Не припомню, чтобы кто-нибудь из наших звезд записывал нечто подобное.
— И не вспомнишь, — хрюкнул он.
— Почему об этом диске не говорят? При правильной раскрутке он хорошо продавался бы и за рубежом.
— Потому что этот диск не был издан, И не будет.
Я в удивлении посмотрел назад. Свин досадливо скорчил мне рожу.
— Обрати внимание на коробку. Это — не серийное оформление, а так называемая демозапись.
Я повертел коробку от компакт-диска в правой руке. И правда: под пластиком нет цветной полиграфии, как положено. Названия песен напечатаны на компьютере, а не в типографии. Сам диск тоже без рисунков, на блестящей поверхности фломастером выведено название альбома.
— То есть это — материал, который Алина записала в студии на свои деньги, чтобы отдать на рассмотрение владельцам звукозаписывающих компаний? — осенило меня.
— Да. До этого она тренькала лабуду, вроде той, что ты видел в клипе, — сказал Свин, после чего гнусаво запел, подражая голосу покойной певицы: — «И буду долго я гореть, и пропаду, и пропаду-у-у-у».
— Первый шаг к самостоятельности и настоящему творчеству оказался последним? — спросил я, стараясь прервать мерзкие завывания.
— В яблочко, — хрюкнул Свин. — Постараемся выяснить, связан ли последний альбом Алины с ее гибелью. Притормози возле супермаркета. Затаримся продуктами— мне надо будет хорошо подумать.
— А следующие объекты атаки, кто они? — спросил я, готовясь к повороту.
— Какая-то малоизвестная группа из курортного городка на Черноморском побережье. «Обломки кораблекрушения», — прочитал Свин с экрана ноутбука. — Недавно они выпустили свою дебютную песню. По радио ее не крутили, но ребята засветились на одном из фестивалей в качестве разогревающей группы перед выступлением «Черного герцога». Рокеры — по твоей части…
Я поморщился. «Черным герцогом» назывался зауряднейший коллектив, играющий то, что в нашей стране принято называть роком. Мелодисты ребята были никудышные, с нотной грамотой дружил только бас-гитарист. Выручал экстравагантный внешний вид, постоянные скандалы с прессой и обилие ненормативной лексики в текстах песен. Всегда ведь найдутся малолетки, для которых человек, показывающий средний палец своим родителям, автоматически становится героем.
— Поворачивай! — скомандовал Свин, заметив блестящую вывеску огромного супермаркета.
Мы заехали на парковочную площадку магазина, вылезли из машины и направились в торговый зал. Охранник на входе пробурчал что-то про запрет на пребывание в торговых залах домашних животных. Но я, имея за плечами многолетний опыт совместного хождения со Свином по торговым точкам, сунул в руку охраннику двадцатидолларовую купюру — проблема мгновенно перестала существовать. Свин, правда, обиделся на то, что его назвали домашним животным, и не упустил возможности нагадить в укромном местечке между прилавками. Я слишком устал, чтобы его останавливать…
Загрузив багажник «лексуса» доверху, мы поехали домой. День уже достиг своей середины, поэтому машин было много — словно тысячи стальных жуков выползли погреться на солнце. Мы пару раз стояли в пробке, один раз чуть не поцеловались с лихачом на спортивной «мазде». Все это действовало нам на нервы, и без того измученные. Поэтому, когда мы наконец вырвались на свободу, я погнал на полной скорости, наплевав на возможные неприятности со стороны парней с полосатыми жезлами. Именно в этот момент и случилось Присутствие.
Как я уже говорил, экстрасенсорными делами в нашей связке заведовал Свин. Я же мог только воспринимать его мысли на телепатическом уровне и совершать обычные, не связанные с астралом, действия. Но и у меня был один дар, который, впрочем, лично я считал не даром, а проклятием. Я мог «присутствовать» при некоторых событиях в жизни других людей. Что-то вроде телевизионных шоу «Скрытая камера» или «За стеклом». Я видел, что они делали, ощущал их чувства, переживал их эмоции. Присутствие случалось крайне редко и помимо моей воли. Время и место я тоже не выбирал. Законам логики процесс не подчинялся. Я мог присутствовать при событиях, которые уже свершились. Или которые должны были свершиться. В моей жизни шел дождь, а на сценах Присутствия падал снег. За пять минут я мог увидеть целый день из жизни другого человека. И не только увидеть, но еще и пережить все его чувства, узнать его мысли — забраться в его голову, одним словом. Практической ценности этот дар не имел. Больше того, приносил одни неприятности. Начну с того, что сам процесс вхождения в иную реальность был довольно болезненным.
