Исследователи не увидят там зеленых лесов: растительность на сестре Земли должна быть оранжевая и красная по причине жаркого климата. Ведь и на Земле, в тропиках, много красных растений. И не только в тропиках. В горячих источниках Камчатки, где температура достигает восьмидесяти градусов, живут багровые и пунцовые водоросли, а берега этих источников покрыты оранжевыми и желтыми мхами.
Жизнь приспосабливается к любым условиям. В сверхтропическом климате Венеры и в сверхсуровом климате Марса она одинаково возможна.
Методами радиоастрономии было установлено, что температура поверхности планеты близка к ста градусам, но это следовало проверить. Предстояло еще точно установить продолжительность суток и многое другое.
Объем предстоящих работ был велик, а звездолет по плану не должен был задерживаться на Венере больше чем на сорок восемь суток (разумеется, земных).
Все это было изложено Белопольским на собрании экипажа корабля.
“СССР-КС3” подлетал к цели. До орбиты Венеры оставалось около трех с половиной миллионов километров, то есть немного больше суток пути.
Звездолет уже не летел прямо. Газовые рули были повернуты, и он описывал в пространстве гигантскую кривую, чтобы оказаться позади планеты и лететь в одном с ней направлении. Двигатели работали на минимальной мощности, но этого было достаточно для возникновения слабой силы тяжести. Свободно плавать в воздухе было уже невозможно, левый борт словно притягивал к себе все предметы внутри корабля.
Белопольский и Мельников, сменяя друг друга, непрерывно дежурили на пульте. Автоматические приборы управления вели корабль по заданной трассе, но все же было необходимо проверять полет и вычислять местонахождение на каждый час.
Остальные члены экипажа приступили к установке временных полов в каютах и коридорах. Ведь на Венере звездоплавателей ждали обычные условия тяжести, и следовало так оборудовать помещения, чтобы с возможно большими удобствами прожить все полтора месяца стоянки на сестре Земли.
Прошло уже девятнадцать суток с того памятного всем утра, когда “СССР-КС3” оторвался от ракетодрома и начал свой трудный и опасный рейс. За этот сравнительно короткий срок членам экспедиции пришлось многое пережить и испытать. Тридцать шесть часов, проведенных на Арсене, и особенно трагическая гибель Орлова наложили на каждого глубокий и неизгладимый след. Люди изменились. Больше всего это было заметно у тех, кто впервые участвовал в межпланетном полете. Некоторые, например Романов, Князев, Второв, при старте с Земли еще не отдавали себе ясного отчета в том, что их ожидает. Космический рейс, посещение астероида, исследование Венеры — все это было в их глазах покрыто романтической дымкой. Теперь они увидели оборотную сторону, поняли суровую действительность — победы над природой не приходят сами, они завоевываются в упорной и смертельно опасной борьбе. Кое-кому первые дни полета доставили много тяжелых минут. Сознание безграничности пустого пространства, в центре которого, казалось, неподвижно висел крохотный звездолет, отсутствие видимой опоры, путаница понятий “верх” и “низ”, само ощущение невесомости — все это сильно подействовало на психику, и добрая половина экипажа переболела “космической болезнью”.
С начала второй половины пути все изменилось. Экипаж корабля превратился в единый, проникнутый одними мыслями и общими целями сплоченный коллектив исследователей, каждый член которого до конца осознал и понял, что требует и чем угрожает ему выбранная профессия. И хотя после гибели Орлова перед каждым реально встала угроза смерти, ни один из них не пожалел о принятом решении.
9 июля, ровно в двадцать два часа тридцать минут, траектория полета “СССР-КС3” точно совпала с орбитой Венеры. С этой минуты звездолет “пустился в погоню” за планетой, которая находилась впереди него на сто тысяч километров и “убегала” со скоростью тридцать четыре и девяносто девять сотых километра в секунду. Через пять часов и тридцать три минуты корабль догонит сестру Земли.
