зрелище человека, испускающего дух, не было тогда, как для нас, трагическим напоминанием об общем уделе всего живого.
М.Дрюон. «Проклятые короли»
— Сколько времени мы уже здесь торчим? — мрачно спросил сэр Гловер.
— Дней десять, — ответил сэр Бламур.
— Восьмые сутки, — поправил барон Ансеис. — Да, Гловер, ты прав, надо что-то решать. Провизия заканчивается… До ближайшего выхода в Коридор Алвисида, что я смог поставить, идти и идти…
— Но не можем же мы уйти без графа Маридунского! — воскликнул сенешаль Рэдвэлла.
— Похоже, он не вернется, — Хамрай сказал то, о чем остальные не желали даже думать, не то что обсуждать. — Надо собираться в обратный путь…
— Нет, — решительно заявил Бламур. — Пока я не увижу своего господина… живого или мертвого, я никуда отсюда не сдвинусь.
— И рано или поздно умрешь от голода, — констатировал Гловер. — Нет, сидеть здесь долее смысла нет, — сенешаль хотел было возмутиться, но Гловер остановил его рукой, — но и уйти, не убедившись, что граф погиб, мы не можем. Вдруг он лежит там раненый и не может даже крикнуть о помощи… Надо спускаться.
— Это смертельно опасно, — заметил барон Ансеис. — Никто не знает, что там ждет…
— Еще никто и никогда не упрекал меня в трусости, — ответил Гловер. — Лучше погибнуть здесь и сейчас, с мечом в руке, чтобы потом не отводить глаза, отвечая на вопрос, что сталось с графом Маридунским. Я спускаюсь в эту проклятую яму!
— Нет, — решительно вмешался Бламур, — спуститься должен я. В конце концов, я покинул Рэдвэлл, чтобы закончить жизнь, как подобает рыцарю. И не намерен, поджав хвост, удирать в норку.
— Что ж, значит, спустимся вдвоем! — ответил Гловер. — Надеюсь, веревка нас выдержит?
— Хорошо, — после долгого раздумья согласился Ансеис. — Свяжем еще две веревки, и я спущусь с вами.
— Да по одной спустимся! — воскликнул Гловер. Барон пристально посмотрел на старого друга.
— Граф, вас действительно никто не упрекнет в трусости. Но и безумная отвага не украшает рыцаря. Мы не знаем, что нас там ждет. В мире, где бессильна любая магия, властвует антимагия… Спускаться надо одновременно…
Решение было принято, и сборы много времени не отняли.
Веревка, оставшаяся после Радхаура, была снова вытянута — еще восемь дней назад она была по просьбе графа удлинена на три ярда — и тщательно промерена. Связали еще две такой же длины, проверили на крепость и прочно закрепили на краю магической ямы.
— Отец, — сказал Отлак, — я хочу пойти с вами.
— Нет, — тоном, против которого любые просьбы и возражения бесполезны, отрезал барон. — Если мы не вернемся через два часа, забирай оставшихся бойцов и возвращайся в замок, к матери. На, — он стянул с пальца перстень, — этим откроешь вход в Коридор Алвисида. И стой здесь, голос снизу отлично слышен. Мало ли что…
— Ну, — сказал Гловер, — с богом!
Сэр Бламур первым уселся на краю (теперь они точно знали, что не бездонной, и даже глубина была ведома) ямы, схватился обеими руками за веревку и ринулся вниз. Барон и граф, не мешкая, последовали за ним.
Со стороны, наверное, они не казались ловкими и быстрыми — на троих им было почти четыре сотни лет, да и об осторожности в этом проклятом месте забывать не следовало. В плотном тумане спутников было не видно, но полоса сизой дряни, закрывающей дно ямы от посторонних глаз, быстро кончилась.
Все чувства барона Ансеиса были обострены до предела, и он первый ощутил неведомую опасность.
— Замрите! — крикнул он.
Но было поздно — сэр Бламур уже спрыгнул на каменистое дно и тут же упал с громким всхрипом, схватившись за левую половину груди.
С Гловером тоже творилось неладное — он не разжал рук, но кожа лица пугающе пожелтела и дышал он неровно и быстро.
У самого Ансеиса стучало в висках. Он не понимал, что происходит, но знал совершенно точно — дна клятой ямы нельзя касаться ни в коем случае, для человека это смертельно, только Наследник Алвисида да оберегающие сердце мира твари могут ступать по нему.
Пальцы у Гловера вот-вот разожмутся, он почти потерял сознание и в любой момент мог рухнуть на гибельное дно.
