— Барон, это и есть предсказанные вами в начале пути сто копий? — спросил сэр Гловер.
— По-моему, их несколько больше, — усмехнулся Хамрай. — Сейчас они сами скажут, чего им от нас нужно.
Дорога к драконьей стране прошла спокойно, без приключений, если не считать разразившегося на восьмой день пути страшного урагана — небывалого для этих мест, как заверял виконт Сикард. Ветром унесло два шатра, одна из шарахнувшихся в ужасе лошадей сломала ногу, они пережили несколько не самых приятных в жизни минут, но никто из спутников графа Маридунского не пострадал. Больше ничего достойного внимания не происходило. До сих пор Уррий почему-то был уверен, что встреченный впереди рыцарский отряд не проедет, после полагающихся приветствий, мимо.
По неопытности, Уррий не пользовался недавно приобретенным даром понимать чужие мысли, но исходящую от незнакомых рыцарей злобу и угрозу он ощущал чуть ли не кожей.
Приближающийся отряд по команде предводителя остановился, и навстречу путешественникам медленно направились трое. Граф Маридунский тоже дал команду придержать коней и стал ждать.
— Есть ли среди вас некий бриттский рыцарь по имени Радхаур? Он же Уррий Сидморт, граф Маридунский? — вместо приветствия спросил один из троих, рыжий бородач, не доехав до бриттских рыцарей десятка шагов.
Уррий вскинул голову, не понимая, почему прозвучало его имя, но потом вспомнил, что так звали Радхаура до того, как при посвящении ему дали рыцарское имя. И тут же понял, в честь кого назвала его мать, хотя и раньше мог бы догадаться…
— Да, — спокойно ответил Радхаур на вызывающий тон тевтонца. — Я — Радхаур, граф Маридунский. Вы что-то хотели мне сообщить?
— Да, хотели! — гневно выкаркал незнакомец. — Мы — племянники герцога Иглангера, подло погубленного тобой! И ты ступил на наши земли, где и погибнешь!
— Что-то я не помню, чтобы у Иглангера и его братьев были наследники, — криво усмехнувшись, вполголоса сказал Радхаур барону Ансеису.
— Сыновей ни у него, ни у его братьев не было, это точно. А наследники на бесхозные замки всегда найдутся, и, уж конечно, это будут племянники, жаждущие отомстить за смерть дяди. Настолько жаждущие, что пятнадцать лет ждали, когда обидчик явится к ним.
— Я последний раз заезжал к Ламораку года три назад. И не слышал, чтобы кто-то жил в замках братьев Иглангера.
— А я разве сказал, что в них кто-то жил, — хмыкнул барон.
— О чем вы там шепчетесь, трусы? — сипло крикнул крайний из трех тевтонцев. По его носу и рыхлым щекам можно было догадаться, что голос он надорвал не боевым кличем, а провозглашая здравицы при усердном уничтожении винных запасов из чьих-то погребов.
— Я не очень понимаю, чего вы хотите, — обратился Радхаур к троице. — Вызвать меня на поединок и отомстить за смерть вашего дяди герцога Иглангера? — Слова «вашего дяди» он произнес с откровенной издевкой. — Что ж, я готов биться прямо сейчас. Хоть с каждым из вас по очереди, хоть со всеми тремя сразу. Хоть конным, хоть пешим, вы выбираете оружие.
— Вот ответ, бычья требуха, который только и может дать рыцарь, — одобрительно проворчал сэр Гловер.
— А какого ответа вы еще могли ожидать от моего господина? — с не менее одобрительными интонациями спросил сэр Бламур.
Теперь уже троица тевтонцев о чем-то перешептывалась между собой.
— Я жду, — поторопил их Радхаур, обнажая клинок в знак решимости отвечать за собственные поступки любой давности.
— Нет, — решительно воскликнул рыжебородый тевтонец, видно предводитель. — Мы не собираемся вступать с тобой в поединок, потому что ты — проклятый колдун, чародейством погубивший герцога Иглангера. Честному рыцарю зазорно вступать с тобой в благородный поединок. Поворачивайте коней и убирайтесь прочь с нашей земли, иначе мы убьем всех. Нас впятеро больше, мы растопчем вас и пленных брать не будем…
— Они не пускают нас в драконью страну, — шепнул на ухо Радхауру Хамрай.
— Но ведь другой дороги туда нет.
— Вот именно. Их задача просто отогнать нас от Моонлав. И их не впятеро больше, а, как минимум, в десять раз. В бой они вступать не очень-то хотят, но от своего не отступят.
— Значит, придется пробиваться силой? Мы ведь не из-за прихоти явились сюда.
