— Хорошо, — сказал я примирительно. — Это не был транс, и вы все помните. Что же вы запомнили, друг мой?
Нордхилл смотрел на меня с недоверием, в моих словах он чувствовал подвох, но вопрос был задан, доктор не вмешивался, не находя пока достаточных оснований к тому, чтобы прервать наш разговор, и Альберт ответил, потирая рукой переносицу:
— Это был дух… да… Женщина, которая назвалась тетушкой Мэри. И еще был мужчина… полицейский следователь… Он все делал неправильно! Он не понимал! Полицейские своими действиями в процессе расследования часто провоцируют преступников. Создают тот мир, в котором им удобнее работать…
— Вы спросили, и мы все тому свидетели, — напомнил я Альберту, — помнит ли Эмма, как ее убили.
— Я спросил…
— И Эмилия рассказала о том печальном событии. Она не могла знать, как все произошло, ее голосом, похоже, говорил дух погибшей Эммы! Впервые — а у меня богатый опыт спиритических сеансов — не дух отвечал на вопросы медиума, а один дух отвечал на вопросы другого.
— Всегда, — сказал Нордхилл, — на вопросы одного духа отвечает другой. Когда вы задаете вопросы духу Наполеона или Рамзеса, именно ваш бесплотный дух, как волна радиопередачи, пересекает миры и вселяется в тело медиума в другом измерении. В том, например, где вы умерли, или в том, где вы еще не родились, или в том, где вас никогда не было и никогда не будет…
— Альберт, — сказал Каррингтон, сочтя, видимо, слова Нордхилла лишенными смысла, а мои вопросы — отдаляющими от истины, хотя именно те вопросы, что задавал я, Могли приблизить нас к пониманию самой удивительной Тайны, с какой мне приходилось сталкиваться в своей жизни. — Альберт, откуда вам известно, что Эмилия Кларсон и Эмма Танцер — одно и то же лицо?
— Но я впервые об этом слышу! — воскликнул Нордхилл и в отчаянии обратил свой взгляд в сторону доктора. Берринсон незамедлительно взял инициативу в свои руки и решительно сказал:
— Старший инспектор, не следует сейчас продолжать этот разговор. Альберт нуждается в отдыхе не меньше, чем мисс Эмилия. Пойдемте, Альберт, я провожу вас в вашу комнату. Господа, — обратился он к нам, — я скоро вернусь, а вы пока можете курить, здесь это разрешается.
Нордхиллу доктор руки не подал, но молодой человек и сам поднялся, он что-то хотел сказать и даже открыл было рот, но промолчал и вышел из комнаты с задумчивым видом, в котором было больше откровенного недоумения, чем искреннего понимания. Доктор вышел следом и закрыл за собой дверь.
— Что скажете, сэр Артур? — спросил меня Каррингтон, когда мы остались вдвоем.
Я раскурил трубку, собираясь с мыслями, пустил к потолку кольцо дыма и сказал:
— Вы уверены, Каррингтон, что Эмилия — действительно та девушка?..
— Да, — кивнул бывший полицейский. — Мне ее лицо сразу показалось знакомым. Я был уверен, что встречался с ней прежде, но не мог вспомнить — где и когда. У меня профессиональная память на лица, и меня раздражало… Теперь-то я понимаю, сэр Артур, в чем причина причуд моей памяти. Я видел — и внимательно в свое время изучал — фотографию пропавшей Эммы Танцер. Фотография лежала на моем рабочем столе несколько месяцев. Я настолько не ожидал встретить девушку здесь, что… Как и все, я считал ее мертвой, сэр Артур! К тому же она, конечно, изменилась — другая прическа, совершенно другой взгляд… Это она. Но тогда я решительно не понимаю смысла заданных вопросов, и ответы тоже кажутся мне совершенно лишенными смысла. На мой взгляд, случившееся нельзя объяснить иначе, нежели сговором. Да-да, не смотрите на меня так, сэр Артур, — сговор между Альбертом и Эмилией… Эммой Танцер. Согласитесь, невероятно, чтобы встреча здесь между ними произошла случайно. В жизни, конечно, происходят самые странные события, но в своей работе я всегда исходил из того, что к случайностям нужно обращаться лишь тогда, когда все рациональные попытки объяснить связь между явлениями натыкаются на глухую стену. Случайность не несет информации, случайность бесполезна и для суда не представляет интереса, поскольку не является звеном в цепи доказательств…
— Согласен, — кивнул я. — Но, дорогой Каррингтон, вы, по-моему, исходите сейчас из неверной предпосылки о том, что Нордхилл и Эмилия… Эмма, если угодно… были знакомы прежде и что один из них — а именно Нордхилл — намеренно сделал все, чтобы оказаться здесь, в лечебнице доктора Берринсона. Согласитесь, это предположение еще более фантастическое, нежели случайное совпадение.
