— Интересно! — сказал Коржевский. — Мне кажется, они думают, что наше единственное оружие — свет. Повернувшись спиной, они считают себя в полной безопасности.
— И в этом они правы, — сказал Мельников. — Свет — надежное и достаточное оружие. Применить другое — жестоко и бесчеловечно.
— Вы правы, Борис Николаевич! — ответил Князев. — Эти существа не опасны. Против нас они бессильны.
Но прошло совсем немного времени, и он убедился, что ошибся в своей оценке.
Больше десяти минут положение оставалось прежним: вездеход не двигался, венериане тоже. Второв закончил “дезинфекционный” процесс и вышел из тамбура.
— Я действительно не успел взять чашу, — ответил он на вопрос Коржевского. — Не ожидал этого.
— А где обломки?
— Оставил в тамбуре. Рассмотрим на корабле. Что мы будем делать дальше? — обратился он к Князеву.
— Там увидим! Предоставим инициативу венерианам.
Ожидать “инициативы” пришлось недолго.
Где-то в задних рядах толпы красных панцирей произошло движение. Стоявшие впереди расступились в стороны, уступая дорогу чему-то, что в первый момент показалось людям неизвестной машиной. Вглядевшись пристальней, они поняли, что на них движется большой деревянный щит, сделанной из бревен, скрепленных между собой чем-то вроде веревок. Те, что его нес, были невидны.
— Открытие военных действий, — сказал Князев.
— Исключительно интересно! — воскликнул Коржевский. — Становятся очевидным, что на Венере есть различные племена и они воюют между собой. Никакого сомнения, — война им известна.
— Очень жаль, — заметил Второв.
Щит приближался. Намерения венериан не вызывали сомнений. Прикрываясь щитом от света, они хотели приблизиться к вездеходу вплотную.
— Нельзя отказать им в смелости, — сказал Коржевский, — наша машина должна вызывать в них страх, но его незаметно. Отчего это происходит? — Он рассуждал словно сам с собой, и так спокойно, точно никакая опасность им не угрожала. — Земные дикари не осмелились бы напасть на вездеход. Венериане либо гораздо умнее их, либо, наоборот, гораздо глупее и не сознают опасности…
— Создавать гипотезы будем на звездолете, — прервал его Князев, — стойте у пулемета, но без моей команды не стреляйте. Геннадий! Пересядь к заднему пульту.
— Может быть, лучше уйти от них?
— Я хочу выяснить их намерения. Убежать, мы всегда успеем.
Произнося фразу, он даже не подозревал, как скоро будет вынужден переменить свое мнение.
Чтобы узнать нравы, обычаи, характер и силу одного народа, другому народу всегда нужно было время. Особенно, если они встретились впервые. Если так обстояло дело на Земле, между родственными друг другу существами, то насколько труднее обитателям одной планеты узнать обитателей другой.
Между людьми и венерианами общим был только разум. Во всем остальном они были совершенно различны. И только по внешнему виду, но, очевидно, и по восприятию мира. Люди не могли понять, почему незначительный с их точки зрения, случай привел к такому резкому изменению отношения к ним со стороны хозяев планеты.
Венериане, по-видимому, действительно опасались только прожекторов. Понимали они, что представляют собой эти аппараты, или считали их живыми и опасными существами, оставалось неизвестным, но свои действия они направили именно против них. Люди поняли это слишком поздно.
Князев не сомневался, что “черепахи” повторят свой прежний маневр — попытаются поднять машину и унести в озеро. Он был уверен что вездеход слишком тяжел для них.
Но случилось иное.
Деревянный щит приблизился и остановился в четырех шагах. Потом он упал на “землю”, открыв гигантские фигуры венерианских “воинов”. В лапах “черепах” были огромные камни.
Люди поняли все, когда плотная мгла сменила недавний свет. Прожекторы были разбиты или сорваны чудовищной силой удара.
— Вперед! — крикнул Князев.
Даже сейчас, при явном нападении, он не решился дать команду, которую ждал Коржевский.
Второв включил мотор. В кромешной тьме вездеход рванулся в сторону реки. Просека была прямой, но развить полную скорость ничего не видя впереди было нельзя. Они надеялись, что и на тихом ходу легко оторвутся от неуклюжих противников.
Глядя назад, Князев видел, что желтые огоньки глаз удаляются все дальше и дальше. “Черепахи” остались на том же месте и не пытались преследовать машину.
