Они перенеслись в сновидение, стали актерами своих собственных снов, растянутых на все путешествие, на долгие месяцы, пока звездолет будет бороздить космос в поисках новых планет.
– К какому миру мы летим? – в третий раз спросил Алган.
– Жеребец бьет копытом от нетерпения, – усмехнулся Пейн. – Я уже сказал, к центру Галактики. Но прежде мы совершим посадку на Эльсиноре, одной из планет пуритан. Если кто-нибудь пожелает остаться там, по-видимому, сможет это сделать. Но охотников жить там мало. Желание обосноваться в сих краях пропадает через несколько дней пребывания на этих проклятых планетах. Сами увидите почему.
– А затем? – спросил Алган.
– Не спешите. Миры, куда мы направляемся, еще не имеют имен. Они обозначены цифрами. Не исключено, Алган, что одну из них заменит ваше имя, если, конечно, вас не останется в живых. Планета Алган! Неплохо звучит. Нам еще далеко до настоящих испытаний. А пока мы будем развлекать друг друга байками, читать, покуривать трубки, надеясь, что так время пролетит быстрее. А когда побываете на паре-другой особо негостеприимных миров, станете молиться, чтобы каждая минута здесь текла как можно медленнее.
Алган встал и прошелся по каюте. Он ясно слышал скрип песка под сапогами. Возле стены лес исчезал, и в стене проступали очертания двери.
Он улегся в траву, закрыл глаза и ощутил на коже ласковое тепло несуществующего солнца, но пальцы его гладили отполированную поверхность пола.
– Зачем, – протянул он с ленцой, – и зачем только нужно осваивать эти новые миры?
Ему казалось, что его слова тают в пустоте. Остальные молчали. Он продолжил.
– Нами жертвуют по разным соображениям. Кому нужны эти жертвы? Неужели на освоенных планетах нет места для людей, которые появятся на свет еще много веков спустя?
Молчание спутников было ему не по душе, он чувствовал в нем недоверие, затаенный страх. Такой вопрос не следовало задавать вслух. Он прекрасно сознавал это, а потому на последних словах сделал особое ударение.
– Все решает Бетельгейзе, – нарушил молчание Пейн. – Но так говорить не надо, малыш. Это может плохо кончиться.
– Я хочу знать, – возразил Алган, – просто-напросто знать. Я должен быть уверен в том, что моя деятельность принесет пользу кому-нибудь или чему-нибудь.
– Зачем тебе это, малыш? От тебя требуют дела, вот и исполняй его! Разве все в жизни идет только на пользу чему-нибудь? Не мучай себя вопросами. Отвыкни от дурной привычки древнепланетян.
Пейн смотрел на Алгана с сочувствием, взгляд его казался даже дружеским. «Неужели за этими светлыми глазами, – подумал Алган, – кроется холодная пустота, вызванная долгими годами жизни в космосе?» Он перевел взгляд на Сарлана. Молодой человек выглядел испуганным, хотя его лицо не скрывало восхищения Алганом.
Алган устроил ноги поудобнее на моховой кочке.
– В конце концов, какая разница, – спокойно заключил он. Его мысли были заняты Бетельгейзе, ее тайным могуществом, ее укрывшимся в тени правительством, которое держало в руках нити судеб времени и звезд.
С каждой попыткой разобраться в хитросплетениях структуры пространства люди все больше убеждались в ее бесконечной сложности. Начав с простых абстрактных идей, они пришли к столь сложным геометрическим построениям, что сами едва понимали их. Одним из основных понятий, на котором зиждилось понимание пространства, было понятие геодезической линии, то есть кратчайшей траектории, соединяющей две точки пространства. Но реальное пространство состоит из множества, если не из бесконечного числа геодезических линий. И, как предсказал в начале эры Освоения Берже, две точки в пространстве могут быть связаны несколькими линиями, каждая из которых по-своему самая короткая, поскольку позволяет пропустить определенное количество информации. Ради простоты можно сказать, что одни линии короче других, но, двигаясь по этим более коротким путям, твердые тела и сигналы претерпевают большие искажения, хотя это, казалось бы, противоречит реальному физическому миру. Некоторые кратчайшие геодезические линии, которые априори кажутся самыми выгодными, непроходимы для кораблей – к концу перелета они деформируются так, что это ведет к гибели экипажа.
