Пока! — Он ударил кулаком по мокрой стойке. — Пока я жду их открытия, мне снова начинает везти. Так сказать, вовремя. Но понимаешь, мой хан всегда говорил, что одного везения в жизни мало. Вот почему я пашу как собака. И потом, пойми, это ведь гордость, а не жадность к деньгам. Я, видишь ли, должен жить по стандартам Есугэя. И как правило, — он икнул и чуть не выронил стакан, — как правило, это просто клёво, потому как эти… как их… бюрократы и чертовы туристы все как на подбор идиоты. Тупые, беззаботные идиоты, которым начхать, что творится вокруг них. — Он горько засмеялся. — Ну и пусть. Пусть себе остаются глухими, слепыми и тупыми. Главное, чтобы денежки шли, верно?
Он посмотрел в лицо Маркусу. Взгляд его был почти тверд, несмотря на все виски, выпитое за вечер.
— И если никто этого не понимает, ну и пусть. В конце концов это не их жизнь. Это, понимаешь, моя жизнь. — Он стукнул себя в грудь кулаком, выплеснув остаток виски на дорогую тунику. — Моя, ясно? Моя жизнь. И мне не жалко, Маркус. Ни столечко не жалко. Вообще.
Когда Скитер расплакался так, словно его сердце рвется на части, Маркус мягко, но решительно вынул стакан из его руки и отвел его домой, проследив, чтобы он благополучно лег спать у себя дома. Помнил ли Скитер хоть слово из того, что он наговорил в этот вечер, Маркус не знал. Но сам он помнил каждое слово — даже те, которые не понимал.
* * *
Когда Маркус поделился историей жизни Скитера Джексона с Йанирой, она крепко обняла своего любимого и поклялась своим богиням священной клятвой. Они подарили самого дорогого для нее человека, этого Маркуса, готового носить на руках не только ее саму, но и их славных большеглазых дочурок. Они подарили Йанире человека, который действительно любил маленькую Артемисию и крошечную Геласию, любил их детский смех, любил качать их на колене и даже любил утирать им слезы, и не посылал их вон из дома на улицу умирать от голода только за то, что они женщины.
Там, в священной тиши их супружеского ложа, Йанира поклялась своим Богиням, что она сделает все, что в ее силах, чтобы помочь тому человеку, который дал ее любимому возможность вернуть долг чести. И позже, когда они соединились с Маркусом в темноте, она молила их о том, чтобы его семя зародило в ее утробе их будущего сына, сына, который родится в мире, где его отец будет наконец вольным человеком. Она призывала благословение на имя Скитера Джексона и поклялась, что остальные в их полутайном сообществе выходцев из Нижнего Времени скоро тоже узнают правду об этом странном улыбчивом парне, для которого грабить туристов — дело принципа. Но для
него дело принципа также не трогать ничего, принадлежащего местным. И он всегда относился к выходцам из Нижнего Времени с таким уважением, которого напрасно было бы ожидать от любого другого обитателя вокзала за исключением разве что Кита Карсона и Малькольма Мура.
Теперь Йанира понимала многое из того, что было раньше для нее загадкой. Все эти денежные пожертвования, в которых никто не признавался… Среди выходцев из Нижнего Времени был чемпион, о существовании которого они даже не догадывались. Маркус не понимал, почему она плачет в темноте; он целовал ее мокрые от слез щеки и заверял ее всеми известными ему словами, что он докажет, он достоин ее любви. Она изо всех сил обняла его и закрыла ему рот поцелуями, и со слезами на глазах лепетала, что он уже тысячу раз доказывал свою любовь и верность.
Он уснул, а она все обнимала его, строя планы, которых Маркус не понял бы, а тем более не одобрил. Но ей было все равно. Они у него в долгу, и Йанира сделает все, что только сможет. И единственное, что она могла придумать, — это помочь судьбе человека, подарившего Маркусу возможность вернуть себе честь.
Йанира поцеловала влажные волосы спящего Маркуса и приняла странное, почти дикое решение.
Глава 5
Любой спор всегда становился на Ла-ла-ландии заметным событием. В замкнутом мире постоянных обитателей вокзала споры и сплетни неизбежно занимали место телевидения и радио, если не считать двух недавно возникших местных телепрограмм, которые скорее походили на сплетни за столом, чем на настоящую телепередачу. Радио Шангри-ла и вокзальная телестудия крутили в основном видеоленты и музыкальные программы, лишь изредка прерываемые выпусками новостей, которые на самом деле не что иное, как те же сплетни.