В круглые окна обсерватории и на экранах Венера была видна как исполинский полумесяц, почти в одиннадцать раз больший, чем Луна на небе Земли. Освещенная Солнцем половина планеты ослепительно блестела белоснежной пеленой облаков. Ночная половина отчетливо проступала на фоне звезд, закрывая их своей массой и светясь слабым сиянием, похожим на свечение верхних слоев земной атмосферы, но значительно более сильным. Полоса сумерек, ясно видимая, делала терминатор неразличимым. В этой полосе временами появлялись какие-то вспышки и светлые линии.
— Мы наблюдаем полярное сияние в атмосфере Венеры, — сказал Белопольский. — Благодаря близости к Солнцу это явление на ней должно быть гораздо более мощно, чем на Земле.
— С поверхности планеты полярное сияние, вероятно, изумительное зрелище, — заметил Мельников.
Эти фразы были единственными, произнесенными командирами корабля за все часы “погони”. Оба сосредоточенно наблюдали за показаниями приборов. Расстояние между планетой и звездолетом неуклонно сокращалось, а спуск на Венеру, как и на Землю, был очень трудным маневром. Требовалось максимальное внимание и точность каждого движения.
Быстро увеличиваясь в размерах, планета, казалось, сама надвигалась на корабль. Вскоре все звезды исчезли из поля зрения, заслоненные ее огромным телом. Впереди и по сторонам был виден только облачный океан, нестерпимо белый со стороны, обращенной к Солнцу, и постепенно темневший, переходя в черный, с другой.
В четыре часа утра 10 июля, по московскому времени, “СССР-КС3” поравнялся с планетой и, замедлив скорость, как бы включился в ее движение. Он находился в этот момент в самых верхних, разреженных слоях атмосферы и с этой высоты начал замедляющийся спуск.
Двигатели работали на полную мощность, удерживая корабль от стремительного падения. Облачный океан приближался…
Белопольский, Пайчадзе и Мельников хорошо знали, какая картина откроется перед ними через несколько минут. Пейзажи Венеры неизгладимо врезались в память. Остальные члены экипажа видели эти пейзажи по кинофильму, заснятому Мельниковым во время полета “СССР-КС2”.
— Крылья! — отрывисто приказал Белопольский, когда облачная масса закрыла экран белой мглой.
Мельников нажал нужные кнопки. Через несколько секунд загорелись синие лампочки, — крылья вышли из гнезд. Превратившись в реактивный самолет, “СССР-КС3” опускался все ниже, прорезывая толщу облаков. Внизу, где-то у ее границы, уже появились неясные вспышки молний.
Корабль летел теперь в воздушной среде, и управление им приняло иной характер. Четыре двигателя, расположенные у основания крыльев, несли его вперед. Маневрирование осуществлялось обычными элеронами и хвостовым рулем. От командира корабля требовались уже навыки управления реактивным самолетом. Белопольский поставил ноги на педали и взялся за штурвал.
Могло показаться странным, что академик так уверенно берется за трудную работу пилота, да еще на таком гигантском корабле, но в этом не было ничего необычайного. Все члены экипажа “СССР-КС3”, за исключением профессора Баландина, Андреева и Второва, прошли длительный курс обучения в летной школе, практику вождения больших самолетов и имели дипломы пилотов реактивной авиации.
Ровно через восемь минут после начала спуска “СССР-КС3” вынырнул из облачной массы в блестящую почти непрерывными молниями сплошную стену страшного ливня.
Экран сразу потемнел. Водяные потоки уничтожили всякую видимость, и казалось, что звездолет погрузился в океан. Но стрелка альтиграфа показывала, что до поверхности Венеры еще полтора километра.
Белопольский увеличил скорость, желая как можно скорее проскочить грозовой фронт. Он хорошо помнил, как “СССР-КС2”, попавший в такой же ливень, за несколько секунд был сброшен на семьсот метров и едва не угодил в океан. Было бы неосторожно слишком долго подвергать звездолет действию этих чудовищных потоков. Стрелка, хотя и медленно, шла вниз.
Внезапно, словно кто-то губкой провел по экрану, потоки воды исчезли. Перед глазами экипажа раскинулась панорама безграничного океана.
Мельников наклонился вперед, с глубоким волнением всматриваясь в знакомую картину, которая так часто возникала в его памяти…
Свинцовые волны, с длинными белыми гребнями пены, с нависшими над ними темными, клочковатыми тучами, черные стены ливней, испещренные зигзагами молний, все тот же тусклый полусвет…
Ничто не изменилось за эти восемь лет. В жизни планеты века короче, чем секунды в человеческой жизни. Природе некуда торопиться, — перед нею вечность.
