Ни его Воли, ни его Выбора. И с этого все началось. С полного отсутствия всего — Ничто.
Гесиод описал происхождение мира из Хаоса, но Ничто — не есть Хаос, потому как нет и Порядка-лада. Говоря современным языком, Ничто — это абсолютное Безразличие, полное Беззвучие, круглый Ноль.
Но раз все отсутствует — значит, нет и самого Ничто. Да, да, Его нет!
Так, кто различит — есть ли оно, нет ли его? Только тот, кто чувствовал самое Ничто — это Род, порожденный из Его недр. Ибо только он наблюдал за появлением Всего, ибо он и был этим Всем.
Ничто не имело Выбора, пока не было ничего, кроме него самого. И дабы понять, каково оно есть, настолько ли оно всеобъемлюще, Ничто и породило из себя Первого — Рода, чтобы он описал Ничто. И Род сумел это сделать, ибо у него Выбор уже был — выбор между Всем и Ничем.
Рода называют по-всякому. Сущим, Логосом, Богом, Всевышним, Господом и Судом… Я именую его Первым и Величайшим из Магов, потому что лишь маг способен, не обладая ничем, кроме Ничто и самого себя, получить Все.
И Род исследовал себя, обнаружив Суть, заключенную в нем самом. И Род начал творить Вселенную. Да, у него не было ничего для такого деяния, но этого оказалось достаточно.
И любому достаточно самого себя!
Род нашел в себе две основных тенденции будущего Мироздания — стремление к порождению, именуемую Явью, и тягу к уничтожению — Навь.
И не просто так беззвучно сидел молчаливый Род в образе сокола на вершине Мирового дерева. Молчите и Вы, пока не найдете, не отыщите Явь и Навь в себе, но не позволяйте им соприкасаться так часто, как того им хотелось бы! А потому, снова молчите…"
Не успел Игорь поставить троеточие, как домофон издал пронзительный гудок. Несмотря на то, что близилось одиннадцать вечера, и в вечно темном подъезде при наборе цифр могли легко ошибиться, а наш герой никого не ждал, несмотря на все эти логичные объяснения, Игорь всей кожей почувствовал — это не случайность.
Ему недавно стукнуло тридцать два. Он жил отдельно от родителей, в однокомнатной квартире, доставшейся по наследству от умерших родственников. Имея за плечами некоторый опыт общения с незваными гостями (дело в том, что Игорь порою сомневался насчет того мистического путешествия в Аркону), он выключил в прихожей свет, бесшумно подошел к двери и проверил коридор через глазок. Правильно — там свет тоже почему-то потушен, хотя лампу только-только заменили. Домофон продолжал настырно гудеть. Так же осторожно парень отодвинулся за бетонный выступ стены и, громко затопал на месте ногами, изображая бег, затем он резко сказал: «Кто там? Алло! Я слушаю вас!»
Три выстрела подряд попортили его пустотелую дверь на уровне головы, сердца и паха. Если бы в этот миг он действительно поднимал трубку домофона — ранение было бы неминуемо.
Лифт рванулся вниз. Через несколько секунд в подъезде что-то щелкнуло, а затем громко лязгнуло. Взревел мотор, но Игорь счел благоразумным к окну не подходить.
На лестничную клетку высыпали испуганные соседи.
Затем на удивление быстро приехала милиция. Обследовав пробоины, эксперт заявил, что стреляли из помпового ружья. Потом Игоря долго и нудно расспрашивали о нем самом, о его подозрениях. Предложили также переночевать в отделении, но он отказался, дескать, бояться ему некого, а стрелявший, видимо, ошибся. В пользу этого говорил тот факт, что по соседству проживал один, Игоревых лет, гражданин из «новых русских». Но у того давно стояла сейфовая дверь, а ей эти пули — что о стенку горох.
Осмотрев убогое на чужой взгляд убранство Игорева жилища — он не терпел излишеств вовсе не потому, что не мог их себе позволить, а просто не терпел, и все — милиционер только хмыкнул. Но парня это не обидело. Пробежав глазами по увесистой палке из обычного орешника, прислоненной в углу, по длинному двойному книжному шкафу с прогнутыми полками, допотопному магнитофончику на покрывале видавшей виды софы, оперативник удовлетворился осмотром квартиры, и пошел на кухню, где хозяин угощал чаем. Бумаги со стола Игорь предусмотрительно убрал. Впрочем, если бы сознание милиционера не было сковано обычными предрассудками — он, наверняка, заметил бы нечто странное — ореховый посох не отбрасывал тени.