Первые звездолеты двигались по траектории светового луча со скоростью, далекой от скорости света. Продолжительность путешествия предсказать было почти невозможно, темпоральные искажения были необычайно велики, хотя коэффициент физических искажений оставался почти нулевым и катастрофы происходили редко.
Но человечество двигалось вперед гигантскими шагами. Вскоре корабли достигли скоростей, близких к скорости света, и сразу возросли искажения. Была разработана теория геодезических линий пространства, и создан математический аппарат, позволявший рассчитать вероятность искажений и дать примерную оценку ожидаемых изменений твердых тел и сигналов, отправленных по новым траекториям.
Теперь корабли двинулись по внесветовым путям. Люди научились определять местонахождение в пространстве безотносительно к звездам и электромагнитным источникам излучения. Корабль мог с удовлетворительной точностью ориентироваться в подпространстве по предыдущим координатам, скорости и смене направлений полета. Вероятность аварий была сведена к нулю. Ее можно было не принимать в расчет, тем более, что кораблю угрожали другие, более страшные опасности. Самым слабым звеном оставались люди. Ностальгия и однообразие полета, помноженные на чувство страха и одиночество, порождали нервозность, которая грозила гибелью всему кораблю. Психологи разработали условия, необходимые человеку в полете. Инженеры удовлетворили их требования. Выход был найден. Эпоха великих открытий и проектов требовала своих гениев. И она их нашла, выпестовала и использовала. Некоторые из них, подстегиваемые временем, обратились к стимуляторам, которые вдесятеро усилили отдачу их интеллекта, хотя и вдесятеро быстрее разрушали их организм. Но то была эпоха величия и страстей.
За века из нитей, соединявших звезды, сплелась единая ткань. Корабли, набитые первопроходцами с древних миров, отправились на новые планеты. Появились новые центры цивилизации. За несколько веков численность человечества невероятно возросла, но по сравнению с количеством потенциально обитаемых миров население Освоенной Галактики оставалось более чем скромным. Неизмеримо обширное, неподконтрольное пространство, окружавшее людей, породило космические мифы. Историки и социологи подчеркивали, что серьезные конфликты остались в прошлом. И война действительно теперь велась только с одним противником – с пространством.
Обрели воплощение некоторые утопические идеи. Наступило время многочисленных и изменчивых цивилизаций. Именно тогда были заложены основы пуританских миров. И именно тогда утвердилась власть Бетельгейзе, крепнувшая по мере того, как отступали границы Освоенной Галактики.
Одни считали, что таков естественный путь развития, другие говорили о случайности и приводили в доказательство статистически предсказуемые результаты, третьи относили все на счет деятельности одного или нескольких скрывающихся в тени людей.
И эти последние были недалеки от истины, хотя вряд ли сознавали это.
Жерг Алган открыл глаза. Легкий ветерок приятно холодил лицо. Ночь еще не кончилась. В небе сверкали звезды, и две рыжие луны чинно кружили одна вокруг другой. Издали доносились протяжные крики каких-то животных. Они рождали спокойствие в истерзанной душе.
Алган приподнялся на локте. В лесу царил мир. Мох казался влажным, хотя до утренней росы было еще далеко.
Вокруг никого, нет ни оборудования, ни палаток, ни людей. Он машинально ощупал землю вокруг в поисках оружия. Ничего. Даже охотничьего излучателя на поясе не оказалось.
– Куда же подевалось сафари? – проворчал он и тут с трудом припомнил, что произошло.
Накануне они весь день лазали по руинам, которые так хотел осмотреть человек с Бетельгейзе. Они даже рискнули забраться в запретный сектор, чтобы подстрелить пару животных-мутантов. В конце концов они выбрали для стоянки лужайку подальше от стойбища аборигенов, запах которых раздражал даже Алгана.
Издали донесся вой. Алган впервые слышал его. Что-то в этом лесу было не так. Может быть, лунный свет? Ведь над Даркией висит всего одна луна. Или его занесло в иные места? Разрозненные воспоминания путались в голове.