— Неужели ты испугался боя? Радхаур смутился. И честно ответил:
— Да, Ансеис, я боюсь. Битва — вещь непредсказуемая. Будь я один — не раздумывал бы ни мгновения, а так… Да, незнакомое доселе чувство…
— Ты посмотри на глаза юношей. Оба будут на всю жизнь разочарованы, если мы повернем вспять.
— Мы не повернем, — спокойно ответил Радхаур. — Я пригляжу в бою за Уррием… И за Отлаком. — Он приподнялся в стременах и громко прокричал тевтонцам:
— Убирайтесь с дороги! Мы едем, куда вздумаем! А если вам не нравится, что мы едем по вашим землям, то мы принимаем вызов! К бою!
— Что ж! — выкрикнул рыжебородый, разворачивая коня, чтобы направиться к свои бойцам и отдать необходимые распоряжения. — Мы вас уничтожим, и ваши головы украсят крепостные стены наших замков!
Радхаур повернулся к своему маленькому отряду — вместе с ним девять рыцарей, из них двое только-только получили шпоры, шестнадцать алголиан, которые не подведут в бою, и две дюжины бойцов и оруженосцев. Слуги при повозках с подарками Ламораку и Моонлав не в счет. А противников было не менее полутора сотен копий. Но что-то подсказывало Радхауру, что они выйдут победителями и в этом сражении. А если нет — значит судьба. Сколько в его жизни было битв, схваток и поединков — не сосчитать. И каждый раз он выходил на бой как в последний раз, готовый умереть, но не сдаться. Поэтому, кстати, он не любил турнирные поединки, где мог позволить себе проиграть, а потом пить эль с победителем, ничуть не уронив своей чести. Хотя проиграть в турнирном поединке самому барону Ансеису не зазорно, но крайне неприятно. Поэтому Радхаур в последний момент и отказался по надуманной причине от поединка на недавно прошедшем турнире в Рэдвэлле… Но ни от одного вызова на смертный бой он не уклонился ни разу. И не собирался делать этого когда-либо в будущем.
Оруженосцы быстро подавали господам шлемы, щиты, боевые копья. Алголиане боевым строем выехали вперед.
— Мы примем первый удар, — сказал их командир.
Радхаур взглянул на рвущихся в бой Уррия и Отлака и согласился. Сэр Гловер, настраиваясь на битву, как ни странно, тоже не возражал против неожиданного предложения. Он прекрасно понимал, что за спинами алголиан отсидеться в столкновении все равно никому не удастся и возможность проявить свое мастерство владения мечом представится всем.
— Ну, — кивнул он своему бывшему оруженосцу, — благословляю тебя на первый бой. Не подведи, сэр Отлак!
Но по всему виду юноши было видно, что он скорее умрет, чем опозорит свое имя. Как и Уррий.
Радхаур бросил быстрый взгляд на столь неожиданно обретенного сына и, удовлетворенный, отвернулся.
Первый бой! Внутри Уррия все бурлило, но он заставлял себя хладнокровно смотреть на врага через опущенное забрало, рука уверенно сжимала древко не турнирного ломкого копья, а настоящего, боевого, крепкого и тяжелого, самолично сделанного под надзором графа Камулодунского из ствола молодого ясеня.
— Друзья! — прокричал Радхаур. — Нас, бриттов, явившихся сюда с мирными намерениями, кто-то осмеливается останавливать, угрожая смертью. Наша честь задета. К бою. Докажем тевтонцам, что бриттский рыцарь не трусливый пес, который бежит от первой опасности, поджав хвост. Не опозорим имени нашего повелителя короля Этварда. Во славу его и Британии, к бою!!!
— К бою! К бою! — отозвались рыцари.
Все были готовы, хотя сэр Манч и барон Кайрон всем своим видом выказывали некоторое недовольство тем, что в первых шеренгах выстроились алголиане, ни к истинной вере, ни к чести Британии не имевшие никакого отношения. Место для битвы, надо признать, было выбрано тевтонцами весьма разумно — с обеих сторон простирались луга, а вот немного дальше, за спинами противника, виднелись густые заросли леса. Немногочисленным бриттам стоило опасаться быть окруженными со всех сторон и задавленными численно превосходящим противником.
Последние моменты перед первой битвой — какие они долгие, тягостные, запоминающие на всю жизнь! После боя ты будешь (если будешь) совсем другим. Все чувства человека напряжены до предела, перед битвой не думаешь о низменных вещах вроде сладости эля, аромата чесночной похлебки или прелестях какой-нибудь служанки. Если есть дама сердца, то да, о ней, наверное, и стоит думать перед боем, умирать или убивать с ее именем на устах. Но ни у Уррия, ни тем более у Отлака, который испытывал те же чувства, дамы сердца не было. А о чем думали в эти мгновения граф Маридунский или барон Ансеис, юноши не знали и знать не могли.