Пожалуй, единственное, в чем изменилась жизнь обитателей Ла-ла-ландии с появлением здесь телевидения, так это в том, что процесс распространения слухов и сплетен благодаря бойким репортерам «Радио-ТВ Шангри-ла» немного ускорился. Даже самое пустяковое пари вроде того, сколько времени потребуется новой партии туристов на то, чтобы настрочить жалобу насчет обгаженного птеродактилями багажа, становилось предметом оживленного обсуждения за кружкой пива, обеденным столом или в студии кабельного ТВ.
Когда двое самых печально известных мошенников Вокзала Шангри-ла заключают пари вроде того, которое заключили Голди Морран и Скитер Джексон, новость не просто распространяется по вокзалу, как степной пожар, такая новость занимает первое место в выпусках повестей круглые сутки, не говоря уж об аршинных заголовках в «Газете Шангри-ла» вроде: «ДЕРЖИТЕСЬ ЗА КАРМАНЫ!» Ниже, разумеется, следовала статья, полная подробных деталей заключенного пари, включая полный перечень правил, установленных библиотекарем Брайаном Хендриксоном.
Скитер прочитал эту статью с сильным раздражением, побороть которое так и не смог. Конечно, все обитатели ВВ-86 прекрасно знали, что он никогда не трогал местных, но теперь и туристы, черт бы их драл, тоже были предупреждены. Он скомкал газету и окинул взглядом Общий зал, гадая, сколько денег успела нагрести Голди. В том, что касалось воровства и обмана, Голди не отличалась свойственной ему принципиальностью, а это означало, что обитатели Вокзала с особой тщательностью будут следить за своими кошельками и пожитками. Скитера оскорбляло то, что многие из них распространят свое недоверие и на него, но что ж, таковы правила игры.
Он покосился на ближайшее информационное табло посмотреть, какие Врата открываются в ближайшее время, и прикусил губу. Гм… Британские Врата в Лондон — завтра, Конкистадоры — сегодня ближе к вечеру, средневековая Япония через Врата Ниппон Нового Эдо — через три дня и, наконец, Врата на Дикий Запад, в Денвер, — через четыре. Возможность поохотиться на туристов, собравшихся в древнюю столицу японского сёгуната, его не слишком прельщала. Конечно, некоторые из них просто вполне состоятельные бизнесмены, но многие входили в преступные кланы — и слишком часто бизнесмены путешествовали под охраной банд якудзы. У Скитера не было ни малейшего желания лишиться нескольких пальцев или других частей тела. Если ему не останется ничего другого, он попробует и это, но другие Врата давали больше возможностей. Во всяком случае, пока давали. Ближайшим по времени было открытие Врат Конкистадоров, ведущих в Южную Америку. Эти Врата обыкновенно дают неплохой шанс быстро поживиться. Планы относительно других Врат он успеет обдумать потом, ближе к их открытию. И разумеется, ему придется все время следить одним глазом за Майком Бенсоном и его парнями из службы безопасности. Ему вовсе не улыбалась перспектива быть пойманным, а теперь, когда их пари стало достоянием гласности, Бенсон наверняка расставил своих людей у всех Врат.
Скитер проклял всех репортеров на свете и пошел к себе переодеться. Если уж ему предстоит водить за нос службу безопасности, лучше замаскироваться как следует. Иначе ему придется подыскивать себе новое жилище не далее как после следующего же открытия Главных Врат. Страх перед этим заставил его накладывать грим с особой тщательностью.
Когда Скитер наконец покончил с этим занятием, он ухмыльнулся своему отражению в зеркале. Его родная мать — будь она проклята! — вряд ли узнала бы его теперь. Он нервно потер руки и тут же чертыхнулся — у него за спиной зазвонил телефон. Кто может звонить ему, как не служба безопасности или какой-нибудь проклятый репортер, раскопавший правду о Скитере на каком-нибудь кладбище старых газет?
Он сорвал трубку, подумал, не уронить ли ее на пол, потом все-таки поднес к уху.
— Алло? — пробормотал он.
— Мистер Джексон? — нерешительно спросил чей-то голос. — Скитер Джексон?
— Кто его спрашивает? — прорычал Скитер в трубку.
— О… а… доктор Мунди. Налли Мунди.
