Согласно официальному заключению смерть сэра Альберта Барретта носила естественный характер, но некоторые считают, что он покончил с собой. Надо ли говорить, что вся эта история тяжело ударила по его семье. Мне кажется, Джулии и ее матери пришлось бы совсем плохо, не будь с ними леди Лоры.
Они добрались наконец до двери, и Перегрин еще раз на обидно короткое мгновение увидел Джулию, садившуюся в машину. Позже он тщетно искал ее среди гостей в Кинтул-Хаусе. От мыслей о ней его отвлек только сам граф Кинтул, который вежливо отвел его в сторону и осторожно осведомился о неоконченном портрете матери. К собственным удивлению и облегчению, Перегрин обнаружил, что мысль о возврате к работе больше не страшит его.
— Я могу возобновить работу в любое удобное для вас время, милорд, — заверил он графа. — В настоящий момент я выполняю одну работу для сэра Адама Синклера, но я знаю, что ему тоже не терпится увидеть этот портрет законченным.
Когда граф отошел от него к другим гостям, Перегрин отправился на поиски Адама. Тот стоял у окна гостиной и оживленно беседовал со смешливой блондинкой, в которой Перегрин узнал леди Элисон Макбейрд, старшую дочь графа Килревана. Несколько лет назад он писал ее портрет. Не желая мешать беседе, явно приятной для обеих сторон, Перегрин уже собрался отойти, когда что-то в комнате вдруг изменилось.
Казалось, по залитой светом зале прошла тень — словно туча набежала на солнце. В углу, где находился Адам, соткалась тьма, обернувшись вокруг него дымной спиралью.
Перегрин поперхнулся и протер глаза, но тьма не исчезала, а колыхалась в воздухе, словно облако ядовитого газа. Забыв об осторожности, Перегрин ринулся в ту сторону.
— Адам! — резко выкрикнул он.
Его старший товарищ повернул голову; на лице его не было заметно ничего, кроме удивления. Уже на середине залы Перегрин остановился, поскольку тьма разом исчезла. Он стоял, ощущая себя дурак дураком.
— Что случилось, Перегрин? — спокойно спросил Адам.
Перегрин неловко переминался с ноги на ногу под любопытным взглядом голубых глаз леди Элисон.
— Прошу прошения, — сказал он ей. — Я искал сэра Адама, но дело может и подождать…
Позже, когда они с Адамом возвращались на машине в Стратмурн, он рассказал о виденном.
— Представления не имею, что это было, — признался он. — Раньше я ничего подобного не видел. Как бы сказать… почти разумная субстанция, возможно, какая-то разновидность стихийной силы. Словно энергия, сгущающаяся перед ураганом или торнадо. И это было определенно враждебным, а вы были в самом его центре.
Адам выслушал это не перебивая.
— Адам, вам грозит какая-то опасность? — спросил Перегрин, когда молчание затянулось.
Лицо Адама было сурово, рот крепко сжат.
— Если и грозит, ей предстоит обрести какой-то облик.
— У вас есть враги, о которых вы знаете? — настаивал Перегрин.
— Да. А у кого нет? — буркнул Адам. Потом лицо его смягчилось. — Послушайте, я ни на секунду не сомневаюсь, что вы видели проявления какой-то надвигающейся угрозы. Но я давно взял за правило не тревожиться до тех пор, пока не будет ясно, чего именно я должен опасаться. Иными словами, — сухо добавил он, — довлеет днесь злоба его.
— Ладно, — тяжело вздохнул Перегрин. — По крайней мере я вас предупредил. — И я сделаю все, добавил он про себя, чтобы помочь вам, если от этого будет какой-то толк…
Глава 8
Двадцать седьмого, в субботу, после заката, с вершин трех холмов Элидона на узкие улочки пограничного городка Мелроуз сполз холодный сырой туман. В сумерках туман густел, превратив уличные огни в призрачные кляксы. Очень скоро туман стал таким плотным, что ничего не было видно на расстоянии больше нескольких ярдов. Знаменитые руины аббатства Мелроуз совершенно пропали из виду.
Вскоре после восьми белая патрульная машина с гербом областного полицейского управления Лотиана на передней дверце с шумом спустилась по булыжной мостовой извилистой Эбби-стрит и притормозила у въезда в аббатство. Офицер за рулем заглушил мотор, опустил стекло и прислушался, а его спутник вышел из машины и посветил фонариком в сырую мглу за воротами. Казалось, туман в луче света только сгустился, но тишина успокаивала. Удостоверившись, что все в порядке, офицер вернулся в теплый салон, и патруль продолжил свой путь.
