Он продолжал, стараясь сосредоточиться:
— Следует ли мне понимать, что твой визит имеет целью сообщить об отмене моей ссылки и о приглашении вернуться на свой пост?
Он облек эти мысли в нарочито официальную форму, чтобы увести их обоих подальше от того опасного места, где они оказались после вопроса правителя! «Не можешь ли ты вернуться домой ради меня?»
Молодой правитель открыл и закрыл рот. В его глазах загорелась обида. Он чопорно ответил:
— Можешь понимать так.
— Какой именно пост?
Он снова заколебался. Альмалик не был готов к переговорам. Это прекрасно. Аммар тоже не был готов ко всему этому.
— Первым советником Картады. Разумеется. Ибн Хайран кивнул.
— И ты официально назначил своего преемника, до вступления в брак и появления законных наследников? — Эта мысль — чудовищная мысль! — пришла ему в голову только сейчас.
Один из мувардийцев у камина шевельнулся. Ибн Хайран повернулся и посмотрел на него. На этот раз этот человек не отвел взгляда, черного от ненависти. Аммар приветливо улыбнулся и медленно отпил из своего бокала, тоже не отводя глаз.
Альмалик Второй тихо спросил:
— Это твое условие, Аммар? Это мудро?
Конечно, это не было мудрым. Это было чистым безумием.
— Сомневаюсь, — беспечно ответил ибн Хайран. — Оставь это про запас. Ты уже начал переговоры о браке?
— Да, мы получили кое-какие предложения, — Альмалик говорил смущенным тоном.
— Лучше тебе поскорее принять одно из них. Убивать детей не так полезно, как зачинать их. Что ты предпринял в отношении Вальедо?
Правитель снова взял свой бокал и осушил его, потом ответил:
— Я получаю бесполезные советы, Аммар. Они ломают руки в отчаянии. Они советуют удвоить париас, потом отсрочить выплату, потом отказаться платить! Я принял собственные меры, чтобы взбудоражить Руанду и… у нас там есть человек, помнишь его?
— Центуро д'Арроза. Твой отец купил его много лет назад. И что с ним?
— Я дал ему указания сделать кое-что, чтобы вызвать смертельную вражду между Руэндой и Вальедо. Ты знаешь, что они все должны были собраться вместе этой весной. Возможно, они уже встретились.
Ибн Хайран задумчиво сказал:
— Король Рамиро и без поддержки брата представляет для тебя угрозу.
— Да, но что, если заставить его выступить против Руэнды, а не против меня? — У Альмалика на лице появилось выражение школьника, который думает, что он сдал экзамен.
— Что ты сделал?
Правитель Альмалик улыбнулся.
— Этот вопрос задает мой верный советник?
Через секунду ибн Хайран улыбнулся в ответ.
— Вполне справедливо. Тогда что насчет самой Фезаны?
Оборона?
— Стараемся, как можем. Запасов продовольствия на полгода. Некоторые стены отремонтировали, хотя денег мало, как тебе известно. Военное пополнение разместили в новом крыле замка. Я разрешил ваджи возбуждать народный гнев против киндатов.
Аммар почувствовал холод, словно порыв ветра ворвался в комнату. Это слушала женщина, стоящая на балконе.
— Зачем? — спросил он очень тихо. Альмалик пожал плечами.
— Мой отец обычно поступал так же. Ваджи нужно ублажать. Они вдохновляют народ. Во время осады это будет важно. А если они и правда выгонят некоторых киндатов из города или убьют несколько человек, будет легче выдержать осаду. Мне это кажется очевидным.
Ибн Хайран ничего не сказал. Правитель Картады посмотрел на него пристально, с подозрением.
— Мне доложили, что ты в День Крепостного Рва проводил время с одной женщиной-лекарем. Из киндатов. На то была причина?
Кажется, ответы на самые трудные вопросы жизни появляются самым неожиданным путем. Странным образом этот холодный, прищуренный взгляд принес ибн Хайрану облегчение. И напомнил о том, почему он никогда не мог по-настоящему полюбить того мальчика, который стал теперь мужчиной, несмотря на множество доводов «за».
— Ты следил за моими перемещениями? Правитель Картады остался невозмутимым.
— Это ты научил меня, что любая информация полезна. Я хотел вернуть тебя. И искал способ добиться этого.
— И шпионить за мной показалось тебе хорошим способом заручиться моей добровольной помощью?
— Помощь, — ответил правитель Картады, — может быть оказана по многим причинам и во многих видах. Я мог бы сохранить это в тайне от тебя, Аммар. Но не сделал этого. Я здесь, в Рагозе, доверился тебе. Теперь твоя очередь: так была причина?