Он вскочил на ноги и сделал несколько шагов. На соседней койке спал человек. Алган склонился над ним. Лицо было незнакомым. Он никогда не встречался с этим седым морщинистым стариком. Он поразился бледности его кожи, она была словно соткана из лунного света.
Две луны. В голове прояснилось. Значит, он находится не на Даркии.
Верно, он же в космосе.
Алган потряс спящего за плечо. В памяти проносились имена, знакомые лица.
– Где мое сафари? – крикнул он в лицо разбуженному незнакомцу и, не надеясь на ответ, охватив голову руками, опустился на край койки.
– Нет, – повторял он, – нет.
К горлу подкатывало что-то вязкое, глаза недобро вспыхнули. Наружу рвался гнев, и не только гнев, а что-то пострашнее.
– Ну-ну, малыш, не заводись, – голос у Пейна был сонный. – Мы всего два месяца в космосе и вскоре прибудем на Эльсинор.
– Я был вне… – пробормотал Алган. – Я был в лесу. И мне казалось, что я никуда не улетал.
– Знаю, – успокоил его Пейн. – Такое случается со многими. Я сам очень долго видел в снах родной город. Красивый гордый город, выросший на алебастрово-белой скале в мире, который вы никогда не увидите и куда я никогда не вернусь, ведь он находится на другом конце Освоенной Галактики. Я жил там свободным человеком, и этого здесь никому не понять. Какая разница. Как говорится в пословице, миры мелькают, а люди приходят и уходят. Давайте разбудим Ногаро и пойдем перекусим.
У Ногаро, худощавого молчаливого брюнета с острыми чертами лица и глубоко запавшими глазами, были на удивление длинные пальцы. В его движениях ощущалась не столько сила, сколько ловкость и быстрота. На всякой древней планете, в древних городах, где полиция невездесуща, он прослыл бы опасным человеком.
Ногаро жил в одном блоке с Пейном и Алганом. Он никого ни о чем не расспрашивал, ничего никому не говорил и только безмолвно кивал головой. Видно, он знал о космосе не меньше Пейна, хотя и выглядел куда моложе его.
Экипаж звездолета относился к Ногаро настороженно. И Алган знал, что Ногаро имеет доступ в некоторые помещения корабля, куда первопроходцам вход воспрещен.
В столовой Алган стал выпытывать у Пейна, что тому известно об Эльсиноре, и краем глаза наблюдал за Ногаро. До сих пор Пейн говорил о планетах пуритан лишь намеками.
– Увидите сами, когда приземлимся, – отмахивался Пейн. – Все, что могу вам сказать, – вид у города препечальный, жители носят странные маски. Вы получите такую же, покидая корабль. Но торговцы они отменные.
– Послушайте, Пейн, – не отставал от него Алган. – Неужели никому не удалось вырваться из лап полиции? Неужели никто ни разу не смог удрать на родную планету?
– А зачем? – удивился Пейн. – Только жителям древних городов может прийти в голову такая мысль. Жизнь в космосе имеет свои хорошие и плохие стороны. Но ведь и на планете она не сплошной праздник. Бетельгейзе лучше знает, что вам больше подходит.
– Вы в этом уверены? – вступил в разговор Ногаро.
– Простите? – удивленно воскликнул Пейн.
– Я спросил вас, откуда у вас уверенность в том, что Бетельгейзе лучше знает, что вам больше подходит?
Низкий голос Ногаро звучал глуховато, словно доносился издалека, отражаясь от многочисленных стен и просачиваясь сквозь невидимые трещины.
Алган наклонился вперед и даже перестал жевать.
– Не знаю, – медленно протянул Пейн. – Я простой матрос. Я шатаюсь по космосу и старею. Люди на Бетельгейзе принимают решения. Я не знаю, хороши они для меня или нет. Если мне велят отправиться на новую планету и расчистить ее, я не спорю. Мне не важно, кто ее заселит, что там будет расти, я делаю дело, раз мне приказали. Так делаю я, так делал мой отец. Мы не чувствуем привязанности к какой-то одной планете. Мы свободные люди, а потому прыгаем с одной планеты на другую.
– Хорошо, – усмехнулся Ногаро, обнажив длинные зубы. – А вы, Алган? Что вы думаете по этому поводу? Как вы относитесь к политике Бетельгейзе?