На мгновение Мельникову показалось, что он перенесся в прошлое. Не “КС3”, а “КС2” летит над мрачным океаном Венеры. Стоит оглянуться — и он увидит сосредоточенное лицо Камова, склонившегося над пультом, уверенные движения его рук, оперирующих многочисленными кнопками и рукоятками управления. Как тяжело и трудно было тогда вести корабль в незнакомой атмосфере чужой планеты, сколько мужества и решительности требовалось от командира! На каждом шагу ждало неведомое. Ведь даже Белопольский — хладнокровный и не знающий страха — предложил было покинуть планету, столь негостеприимно встретившую человека. А теперь…
Мельников взглянул на Константина Евгеньевича. Командир корабля сидел спокойно, откинувшись на спинку кресла, внимательно, но без тревоги вглядываясь в экран. Ему нечего было опасаться. Венера уже не была загадочной незнакомкой. Он вел корабль к заранее намеченному месту, которое нужно было только найти. Неизвестных препятствий не существовало. Грозовые фронты, столь опасные “КС2”, не угрожали кораблю. “СССР-КС3” пролетал сквозь них, не уклоняясь от своего пути. Совершенные приборы давали полную картину полета и всего, что находилось впереди.
С волшебной быстротой, за короткий срок, техника постройки космических кораблей далеко ушла вперед. Между первенцем звездолетостроения “СССР-КС1”, на котором Сергей Александрович совершил первый в истории полет за пределы Земля, и звездолетом “СССР-КС3” была такая же разница, как между аэропланом Блерио и современными реактивными самолетами. Тогда основными были вопросы обеспечения в пути горючим, — от них зависело все. Теперь это не имело значения. Бурное развитие атомной техники дало в руки исследователей космоса такие запасы энергии, которые всего десять лет назад были совершенно неизвестны и наличие которых в природе многим казалось невозможным. Совсем недавно создание больших искусственных спутников Земли, где корабли Вселенной могли бы пополнять запасы горючего перед дальнейшим полетом, казалось обязательным этапом, без которого нельзя обойтись, а теперь никто и не думает об этом. Звездолеты, как бы они ни были велики и тяжелы, отправляются в путь прямо с земных ракетодромов, они могут свободно опускаться на любую планету и снова взлетать с нее, не опасаясь нехватки энергии.
Мысль человека побеждает природу, заставляя ее неисчислимые силы работать на себя, служить своим интересам.
Уже три часа летел “СССР-КС3” над океаном, а ни малейшего признака берега не появлялось. Может быть, материк, открытый первой экспедицией, находился сейчас на ночной половине планеты? Это было возможно, а есть ли на Венере какой-нибудь другой, никто не мог знать. Время обращения вокруг оси — сутки планеты — были неизвестны. Могло случиться, что ночь над оранжевыми лесами континента продлится еще недели. В этом случае придется искать другое место для стоянки, но существовало ли такое место? Может быть, виденный экипажем “СССР-КС2” материк — единственная суша на Венере?..
Мельников и Белопольский поменялись ролями. Теперь Борис Николаевич вел корабль, а Белопольский отдыхал, в любую секунду готовый помочь пилоту. Сколько времени придется провести в воздухе, они не знали. Опуститься на волны среди океана, даже не видя берега, было бессмысленно. Во что бы то ни стало надо найти твердую “землю”.
Звездолет все время летел прямо, держа направление на запад, опережая Солнце. За плотной массой облаков оно было невидимо, но чувствительные фотометры, установленные снаружи корпуса, сообщали на пульт, что сила дневного света не убывает и, значит, корабль еще не достиг полосы сумерек.
В рубку вошли Пайчадзе и Баландин. Руководящий состав экспедиции обменялся мнениями.
— Если материк не покажется, мы можем пролететь не очень далеко в сумеречную полосу, — сказал Белопольский.
— Поворачивать и лететь назад бесполезно, — согласился с ним Баландин. — Если там и есть “земля”, нам от нее мало толку. “Восточные” части планеты движутся в ночь.