Настраиваясь на первую свою битву, Уррий не услышал команду «Вперед!». Он лишь почувствовал, как двинулись всадники перед ним, и, сжимая копье, пришпорил.
Строй алголиан смял первые ряды противников, и отважные дети алголовы, выхаркивая странные для уха слова «Сэйв»и «Энтер», вгрызлись в ряды противников, орудуя своими необычной формы клинками.
Во время битвы раздумывать некогда, и Уррий, увидев перед собой врага в шлеме, направил копье точно туда, куда учил барон. Оружие попало в цель удивительно точно, чему могли способствовать недавно приобретенные и потому не до конца осознанные навыки Алвисида. И только когда противник, успев схватить копье Уррия за древко, повалился кулем из седла, Уррия мельком отметил, что это был сизоносый тевтонец, один из трех предводителей врага. Но размышлять об этом было некогда — он едва успел подставить щит под удар следующего противника. Напавший на Уррия тут же был повержен молодецким ударом сэра Гловера. Уррий хотел было поблагодарить его, но уже с другой стороны сэр Радхаур мечом пронзил сквозь доспех сердце другому врагу, замахнувшемуся на Уррия. Радхаур был без шлема, он улыбнулся Уррию, и по его взгляду юный рыцарь понял, что Радхаур не пропустил мимо внимания, как был повержен сизоносый.
Первый успех в сражении был без сомнения на стороне бриттов, но они могли рассчитывать только на то, что их яростный натиск заставит дрогнуть врагов, и те побегут, невзирая на свое многократное превосходство.
Однако этого не случилось, хотя ни одного из трех предводителей, нападавших в седле, уже не было видно — задние занимали места павших. Кто-то, потеряв коня, бился стоя, кричали раненые, ржали лошади; звон клинков, сливаясь с прочими звуками, превращался в божественную музыку битвы. И Уррий не уронил своей чести, хотя вот уже прошла первая горячка боя, а больше поверженных врагов на его счету не было. Он наносил и отражал удары, но без видимого успеха. Краем глаза он видел, как понесся прочь, к обозу, конь Отлака, и в сердце что-то сжалось — он с удвоенной яростью нанес удар своему противнику, который, не очень-то ловко орудуя мечом, безупречно оборонялся.
Алголиан впереди стало заметно меньше, бриттов разделили, оттеснив друг от друга, и каждый был вынужден сражаться по одиночке. А число противников словно и не уменьшалось. Что ж, в таком случае, надо погибнуть достойно, с именем короля на устах и гордо поднятой головой.
— Нет! — вдруг ворвался в мозг Уррия голос отца. — Нет, Ламорак, нет! Мы сами должны!!! — Но через мгновение голос Радхаура вновь стал властным:
— Отступаем! Все бритты — назад!!! Это приказ!
Что-то изменилось в битве, и Уррий, все так же тщетно наносивший удары своему противнику, не мог понять, что именно. Потом он на мгновение поднял голову и не поверил своим глазам — над местом битвы кружили драконы. Противник Уррия тоже на неуловимый миг поднял глаза к небесам, и для юного рыцаря этого было вполне достаточно, чтобы вонзить клинок в щель между нагрудником и шлемом.
— Отступаем, бритты! Отступаем! — кричал граф Маридунский, отражая удары врагов. — Это приказ!!!
Приказы главнокомандующего (а в этой битве граф Маридунский без сомнения таковым и являлся) выполняются без обсуждения. Уррий выдернул окровавленный клинок, развернул коня и отступил. Последними к сбившимся в толпу бриттам присоединились сэр Радхаур, сэр Гловер и девять оставшихся в живых алголиан.
На поле битвы творилось нечто невообразимое.
Огромная стая драконов напала на их противников. Драконы были сравнительно небольшими, от трех до пяти ярлов в длину, но чрезвычайно сильными. И их было не меньше сотни. Они набрасывались на тевтонцев, выхватывали передними лапами всадника из седла и вздымались вверх, ярдов с пятидесяти отпуская свою жертву. Тевтонцы сражались отчаянно, но исход битвы был предрешен, наиболее умные — или трусливые — пытались спастись бегством. Несколько десятков врагов предпочли сдаться бриттам, чем пытаться убежать от стремительных чудовищ. Высоко в небе, словно охраняя своих малых собратьев, парили четыре огромных красных дракона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35