Сначала я почувствовал, как в сердце вонзилась ледяная игла. Затем онемели руки. Солнечное сплетение скрутил резкий, пульсирующий спазм. Мир перед моими глазами распался на мелкие кусочки, вроде мозаичных пазлов. Цвета стали пропадать, пазлы один за другим принимали желтый оттенок. Через несколько мгновений желтый цвет сменился серым, а тот, в свою очередь, принял антрацитовый оттенок. Я перестал ощущать свое тело. Я не слышал своего дыхания. Мое сознание заметалось от отчаяния, но я ничего не мог поделать. Черный цвет заслонил все вокруг. Он влился в мое существо. И я увидел.
Пред моим взором предстала квартира. Обыкновенная двухкомнатная клетушка в стандартном панельном доме. За окнами была глубокая ночь, яркий свет луны с трудом пробивался сквозь давно не мытые окна. В большой комнате перед мерцающим голубым экраном компьютера сидел мужчина среднего возраста. Он был невысок, сухощав, густые черные волосы аккуратно подстрижены. На торсе — хлопчатобумажная футболка, на ногах — спортивные брюки и мягкие домашние тапочки.
Комната, насколько я мог понять, являлась кабинетом. В нишах дешевой стенки советского еще производства виднелись корешки книг. Только серьезные труды, ни одной мягкой обложки. Книги же устилали пол, громоздились на креслах, скрывали потертую обивку расшатанного дивана.
Компьютер стоял на деревянном журнальном столике с облупившимся лаком. Панель модема то и дело озарялась всполохами крошечных лампочек. На крышке системного блока примостилась фарфоровая зеленая чашка с остывшим чаем.
Мужчина чуть сутулился: журнальный столик был низок для него. На экране светился набранный текст. Я обратил внимание на одну деталь: буквы были белыми, фон листа — черным, а не наоборот, как это принято.
Мужчина задумчиво водил пальцем по клавишам. Он уже напечатал все, что хотел. Теперь следовало отправить текст получателю, который с нетерпением ждал ответов на свои вопросы. Казалось, что может быть проще? Заходишь на свой почтовый ящик, вставляешь текст в тело письма и нажимаешь кнопку «Отправить». Но мужчина не мог решиться. Пока. Он осознавал ответственность за свои действия. Он также был очень требователен к себе и никогда не советовал другим того, чего не делал сам. В этом и таилась загвоздка.
Мужчина встал с кресла, с наслаждением потянулся, расправив онемевшие плечи. Нет, он не мог отправить свое послание. Он не пережил того, о чем писал. Это будет нечестно. Мужчина не хотел, чтобы кто-нибудь мог упрекнуть его в фальши, ни сейчас, ни потом. Слишком много поставлено на карту, чтобы позволить себе слабость.
Мужчина вышел из кабинета в коридор и приоткрыл дверь спальни. Он ощутил запах теплого детского тела. Привыкнув к темноте, он различил очертания люльки, стоявшей рядом с кроватью, на которой спала его жена. Мужчина подошел к кровати и сел на нее, отогнув край одеяла. Несколько минут он смотрел на спящую жену. Во сне она была некрасива: спутавшиеся волосы, смятая ночная рубашка. Правая рука закинута за голову, на верхней губе блестят бисеринки пота. Она сильно понравилась после родов, на сгибах локтей все еще оставались пигментные пятна от авитаминоза. Мужчина смотрел на нее, пытаясь понять, есть ли в его сердце любовь. Он много читал про это чувство в разных книгах. Но то были бумажные размышления, а он имел дело с испещренной пигментными пятнами реальностью. Так и не найдя ответа на свой вопрос, мужчина поднялся с кровати. Не стоит терять времени: любовь — не главное на сегодняшний день. Когда-нибудь он обязательно решит для себя эту проблему. А сейчас надо заниматься более важными вещами.
Мужчина прошел на кухню, вскипятил чайник, положил две ложки растворимого кофе в кружку. Выкурил сигарету, затем, обжигаясь, выпил свой кофе. Он понимал, что тянет время. Что ж, ничего удивительного: большинство людей застывают в нерешительности, прежде чем окунуться в холодную воду. Делать первый шаг всегда трудно. Особенно когда от этого шага зависит твое будущее.