У Ансеиса все поплыло перед глазами и некогда было проклинать глупую затею спуститься на дно ямы в поисках ушедших Наследников. Если они не вернулись оба — значит…
Хамрай не стал додумывать, что это значит. Судорожным движением он мотнул петлей вокруг запястья веревку, на которой висел, и отчаянным рывком приблизился к Гловеру, который потерял сознание и пальцы которого разжались. Барон успел удержать довольно тяжелое тело, но самостоятельно вытащить бы его не сумел.
— Отлак!!! — закричал барон. — Отлак!
— Я слышу, отец!
— Тяни веревку!!! Быстрее!
Ансеис чувствовал, что силы покидают его и долго удерживать бесчувственное тело графа Камулодунского он не сможет.
— Быстрее же!!! — еще раз отчаянно крикнул барон.
Но веревка уже медленно вытравливалась, и он, как мог, помогал, стараясь ногами использовать каждый мало-мальски пригодный выступ в стене.
Он все же потерял сознание, поскольку когда пришел в себя, то увидел встревоженные лица оставшихся бойцов, Отлака и Гловера.
— Ты спас меня от гибели, барон, — сказал граф Камулодунский. — От дурацкой и бессмысленной смерти. Прости меня, дурака.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Ансеис.
— Сейчас — нормально, — и, помолчав, Гловер добавил:
— Бламур погиб.
— Погиб как рыцарь, — глухо добавил барон. — С оружием в руках. Пытаясь найти своего сюзерена…
— Да. А мы его даже похоронить не можем…
— Надо собираться в обратный путь, — сказал Хамрай. — Иначе все останемся здесь. Больше мы ничего не в силах сделать…
Глава тринадцатая
Тревожно, тяжко сердце билось.
Им завладели в то мгновенье
Любовь и воинское рвенье,
Жгла сердце огненная рана.
В.Эшенбах. «Парцифаль»
Граф Маридунский подобрал с земли сумку с артефактами и подошел к кубу. С этим-то, последним, что делать??
Неожиданно очень сильно захотелось есть. Сколько он провел времени в этих пещерах? Час, два, полдня? Усталости он не чувствовал, но заморить червячка и утолить жажду не помешало бы. Впрочем, с последним проблем не было — Радхаур подошел к ближайшей луже, сел на корточки и без всякой брезгливости зачерпнул горсть воды. Вода, как ни странно, оказалась очень вкусной.
На гладкой поверхности ледяного куба красовались две зазубрины — от его меча и меча Уррия. Он подумал, что мальчишку надо бы похоронить по-человечески, но сейчас у него нет ни сил, ни времени.
Что же делать? Рубить лед и сражаться с монстрами?
Растопить!!! Огонь есть, а… Тут он понял, что за время блужданий по подземелью не видел ничего, что годилось бы для костра.
Поднять бы этот куб на огненный — он бы растаял и затушил негаснущий костер…
Стоп!
Если нельзя растопить ледяной куб, то, может быть, его удастся вынести отсюда? В туннель он пройдет… Впрочем, можно и сверху принести дров — попробовать растопить здесь…
Так или иначе надо отправляться за подмогой, одному не управиться.
Радхаур направился к тому туннелю, через который пришел. Но сейчас этот туннель показался ему в десять раз длиннее, чем когда он шел здесь впервые. Голод он умел перетерпеть, да и усталость тоже, а о такой мелкой боли, как волдыри на кистях и лице, и говорить нечего. Радхаура угнетало то, что он не завершил свою миссию и не было никакой уверенности, что завершит.
Выйдя из туннеля он сразу заметил лежавшего возле спущенной веревки человека. По одеждам и комплекции сразу узнал своего сенешаля.
В сердце что-то защемило, и Радхаур даже удивился этому обстоятельству. Столько близких друзей и просто добрых знакомых потерял он на долгом пути, что думал — его собственное сердце превратилось в ледяное, как тот куб, который пока не отдал свою добычу.
Бламур умер не только что, тело его давно закоченело, кожа потеряла цвет, левой рукой мертвец держался за левую половину груди, в правой — сжимал меч. Эх, сэр Бламур, ну что тебе не сиделось в безопасном замке, где тебя все слушались и к вечеру всегда была готова чарка столь любимого тобой крепкого эля. Ты хотел умереть как воин, с оружием в руках, а не в постели, как какой-нибудь горожанин. Что ж, своей цели ты добился. Если Радхаур доберется до Рэдвэлла, в родовой графской усыпальнице появится еще один памятник — сэру Бламуру. И неважно, что гробница будет пустой, а телу сэра Бламура суждено покоиться в этом нерадостном месте, память о нем сохранят потомки графов Маридунских. Если… если сам Радхаур доберется когда-нибудь до Рэдвэлла.