Ибн Хайран фыркнул.
— Хотел ли я переспать с ней, хочешь ты спросить? Брось, Малик. Я пошел к ней, потому что она лечила одного человека, приглашенного на ту церемонию. Человека, который сказал, что слишком болен и не может прийти. Я понятия не имел, кто она, и узнал об этом только потом. Она случайно оказалась дочерью Исхака бен Йонаннона. Тебе это уже известно. Это тебе о чем-нибудь говорит?
Альмалик кивнул головой.
— Лекаря моего отца. Я его помню. Его ослепили, когда родился последний ребенок Забиры.
— И отрезали ему язык. Правитель еще раз пожал плечами.
— Нам надо было ублажить ваджи, не так ли? По крайней мере, заставить их не проповедовать против нас на улицах. Они хотели, чтобы лекарь-киндат умер. Тогда отец меня удивил, как я помню. — Альмалик вдруг развел руками. — Аммар, я пришел к тебе без оружия. Мне не нужно никакого оружия. Я хочу, чтобы ты стал моим мечом. Что мне для этого сделать?
«Этот разговор слишком затянулся, — понял ибн Хайран. — Он причиняет боль, и чем дольше длится, тем больше опасность». У него тоже не было оружия, не считая обычного кинжала, спрятанного на левой руке. Каким бы спокойным ни казался Альмалик, он принадлежал к тем людям, которых можно заставить совершить опрометчивый поступок, а воины-мувардийцы пустились бы в пляс под звездами пустыни, если бы узнали, что Аммар ибн Хайран из Альджейса умер.
Он сказал:
— Дай мне подумать, Малик. У меня контракт заканчивается в начале осени. Возможно, долг чести будет тогда уплачен.
— До осени? Ты клянешься? Я тебя…
— Я сказал, дай мне подумать. Больше я ничего не обещаю.
— А что мне делать до этого времени?
Губы ибн Хайрана насмешливо дрогнули. Он не мог сдержаться. Он был человеком, который во многих явлениях жизни замечал невыразимую иронию.
— Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, как править Картадой? Здесь и сейчас? В этой комнате, во время карнавала?
Через секунду Альмалик рассмеялся и покачал головой.
— Ты не поверишь, как плохо мне служат, Аммар.
— Так найди лучших людей! Они существуют. По всему Аль-Рассану. Приложи к этому усилия.
— А к чему еще?
Ибн Хайран заколебался. Старые привычки умирают с трудом.
— Вероятно, ты прав: Фезане грозит опасность. Отправится ли в плавание армия джадитов из Батиары этой весной или нет, на севере настроение изменилось. И если ты потеряешь Фезану, то думаю, тебе не удастся удержаться на престоле. Ваджи этого не допустят.
— Или мувардийцы, — сказал Альмалик, бросая взгляд на своих воинов. Они остались невозмутимыми. — Я уже кое-что предпринял в этом направлении. Прямо сегодня, здесь, в Рагозе. Ты меня похвалишь.
Странно, странно и иногда ужасно, как выработанные за всю жизнь инстинкты могут мгновенно заставить воина насторожиться.
— За что? — спросил он спокойным голосом.
Позже он поймет, что каким-то образом знал ответ еще до того, как правитель Картады произнес его.
— Как я тебе уже сказал, со мной приехали еще шестеро. Я приказал им найти и убить вальедского наемника Бельмонте. Он слишком опасен, ему нельзя позволить вернуться обратно к королю Рамиро после окончания срока его ссылки. По-видимому, он сегодня вечером не выходил из дома; они знают, где он находится, и у двери на улицу стоит всего один караульный. — Альмалик Картадский улыбнулся. — Это полезный удар, Аммар. Я причиню немалую боль и Бадиру, и Рамиро, отняв у них этого человека.
«И мне, — подумал при этом Аммар ибн Хайран, но не произнес вслух. — И мне. Немалую боль».
Они вместе победили пятерых воинов в показательном бою прошлой осенью. Но сегодня Рамиро один и не ожидает нападения. По всему городу бродят люди, одетые мувардийцами. Шесть молчаливых убийц, один растерянный караульный у входа. Он мог представить себе, как это произойдет. Сейчас уже, наверное, все кончено.
Все равно человек совершает поступки, движения, не успев подумать. Он вынужден действовать, чтобы заглушить боль. Не успел правитель Картады договорить, как ибн Хайран рванулся к двери своей комнаты и распахнул ее. Не прерывая движения, он плавно пригнулся, и кинжал, брошенный ему в спину, вонзился в темное дерево двери.
