Стоило потянуться к хранилищу вожделенной еды, как дверь, тихонько скрипнув, приоткрылась, Я так и замерла в нелепой позе: ноги в стороны, тело вперед, руки вытянуты, пальцы скрючены в порыве жадности. При моем росте и нескладной фигуре наверняка смотрелось комично.
Дверь так и оставалась приоткрытой, но входить внутрь никто не спешил. До меня только долетали едва слышные звуки, будто бы кто-то сопит и переминается с ноги на ногу, не решаясь потревожить мой царственный отдых. Воображение живо нарисовало какое-то мохнатое чудовище. В одной лапе монстр держал коробку со стиральным порошком, а в другой свежепостиранный лифчик.
— Входите. Не заперто, — я брякнула первое, что пришло в голову.
Дверь распахнулась чуть шире, и в образовавшейся щели показалось чье-то густо поросшее мехом плечо. Невнятно пискнув, я рванула в самое безопасное с моей точки зрения место, то бишь на кровать, и забилась в угол, не забыв задернуть шторку. Около двери раздался звук тяжелых шагов, и опять все стихло. «Мохнатый» оказался вежливым и молчаливым.
Ситуация начала казаться смешной. Почувствовав себя в какой-то мере защищенной шторкой, я решила продолжить диалог:
— Здравствуйте.
В ответ раздалось какое-то шуршание.
— Это вы меня спасли?
Опять шорох. Диалог начал напоминать анекдот: " — Чего ты молчал? — А я не молчал, я кивал». Пришлось собрать в кучку остатки смелости и отодвинуть шторку в сторону.
Тот, кого я приняла за монстра из рекламы, поджав колени к подбородку, сидел около двери. Паpень, чуть меня старше, одет в какую-то невообразимого покроя куртку из меха. Очень красивый. В смысле не мех красивый, а парень.
Вообще, эталоны мужской привлекательности вещь нестабильная. В тринадцать лет я была без ума от блондинов, в пятнадцать — от брюнетов а-ля Бандерас, в шестнадцать мне нравились рыжие. Думаю, что через пару лет буду впадать в любовный экстаз при виде лысых. На данный момент мои предпочтения колебались между шатенами и «обычными» русыми. В этих колебаниях и крылись корни страстного желания идти в поход. С нами шел ОН. Мечта в полоску всех девчонок нашей дачной тусовки. Звали мечту банальным именем Сергей, лет ему было восемнадцать и кроме симпатичной внешности, у него было одно явное преимущество — хромированное и двухколесное. Проще говоря, мотоцикл. Положа руку на сердце, вынуждена признать, что охмурить Сергея я могла только в своих мечтах, да и то не очень-то представляла, как это должно выглядеть. А если совсем честно, нравился он мне так себе, несмотря на красивые глаза и ироническую улыбку — сердце не зашкаливало. Просто в него и его мотоцикл влюблялись все, и быть исключением не хотелось. Поэтому я с азартом включилась в соцсоревнование «А ну-ка, девушки, кому достанется?». Хотя, при моем росте и внешности все надежды на победу балансировали от нуля до минус бесконечности.
Парню, который сейчас сидел у двери, упомянутый Сергей годился только в подметки.
Мужественное, словно высеченное из камня лицо, с удивительно изящными чертами. Ему бы еще поесть нормально пару месяцев, а то худой больно. Чуть смуглая, обветренная кожа. Темно-серые настороженные глаза, длинные девчачьи ресницы и совершенно невообразимого цвета волосы. Казалось, в них смешались все оттенки от черного до седого. Словно это не волосы, а зимняя шерсть матерого волка. Вся эта великолепная грива была спутана в жуткого вида колтуны, из-за чего парень походил на дворнягу.
Почему-то сразу захотелось спросить, есть ли у него мотоцикл.
При виде моей ошарашенной физиономии парень вздрогнул, опустил глаза и медленно встал на четвереньки. Я остолбенела. Так еще со мной никто не здоровался. Или он просто смотреть на меня не хочет, и это такой милый способ интеллигентно показать свое отношение? Я, конечно, не первая красавица, но все-таки...
— Польщен честью приветствовать сабиру в своем доме. Вы вольны распоряжаться моей жизнью и моим имуществом, а также жизнью и имуществом рода, — голос у него был хриплый, тихий, равнодушный и совсем не «польщенный».
Мне понадобилось всего пару минут, чтобы осознать услышанное, впасть в ступор и усилием воли вынести себя оттуда. Вопросов было море: кто такая сабира? При чем здесь я? Зачем мне чужая жизнь и, тем более, имущество?
Так как связно разговаривать я еще не была способна, единственное, что удалось из себя выдавить — это многозначительное «угу».