Есть два способа обретения свободы — это сокращение собственных потребностей, и второй более трудный — путь самосовершенствования. Конечно, чем приземленнее запросы, тем больше вещей пылится в шкафах, сервантах, на антресолях. Тем разнообразнее и роскошнее мебель попирает пушистые ковры. Тем изощреннее техника для приготовления пищи и увеселения гостей. Тем обильнее содержание холодильников. Все это Игорю претило. Нет, он не был аскетом, но предпочитал калорийную пищу — экзотической, удобную одежду — модной, единственной его слабостью были инструменты и близкие к ним по функциям кассеты, диски, книги.
«Гляди, парень! Кому-то ты сильно дорогу перешел! Они тебя в покое не оставят!» — заметили на Петровке.
— Можете проверить, товарищ майор, я чист.
— Уже проверяли. За тобой коммерческие бои, и это, возможно, относится к делу. Конечно, профессионал не стал бы палить наугад, да еще из ружья. Это их первое предупреждение. Если что — сразу к нам. Но, лучше бы ты испугался. Целее будешь.
* * *
— Тот, кто лишен сострадания, может выглядеть, ходить и говорить, как обычный человек, но человеком он не является. Кто это сказал? По-моему Кауфман? Да, именно он, — думал Игорь, разглядывая вычурно одетых молодых людей, развалившихся на сидениях вагона напротив.
Главарь допил свое пиво и, сдавив банку в кулаке, швырнул на заплеванный пол. Остатки выплеснулись шипящей пеной, смешиваясь с пылью и мочой московского метро.
Игорь продолжал отрешенно смотреть как бы и на негодяев, но как бы и мимо них:
— Ты считаешь, что самый крутой? Вероятно, среди уродцев, тебе подобных, это соответствует действительности. У тебя водятся деньги. Достаточные, чтобы поить свою дурно пахнущую ватагу. И они бродят за тобой, крепкие на вид, бритоголовые нахалы и нигилисты. Но внутри — ты пустышка, и весь твой напуск — не более чем жалкая попытка казаться героем. И стоит появиться более умному, хитрому, богатому, как он тут же купит тебя со всеми потрохами вместе со всей твоей крутостью для совсем иных безобразий… И ты покорно и слепо последуешь за ним, воображая, что идешь сам…
Игорь перевел взгляд на пол, подонки мелкого пошиба его не интересовали:
А что можно противопоставить деньгам? В смысле, большим деньгам, тем самым, за которые множество людей унижают, предают и убивают друг друга? — продолжил он размышления. — Еще большие деньги не в счет. Классический ответ типа «веру, надежду, любовь» не принимается в силу расплывчатости. Кроме того, в данном конкретном случае речь идет о деньгах умело используемых, деньгах, которые легко превращаются то в автомат в руках убийцы-профессионала, то в официальное мнение прокурора, то в виллу-крепость на каком-нибудь тропическом острове. Но, конечно, любимое их превращение — в еще большие деньги… Похоже, то нападение пять месяцев назад, действительно, было не случайно. Совсем не случайно. Я сделал все правильно. И им не заставить меня свернуть.
От этих невеселых раздумий Игоря оторвал машинист, невнятно пробормотавший через динамик название очередной станции. Парень вышел из вагона и стал медленно подниматься по эскалатору наверх. В подземном переходе было сумрачно. У стены расположилась еще одна группа вызывающе одетых молодых людей. Они курили и негромко перебрасывались короткими фразами, среди которых самым частым определением звучало «такой крутой чувак».
Один из них тут же деловито выгребал бумажную мелочь из металлической коробки, стоящей перед съежившимся в углу бомжем. Бомж что-то жалобно бормотал и робко пытался тоже что-нибудь утащить из жестянки. Вот он схватил грязными пальцами пару бумажек, и Игорь понял, что молодой ублюдок сейчас ударит беднягу. Этого допускать не хотелось, и пришлось дернуть мерзавца за шиворот. Он повалился на спину, неуклюже размахивая руками и выкрикивая ругательства. Игорь, как ни в чем не бывало, прошел мимо.
Жаргон сзади мигом прекратился.
Игорь очень хорошо представлял, что там происходит. Сейчас они тупо смотрят ему в спину, пытаясь осознать происшедшее. На это у них уйдет никак не меньше секунды. Еще столько же они будут выхватывать из карманов свою амуницию, и сокращать дистанцию. Непростительно долго! Грабивший бомжа с Игоревой точки зрения был неисправим. Поэтому парень мысленно пережал ему меридиан сердца и представил, как резко хлопает по левой стороне груди. Это означало сильную аритмию в течение первых двух часов, затем суточное затишье, после которого снова серьезное недомогание с возможным летальным исходом, если кардинально не вмешаются врачи.