— Может быть, лучше повернуть на север или на юг? — предложил Мельников.
— Это мы всегда успеем сделать, — ответил Белопольский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Жизнь приспосабливается к любым условиям. В сверхтропическом климате Венеры и в сверхсуровом климате Марса она одинаково возможна.
Методами радиоастрономии было установлено, что температура поверхности планеты близка к ста градусам, но это следовало проверить. Предстояло еще точно установить продолжительность суток и многое другое.
Объем предстоящих работ был велик, а звездолет по плану не должен был задерживаться на Венере больше чем на сорок восемь суток (разумеется, земных).
Все это было изложено Белопольским на собрании экипажа корабля.
“СССР-КС3” подлетал к цели. До орбиты Венеры оставалось около трех с половиной миллионов километров, то есть немного больше суток пути.
Звездолет уже не летел прямо. Газовые рули были повернуты, и он описывал в пространстве гигантскую кривую, чтобы оказаться позади планеты и лететь в одном с ней направлении. Двигатели работали на минимальной мощности, но этого было достаточно для возникновения слабой силы тяжести. Свободно плавать в воздухе было уже невозможно, левый борт словно притягивал к себе все предметы внутри корабля.
Белопольский и Мельников, сменяя друг друга, непрерывно дежурили на пульте. Автоматические приборы управления вели корабль по заданной трассе, но все же было необходимо проверять полет и вычислять местонахождение на каждый час.
Остальные члены экипажа приступили к установке временных полов в каютах и коридорах. Ведь на Венере звездоплавателей ждали обычные условия тяжести, и следовало так оборудовать помещения, чтобы с возможно большими удобствами прожить все полтора месяца стоянки на сестре Земли.
Прошло уже девятнадцать суток с того памятного всем утра, когда “СССР-КС3” оторвался от ракетодрома и начал свой трудный и опасный рейс. За этот сравнительно короткий срок членам экспедиции пришлось многое пережить и испытать. Тридцать шесть часов, проведенных на Арсене, и особенно трагическая гибель Орлова наложили на каждого глубокий и неизгладимый след. Люди изменились. Больше всего это было заметно у тех, кто впервые участвовал в межпланетном полете. Некоторые, например Романов, Князев, Второв, при старте с Земли еще не отдавали себе ясного отчета в том, что их ожидает. Космический рейс, посещение астероида, исследование Венеры — все это было в их глазах покрыто романтической дымкой. Теперь они увидели оборотную сторону, поняли суровую действительность — победы над природой не приходят сами, они завоевываются в упорной и смертельно опасной борьбе. Кое-кому первые дни полета доставили много тяжелых минут. Сознание безграничности пустого пространства, в центре которого, казалось, неподвижно висел крохотный звездолет, отсутствие видимой опоры, путаница понятий “верх” и “низ”, само ощущение невесомости — все это сильно подействовало на психику, и добрая половина экипажа переболела “космической болезнью”.
С начала второй половины пути все изменилось. Экипаж корабля превратился в единый, проникнутый одними мыслями и общими целями сплоченный коллектив исследователей, каждый член которого до конца осознал и понял, что требует и чем угрожает ему выбранная профессия. И хотя после гибели Орлова перед каждым реально встала угроза смерти, ни один из них не пожалел о принятом решении.
9 июля, ровно в двадцать два часа тридцать минут, траектория полета “СССР-КС3” точно совпала с орбитой Венеры. С этой минуты звездолет “пустился в погоню” за планетой, которая находилась впереди него на сто тысяч километров и “убегала” со скоростью тридцать четыре и девяносто девять сотых километра в секунду. Через пять часов и тридцать три минуты корабль догонит сестру Земли.
В круглые окна обсерватории и на экранах Венера была видна как исполинский полумесяц, почти в одиннадцать раз больший, чем Луна на небе Земли. Освещенная Солнцем половина планеты ослепительно блестела белоснежной пеленой облаков. Ночная половина отчетливо проступала на фоне звезд, закрывая их своей массой и светясь слабым сиянием, похожим на свечение верхних слоев земной атмосферы, но значительно более сильным. Полоса сумерек, ясно видимая, делала терминатор неразличимым. В этой полосе временами появлялись какие-то вспышки и светлые линии.