Мужчина глубоко вздохнул и разрубил воздух рукою. Все. Пора идти. Вернувшись в комнату, он переоделся в потертые синие джинсы, толстый вязаный свитер и черную куртку из жесткой кожи. Зашнуровал высокие солдатские ботинки. Затем открыл дверцу шкафа. Там висел скромный серый костюм — его повседневная одежда. Мужчина нежно погладил лацкан. При свете лампы тускло блеснул партийный значок, крепко привинченный к материи. Мужчина пошарил рукой по верхней полке, извлек небольшой сверток и бережно развернул его. В свертке ХРАНИЛСЯ нож — китайская подделка под настоящее охотничье оружие. Он был весьма массивным, широким. Но без желоба для спуска крови, а лезвие не превышало допустимой длины, установленной законом. Ни один милиционер не смог бы предъявить мужчине претензий, если бы обыскал его на улице и обнаружил нож в кармане куртки.
Мужчина постоял немного, переводя взгляд с лацкана пиджака на сверток. Большинство людей увидели бы простые вещи — партийный значок и охотничий нож. Но мужчина проникал в глубь вещей. Власть и Сила. Сила и Власть. Вот что он видел в этих предметах.
Засунув нож во внутренний карман куртки, мужчина вышел в коридор и тихо, стараясь не лязгать замком, покинул квартиру. Спускаясь в грязном лифте, он повторял про себя слова, горевшие на черном экране монитора:
«Дорогой друг! Я с большим вниманием прочитал твои вопросы и решил ответить незамедлительно. Ждать мы не имеем права. Ты спрашиваешь, можно ли изменить окружающий мир к лучшему? Я отвечаю — можно. Что для этого требуется? Одна очень простая и одновременно очень сложная вещь — твоя решимость. Легко сидеть дома и, попивая чай, рассуждать о том, что неправильно в нашей стране и кто в этом виноват. Но сколько бы мы ни говорили, положение вещей от этого не меняется, верно? Значит, надо что-то делать. Именно делать, а не говорить. Если ты знаешь, каким должен быть мир, какими должны быть люди (я внимательно прочитал твое письмо и понял, что ты знаешь это), то чего же ты ждешь? Просто выйди из дома и сделай то, что подсказывает тебе твое сердце. И не терзай себя сомнениями. Они — от лукавого».
Мужчина вышел во двор, открыл ржавую дверь гаража-«ракушки» и завел мотор сиреневой «шестерки» одна тысяча девятьсот девяносто первого года выпуска. Фары осветили детскую площадку с поломанными качелями и загаженной песочницей. Это был обыкновенный спальный микрорайон. Никаких краснокирпичных свечек — только панельные многоэтажки с исписанными стенами и описанными углами. Мусорные контейнеры забиты до отказа. Единственный в округе ночной магазин торгует дешевой водкой, консервами и сигаретами не дороже двадцати рублей за пачку. Здесь прошло детство мужчины, здесь наступила его зрелость. Здесь же он встретил бы и старость, если бы сидел дома и наблюдал за творящимся повсеместно беззаконием. Но мужчина не собирался умирать в стенах панельной многоэтажки. Он решил изменить мир.
Стрелка спидометра уверенно держалась цифры «шестьдесят». Мужчина не гнал машину, подобно лихачам на иномарках. Правый ряд, скорость в точности соответствует рекомендациям дорожных знаков. Для того чтобы поменять что-то, необязательно нарушать правила — достаточно просто им следовать.
Спустя полчаса мужчина приехал в нужное ему место. Это был один из центральных районов. Несмотря на поздний час, улицы ярко освещены. Море сверкающих, переливающихся всеми цветами радуги огней. Казино, ночные клубы, рестораны, бары. Гнезда порока, в которых люди забывали о своем предназначении. Когда-то он мечтал уничтожить эту неоновую геенну. Затем понял, что сначала надо измениться самому. А затем изменить людей. Когда они осознают, что живут неправильно, все эти вертепы закроются. Нет дров — нет и огня.
Мужчина припарковал машину, вышел на тротуар, огляделся. Ночная жизнь кипела вовсю. Сверкающие иномарки подвозили к казино все новых и новых посетителей. Сытые, уверенные в себе люди. До них очередь дойдет потом. А сейчас… Побродив минут пять вдоль улицы, мужчина нашел то, что искал.
Девушка стояла прислонившись спиной к фонарному столбу. Рослое, молодое тело, способное произвести на свет как минимум троих детей. Грудь, несмотря на холод, бесстыдно оголена. Крашеные белые волосы стянуты в пучок на затылке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— И не вспомнишь, — хрюкнул он.