— Почему, сэр Артур?
— Судите сами, дорогой Каррингтон. Эмилия-Эмма была помещена в лечебницу раньше, чем Нордхилл. Следовательно, именно он должен был предпринять усилия, чтобы оказаться здесь. Кто решал, в какую именно лечебницу должен быть помещен Нордхилл?
— Суд, сэр Артур. Решение вынес судья после того, как изучил экспертное заключение двух уважаемых психиатров — господ Арчера и Дуглас-Меридора.
— Опытные психиатры, — заметил я.
— Очень опытные. Судья имел на выбор четыре подобных заведения.
— Один шанс из четырех — не так уж мало, верно?
— Но и не много, согласитесь, сэр Артур.
— Не так уж мало, — повторил я. — А о том, что Эмилия и Эмма — одно лицо, Нордхилл мог узнать уже здесь, общаясь с девушкой.
— Вы думаете? Она сама не подозревала, что когда-то была…
— А это мне кажется действительно маловероятным! Не Подозревала? Или тщательно скрыла этот факт из своего прошлого, когда оказалась в семье Кларсонов? Гораздо более СтРанным представляется мне рассказ Эмилии-Эммы о том, как именно ее убивали, — ведь на самом-то деле убийства не было, если Эмма осталась жива, потеряла память и…
— Сэр Артур, — прервал меня Каррингтон, — похоже, вы забыли о том, что девушку, которую супруги Кларсон назвали Эмилией, нашли в апреле двадцать второго года, а Эмма Танцер исчезла лишь месяц спустя — в конце мая.
Трубка моя погасла, и я заново ее раскурил, в то время как Каррингтон пребывал в задумчивости, пытаясь свести воедино все известные нам факты. Я тоже думал об этом, вдыхая ароматный дым и чувствуя, что столкнулся с ситуацией, возможно, настолько загадочной, что разобраться в ней не удастся без привлечения к разгадке тех самых высших сил, чьей помощью пользовался Нордхилл, демонстрируя свои спиритические способности. Безусловно, этот молодой человек был сильным медиумом — во время сеанса я чувствовал исходившую от него мистическую силу. Уверен, что будь у нас фотографический аппарат и чувствительная фотопластинка, то излучение, исходившее от этого человека, мы зафиксировали бы, как три года назад было зафиксировано светящееся изображение медиума Берт-Миддоуза, выставленное затем для обозрения в Смитсоновской картинной галерее.
Самой большой ошибкой, допущенной во время суда над Нордхиллом, был вердикт о его невменяемости. Принимая решение о госпитализации, судья не имел иного выхода, вина лежала целиком и полностью на экспертах, психиатрах Арчере и Дуглас-Меридоре, в чьей компетенции я ранее не сомневался, но был уверен в том, что в данном случае они оказались в плену ложных представлений о сущности спиритизма. Возможно, уважаемые эксперты были не в курсе, но мне-то было доподлинно известно, что спириты и медиумы отличались завидным душевным здоровьем. В числе полутора тысяч обследованных пациентов психиатрических клиник специальная комиссия, проводившая расследование в 1924 году, выявила лишь пять человек, потерявших душевное здоровье из-за своего увлечения спиритизмом. Пять! В то время как одних только людей с маниакальными синдромами оказалось более тысячи! Обвинение медиумов в психической неполноценности и неуравновешенности не имело под собой никакой почвы, и случай с Нордхиллом был тому лишь подтверждением.
Можно представить, как чувствует себя здоровый человек, оказавшийся среди наполеонов и мрачных ипохондриков. А если к тому же его подвергают лечению, которое лишь расшатывает нервную систему, а вовсе не приводит ее в норму…
Впрочем, эти мои размышления, ставшие скорее признаком растерянности, никак не помогали ответить на возникшие вопросы, которые я мысленно задал себе и записал в своей памяти, чтобы впоследствии перенести на бумагу.
Вопрос первый: как объяснить то обстоятельство, что Эмилия Кларсон оказалась Эммой Танцер, — ведь Эмма исчезла позже, чем объявилась потерявшая память Эмилия? Неужели в течение месяца в Англии жили две девушки, являвшиеся по сути… Да, нужно это сказать: одним человеком!
Второй вопрос: как объяснить появление окровавленного тела Эммы-Эмилии в ее палате, исчезновение тела из запертой комнаты и появление живой и здоровой девушки в садовом домике?
Третий вопрос: был ли действительно Нордхилл прежде знаком с Эммой-Эмилией и могли он в таком случае иметь касательство к «убийству» Эммы в 1922 году?