— Мы наблюдаем полярное сияние в атмосфере Венеры, — сказал Белопольский. — Благодаря близости к Солнцу это явление на ней должно быть гораздо более мощно, чем на Земле.
— С поверхности планеты полярное сияние, вероятно, изумительное зрелище, — заметил Мельников.
Эти фразы были единственными, произнесенными командирами корабля за все часы “погони”. Оба сосредоточенно наблюдали за показаниями приборов. Расстояние между планетой и звездолетом неуклонно сокращалось, а спуск на Венеру, как и на Землю, был очень трудным маневром. Требовалось максимальное внимание и точность каждого движения.
Быстро увеличиваясь в размерах, планета, казалось, сама надвигалась на корабль. Вскоре все звезды исчезли из поля зрения, заслоненные ее огромным телом. Впереди и по сторонам был виден только облачный океан, нестерпимо белый со стороны, обращенной к Солнцу, и постепенно темневший, переходя в черный, с другой.
В четыре часа утра 10 июля, по московскому времени, “СССР-КС3” поравнялся с планетой и, замедлив скорость, как бы включился в ее движение. Он находился в этот момент в самых верхних, разреженных слоях атмосферы и с этой высоты начал замедляющийся спуск.
Двигатели работали на полную мощность, удерживая корабль от стремительного падения. Облачный океан приближался…
Белопольский, Пайчадзе и Мельников хорошо знали, какая картина откроется перед ними через несколько минут. Пейзажи Венеры неизгладимо врезались в память. Остальные члены экипажа видели эти пейзажи по кинофильму, заснятому Мельниковым во время полета “СССР-КС2”.
— Крылья! — отрывисто приказал Белопольский, когда облачная масса закрыла экран белой мглой.
Мельников нажал нужные кнопки. Через несколько секунд загорелись синие лампочки, — крылья вышли из гнезд. Превратившись в реактивный самолет, “СССР-КС3” опускался все ниже, прорезывая толщу облаков. Внизу, где-то у ее границы, уже появились неясные вспышки молний.
Корабль летел теперь в воздушной среде, и управление им приняло иной характер. Четыре двигателя, расположенные у основания крыльев, несли его вперед. Маневрирование осуществлялось обычными элеронами и хвостовым рулем. От командира корабля требовались уже навыки управления реактивным самолетом. Белопольский поставил ноги на педали и взялся за штурвал.
Могло показаться странным, что академик так уверенно берется за трудную работу пилота, да еще на таком гигантском корабле, но в этом не было ничего необычайного. Все члены экипажа “СССР-КС3”, за исключением профессора Баландина, Андреева и Второва, прошли длительный курс обучения в летной школе, практику вождения больших самолетов и имели дипломы пилотов реактивной авиации.
Ровно через восемь минут после начала спуска “СССР-КС3” вынырнул из облачной массы в блестящую почти непрерывными молниями сплошную стену страшного ливня.
Экран сразу потемнел. Водяные потоки уничтожили всякую видимость, и казалось, что звездолет погрузился в океан. Но стрелка альтиграфа показывала, что до поверхности Венеры еще полтора километра.
Белопольский увеличил скорость, желая как можно скорее проскочить грозовой фронт. Он хорошо помнил, как “СССР-КС2”, попавший в такой же ливень, за несколько секунд был сброшен на семьсот метров и едва не угодил в океан. Было бы неосторожно слишком долго подвергать звездолет действию этих чудовищных потоков. Стрелка, хотя и медленно, шла вниз.
Внезапно, словно кто-то губкой провел по экрану, потоки воды исчезли. Перед глазами экипажа раскинулась панорама безграничного океана.
Мельников наклонился вперед, с глубоким волнением всматриваясь в знакомую картину, которая так часто возникала в его памяти…
Свинцовые волны, с длинными белыми гребнями пены, с нависшими над ними темными, клочковатыми тучами, черные стены ливней, испещренные зигзагами молний, все тот же тусклый полусвет…
Ничто не изменилось за эти восемь лет. В жизни планеты века короче, чем секунды в человеческой жизни. Природе некуда торопиться, — перед нею вечность.