И тогда ему неожиданно пришла в голову мысль, которая потом на звездолете всеми была признана вероятной. “Венериане и не думали нападать на нас. Первые “черепахи”, которые, как нам показалось, бросились на Второва, сильно пострадали от света, ударившего им прямо в чувствительные глаза. Возможно, что они совсем ослепли. И, не понимая причины, не зная, зачем нужны людям источники света, венериане отомстили прожекторам, как живым и враждебным существам. Они уничтожили их, возможно, полагая, что этим нисколько не вредят ни машине, ни тем, кто находится в ней. Что они знают о нас, если само существование иных, чем на их планете, условий жизни им совершенно неизвестно. Венерианам свет не нужен и чужд. Ведь даже луча Солнца они никогда не видели”.
— Все, что случилось, одно сплошное недоразумение! — вслух сказал Князев. — Но как поправить дело?
— Возвращайтесь на звездолет, — приказал Мельников в ответ на рассказ, переданный по радио. — Тогда и обдумаем, как нам поступить. Поскорее!
— Мы не можем двигаться быстро, не видя дороги.
— Дорога видна, — неожиданно сказал Второв.
Все, кто был в машине и на корабле, одинаково удивились, услышав эти слова.
— Как ты можешь ее видеть? — спросил Князев.
— Смотри сам, — ответил инженер.
Внутренний свет в кабине, естественно, не зажигался. Вглядевшись в переднее окно, Коржевский и Князев заметили в нескольких шагах от вездехода слабо светящуюся полосу. Потом они увидели вторую — метрах в ста.
— Что это такое? — удивился Коржевский.
— Стволы, — ответил Второв, — те, что лежат вдоль просеки.
— Да, это они, — подтвердил Князев, — так вот, оказывается, для чего они здесь положены.
— Это дает нам право думать, что венериане не так уж хорошо видят в темноте, — заметил биолог.
— Вероятно, — предположил Князев, — стволы очищены от коры именно потому, что она мешает им светиться в темноте.
Вскоре выяснилось назначение и тех бревен, которые лежали не одиночно, а кучками. Они обозначали повороты дороги.
— Это изумительно! — восхищался Коржевский. — В ботанике эти деревья произведут сенсацию.
— Странно, что мы не заметили свечения штабеля на берегу. Они ведь тоже состоит из очищенных стволов.
— Мы видели его только днем или при свете прожекторов.
Загадочные бревна лежали на одинаковом расстоянии друг от друга. Стоило проехать мимо одного, как вдали светлой полоской появлялось следующее. Руководствуясь этими своеобразными указателями, Князев, сменивший Второва за пультом управления, уверенно вывел машину из леса.
Оказавшись на берегу реки, они легко убедились, что штабель действительно светился. Каждое бревно испускало слабый, слегка розоватый свет.
— Во что бы то ни стало надо захватить на Землю несколько таких деревьев, — сказал Коржевский.
— Ничего не может быть легче.
Над звездолетом взвилась огненная нить ракеты. На высоте ста метров она вспыхнула ярким светом и повисла на парашюте. По освещенному берегу вездеход полным ходом помчался к “дому”. Через несколько минут он остановился у выходной камеры.
— Жаль! — сказал Князев. — Наша поездка окончилась бесплодно.
— Почему бесплодно? — возразил Второв. — “Черепахи” и венериане у меня здесь.
Он похлопал рукой по вороненой стенке кинокамеры.
Через несколько часов после возвращения машины Мельников собрал совещание в помещении центрального пульта.
Главная цель похода не была достигнута. О судьбе пропавших товарищей они ничего не узнали.
— Прошу всех высказать свое мнение, — скачал Борис Николаевич.
Первым взял слово Пайчадзе.
— То, что случилось, непоправимо, — сказал он. — Дальнейшие попытки считаю неразумными.
Один за другим шесть человек сказали то же самое.
— Присоединяюсь… — начал Мельников и вдруг замолчал, стремительно обернувшись.
Все услышали тихий, но хорошо им знакомый звук. Сработал один из автоматов пульта. Они увидели, как вспыхнула красная лампочка, соответствующая наружной двери нижней выходной камеры. Потом она погасла и загорелась зеленая. Стрелки приборов вздрогнули и задвигались. В камере начался дезинфекционный процесс.
Никто не двинулся с места. С побледневшими лицами члены экипажа смотрели на своего командира.
Что это значит?.. Кто может быть в камере?.. Все восемь человек были на пульте. Неужели?..
— Это один из них, — с трудом справляясь с голосом, сказал Мельников.
— Больше некому.