Но веревка перед ним была длинная, кончик вился по земле.
Он уже схватился было за нее и хотел подниматься наверх, как какое-то чувство, может быть опыт долгих путешествий, может быть еще что-то, подсказало, что делать этого ни в коем случае не следует — обратно ему будет не спуститься. Радхаур приложил обгорелые руки к губам и прокричал, задрав голову:
— Эге-гей!!! Слышит меня кто-нибудь?!! Барон Ансеис!!!
Ответом ему была полная тишина, даже эхо молчало в этих мрачных краях, даже не правильный ручей, текший неподалеку по стене снизу вверх, не журчал.
Возможно, друзья просто отошли от края и звук их не достигает?
Радхаур кричал до тех пор, пока не осип. Его спутники либо погибли, либо ушли. Надрывать горло просто бессмысленно.
Радхаур склонился над телом сэра Бламура и заглянул в его дорожную сумку. Хлеб, две луковицы, завернутый в тряпицу сыр, еще из Рэдвэлла. Запасливый был сенешаль. В фляжке оказался священный напиток алголиан — сид. Пить это для удовольствия могут только алголиане, Бламур носил его с собой в лечебных целях, от простуды или чтоб снять боль при ранении.
Граф Маридунский вынул меч и стал копать яму для старого рыцаря. В детстве он его побаивался, считал сердитым и недалеким. Все, как и положено, оказалось не так, как представлялось в детстве. Жизнь сенешаля не отмечена какими-то выдающимися подвигами, но на таких и держится рыцарство.
Копать было трудно, но Радхаур работал целеустремленно, разгребая землю руками, словно забыв об ожогах. В этом жутком месте нет деления на день и ночь, здесь всегда сумерки. Он засыпал тело Бламура землей, прошептав подходящую молитву, ибо сэр Бламур был верным христианином. Сам Радхаур забыл, когда в последний раз молился и кому. Он водрузил на выросшем холмике подходящий камень, посидел немного рядом, отхлебнул глоток отвратительного сида. И снова отправился в туннель, ведущий к ледяному кубу. Через вход, который погибший юноша обозначил косым крестиком.
Конечно, было бы разумно обследовать и три других туннеля, но Радхаур догадывался, куда они приведут.
Достигнув пещеры, он подошел к изуродованному телу Уррия и, стараясь ни о чем не думать, выкопал еще одну могилу.
Никакого плана у него не было. Он знал, что или придумает, как извлечь необходимое ему из ледяного плена, или погибнет, иного не дано.
Он обследовал все подземелье, ничуть не удивившись нелогичности, не правильности, невозможности лабиринта — четыре пещеры были связаны относительно короткими туннелями, и из каждой пещеры шел длиннющий туннель, выводящий все к тому же выходу наверх, куда призывно звала спускающаяся веревка.
Сколько времени Радхаур провел в подземелье, он не знал, да и не важно это было. Если он не добудет сердце Алвисида, то останется здесь навсегда.
Он устал. Устал бороться за жизнь, за счастье — свое и Рогнеды, тем более, уже не верил, что оно возможно.
Он сидел перед ледяным кубом — последней целью, к которой шел долгие годы, — и не понимал, что делать.
Мелькнула шальная мысль выхватить Гурондоль и рубить, рубить проклятый лед, а там будь что будет. Погибнет, как положено рыцарю — с мечом в руках…
Это сделать никогда не поздно.
Он еще раз обшарил подземелье в поисках хоть чего-нибудь, что могло гореть.
Он выложил перед ледяным кубом три добытых частицы сердца Алвисида в безумной надежде, что четвертая часть сама выскочит из ледяного плена.
Он не знал, что придумать. Все сделано для достижения цели. Будь проклят Алвисид, и братья его, и весь этот беспощадный мир, который сделал из наивного мечтателя, мальчика с большим и открытым сердцем, беспощадную машину с таким же льдом в груди, как и тот, что не пускает его к цели…
Радхаур сорвал с себя куртку и рубаху, ухватился руками за верхнюю грань куба и прижался к обжигающей холодом поверхности всем телом — пусть сердце его, которое пока еще бьется в груди, замерзнет и превратится в лед по-настоящему.
Ведь из-за любви к нему погибла когда-то Сарлуза. Лореллы, той Лореллы, что он полюбил, тоже больше не существует. Марьян… которую он так и не полюбил до конца, но готов был соединиться с ней семейными узами и счастлив был бы до конца дней своих… А сколько еще невинных жертв молчаливо укоряли его на проклятой лестнице Моонлав!
И теперь, не дойдя до цели каких-то считанных дюймов, он гибнет сам. Нет, он не Наследник Алвисида, он — проклятье Алвисида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35