В открытую дверь прокралась пауза и, поразмыслив, повисла над аскетичным интерьером. Парень оставался все в той же нелепой позе, я все так же старалась вернуть на место напрочь отпавшую челюсть. Молчание затягивалось.
— Тебя как зовут? — прошептала я, решив, что прояснять ситуацию надо именно сейчас, иначе дело запутается до состояния кудели.
Парень поднял голову и удивленно моргнул, словно не был уверен в том, что я умею разговаривать.
— Как тебя зовут? — пришлось повторить.
— Айс, — пробормотал он и вновь опустил голову.
— Приятно познакомиться. Можно, я буду тебя так называть? Или нужно еще какое-то обращение перед именем? — во мне вдруг проснулись почти погибшие ростки этикета.
— Сабира может называть меня, как ей угодно.
Замечательно. На один вопрос ответ готов. Загадочная «сабира» — это я, собственной персоной. Остались сущие мелочи: выяснить, что означает это милое словечко и что, в конце концов, здесь происходит? Сам парень, похоже, не отличался излишней говорливостью, поэтому пришлось взять беседу в свои руки.
— Меня зовут Аня, — вдохновенно начала я и запнулась. О чем говорить дальше, я решительно не представляла. Ладно, попробуем поиграть в вопросы.
— Это ты меня нашел?
Айс отрицательно покачал головой:
— Сабиру нашла стая. Я пришел позже.
— Какая стая? — спросила я, чувствуя себя ущербней некуда. — Вернее, стая кого? Товарищей? Если не затруднит, то поподробней, пожалуйста...
— Сабиру нашли волки. Дали мне знак. Я принес сабиру сюда.
Если краткость — сестра таланта, то этот парень был даровитей даровитого. Этакий бледнокожий лаконичный Чингачгук. На его фоне мерк даже киношный Саид, со своим извечным «стреляли».
— Значит, это ты меня спас, — утвердительно сказала я, стараясь ногой незаметно подтянуть к себе рюкзачок — голодное журчание желудка мешало сосредоточиться на разговоре. — И чего мне теперь делать? Простое спасибо за такой поступок — это маловато...
Айс очумело уставился на меня, словно я только что изобрела вечный двигатель, одновременно исполняя танец маленьких лебедей. Надо отметить, такое выражение лица ему очень шло. Буду почаще его поражать.
— Я глуп. Не понимаю, о чем говорит сабира.
— А чего тут понимать? Если бы ты не вытащил меня с равнины, я бы так и осталась украшать лед своей замерзшей тушкой. Я мало чем отличаюсь от нормальных людей, а любой нормальный человек, прежде всего, хочет жить. Это основной инстинкт. Ты меня вытащил, уж не знаю почему, из благородства, жалости или каких других убеждении. Я благодарна, но этого мало. Все-таки, моя жизнь стоит дороже моей благодарности, какой бы искренней она не была, — по мере того как я говорила, в глазах Айса появлялось все больше удивления, смешанного с непониманием. — Спасенный всегда в долгу перед героем, который вытащил его из беды. В данном случае герой — ты. Теперь ясно? Теперь было бы неплохо разъяснить, каким образом я могу отплатить тебе за свою жизнь.
От последних слов этой бурной речи Айса передернуло, и он торопливо отвел глаза. Кажется, я опять сморозила что-то не то.
— Сабира ничего не должна. Сабира не может быть что-то должна, — глухо проговорил он.
— Так. Давай начнем сначала. Во-первых, тебя не затруднит объяснить, что означает «сабира»? А то я, знаешь ли, не в курсе.
— Сабира шутит?
— Нет, не шучу. Давай представим, что я слишком долго пробыла на холоде и отморозила голову вместе с памятью. Ничего не знаю, ничего не помню. Твоя задача — подробно ответить на мои глупые вопросы, — недовольно проворчала я и уже мягче добавила: — Мне кажется, что ты меня принял за кого-то другого. Не сердись только, ладно? Я не обманываю, не издеваюсь и меньше всего на свете хочу тебя обидеть. Просто сама уже устала оттого, что ничегошеньки не понимаю.
Айс промолчал. Он все так же стоял на четвереньках, и нелепость этой позы раздражала больше всего. Создавалось стойкое ощущение, что я бьюсь лбом в очень крепкую дубовую дверь. Поняв, что пауза затянулась в лучших традициях Станиславского, я решила разобраться хотя бы с одним из тысячи терзающих меня вопросов.
— Эй, Айс! Ты бутербродами с сыром питаешься?
Парень поднял взгляд и тряхнул гривой, словно его только что окатили ушатом воды.