Игорь быстро развернулся. Самый «крутой», впрочем только птичьи яйца да склоны гор бывают крутыми, уже стоял в метре от него с газовым пистолетом наизготовку, и собирался произнести нечто гневное и величественное. На пистолет была навинчена насадка с ракетой, и он смотрел Игорю прямо в лицо. Тогда Игорь подтянул колени к груди, повиснув в воздухе, и демонически улыбнулся, обрадовавшись возможности попрактиковаться. Пистолет грохнулся на каменный пол, и самый крутой превратился в самого быстрого.
Боже, как они неслись! Они мчались по кошмарному подземному коридору, безлюдному и бесконечному, в их выпученных глазах рябило от полосатой светотени, а позади, отвратительно хихикая и протягивая к ним длиннющие уродливые руки, летело адское чудовище, и потертый бежевый плащ, словно крылья летучей мыши, развевался у него за спиной.
Чтобы отпустить демона, надо было снова кого-нибудь ужалить или пострадать самому. Предпочтя первое, Игорь выбрал среди бегущих человека с наиболее отвратительной аурой и дотронулся до него. Он подавился криком и рухнул навзничь, вытошнив под себя обед, перемешанный с кровью. Остальные уже скрылись за углом, и не надо было быть ясновидцем, чтобы предсказать их явное нежелание возвращаться сюда, по крайней мере, до окончания Кали-Юги. Оставалось только перескочить через трепыхавшееся тело и поспешно подняться наверх, пока кто-нибудь из случайных очевидцев происшедшего не вызвал из метро милицию. Там Игорь скрылся в безнадежно запутанных проулках между хрущевками и, шагая по краю между тьмой и убогим светом одиноких фонарей, отправился домой.
Представлялось маловероятным, чтобы его даже пытались разыскать. Больно уж противоречивыми и нелепыми будут показания свидетелей. А критическое состояние того, что валяется сейчас в переходе, и того, что если не умрет завтра вечером, так станет инвалидом на всю жизнь, трудно будет квалифицировать как следствие нападения. «Максимум, что может произойти — появится „сенсационная“ статья в какой-нибудь бульварной газете о мистическом супермене, разогнавшем местную шпану,» — размышлял Игорь.
— Есть два пути. На одном правота — источник силы, на другом всё с точностью до наоборот. Различие принципиально: маг выбирает только первый путь и презирает выбравших второй… Если за счет невмешательства, непротивления, неучастия маг теряет правоту, вместе с ней он теряет и силу. Значит, он должен вмешиваться, сопротивляться и участвовать! Того, кто сознательно обирает убогих, перевоспитать вряд ли возможно, да и не моя это задача… Прям, Макаренку нашли!
Чу! Он присел, как будто развязался шнурок, и обшарил колдовским взглядом пустую улицу. Никого.
У всякого уважающего себя человека должны быть враги, ибо есть у каждого то, чем нельзя поступиться. Случай с прострелянной дверью лишь подтверждал, что у Игоря они тоже имеются. Одних выбирал он сам, другие — выбирали его самого.
С первыми — проблем не было. На девяносто девять процентов это объяснялось методами, которыми Игорь пользовался, а также тем, что действовал он совершенно бескорыстно, атакуя первым и для врага совершенно безмотивно. Совершая подобные ночные подвиги, Игорь не оставлял следов, по которым его можно было выследить или вычислить.
Со вторыми — выходило сложнее. Заменив дверь на бронированную, Игорь сдал собственную квартиру в Центре, а сам снимал другую, на окраине, пользуясь разницей цен.
За последний год Игорь поменял жилище два раза, хорошо, что кроме библиотеки и ящиков с кассетами ничего громоздкого перевозить не требовалось. Теперь он чаще обновлял гардероб и вообще имидж, то он был строгим, гладко выбритым «новым русским», то хипарем, спортивной наружности.
Благодаря протекции знакомого майора с Петровки и старинным связям в Бюро Охраны, где его, кстати, помнили по выступлениям на ринге, Игорь прошел курс и получил разрешение на ношение и хранение оружия. Оно тоже было самое обычное, чтобы не привлекать внимания. И в любых ситуациях старался не засвечиваться. Хотя, случись что, парень рассчитывал бы, конечно, совсем не на эту стреляющую ерунду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Гесиод описал происхождение мира из Хаоса, но Ничто — не есть Хаос, потому как нет и Порядка-лада. Говоря современным языком, Ничто — это абсолютное Безразличие, полное Беззвучие, круглый Ноль.