— Почему об этом диске не говорят? При правильной раскрутке он хорошо продавался бы и за рубежом.
— Потому что этот диск не был издан, И не будет.
Я в удивлении посмотрел назад. Свин досадливо скорчил мне рожу.
— Обрати внимание на коробку. Это — не серийное оформление, а так называемая демозапись.
Я повертел коробку от компакт-диска в правой руке. И правда: под пластиком нет цветной полиграфии, как положено. Названия песен напечатаны на компьютере, а не в типографии. Сам диск тоже без рисунков, на блестящей поверхности фломастером выведено название альбома.
— То есть это — материал, который Алина записала в студии на свои деньги, чтобы отдать на рассмотрение владельцам звукозаписывающих компаний? — осенило меня.
— Да. До этого она тренькала лабуду, вроде той, что ты видел в клипе, — сказал Свин, после чего гнусаво запел, подражая голосу покойной певицы: — «И буду долго я гореть, и пропаду, и пропаду-у-у-у».
— Первый шаг к самостоятельности и настоящему творчеству оказался последним? — спросил я, стараясь прервать мерзкие завывания.
— В яблочко, — хрюкнул Свин. — Постараемся выяснить, связан ли последний альбом Алины с ее гибелью. Притормози возле супермаркета. Затаримся продуктами— мне надо будет хорошо подумать.
— А следующие объекты атаки, кто они? — спросил я, готовясь к повороту.
— Какая-то малоизвестная группа из курортного городка на Черноморском побережье. «Обломки кораблекрушения», — прочитал Свин с экрана ноутбука. — Недавно они выпустили свою дебютную песню. По радио ее не крутили, но ребята засветились на одном из фестивалей в качестве разогревающей группы перед выступлением «Черного герцога». Рокеры — по твоей части…
Я поморщился. «Черным герцогом» назывался зауряднейший коллектив, играющий то, что в нашей стране принято называть роком. Мелодисты ребята были никудышные, с нотной грамотой дружил только бас-гитарист. Выручал экстравагантный внешний вид, постоянные скандалы с прессой и обилие ненормативной лексики в текстах песен. Всегда ведь найдутся малолетки, для которых человек, показывающий средний палец своим родителям, автоматически становится героем.
— Поворачивай! — скомандовал Свин, заметив блестящую вывеску огромного супермаркета.
Мы заехали на парковочную площадку магазина, вылезли из машины и направились в торговый зал. Охранник на входе пробурчал что-то про запрет на пребывание в торговых залах домашних животных. Но я, имея за плечами многолетний опыт совместного хождения со Свином по торговым точкам, сунул в руку охраннику двадцатидолларовую купюру — проблема мгновенно перестала существовать. Свин, правда, обиделся на то, что его назвали домашним животным, и не упустил возможности нагадить в укромном местечке между прилавками. Я слишком устал, чтобы его останавливать…
Загрузив багажник «лексуса» доверху, мы поехали домой. День уже достиг своей середины, поэтому машин было много — словно тысячи стальных жуков выползли погреться на солнце. Мы пару раз стояли в пробке, один раз чуть не поцеловались с лихачом на спортивной «мазде». Все это действовало нам на нервы, и без того измученные. Поэтому, когда мы наконец вырвались на свободу, я погнал на полной скорости, наплевав на возможные неприятности со стороны парней с полосатыми жезлами. Именно в этот момент и случилось Присутствие.
Как я уже говорил, экстрасенсорными делами в нашей связке заведовал Свин. Я же мог только воспринимать его мысли на телепатическом уровне и совершать обычные, не связанные с астралом, действия. Но и у меня был один дар, который, впрочем, лично я считал не даром, а проклятием. Я мог «присутствовать» при некоторых событиях в жизни других людей. Что-то вроде телевизионных шоу «Скрытая камера» или «За стеклом». Я видел, что они делали, ощущал их чувства, переживал их эмоции. Присутствие случалось крайне редко и помимо моей воли. Время и место я тоже не выбирал. Законам логики процесс не подчинялся. Я мог присутствовать при событиях, которые уже свершились. Или которые должны были свершиться. В моей жизни шел дождь, а на сценах Присутствия падал снег. За пять минут я мог увидеть целый день из жизни другого человека. И не только увидеть, но еще и пережить все его чувства, узнать его мысли — забраться в его голову, одним словом. Практической ценности этот дар не имел. Больше того, приносил одни неприятности. Начну с того, что сам процесс вхождения в иную реальность был довольно болезненным.