Скитер прикусил язык, чтобы не выругаться вслух.
Этот проклятый спец-историк, допрашивавший всех здешних выходцев из Нижнего Времени так долго, что сам мог уже считаться местным. Ну, Скитер не был настоящим выходцем из Нижнего, так что не рассказывал ни Налли Мунди, ни любому другому спецу-историку вообще ничего, даже о годах жизни в Монголии. В некотором отношении историки были даже хуже репортеров — они еще настырнее лезли в личную жизнь.
Должно быть, Мунди видел новости по телеку или прочитал газету, и это напомнило ему о необходимости сделать обязательный Ежемесячный Телефонный Звонок. Порой Скитер искренне ненавидел Налли Мунди за его дотошность. Судя по всему, какой-то безмозглый кретин, переживший Происшествие, занес его, Скитера, имя в базу данных, и Мунди — каким бы простаком он ни был — наткнулся на него в поисках всего, что могло иметь отношение к Темучину.
Он не сдержался и застонал вслух, прижавшись щекой к прохладной стене. Ответом на это было робкое: «Может, я позвонил не совсем вовремя?»
Скитер чуть было не рассмеялся, представив себе, что может представить себе бедный историк.
— Нет, — услышал он собственный голос, тогда как остальная часть его сознания в голос вопила: «Да, кретин! Скажи ему, что ты трахаешься с туристочкой, чтобы ты смог отделаться от него и потырить все что можешь у всех этих конкистадоров, будь они неладны! Они глупее даже тебя!» Увы, вслух сказать он этого не мог. К счастью, доктор Мунди вообще избавил его от необходимости говорить что-либо.
— Ах… гм… тогда… хорошо. — Милейший доктор, равно как и все настоящие обитатели Восемьдесят Шестого, знал, что не стоит задавать Скитеру вопросы о его нынешних занятиях (как профессиональных, так и любых других), однако кое-кто проявлял поразительное упрямство в том, что касалось его прошлого. — Ладно, тогда к делу. — Скитер раздраженно поморщился. Все это он слышал от суетливого маленького человечка уже много раз. — Видите ли, я начал новый цикл опросов… за вполне солидные вознаграждения, разумеется, а ведь вы можете столько рассказать о молодых годах Темучина, о его отце и матери, которые сделали его тем, каким он впоследствии стал. Прошу вас, скажите, что вы придете, ну пожалуйста, Скитер.
Мгновение Скитер даже колебался. Солидное вознаграждение, да? Должно быть, этот старый любитель совать нос в чужие жизни оторвал где-нибудь неплохой грант. А ведь деньги были отчаянно нужны Скитеру именно теперь, когда на карту поставлено слишком многое. Но нет, Брайан Хендриксон ни за что не допустит, чтобы деньги, заработанные на интервью с Налли Мунди, пошли в зачет.
— Извините, док. Ответ все равно отрицательный. Мне совершенно не нужно, чтобы мои имя и портрет светились по всему этому чертову миру. Видите ли, за последние годы у меня появилось несколько врагов — такая уж у меня профессия. С моей стороны было бы чертовски глупо позволить вам сунуть мои имя и физиономию в газету, пусть даже вашу, научную. Блин, это было бы не глупостью, а натуральным самоубийством. Забудьте про меня, док.
Из трубки донеслось обиженное сопение.
— Ладно, пусть будет так. На всякий случай… мой телефон у вас есть? — (Скитер давным-давно выбросил его в мусорную корзину.) — Отлично. — Мунди принял молчание за согласие. Помимо всего прочего, Есугэй научил Скитера различать, когда говорить, а когда молчать, замерев как ящерица на нагретых солнцем камнях. — Если вы все-таки передумаете, Скитер, звоните в любое время суток, умоляю вас, звоните. Нет, правда, мы ведь так мало знаем про Темучина, про его детство, про его родных — мы вообще почти ничего не знаем про мальчика, который вырос и стал Чингисханом.
Скитер хорошо понимал, что любая попытка послать через Монгольские Врата исследовательскую экспедицию равносильна беспощадному убийству. Разведчик, вернувший его обратно в его время, заплатил за это жизнью. Они падут от рук либо родни Темучина, либо его врагов. Единственным доступным источником информации оставался он сам. Но раз уж Есугэй обучил его искусству молчать, он так и поступал. Тем не менее Мунди терпеливо названивал ему раз в месяц, чем бы он ни занимался. Как знать, может, он и отчается когда-нибудь настолько, что примет условия Мунди. Но не сейчас. Ни за что.