Четвертый вопрос: почему явившийся сразу после начала сеанса (без вызова!) дух не отвечал на вопросы, а, напротив, активно задавал свои? Такое поведение духа было настолько отлично от обычного, что наводило на мысль о сговоре между Эммой-Эмилией и Альбертом. С другой стороны, именно этой особенностью отличались и прежние спиритические сеансы, проведенные Нордхиллом! Вызванные им Духи задавали вопросы, а не отвечали на них! Это обстоятельство требовало самого тщательного изучения, возможно, открывавшего новые пути в спиритуализме.
— Я бы, пожалуй, сейчас выпил чего-нибудь крепкого, — пробормотал Каррингтон, который, по-видимому, как и я, Дал себе больше вопросов, чем нашел на них ответов. — Будь я все еще старшим инспектором, — продолжал он, — и будь у меня возможность вызвать этих двоих на перекрестный допрос… Но у меня такой возможности нет, задать над. лежащие вопросы я не могу, и руководствоваться приходится лишь тем скудным набором фактов, что имеется в нашем распоряжении.
— Какой факт, дорогой Каррингтон, — сказал я, — представляется вам наиболее загадочным?
— Разумеется, — немедленно отозвался он, — исчезновение Эммы месяц спустя после появления Эмилии. Я вижу, у вас на этот счет иное мнение?
Я кивнул.
— На мой взгляд, — сказал я, выпуская дым, — самое загадочное в этом деле: поведение духа, говорившего устами Нордхилла.
— Ну… — с сомнением произнес Каррингтон.
— Вам это кажется несущественным, поскольку вы не знаете, что происходит обычно во время спиритических сеансов. И еще. Я вижу: вы не обратили на это обстоятельство никакого внимания, потому что никто не узнает собственный голос, если слышит его со стороны. Этот факт ранее был науке неизвестен, но с изобретением граммофонных пластинок его стало невозможно игнорировать.
— Что вы хотите сказать, сэр Артур? О чьем голосе вы говорите?
— О вашем, дорогой Каррингтон, — сказал я и, полюбовавшись на застывшее в изумлении лицо бывшего полицейского, продолжил: — Помните мужской голос, обратившийся к Эмилии с вопросом?
— Да, конечно, но…
— Это был ваш голос, дорогой Каррингтон. Спросите у доктора, он подтвердит, поскольку — я обратил на это внимание, — как и я, узнал его, да и не мог не узнать. Я готов засвидетельствовать под присягой: дух говорил вашим голосом! И еще… Вы помните, как его представила тетушка Мэри? «Полицейский следователь».
— Значит, этот тип еще и голоса умеет имитировать, — мрачно сказал Каррингтон. — Нет, сэр Артур, чем больше я об этом думаю, тем больше мне становится ясно, что мы сильно недооценили господина Нордхилла. Он намеренно мистифицировал доверчивых людей таким образом, чтобы его обвинили в мошенничестве, причем не смогли посадить за решетку за неимением достаточных улик, но непременно отправили бы на психиатрическое освидетельствование, где он прекрасно сыграл роль и оказался там, где хотел.
— У судьи был выбор из четырех… — напомнил я.
— Не было у судьи выбора! — воскликнул Каррингтон. — Лечебница Диксон-менор считается слишком дорогой, в Довер-кросс лечат алкоголиков, Промет специализируется на шизофрении, оставалась лечебница доктора Берринсона с относительно широким профилем, и свободные палаты здесь были, судья, естественно, сначала навел справки…
Я покачал головой.
— Все это кажется мне слишком невероятным.
— Мне тоже, — уныло произнес Каррингтон, — но остальные варианты представляются еще более далекими от реальности, и разве не ваш Шерлок Холмс говорил, что среди всех фантастических объяснений нужно выбрать…
— Он говорил немного иначе, — перебил я, — но оставим в покое тень Шерлока Холмса. Вы полагаете, что в данном случае никак не могло произойти простейшее совпадение?
— Господи, сэр Артур, в нашей работе совпадений, случайностей, нелепостей гораздо больше, чем случаев, когда детектив действительно может применить свои логические способности! Жизнь так же отличается от романов, как куча навоза — от Биг-Бена. Я все понимаю, сэр Артур, но всякий раз, сталкиваясь с делами, подобными этому, я искал сначала логические связи и лишь потом, когда ничего не получалось…
— Иными словами, дорогой Каррингтон, чтобы исключить случайные совпадения, вы допускаете, что Нордхилл настолько умен и искусен в своем надувательстве, что обманул не только множество доверившихся ему свидетелей его контактов с духами, не только полицейских следователей, не только суд, но даже доктора Берринсона, не сумевшего распознать в этом человеке симулянта?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21