Красные огни машины растворились в тумане. Когда утих шум мотора, из-под деревьев сада возле школы Святой Марии выскочили пять фигур в черном. Бесшумно, как призраки, они перебежали улицу и нырнули в Клойстерз-роуд, узкий переулок, который огибал земли аббатства с севера. В переулке первый из них включил карманный фонарик и направился к железной калитке в монастырской стене.
Калитка была заперта, но один из группы быстро справился с ней с помощью хитроумной отмычки.
Маленький отряд быстро втянулся в калитку и, обогнув с восточной стороны руины монастырских построек, через лужайку, укутанную пеленой тумана, устремился к сводчатым развалинам монастырской церкви. Они проскользнули в церковь через вход, некогда служивший для парадных процессий. Трое из пятерых тащили на плечах рюкзаки с инструментами, четвертый нес два мощных аккумуляторных фонаря. Главарь держал в руках объемистый кожаный саквояж и длинный узкий футляр, напоминающий сумки фехтовальщиков.
Оказавшись в церкви, все пятеро уверенно прошли в маленькую часовню, пристроенную в углу между северным трансептом и пресвитерией. Один из людей в черном прошел в южный трансепт, выглянул за дверь в южной стене и вернулся дежурить в центральный неф, усыпанный каменными обломками. Двое других осветили неярким голубоватым светом фонарей дверь часовни, а четвертый достал веник и расчистил под узким восточным окном на полу прямоугольник. Когда он закончил работу, главарь вышел вперед, опустился на колени и, сняв перчатки, ощупал каменный пол. В луче фонаря на среднем пальце его правой руки на мгновение вспыхнул алым светом перстень-печатка.
В конце концов он нашел то, что искал. Поднявшись на ноги, он кивнул остальным, отошел на несколько шагов и, присев на камень у двери в часовню, принялся рыться в своем саквояже. Один из помощников подошел посветить ему фонарем, двое других достали из рюкзаков лопаты, ломы и кирки.
— Мне все равно кажется, мистер Геддз, что мы можем начинать, не дожидаясь времени, — прошептал тот, что светил фонарем, когда их вожак достал из саквояжа свинцовую чашу и кусок кожаного ремня.
Глухо стукнув о камень, вожак поставил чашу на пол возле ног и лишь сердито покосился на своего помощника. Затем он закатал левый рукав кожаной куртки, а потом и черной водолазки.
— Мог бы подумать, прежде чем называть настоящим именем, — ответил он тоже шепотом, но тоном, исключавшим всякие возражения. — Ты же знаешь, что кровь для ритуала нужна сейчас свежая. Давай! Не трать времени зря.
Он прислонился спиной к древней романской колонне, подал помощнику ремень и вытянул левую руку, поставив правой чашу себе на колени. Помощник без лишних слов перетянул ремнем руку вожака, порылся в кармане и достал оттуда несколько предметов, запаянных в пластиковые пакеты.
В первую очередь помощник распаковал стерильный тампон, от которого резко запахло спиртом. Вожак напряг руку, сжимая и разжимая кулак, чтобы помощнику проще было найти вену в приглушенном свете фонаря. Во втором пакете оказалось кольцо пластиковой трубки с зажимом примерно посередине и с муфтой для соединения со стерильной иглой, которая находилась в третьем пакете.
— Не шевелите рукой, — проговорил помощник, в последний раз помассировав вену и сдернув зубами с иглы защитный колпачок.
Вожак не пошевелился и даже не поморщился, когда игла вонзилась в его вену. Сняв на мгновение зажим, помощник дал крови подняться по трубке, потом закрепил трубку с иглой на повязке, провел по ней рукой, ища свободный конец, и опустил его в свинцовую чашу.
— Все готово, — прошептал он, снимая ремень. — Я могу оставить вас на пару минут, когда пущу кровь?
Вожак молча кивнул. Помощник снял с трубки зажим, проследил, чтобы кровь стекала в чашу ровной струйкой, потом встал и отошел на несколько шагов. Вожак, зажмурившись, откинул голову назад и принялся тихонько бормотать что-то, прижимая свинцовую чашу к груди. Его помощник зябко передернул плечами и отвернулся, чтобы помочь остальным, которые выворачивали из пола камни и оттаскивали их к стене.