На мгновение Мельникову показалось, что он перенесся в прошлое. Не “КС3”, а “КС2” летит над мрачным океаном Венеры. Стоит оглянуться — и он увидит сосредоточенное лицо Камова, склонившегося над пультом, уверенные движения его рук, оперирующих многочисленными кнопками и рукоятками управления. Как тяжело и трудно было тогда вести корабль в незнакомой атмосфере чужой планеты, сколько мужества и решительности требовалось от командира! На каждом шагу ждало неведомое. Ведь даже Белопольский — хладнокровный и не знающий страха — предложил было покинуть планету, столь негостеприимно встретившую человека. А теперь…
Мельников взглянул на Константина Евгеньевича. Командир корабля сидел спокойно, откинувшись на спинку кресла, внимательно, но без тревоги вглядываясь в экран. Ему нечего было опасаться. Венера уже не была загадочной незнакомкой. Он вел корабль к заранее намеченному месту, которое нужно было только найти. Неизвестных препятствий не существовало. Грозовые фронты, столь опасные “КС2”, не угрожали кораблю. “СССР-КС3” пролетал сквозь них, не уклоняясь от своего пути. Совершенные приборы давали полную картину полета и всего, что находилось впереди.
С волшебной быстротой, за короткий срок, техника постройки космических кораблей далеко ушла вперед. Между первенцем звездолетостроения “СССР-КС1”, на котором Сергей Александрович совершил первый в истории полет за пределы Земля, и звездолетом “СССР-КС3” была такая же разница, как между аэропланом Блерио и современными реактивными самолетами. Тогда основными были вопросы обеспечения в пути горючим, — от них зависело все. Теперь это не имело значения. Бурное развитие атомной техники дало в руки исследователей космоса такие запасы энергии, которые всего десять лет назад были совершенно неизвестны и наличие которых в природе многим казалось невозможным. Совсем недавно создание больших искусственных спутников Земли, где корабли Вселенной могли бы пополнять запасы горючего перед дальнейшим полетом, казалось обязательным этапом, без которого нельзя обойтись, а теперь никто и не думает об этом. Звездолеты, как бы они ни были велики и тяжелы, отправляются в путь прямо с земных ракетодромов, они могут свободно опускаться на любую планету и снова взлетать с нее, не опасаясь нехватки энергии.
Мысль человека побеждает природу, заставляя ее неисчислимые силы работать на себя, служить своим интересам.
Уже три часа летел “СССР-КС3” над океаном, а ни малейшего признака берега не появлялось. Может быть, материк, открытый первой экспедицией, находился сейчас на ночной половине планеты? Это было возможно, а есть ли на Венере какой-нибудь другой, никто не мог знать. Время обращения вокруг оси — сутки планеты — были неизвестны. Могло случиться, что ночь над оранжевыми лесами континента продлится еще недели. В этом случае придется искать другое место для стоянки, но существовало ли такое место? Может быть, виденный экипажем “СССР-КС2” материк — единственная суша на Венере?..
Мельников и Белопольский поменялись ролями. Теперь Борис Николаевич вел корабль, а Белопольский отдыхал, в любую секунду готовый помочь пилоту. Сколько времени придется провести в воздухе, они не знали. Опуститься на волны среди океана, даже не видя берега, было бессмысленно. Во что бы то ни стало надо найти твердую “землю”.
Звездолет все время летел прямо, держа направление на запад, опережая Солнце. За плотной массой облаков оно было невидимо, но чувствительные фотометры, установленные снаружи корпуса, сообщали на пульт, что сила дневного света не убывает и, значит, корабль еще не достиг полосы сумерек.
В рубку вошли Пайчадзе и Баландин. Руководящий состав экспедиции обменялся мнениями.
— Если материк не покажется, мы можем пролететь не очень далеко в сумеречную полосу, — сказал Белопольский.
— Поворачивать и лететь назад бесполезно, — согласился с ним Баландин. — Если там и есть “земля”, нам от нее мало толку. “Восточные” части планеты движутся в ночь.
— Может быть, лучше повернуть на север или на юг? — предложил Мельников.
— Это мы всегда успеем сделать, — ответил Белопольский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98