Но раз все отсутствует — значит, нет и самого Ничто. Да, да, Его нет!
Так, кто различит — есть ли оно, нет ли его? Только тот, кто чувствовал самое Ничто — это Род, порожденный из Его недр. Ибо только он наблюдал за появлением Всего, ибо он и был этим Всем.
Ничто не имело Выбора, пока не было ничего, кроме него самого. И дабы понять, каково оно есть, настолько ли оно всеобъемлюще, Ничто и породило из себя Первого — Рода, чтобы он описал Ничто. И Род сумел это сделать, ибо у него Выбор уже был — выбор между Всем и Ничем.
Рода называют по-всякому. Сущим, Логосом, Богом, Всевышним, Господом и Судом… Я именую его Первым и Величайшим из Магов, потому что лишь маг способен, не обладая ничем, кроме Ничто и самого себя, получить Все.
И Род исследовал себя, обнаружив Суть, заключенную в нем самом. И Род начал творить Вселенную. Да, у него не было ничего для такого деяния, но этого оказалось достаточно.
И любому достаточно самого себя!
Род нашел в себе две основных тенденции будущего Мироздания — стремление к порождению, именуемую Явью, и тягу к уничтожению — Навь.
И не просто так беззвучно сидел молчаливый Род в образе сокола на вершине Мирового дерева. Молчите и Вы, пока не найдете, не отыщите Явь и Навь в себе, но не позволяйте им соприкасаться так часто, как того им хотелось бы! А потому, снова молчите…"
Не успел Игорь поставить троеточие, как домофон издал пронзительный гудок. Несмотря на то, что близилось одиннадцать вечера, и в вечно темном подъезде при наборе цифр могли легко ошибиться, а наш герой никого не ждал, несмотря на все эти логичные объяснения, Игорь всей кожей почувствовал — это не случайность.
Ему недавно стукнуло тридцать два. Он жил отдельно от родителей, в однокомнатной квартире, доставшейся по наследству от умерших родственников. Имея за плечами некоторый опыт общения с незваными гостями (дело в том, что Игорь порою сомневался насчет того мистического путешествия в Аркону), он выключил в прихожей свет, бесшумно подошел к двери и проверил коридор через глазок. Правильно — там свет тоже почему-то потушен, хотя лампу только-только заменили. Домофон продолжал настырно гудеть. Так же осторожно парень отодвинулся за бетонный выступ стены и, громко затопал на месте ногами, изображая бег, затем он резко сказал: «Кто там? Алло! Я слушаю вас!»
Три выстрела подряд попортили его пустотелую дверь на уровне головы, сердца и паха. Если бы в этот миг он действительно поднимал трубку домофона — ранение было бы неминуемо.
Лифт рванулся вниз. Через несколько секунд в подъезде что-то щелкнуло, а затем громко лязгнуло. Взревел мотор, но Игорь счел благоразумным к окну не подходить.
На лестничную клетку высыпали испуганные соседи.
Затем на удивление быстро приехала милиция. Обследовав пробоины, эксперт заявил, что стреляли из помпового ружья. Потом Игоря долго и нудно расспрашивали о нем самом, о его подозрениях. Предложили также переночевать в отделении, но он отказался, дескать, бояться ему некого, а стрелявший, видимо, ошибся. В пользу этого говорил тот факт, что по соседству проживал один, Игоревых лет, гражданин из «новых русских». Но у того давно стояла сейфовая дверь, а ей эти пули — что о стенку горох.
Осмотрев убогое на чужой взгляд убранство Игорева жилища — он не терпел излишеств вовсе не потому, что не мог их себе позволить, а просто не терпел, и все — милиционер только хмыкнул. Но парня это не обидело. Пробежав глазами по увесистой палке из обычного орешника, прислоненной в углу, по длинному двойному книжному шкафу с прогнутыми полками, допотопному магнитофончику на покрывале видавшей виды софы, оперативник удовлетворился осмотром квартиры, и пошел на кухню, где хозяин угощал чаем. Бумаги со стола Игорь предусмотрительно убрал. Впрочем, если бы сознание милиционера не было сковано обычными предрассудками — он, наверняка, заметил бы нечто странное — ореховый посох не отбрасывал тени.