Топорков вдруг кинулся к пульту и включил экран. Путаясь от волнения в ручках, он настроил кто на левую от корабля сторону.
Все увидели совсем рядом с бортом темный предмет и сразу узнали его. Это был пропавший вездеход Белопольского.
ВЕНЕРИАНЕ
— … Я не успел вскочить в машину, — закончил свой рассказ Романов. — Станислав Казимирович, кажется, успел. Хлынул ливень. Что было дальше, я не знаю. Очнулся в воде. Кругом было темно. Сначала мне показалось, что я свободно плыву, но потом почувствовал, что меня кто-то крепко держит. Совсем рядом горели в темноте три огромных желтых глаза. Я понял, что это “черепаха” и что именно она держит меня и несет куда-то. Я знал, что моя рация включена и стал звать на помощь. “Черепаха” вздрогнула от звука моего голоса, я это ясно ощутил, но не только не выпустила меня из лап, а сжала так крепко, что у меня кости затрещали. Тогда я замолчал и стал прислушиваться. Но ответа не было. Меня или не слышали, или, наоборот, я не слышал ответа. Повторить попытку я не решился. “Черепаха” могла меня раздавить, я и так еле дышал в ее объятиях. Мне казалось странным, что вода не проникает в костюм. Оказывается, наши противогазовые костюмы водонепроницаемы. Ни одна капля не попала внутрь, и подача кислорода шла нормально. Но дышать было все труднее, кружилась голова. Я понял, что это оттого, что я дышу чистым кислородом. Потом я увидел странный туннель с бревенчатыми стенами, от которых шел розовый свет. Я убедился, что меня действительно несет “черепаха”. Она была совсем такой, каких вы нам описывали, Зиновий Серапионович. Отвратительное создание! Неужели это и есть венериане? Из туннеля меня пронесли в огромную пещеру, а затем сюда. Я никак не ожидал, что увижу вас здесь.
— Так же, как мы не ожидали увидеть вас, — хмуро ответил Белопольский. — Плохо, очень плохо! Трое членов экипажа попали в плен. На звездолете осталось восемь человек. Я надеюсь, что Борис Николаевич никого больше не отпустит далеко от корабля.
— Они, безусловно, будут пытаться найти нас или, по крайней мере, наши тела, — сказал Баландин. — Обшарят все озеро и, в конце концов, найдут туннель.
— Если амфибия войдет в него, это может закончиться катастрофой. Ее захватят. Ах, если бы у нас были личные рации! Я категорически запретил бы всякие попытки. Позвольте, — воскликнул Белопольский, — ведь у вас, Василий Васильевич, есть рация!
— Я уже сказал, что она почему-то не работает.
— Очень просто, — спокойно сказал Баландин, — не работает потому, что ее нет.
— Как нет?!
Но маленького черного футляра портативной радиостанции действительно не было. Сиротливо висел оборванный провод.
— Проклятая “черепаха”! — сказал Романов. — Это она.
Стало ясно, что футляр был сорван в тот момент, когда животное схватило геолога.
— Теперь вся надежда на Мельникова, — сказал Белопольский, — он должен понять, что единственная его задача — это закончить программу работ и вернуться на Землю. Знакомство с венерианами завершит следующая экспедиция.
Константин Евгеньевич говорил таким тоном, словно его самого совершенно не касались последствия “предложенного” Мельникову плана. Было ясно, что Белопольский считал себя и своих двух товарищей безнадежно погибшими.
— Нельзя ли бежать отсюда? — спросил Романов. — Наши костюмы вполне пригодны для путешествия под водой. Мне кажется, что в этом помещении нет запоров.
— Зиновий Серапионович не может идти, — ответил Белопольский.
— Только не думайте обо мне, — поспешно сказал Баландин. — Я не могу, но вы-то можете! Не будьте сентиментальны. Лучше погибнуть одному, чем троим.
— Все равно, это совершенно невозможно. Стоит нам показаться в туннеле или на дне озера, и “черепахи” сразу увидят. Они тут же нас схватят, а может быть, и убьют. Нет! Если мы хотим, чтобы наша смерть не была напрасна, то надо действовать совсем иначе. Надо наблюдать, узнать как можно больше и все записывать. Может быть, подвернется случай отправить письмо в закупоренной бутылке. Когда станет ясно, что наши часы сочтены, сделаем попытку прорваться через туннель и выбросить ее.
— Если Борис Николаевич будет придерживаться образа действий, который вы считаете самым разумным, то они никогда не найдут нашего послания, — заметил Баландин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98