Сначала я почувствовал, как в сердце вонзилась ледяная игла. Затем онемели руки. Солнечное сплетение скрутил резкий, пульсирующий спазм. Мир перед моими глазами распался на мелкие кусочки, вроде мозаичных пазлов. Цвета стали пропадать, пазлы один за другим принимали желтый оттенок. Через несколько мгновений желтый цвет сменился серым, а тот, в свою очередь, принял антрацитовый оттенок. Я перестал ощущать свое тело. Я не слышал своего дыхания. Мое сознание заметалось от отчаяния, но я ничего не мог поделать. Черный цвет заслонил все вокруг. Он влился в мое существо. И я увидел.
Пред моим взором предстала квартира. Обыкновенная двухкомнатная клетушка в стандартном панельном доме. За окнами была глубокая ночь, яркий свет луны с трудом пробивался сквозь давно не мытые окна. В большой комнате перед мерцающим голубым экраном компьютера сидел мужчина среднего возраста. Он был невысок, сухощав, густые черные волосы аккуратно подстрижены. На торсе — хлопчатобумажная футболка, на ногах — спортивные брюки и мягкие домашние тапочки.
Комната, насколько я мог понять, являлась кабинетом. В нишах дешевой стенки советского еще производства виднелись корешки книг. Только серьезные труды, ни одной мягкой обложки. Книги же устилали пол, громоздились на креслах, скрывали потертую обивку расшатанного дивана.
Компьютер стоял на деревянном журнальном столике с облупившимся лаком. Панель модема то и дело озарялась всполохами крошечных лампочек. На крышке системного блока примостилась фарфоровая зеленая чашка с остывшим чаем.
Мужчина чуть сутулился: журнальный столик был низок для него. На экране светился набранный текст. Я обратил внимание на одну деталь: буквы были белыми, фон листа — черным, а не наоборот, как это принято.
Мужчина задумчиво водил пальцем по клавишам. Он уже напечатал все, что хотел. Теперь следовало отправить текст получателю, который с нетерпением ждал ответов на свои вопросы. Казалось, что может быть проще? Заходишь на свой почтовый ящик, вставляешь текст в тело письма и нажимаешь кнопку «Отправить». Но мужчина не мог решиться. Пока. Он осознавал ответственность за свои действия. Он также был очень требователен к себе и никогда не советовал другим того, чего не делал сам. В этом и таилась загвоздка.
Мужчина встал с кресла, с наслаждением потянулся, расправив онемевшие плечи. Нет, он не мог отправить свое послание. Он не пережил того, о чем писал. Это будет нечестно. Мужчина не хотел, чтобы кто-нибудь мог упрекнуть его в фальши, ни сейчас, ни потом. Слишком много поставлено на карту, чтобы позволить себе слабость.
Мужчина вышел из кабинета в коридор и приоткрыл дверь спальни. Он ощутил запах теплого детского тела. Привыкнув к темноте, он различил очертания люльки, стоявшей рядом с кроватью, на которой спала его жена. Мужчина подошел к кровати и сел на нее, отогнув край одеяла. Несколько минут он смотрел на спящую жену. Во сне она была некрасива: спутавшиеся волосы, смятая ночная рубашка. Правая рука закинута за голову, на верхней губе блестят бисеринки пота. Она сильно понравилась после родов, на сгибах локтей все еще оставались пигментные пятна от авитаминоза. Мужчина смотрел на нее, пытаясь понять, есть ли в его сердце любовь. Он много читал про это чувство в разных книгах. Но то были бумажные размышления, а он имел дело с испещренной пигментными пятнами реальностью. Так и не найдя ответа на свой вопрос, мужчина поднялся с кровати. Не стоит терять времени: любовь — не главное на сегодняшний день. Когда-нибудь он обязательно решит для себя эту проблему. А сейчас надо заниматься более важными вещами.
Мужчина прошел на кухню, вскипятил чайник, положил две ложки растворимого кофе в кружку. Выкурил сигарету, затем, обжигаясь, выпил свой кофе. Он понимал, что тянет время. Что ж, ничего удивительного: большинство людей застывают в нерешительности, прежде чем окунуться в холодную воду. Делать первый шаг всегда трудно. Особенно когда от этого шага зависит твое будущее.