Есть два способа обретения свободы — это сокращение собственных потребностей, и второй более трудный — путь самосовершенствования. Конечно, чем приземленнее запросы, тем больше вещей пылится в шкафах, сервантах, на антресолях. Тем разнообразнее и роскошнее мебель попирает пушистые ковры. Тем изощреннее техника для приготовления пищи и увеселения гостей. Тем обильнее содержание холодильников. Все это Игорю претило. Нет, он не был аскетом, но предпочитал калорийную пищу — экзотической, удобную одежду — модной, единственной его слабостью были инструменты и близкие к ним по функциям кассеты, диски, книги.
«Гляди, парень! Кому-то ты сильно дорогу перешел! Они тебя в покое не оставят!» — заметили на Петровке.
— Можете проверить, товарищ майор, я чист.
— Уже проверяли. За тобой коммерческие бои, и это, возможно, относится к делу. Конечно, профессионал не стал бы палить наугад, да еще из ружья. Это их первое предупреждение. Если что — сразу к нам. Но, лучше бы ты испугался. Целее будешь.
* * *
— Тот, кто лишен сострадания, может выглядеть, ходить и говорить, как обычный человек, но человеком он не является. Кто это сказал? По-моему Кауфман? Да, именно он, — думал Игорь, разглядывая вычурно одетых молодых людей, развалившихся на сидениях вагона напротив.
Главарь допил свое пиво и, сдавив банку в кулаке, швырнул на заплеванный пол. Остатки выплеснулись шипящей пеной, смешиваясь с пылью и мочой московского метро.
Игорь продолжал отрешенно смотреть как бы и на негодяев, но как бы и мимо них:
— Ты считаешь, что самый крутой? Вероятно, среди уродцев, тебе подобных, это соответствует действительности. У тебя водятся деньги. Достаточные, чтобы поить свою дурно пахнущую ватагу. И они бродят за тобой, крепкие на вид, бритоголовые нахалы и нигилисты. Но внутри — ты пустышка, и весь твой напуск — не более чем жалкая попытка казаться героем. И стоит появиться более умному, хитрому, богатому, как он тут же купит тебя со всеми потрохами вместе со всей твоей крутостью для совсем иных безобразий… И ты покорно и слепо последуешь за ним, воображая, что идешь сам…
Игорь перевел взгляд на пол, подонки мелкого пошиба его не интересовали:
А что можно противопоставить деньгам? В смысле, большим деньгам, тем самым, за которые множество людей унижают, предают и убивают друг друга? — продолжил он размышления. — Еще большие деньги не в счет. Классический ответ типа «веру, надежду, любовь» не принимается в силу расплывчатости. Кроме того, в данном конкретном случае речь идет о деньгах умело используемых, деньгах, которые легко превращаются то в автомат в руках убийцы-профессионала, то в официальное мнение прокурора, то в виллу-крепость на каком-нибудь тропическом острове. Но, конечно, любимое их превращение — в еще большие деньги… Похоже, то нападение пять месяцев назад, действительно, было не случайно. Совсем не случайно. Я сделал все правильно. И им не заставить меня свернуть.
От этих невеселых раздумий Игоря оторвал машинист, невнятно пробормотавший через динамик название очередной станции. Парень вышел из вагона и стал медленно подниматься по эскалатору наверх. В подземном переходе было сумрачно. У стены расположилась еще одна группа вызывающе одетых молодых людей. Они курили и негромко перебрасывались короткими фразами, среди которых самым частым определением звучало «такой крутой чувак».
Один из них тут же деловито выгребал бумажную мелочь из металлической коробки, стоящей перед съежившимся в углу бомжем. Бомж что-то жалобно бормотал и робко пытался тоже что-нибудь утащить из жестянки. Вот он схватил грязными пальцами пару бумажек, и Игорь понял, что молодой ублюдок сейчас ударит беднягу. Этого допускать не хотелось, и пришлось дернуть мерзавца за шиворот. Он повалился на спину, неуклюже размахивая руками и выкрикивая ругательства. Игорь, как ни в чем не бывало, прошел мимо.
Жаргон сзади мигом прекратился.
Игорь очень хорошо представлял, что там происходит. Сейчас они тупо смотрят ему в спину, пытаясь осознать происшедшее. На это у них уйдет никак не меньше секунды. Еще столько же они будут выхватывать из карманов свою амуницию, и сокращать дистанцию. Непростительно долго! Грабивший бомжа с Игоревой точки зрения был неисправим. Поэтому парень мысленно пережал ему меридиан сердца и представил, как резко хлопает по левой стороне груди. Это означало сильную аритмию в течение первых двух часов, затем суточное затишье, после которого снова серьезное недомогание с возможным летальным исходом, если кардинально не вмешаются врачи.