— Ладно, тогда пока все, кажется. Мне всегда так не хочется отпускать вас, молодой человек. Каждый раз, раскрывая «Газету», я боюсь наткнуться на заметку о вашей смерти в результате одной из ваших афер, а это было бы невосполнимой потерей для науки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Он посмотрел в лицо Маркусу. Взгляд его был почти тверд, несмотря на все виски, выпитое за вечер.
— И если никто этого не понимает, ну и пусть. В конце концов это не их жизнь. Это, понимаешь, моя жизнь. — Он стукнул себя в грудь кулаком, выплеснув остаток виски на дорогую тунику. — Моя, ясно? Моя жизнь. И мне не жалко, Маркус. Ни столечко не жалко. Вообще.
Когда Скитер расплакался так, словно его сердце рвется на части, Маркус мягко, но решительно вынул стакан из его руки и отвел его домой, проследив, чтобы он благополучно лег спать у себя дома. Помнил ли Скитер хоть слово из того, что он наговорил в этот вечер, Маркус не знал. Но сам он помнил каждое слово — даже те, которые не понимал.
* * *
Когда Маркус поделился историей жизни Скитера Джексона с Йанирой, она крепко обняла своего любимого и поклялась своим богиням священной клятвой. Они подарили самого дорогого для нее человека, этого Маркуса, готового носить на руках не только ее саму, но и их славных большеглазых дочурок. Они подарили Йанире человека, который действительно любил маленькую Артемисию и крошечную Геласию, любил их детский смех, любил качать их на колене и даже любил утирать им слезы, и не посылал их вон из дома на улицу умирать от голода только за то, что они женщины.
Там, в священной тиши их супружеского ложа, Йанира поклялась своим Богиням, что она сделает все, что в ее силах, чтобы помочь тому человеку, который дал ее любимому возможность вернуть долг чести. И позже, когда они соединились с Маркусом в темноте, она молила их о том, чтобы его семя зародило в ее утробе их будущего сына, сына, который родится в мире, где его отец будет наконец вольным человеком. Она призывала благословение на имя Скитера Джексона и поклялась, что остальные в их полутайном сообществе выходцев из Нижнего Времени скоро тоже узнают правду об этом странном улыбчивом парне, для которого грабить туристов — дело принципа. Но для
него дело принципа также не трогать ничего, принадлежащего местным. И он всегда относился к выходцам из Нижнего Времени с таким уважением, которого напрасно было бы ожидать от любого другого обитателя вокзала за исключением разве что Кита Карсона и Малькольма Мура.
Теперь Йанира понимала многое из того, что было раньше для нее загадкой. Все эти денежные пожертвования, в которых никто не признавался… Среди выходцев из Нижнего Времени был чемпион, о существовании которого они даже не догадывались. Маркус не понимал, почему она плачет в темноте; он целовал ее мокрые от слез щеки и заверял ее всеми известными ему словами, что он докажет, он достоин ее любви. Она изо всех сил обняла его и закрыла ему рот поцелуями, и со слезами на глазах лепетала, что он уже тысячу раз доказывал свою любовь и верность.
Он уснул, а она все обнимала его, строя планы, которых Маркус не понял бы, а тем более не одобрил. Но ей было все равно. Они у него в долгу, и Йанира сделает все, что только сможет. И единственное, что она могла придумать, — это помочь судьбе человека, подарившего Маркусу возможность вернуть себе честь.
Йанира поцеловала влажные волосы спящего Маркуса и приняла странное, почти дикое решение.
Глава 5
Любой спор всегда становился на Ла-ла-ландии заметным событием. В замкнутом мире постоянных обитателей вокзала споры и сплетни неизбежно занимали место телевидения и радио, если не считать двух недавно возникших местных телепрограмм, которые скорее походили на сплетни за столом, чем на настоящую телепередачу. Радио Шангри-ла и вокзальная телестудия крутили в основном видеоленты и музыкальные программы, лишь изредка прерываемые выпусками новостей, которые на самом деле не что иное, как те же сплетни.