Когда он через несколько минут вернулся, чаша наполнилась уже больше чем наполовину. Опустившись на колени, помощник достал из кармана рулон пластыря, ножницы и пакетик со стерильным ватным тампоном. Он отмотал несколько сантиметров пластыря, отрезал его и, пока открывал пакетик с ватой, прилепил одним концом к тыльной стороне ладони на время. Слабый звук заставил вожака пошевелиться и открыть глаза, которые на мгновение, казалось, засветились голубоватым светом. Он едва не остановил руку помощника с зажимом, перехватывающим трубку.
Однако это быстро прошло. Одной рукой он взял чашу, зажав свободный конец трубки, чтобы не капать на себя кровью, и протянул левую руку помощнику, чтобы тот вынул иглу. Когда это было проделано, а ранка зажата тампоном и пластырем, он опустил рукав. Тем временем его помощник сложил трубку, иглу и вату в еще один пластиковый пакет, который убрал в кожаный саквояж. Из того же саквояжа он достал кропило из черного конского волоса, которое и протянул вожаку, взяв у него чашу.
— Вставайте, только осторожно, — предупредил он, однако помочь даже не попытался. — У вас может слегка кружиться голова.
Вожак выпрямился, чуть пошатнулся и оперся о колонну, но перевел дыхание и протянул руку к чаше.
— Давай ее сюда, — приказал он, щелкнув пальцами двоим помощникам, заканчивавшим возиться с камнями. Оба сразу же бросили работу и вышли на середину расчищенного участка пола вместе с тем, кто помогал вожаку.
Вожак стал в северном углу расчищенного участка и окунул конец кропила в чашу. Он поднял пучок черного конского волоса, и капли крови упали на пол.
— Кровь жизни! — истово прошептал он.
Он повернулся лицом к востоку и стал обходить часовню по кругу, окропляя пол кровью. Зловещим шепотом он зачитывал строки ритуального заклинания. Стоявшие вне круга с опаской следили за его действиями. Они низко кланялись каждый раз, когда он останавливался, чтобы сделать ритуальный жест и обрызгать кровью пол и каменные стены. Вожак обошел часовню и жестом замкнул круг. Чаша к этому времени опустела, и он убрал ее в саквояж, предварительно завернув в отрез дорогой черной ткани и пластиковый пакет.
— Земля запечатана, — объявил он своим людям. — Можете начинать.
Трое помощников взялись за инструменты и принялись копать. Во все стороны полетели комья земли и мелкие камни. За дверью, где продолжал сторожить четвертый налетчик, все оставалось тихо, как в могиле.
Прошло два часа. Работа не прекращалась. К середине третьего часа они выкопали глубокую прямоугольную яму размером примерно с гроб, глубиной фута в три. Вскоре после этого одна из лопат стукнула обо что-то твердое, отозвавшееся глухим металлическим лязгом.
— Похоже, вот оно, — пробормотал один.
Теперь они копали осторожнее. Еще через четверть часа на дне раскопа обозначился массивный прямоугольник из серебристого гранита. Вожак бросил на камень щепотку соли, смешанной с серой, и негромко произнес заклинание.
В тусклом свете фонарей по гранитной поверхности побежала паутина блестящих линий, слившихся в замысловатую спираль иероглифов. Вожак позволил себе сухую улыбку.
— Воистину это место упокоения, — произнес он. — Снимаем плиту.
Объединенными усилиями всех четверых плита со скрежетом подалась и отодвинулась в сторону, открыв взглядам простой каменный саркофаг. Два человека сняли его крышку, под которой оказалась мумифицированная фигура, обернутая истлевшей до состояния паутины тканью.
Дрожащими от возбуждения руками старший из землекопов обшарил пространство вокруг этой фигуры. Осторожно приподняв труп, он пошарил и под головой, спиной и ногами, потом повернул к вожаку застывшее от разочарования лицо.
— Его здесь нет! — с горечью объявил он. — Черт подери, его здесь нет!
Вожак только отмахнулся.
— Небольшая головоломка, только и всего. Я подготовился к такому варианту.
Он дал знак людям вылезти из ямы. Когда у саркофага никого не осталось, он снова раскрыл саквояж и достал из него десяток длинных красных свечей и кусок угля. Свечи он раздал своим помощникам, которых расставил по сторонам окропленного кровью круга, а сам начертил углем на полу севернее ямы равносторонний треугольник острием к телу в саркофаге. В центре треугольника вожак поставил глиняную курильницу благовоний.
Покончив со всеми этими приготовлениями, он в последний раз полез в саквояж и достал оттуда аккуратно сложенный сверток из черного шелка, оказавшийся короткой накидкой с капюшоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44