Игорь быстро развернулся. Самый «крутой», впрочем только птичьи яйца да склоны гор бывают крутыми, уже стоял в метре от него с газовым пистолетом наизготовку, и собирался произнести нечто гневное и величественное. На пистолет была навинчена насадка с ракетой, и он смотрел Игорю прямо в лицо. Тогда Игорь подтянул колени к груди, повиснув в воздухе, и демонически улыбнулся, обрадовавшись возможности попрактиковаться. Пистолет грохнулся на каменный пол, и самый крутой превратился в самого быстрого.
Боже, как они неслись! Они мчались по кошмарному подземному коридору, безлюдному и бесконечному, в их выпученных глазах рябило от полосатой светотени, а позади, отвратительно хихикая и протягивая к ним длиннющие уродливые руки, летело адское чудовище, и потертый бежевый плащ, словно крылья летучей мыши, развевался у него за спиной.
Чтобы отпустить демона, надо было снова кого-нибудь ужалить или пострадать самому. Предпочтя первое, Игорь выбрал среди бегущих человека с наиболее отвратительной аурой и дотронулся до него. Он подавился криком и рухнул навзничь, вытошнив под себя обед, перемешанный с кровью. Остальные уже скрылись за углом, и не надо было быть ясновидцем, чтобы предсказать их явное нежелание возвращаться сюда, по крайней мере, до окончания Кали-Юги. Оставалось только перескочить через трепыхавшееся тело и поспешно подняться наверх, пока кто-нибудь из случайных очевидцев происшедшего не вызвал из метро милицию. Там Игорь скрылся в безнадежно запутанных проулках между хрущевками и, шагая по краю между тьмой и убогим светом одиноких фонарей, отправился домой.
Представлялось маловероятным, чтобы его даже пытались разыскать. Больно уж противоречивыми и нелепыми будут показания свидетелей. А критическое состояние того, что валяется сейчас в переходе, и того, что если не умрет завтра вечером, так станет инвалидом на всю жизнь, трудно будет квалифицировать как следствие нападения. «Максимум, что может произойти — появится „сенсационная“ статья в какой-нибудь бульварной газете о мистическом супермене, разогнавшем местную шпану,» — размышлял Игорь.
— Есть два пути. На одном правота — источник силы, на другом всё с точностью до наоборот. Различие принципиально: маг выбирает только первый путь и презирает выбравших второй… Если за счет невмешательства, непротивления, неучастия маг теряет правоту, вместе с ней он теряет и силу. Значит, он должен вмешиваться, сопротивляться и участвовать! Того, кто сознательно обирает убогих, перевоспитать вряд ли возможно, да и не моя это задача… Прям, Макаренку нашли!
Чу! Он присел, как будто развязался шнурок, и обшарил колдовским взглядом пустую улицу. Никого.
У всякого уважающего себя человека должны быть враги, ибо есть у каждого то, чем нельзя поступиться. Случай с прострелянной дверью лишь подтверждал, что у Игоря они тоже имеются. Одних выбирал он сам, другие — выбирали его самого.
С первыми — проблем не было. На девяносто девять процентов это объяснялось методами, которыми Игорь пользовался, а также тем, что действовал он совершенно бескорыстно, атакуя первым и для врага совершенно безмотивно. Совершая подобные ночные подвиги, Игорь не оставлял следов, по которым его можно было выследить или вычислить.
Со вторыми — выходило сложнее. Заменив дверь на бронированную, Игорь сдал собственную квартиру в Центре, а сам снимал другую, на окраине, пользуясь разницей цен.
За последний год Игорь поменял жилище два раза, хорошо, что кроме библиотеки и ящиков с кассетами ничего громоздкого перевозить не требовалось. Теперь он чаще обновлял гардероб и вообще имидж, то он был строгим, гладко выбритым «новым русским», то хипарем, спортивной наружности.
Благодаря протекции знакомого майора с Петровки и старинным связям в Бюро Охраны, где его, кстати, помнили по выступлениям на ринге, Игорь прошел курс и получил разрешение на ношение и хранение оружия. Оно тоже было самое обычное, чтобы не привлекать внимания. И в любых ситуациях старался не засвечиваться. Хотя, случись что, парень рассчитывал бы, конечно, совсем не на эту стреляющую ерунду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46