Пожалуй, единственное, в чем изменилась жизнь обитателей Ла-ла-ландии с появлением здесь телевидения, так это в том, что процесс распространения слухов и сплетен благодаря бойким репортерам «Радио-ТВ Шангри-ла» немного ускорился. Даже самое пустяковое пари вроде того, сколько времени потребуется новой партии туристов на то, чтобы настрочить жалобу насчет обгаженного птеродактилями багажа, становилось предметом оживленного обсуждения за кружкой пива, обеденным столом или в студии кабельного ТВ.
Когда двое самых печально известных мошенников Вокзала Шангри-ла заключают пари вроде того, которое заключили Голди Морран и Скитер Джексон, новость не просто распространяется по вокзалу, как степной пожар, такая новость занимает первое место в выпусках повестей круглые сутки, не говоря уж об аршинных заголовках в «Газете Шангри-ла» вроде: «ДЕРЖИТЕСЬ ЗА КАРМАНЫ!» Ниже, разумеется, следовала статья, полная подробных деталей заключенного пари, включая полный перечень правил, установленных библиотекарем Брайаном Хендриксоном.
Скитер прочитал эту статью с сильным раздражением, побороть которое так и не смог. Конечно, все обитатели ВВ-86 прекрасно знали, что он никогда не трогал местных, но теперь и туристы, черт бы их драл, тоже были предупреждены. Он скомкал газету и окинул взглядом Общий зал, гадая, сколько денег успела нагрести Голди. В том, что касалось воровства и обмана, Голди не отличалась свойственной ему принципиальностью, а это означало, что обитатели Вокзала с особой тщательностью будут следить за своими кошельками и пожитками. Скитера оскорбляло то, что многие из них распространят свое недоверие и на него, но что ж, таковы правила игры.
Он покосился на ближайшее информационное табло посмотреть, какие Врата открываются в ближайшее время, и прикусил губу. Гм… Британские Врата в Лондон — завтра, Конкистадоры — сегодня ближе к вечеру, средневековая Япония через Врата Ниппон Нового Эдо — через три дня и, наконец, Врата на Дикий Запад, в Денвер, — через четыре. Возможность поохотиться на туристов, собравшихся в древнюю столицу японского сёгуната, его не слишком прельщала. Конечно, некоторые из них просто вполне состоятельные бизнесмены, но многие входили в преступные кланы — и слишком часто бизнесмены путешествовали под охраной банд якудзы. У Скитера не было ни малейшего желания лишиться нескольких пальцев или других частей тела. Если ему не останется ничего другого, он попробует и это, но другие Врата давали больше возможностей. Во всяком случае, пока давали. Ближайшим по времени было открытие Врат Конкистадоров, ведущих в Южную Америку. Эти Врата обыкновенно дают неплохой шанс быстро поживиться. Планы относительно других Врат он успеет обдумать потом, ближе к их открытию. И разумеется, ему придется все время следить одним глазом за Майком Бенсоном и его парнями из службы безопасности. Ему вовсе не улыбалась перспектива быть пойманным, а теперь, когда их пари стало достоянием гласности, Бенсон наверняка расставил своих людей у всех Врат.
Скитер проклял всех репортеров на свете и пошел к себе переодеться. Если уж ему предстоит водить за нос службу безопасности, лучше замаскироваться как следует. Иначе ему придется подыскивать себе новое жилище не далее как после следующего же открытия Главных Врат. Страх перед этим заставил его накладывать грим с особой тщательностью.
Когда Скитер наконец покончил с этим занятием, он ухмыльнулся своему отражению в зеркале. Его родная мать — будь она проклята! — вряд ли узнала бы его теперь. Он нервно потер руки и тут же чертыхнулся — у него за спиной зазвонил телефон. Кто может звонить ему, как не служба безопасности или какой-нибудь проклятый репортер, раскопавший правду о Скитере на каком-нибудь кладбище старых газет?
Он сорвал трубку, подумал, не уронить ли ее на пол, потом все-таки поднес к уху.
— Алло? — пробормотал он.
— Мистер Джексон? — нерешительно спросил чей-то голос. — Скитер Джексон?
— Кто его спрашивает? — прорычал Скитер в трубку.
— О… а… доктор Мунди. Налли Мунди.
Скитер прикусил язык, чтобы не выругаться вслух.
Этот проклятый спец-историк, допрашивавший всех здешних выходцев из Нижнего Времени так долго, что сам мог уже считаться местным. Ну, Скитер не был настоящим выходцем из Нижнего, так что не рассказывал ни Налли Мунди, ни любому другому спецу-историку вообще ничего, даже о годах жизни в Монголии. В некотором отношении историки были даже хуже репортеров — они еще настырнее лезли в личную жизнь.
