размахивая ящерицами, словно маятниками.
— О, господи, — тяжело вздохнул Леггер. — Где ты их раздобыл?
Он уставился на зеленых тварей с любопытством, смешанным с отвращением. Дорц лишь плечами пожал.
Г- В пустыне их полным полно. - Он подошел к машине и швырнул рептилий на капот. — Ну, если, конечно, знаешь, где их искать. — И что, мы должны их есть? — Леггер ткнул пальцем в ящериц.
— Само собой... А почему бы и нет?
Леггер невольно отдернул руку, когда одна из тварей дважды моргнула глазом; холодный взгляд земноводного сфокусировался на человеке.
— Черт! Так они же живые!
— Ну и что? - Дорц открыл багажник автомобиля и стал активно рыться в его содержимом. — Все равно они скоро будут мертвыми.
Он вернулся с антикварным примусом и парой перелатанных алюминиевых сковородок.
— А ты что, думал, мы их сырыми есть будем?
— Что-то я не пойму. — Леггер и неподвижная ящерица оценивающе смотрели друг на друга. — Почему они не убегают?
Примус с грохотом полетел на землю. Дорц показал сковородкой на крышу автомобиля.
— Вон туда посмотри.
Маленькая ящерка, не больше пальца Леггера, медленно ползла к Дорцу. Бросив сковородки, тот двумя пальцами подхватил верткую тварь.
— Да, мясца маловато, — подытожил он, внимательно ее изучив. Он швырнул ящерицу через плечо.
— Так это и есть твой талант? — наконец сообразил Леггер, взглянув на Дорца с некоторым уважением. - Ты... ты... заклинатель рептилий?
— В основном повелеваю ящерицами, — как бы между прочим заметил Дорц. — Со змеями у меня пока еще мало что получается.
— Ну, это уже кое-что. — Леггера одолел иррациональный восторг. Повернувшись к дюнам, он воздел руки к небу. — Я рыскаю посреди пустыни с бандой чертовых уродов. Прямо странствующий цирк. Все еще заливаясь смехом, он повернулся и увидел Дорца, с остервенением вонзившего перочинный ножик в синеватое брюшко ящерицы. Он вспорол живот твари, и оттуда вывалились свернутые спиралью внутренности. Лицо Дорца сейчас было особенно жестоким. Леггер перестал смеяться.
— Ладно, - сказал он. — Прости меня.
Он смолк, следя за выражением лица Дорца.
— Я и впрямь проголодался и... ты... знаешь, я почему-то уверен, что вкус у нее будет отменный. Он вновь смолк, услыхав, сколь неубедителен его собственный тон.
Дорц внимательно на него посмотрел, кровь ящерицы текла по его пальцам, кишки торчали из вспоротого тельца, словно нутро какого-нибудь перезревшего лопнувшего фрукта.
— Я этого дара для себя не просил, - отчеканил Дорц. - Ты что думаешь, я не предпочел бы обладать истинной силой? Даром, действительно что-то значащим?! Да если б я только мог?!
— Вот дерьмо, — процедил Леггер. — И тогда ты был бы не просто психом, а действительно представлял бы опасность для окружающих.
Он отвернулся, уставившись на безмолвные дюны. И в следующую секунду он уже полетел на пыльный асфальт, а в горло его вцепились перемазанные в крови пальцы.
— Мудрец, мать твою! — сплюнул Дорц, когда они в обнимку покатились по посыпанной гравием обочине. — Да что ты вообще понимаешь?!
Вконец отчаявшемуся Леггеру наконец-то удалось схватить Дорца за руку. Когда он оторвал его влажные от крови ящерицы пальцы от своего гор ла, глаза уже застилал красный туман.
— Пошел ты к черту! Вонючая рука пыталась заткнуть ему рот.
ответ Леггер пару раз заехал локтем в живот Дорца. Покрытая кровавыми пятнами рука вновь скользнула по лицу Леггера. Один палец зацепился за уголок его рта. Леггер вцепился в палец зубами и почувствовал на языке солоноватый привкус, в следующую секунду Дорц ретировался.
— Сукин ты сын, — прошипел он в тот момент, когда Леггер уже поднялся на четвереньки. Он отбивался как мог, но прежде чем ему удалось подняться на ноги, Дорц схватил его за пояс. Полетев в песок, Леггер больно ударился затылком.
— Да отпусти же меня, ради бога! — Леггер схватил голову, крепко вдавившуюся в его ребра, и с силой попытался оторвать ее от себя. — Да что с тобой, мать твою, такое приключилось?
— Псих, — прохрипел Дорц, скрежеща зубами. — Я тебе еще покажу, придурок ты этакий.
Он еще сильнее вдавил Леггера в песок.
— Я был сыт тобою по горло... еще до того, как увидел тебя воочию!
Леггер забил ладонями по песку, словно тюлень ластами, явно запаниковав при виде маниакального выражения лица Дорца.
— Господи, да никак и впрямь...
— ...не является нарушением ваших прав. — Неожиданно зазвучавший голос был механически точен и по тону властен. — Юридические преценденты подобного действия включают...
Дорц отпустил Леггера, и они оба посмотрели вверх на размытую световую точку, медленно летящую к ним по воздуху, ярко сверкавшую даже! на фоне слепящего песка дюн.
— Пуля... - прошептал Леггер. Похоже, с этим| словом вышел последний кислород, оставшийся в его легких. Теперь уже иная сила расплющила ему глотку, перекрыв дыхание. Он застыл на месте, внезапный шум крови в ушах заглушил ровный, бесчувственный голос.
— Делай ноги! — сверкнул на него глазами Дорц. — Беги!
С трепетной медлительностью, не отрывая глаз от неторопливо ползущей пули, Леггер поднялся с земли. Когда ему удалось привстать с земли на колени, взгляд его оторвался от пули и упал на руки. Глубокий отпечаток весомости его тела на челе пустыни. Песчинки, каждая из которых — крохотный мир, покоящийся на таких же мирах, каждая из которых — по-своему уникальна. Песчинка... песок, текущий сквозь пальцы и дающий подробнейшие отпечатки рисунка его кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27