— Ладно, будем считать, что питаешься. Они немного подсохли, но все еще съедобны, — я расстегнула ремешки рюкзачка и углубилась в поиски пакета. Первое, на что наткнулась моя рука, — злополучный нож. Странно, я вроде его туда не клала. «Подвинься, мне не тебя сейчас надо». По закону вредности, бутерброды оказались засунуты во внутренний карман под молнию. Четыре вынимаем... Вообще-то я всегда думала, что с арифметикой у меня проблем нет. Точно помню — бутербродов было пять. Один я съела, пока шаталась по равнине. Производим нехитрую операцию по вычитанию. Что в результате? Верно, четыре. Вопреки всем законам математики и здравого смысла из пакета на меня смотрел несуществующий пятый бутерброд. В таких случаях один мой знакомый употреблял богатое слово «оппаньки». «Ну и черт с тобой! Больше — не меньше», — философски рассудила я и протянула парню два бутерброда, логично рассудив, что делиться надо по-братски.
— Вот. Держи.
В ответ на этот широкий жест Айс одарил меня нехорошим взглядом. Обычно так смотрят на безнадежно больных людей.
— Слушай, я очень хочу есть. Составь мне компанию, пожалуйста, — жалобно попросила я.
— Сабира ведет себя странно, — прошептал Айс, и в его серых глазах проскользнула тревога.
— Я не сабира. Я вообще не знаю, что это такое, и не понимаю, почему ты обзываешь меня этим дурацким словом. Уже полчаса я старательно пытаюсь донести до тебя эту нехитрую информацию, — не выдержав, я, урча от удовольствия, вцепилась зубами в бутерброд. — Жуй давай! А то у тебя такой вид, будто ты ешь один раз в год, двадцать девятого февраля.
Айс послушно взял угощение, зачем-то его обнюхал, и осторожно откусил микроскопический кусочек.
— Не бойся, не отравлено. Давай отвернусь, что ли? А то, может, ты при мне стесняешься?
Предложение слегка запоздало: никогда не видели, чтобы кто-то ел с такой скоростью и жадностью. Такое впечатление, будто он проглотил бутерброды, не жуя.
— У меня еще есть. Хочешь?
Айс отрицательно мотнул головой.
— Врешь, — сказала я, совершая очередной набег на рюкзак.
В пакете гордо лежало пять слегка подсохших, но влолне узнаваемых бутербродов. Один из них был чуть-чуть кривой — точно такой же я слопала минуту назад. «Размножаетесь вы тут, что ли? ».
Аккуратно отделив еще четыре куска булки, я протянула их Айсу.
— Вкусно? — тоном ревнивой кухарки спросила я через пару секунд, когда с бутербродами было покончено.
Парень растерянно кивнул.
— Еще? — во мне проснулся змей-искуситель. Уж очень здорово этот парень ел. Спорю на что угодно, он бы смог съесть приготовленный мной обед и не попасть в больницу с острым несварением. А такой подвиг пока еще никому не удавался.
— Целую следы сабиры. Я уже сыт, — Айс с почтением поклонился, почти коснувшись лбом пола.
— Тогда я могу тебя кое о чем попросить?
— Моя жизнь принадлежит сабире.
— Во-первых, будь так добр, сядь на стул. Парень бросил на меня еще один удивленный взгляд, но просьбу выполнил: медленно поднялся с пола и, стараясь не разгибаться, осторожно умастился на краешке колоды. В глаза он старался не смотреть.
— Во-вторых, я хочу задать тебе несколько вопросов. Будет здорово, если ты ответишь.
— Моя жизнь принадлежит сабире, — послушно повторил Айс.
Я взяла секундную паузу, чтобы вымолить у всех известных богов терпения. Очень много терпения.
— Как называется это место? — для ясности я махнула рукой в неопределенную сторону.
— Волчий край, сабира.
— Логично. Мы находимся в каком-то селении, так?
Утвердительный кивок.
— У него есть название?
Айс отрицательно тряхнул головой.
— А чем занимаются люди в поселке?
— В поселке нет людей, сабира.
Этот ответ озадачил меня надолго. Человек, сидящий передо мной, с полной серьезностью утверждал, что людей тут нет.
— Хорошо, — прикусив губу, согласилась я. — А кто в таком случае здесь живет?
— Оборотни, сабира.
— То есть, ты хочешь сказать, что ты...
Утвердительный кивок и настороженный взгляд.
— Так. Тайм-аут.
Я спрятала лицо в ладонях. А собственно, чего я ожидала? Что здесь меня встретит глубоко цивилизованное общество? Все в туниках и с ясным взором? Это странный мир, а в нем могут происходить странные вещи. Придется разучиться удивляться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36