Потом он выскочил и побежал по лестнице, перепрыгивая через три, потом через четыре ступеньки зараз, зная, что если Альмалик рассказал ему об этом, то уже слишком поздно. Но все равно бежал, бежал дальше.
Даже в такой спешке он не забыл сделать одну вещь, перед тем как выскочил из дома на улицу.
— Глупец! — услышала Джеана восклицание правителя Картады. — Зачем ты бросил кинжал? Я хочу, чтобы он был с нами, ничтожество!
— Этого не будет.
Второй, мувардиец, говорил с акцентом жителя пустыни, голос его звучал глухо, словно из могилы. Она не видела их. Стоя на длинном балконе, Джеана чувствовала, как на нее навалилось горе, тяжкое, будто кузнечная наковальня. Она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Она ничего не могла сделать. Ей придется ждать, пока они уйдут. Ей хотелось кричать.
— Он вернется, — произнес хриплый голос правителя. — Он расстроился из-за вальедца, своего боевого товарища. Я это предвидел, но ибн Хайран не из тех, кто принимает решения на основе таких вещей. Он первым бы посоветовал мне нанести подобный удар.
— Он не будет с тобой, — снова повторил воин, тихо и с уверенной прямотой.
Последовало короткое молчание.
— Убей этого человека, — спокойно произнес Альмалик Второй, правитель Картады. — Это приказ. Вам приказали не причинять вреда ибн Хайрану. Этот приказ был нарушен. Покарай его. Немедленно.
Джеана затаила дыхание. Мгновение спустя, быстрее, чем она могла себе представить, она услышала стон. Кто-то упал.
— Хорошо, — через секунду услышала она голос правителя Картады. — По крайней мере, некоторые из вас сохранили верность. Оставь здесь его тело. Я хочу, чтобы Аммар знал, что я велел убить этого человека. — Джеана услышала шаги. Голос правителя донесся уже издалека. — Пойдем. Пора уходить из Рагозы. Я сделал все, что мог. Теперь нам остается только ждать Аммара.
— Вы можете убить его, — ответил второй мувардиец тихим голосом без всякого выражения. — Если он вам откажет, зачем оставлять его в живых?
Правитель Картады не ответил.
Через несколько секунд Джеана услышала, как открылась и снова закрылась входная дверь, и кинулась бежать через вторую комнату в коридор. На бегу бросила быстрый взгляд в спальню Аммара. На полу лежал человек. Привычка врача заставила ее остановиться: за столько лет это уже превратилось в инстинкт. Она вбежала в комнату, опустилась рядом с ним на колени и пощупала пульс. Он был мертв, конечно. Кинжала не было видно, но рана зияла в горле. Мувардийцы умели убивать.
Родриго сидит за письменным столом. Пишет письмо домой. Если раздастся стук в дверь, он будет надеяться увидеть подвыпивших друзей.
Джеана вскочила и сбежала вниз по лестнице в прихожую. Хотела взять свою маску на маленьком столике, но ее там не оказалось. Она замерла.
Потом поняла. Ее взял Аммар, чтобы картадцы не увидели маску совы и не заподозрили присутствия в доме женщины. Насколько ей известно, правитель Альмалик мог даже понять, что сова — это символ лекаря, ведь он был учеником Аммара.
И это было частью того горя, которое, подобно камню, лежало в центре ночной круговерти. Она распахнула дверь и выбежала на многолюдную улицу, уже без маски. И начала прокладывать дорогу сквозь толпу по направлению к казарме. Кто-то игриво схватил ее. Джеана вывернулась и побежала дальше. Это было нелегко, вокруг сновали в дыму люди с факелами. Ей понадобилось немало времени, чтобы пробиться сквозь толпу.
Уже потом она поняла, что предупреждением ей послужила тишина.
Когда она снова вернулась на площадь перед казармой, то увидела, что огромная толпа неестественно притихла и отхлынула к периметру площади, подальше от того места, где на земле кто-то лежал.
При свете факелов и одной луны она увидела стоящего там Аммара, без маски, с пепельно-бледным лицом, в окружении других людей, которых она очень хорошо знала. Она протиснулась мимо перешептывающихся зевак и опустилась на колени рядом с раненым, лежащим на булыжной мостовой. Ей потребовался только один взгляд. Здесь искусство лекаря уже не могло помочь. В отчаянии, лишившись дара речи, она беспомощно разрыдалась.
— Джеана, — прошептал умирающий. Глаза его открылись и смотрели прямо в ее глаза. — Джеана… мне… очень жаль…
Она нежно приложила пальцы к его губам. Потом прижала ладонь к его щеке. Нож мувардийца торчал из его груди, и ужасная, кровоточащая, глубокая рана от меча зияла на месте ключицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84