Должно быть, Мунди видел новости по телеку или прочитал газету, и это напомнило ему о необходимости сделать обязательный Ежемесячный Телефонный Звонок. Порой Скитер искренне ненавидел Налли Мунди за его дотошность. Судя по всему, какой-то безмозглый кретин, переживший Происшествие, занес его, Скитера, имя в базу данных, и Мунди — каким бы простаком он ни был — наткнулся на него в поисках всего, что могло иметь отношение к Темучину.
Он не сдержался и застонал вслух, прижавшись щекой к прохладной стене. Ответом на это было робкое: «Может, я позвонил не совсем вовремя?»
Скитер чуть было не рассмеялся, представив себе, что может представить себе бедный историк.
— Нет, — услышал он собственный голос, тогда как остальная часть его сознания в голос вопила: «Да, кретин! Скажи ему, что ты трахаешься с туристочкой, чтобы ты смог отделаться от него и потырить все что можешь у всех этих конкистадоров, будь они неладны! Они глупее даже тебя!» Увы, вслух сказать он этого не мог. К счастью, доктор Мунди вообще избавил его от необходимости говорить что-либо.
— Ах… гм… тогда… хорошо. — Милейший доктор, равно как и все настоящие обитатели Восемьдесят Шестого, знал, что не стоит задавать Скитеру вопросы о его нынешних занятиях (как профессиональных, так и любых других), однако кое-кто проявлял поразительное упрямство в том, что касалось его прошлого. — Ладно, тогда к делу. — Скитер раздраженно поморщился. Все это он слышал от суетливого маленького человечка уже много раз. — Видите ли, я начал новый цикл опросов… за вполне солидные вознаграждения, разумеется, а ведь вы можете столько рассказать о молодых годах Темучина, о его отце и матери, которые сделали его тем, каким он впоследствии стал. Прошу вас, скажите, что вы придете, ну пожалуйста, Скитер.
Мгновение Скитер даже колебался. Солидное вознаграждение, да? Должно быть, этот старый любитель совать нос в чужие жизни оторвал где-нибудь неплохой грант. А ведь деньги были отчаянно нужны Скитеру именно теперь, когда на карту поставлено слишком многое. Но нет, Брайан Хендриксон ни за что не допустит, чтобы деньги, заработанные на интервью с Налли Мунди, пошли в зачет.
— Извините, док. Ответ все равно отрицательный. Мне совершенно не нужно, чтобы мои имя и портрет светились по всему этому чертову миру. Видите ли, за последние годы у меня появилось несколько врагов — такая уж у меня профессия. С моей стороны было бы чертовски глупо позволить вам сунуть мои имя и физиономию в газету, пусть даже вашу, научную. Блин, это было бы не глупостью, а натуральным самоубийством. Забудьте про меня, док.
Из трубки донеслось обиженное сопение.
— Ладно, пусть будет так. На всякий случай… мой телефон у вас есть? — (Скитер давным-давно выбросил его в мусорную корзину.) — Отлично. — Мунди принял молчание за согласие. Помимо всего прочего, Есугэй научил Скитера различать, когда говорить, а когда молчать, замерев как ящерица на нагретых солнцем камнях. — Если вы все-таки передумаете, Скитер, звоните в любое время суток, умоляю вас, звоните. Нет, правда, мы ведь так мало знаем про Темучина, про его детство, про его родных — мы вообще почти ничего не знаем про мальчика, который вырос и стал Чингисханом.
Скитер хорошо понимал, что любая попытка послать через Монгольские Врата исследовательскую экспедицию равносильна беспощадному убийству. Разведчик, вернувший его обратно в его время, заплатил за это жизнью. Они падут от рук либо родни Темучина, либо его врагов. Единственным доступным источником информации оставался он сам. Но раз уж Есугэй обучил его искусству молчать, он так и поступал. Тем не менее Мунди терпеливо названивал ему раз в месяц, чем бы он ни занимался. Как знать, может, он и отчается когда-нибудь настолько, что примет условия Мунди. Но не сейчас. Ни за что.
— Ладно, тогда пока все, кажется. Мне всегда так не хочется отпускать вас, молодой человек. Каждый раз, раскрывая «Газету», я боюсь наткнуться на заметку о вашей смерти в результате одной из ваших афер, а это было бы невосполнимой потерей для науки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61