Мужчина глубоко вздохнул и разрубил воздух рукою. Все. Пора идти. Вернувшись в комнату, он переоделся в потертые синие джинсы, толстый вязаный свитер и черную куртку из жесткой кожи. Зашнуровал высокие солдатские ботинки. Затем открыл дверцу шкафа. Там висел скромный серый костюм — его повседневная одежда. Мужчина нежно погладил лацкан. При свете лампы тускло блеснул партийный значок, крепко привинченный к материи. Мужчина пошарил рукой по верхней полке, извлек небольшой сверток и бережно развернул его. В свертке ХРАНИЛСЯ нож — китайская подделка под настоящее охотничье оружие. Он был весьма массивным, широким. Но без желоба для спуска крови, а лезвие не превышало допустимой длины, установленной законом. Ни один милиционер не смог бы предъявить мужчине претензий, если бы обыскал его на улице и обнаружил нож в кармане куртки.
Мужчина постоял немного, переводя взгляд с лацкана пиджака на сверток. Большинство людей увидели бы простые вещи — партийный значок и охотничий нож. Но мужчина проникал в глубь вещей. Власть и Сила. Сила и Власть. Вот что он видел в этих предметах.
Засунув нож во внутренний карман куртки, мужчина вышел в коридор и тихо, стараясь не лязгать замком, покинул квартиру. Спускаясь в грязном лифте, он повторял про себя слова, горевшие на черном экране монитора:
«Дорогой друг! Я с большим вниманием прочитал твои вопросы и решил ответить незамедлительно. Ждать мы не имеем права. Ты спрашиваешь, можно ли изменить окружающий мир к лучшему? Я отвечаю — можно. Что для этого требуется? Одна очень простая и одновременно очень сложная вещь — твоя решимость. Легко сидеть дома и, попивая чай, рассуждать о том, что неправильно в нашей стране и кто в этом виноват. Но сколько бы мы ни говорили, положение вещей от этого не меняется, верно? Значит, надо что-то делать. Именно делать, а не говорить. Если ты знаешь, каким должен быть мир, какими должны быть люди (я внимательно прочитал твое письмо и понял, что ты знаешь это), то чего же ты ждешь? Просто выйди из дома и сделай то, что подсказывает тебе твое сердце. И не терзай себя сомнениями. Они — от лукавого».
Мужчина вышел во двор, открыл ржавую дверь гаража-«ракушки» и завел мотор сиреневой «шестерки» одна тысяча девятьсот девяносто первого года выпуска. Фары осветили детскую площадку с поломанными качелями и загаженной песочницей. Это был обыкновенный спальный микрорайон. Никаких краснокирпичных свечек — только панельные многоэтажки с исписанными стенами и описанными углами. Мусорные контейнеры забиты до отказа. Единственный в округе ночной магазин торгует дешевой водкой, консервами и сигаретами не дороже двадцати рублей за пачку. Здесь прошло детство мужчины, здесь наступила его зрелость. Здесь же он встретил бы и старость, если бы сидел дома и наблюдал за творящимся повсеместно беззаконием. Но мужчина не собирался умирать в стенах панельной многоэтажки. Он решил изменить мир.
Стрелка спидометра уверенно держалась цифры «шестьдесят». Мужчина не гнал машину, подобно лихачам на иномарках. Правый ряд, скорость в точности соответствует рекомендациям дорожных знаков. Для того чтобы поменять что-то, необязательно нарушать правила — достаточно просто им следовать.
Спустя полчаса мужчина приехал в нужное ему место. Это был один из центральных районов. Несмотря на поздний час, улицы ярко освещены. Море сверкающих, переливающихся всеми цветами радуги огней. Казино, ночные клубы, рестораны, бары. Гнезда порока, в которых люди забывали о своем предназначении. Когда-то он мечтал уничтожить эту неоновую геенну. Затем понял, что сначала надо измениться самому. А затем изменить людей. Когда они осознают, что живут неправильно, все эти вертепы закроются. Нет дров — нет и огня.
Мужчина припарковал машину, вышел на тротуар, огляделся. Ночная жизнь кипела вовсю. Сверкающие иномарки подвозили к казино все новых и новых посетителей. Сытые, уверенные в себе люди. До них очередь дойдет потом. А сейчас… Побродив минут пять вдоль улицы, мужчина нашел то, что искал.
Девушка стояла прислонившись спиной к фонарному столбу. Рослое, молодое тело, способное произвести на свет как минимум троих детей. Грудь, несмотря на холод, бесстыдно оголена. Крашеные белые волосы стянуты в пучок на затылке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52