Алган уперся ладонями в стол и глубоко вздохнул.
– Я ненавижу Бетельгейзе, – с расстановкой, но достаточно громко, чтобы его слышали за соседними столиками, процедил он. – Я ненавижу все, что исходит от Бетельгейзе, и у меня нет никакого доверия к ее политике.
Все взгляды обратились в его сторону. Вокруг воцарилась тишина.
– А можно узнать почему? – осведомился Ногаро.
– Я родом из древнего Дарка, – ответил Алган, – и не скрываю этого. Я – человек города и требую лишь одного: оставьте меня в покое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– К какому миру мы летим? – в третий раз спросил Алган.
– Жеребец бьет копытом от нетерпения, – усмехнулся Пейн. – Я уже сказал, к центру Галактики. Но прежде мы совершим посадку на Эльсиноре, одной из планет пуритан. Если кто-нибудь пожелает остаться там, по-видимому, сможет это сделать. Но охотников жить там мало. Желание обосноваться в сих краях пропадает через несколько дней пребывания на этих проклятых планетах. Сами увидите почему.
– А затем? – спросил Алган.
– Не спешите. Миры, куда мы направляемся, еще не имеют имен. Они обозначены цифрами. Не исключено, Алган, что одну из них заменит ваше имя, если, конечно, вас не останется в живых. Планета Алган! Неплохо звучит. Нам еще далеко до настоящих испытаний. А пока мы будем развлекать друг друга байками, читать, покуривать трубки, надеясь, что так время пролетит быстрее. А когда побываете на паре-другой особо негостеприимных миров, станете молиться, чтобы каждая минута здесь текла как можно медленнее.
Алган встал и прошелся по каюте. Он ясно слышал скрип песка под сапогами. Возле стены лес исчезал, и в стене проступали очертания двери.
Он улегся в траву, закрыл глаза и ощутил на коже ласковое тепло несуществующего солнца, но пальцы его гладили отполированную поверхность пола.
– Зачем, – протянул он с ленцой, – и зачем только нужно осваивать эти новые миры?
Ему казалось, что его слова тают в пустоте. Остальные молчали. Он продолжил.
– Нами жертвуют по разным соображениям. Кому нужны эти жертвы? Неужели на освоенных планетах нет места для людей, которые появятся на свет еще много веков спустя?
Молчание спутников было ему не по душе, он чувствовал в нем недоверие, затаенный страх. Такой вопрос не следовало задавать вслух. Он прекрасно сознавал это, а потому на последних словах сделал особое ударение.
– Все решает Бетельгейзе, – нарушил молчание Пейн. – Но так говорить не надо, малыш. Это может плохо кончиться.
– Я хочу знать, – возразил Алган, – просто-напросто знать. Я должен быть уверен в том, что моя деятельность принесет пользу кому-нибудь или чему-нибудь.
– Зачем тебе это, малыш? От тебя требуют дела, вот и исполняй его! Разве все в жизни идет только на пользу чему-нибудь? Не мучай себя вопросами. Отвыкни от дурной привычки древнепланетян.
Пейн смотрел на Алгана с сочувствием, взгляд его казался даже дружеским. «Неужели за этими светлыми глазами, – подумал Алган, – кроется холодная пустота, вызванная долгими годами жизни в космосе?» Он перевел взгляд на Сарлана. Молодой человек выглядел испуганным, хотя его лицо не скрывало восхищения Алганом.
Алган устроил ноги поудобнее на моховой кочке.
– В конце концов, какая разница, – спокойно заключил он. Его мысли были заняты Бетельгейзе, ее тайным могуществом, ее укрывшимся в тени правительством, которое держало в руках нити судеб времени и звезд.
С каждой попыткой разобраться в хитросплетениях структуры пространства люди все больше убеждались в ее бесконечной сложности. Начав с простых абстрактных идей, они пришли к столь сложным геометрическим построениям, что сами едва понимали их. Одним из основных понятий, на котором зиждилось понимание пространства, было понятие геодезической линии, то есть кратчайшей траектории, соединяющей две точки пространства. Но реальное пространство состоит из множества, если не из бесконечного числа геодезических линий. И, как предсказал в начале эры Освоения Берже, две точки в пространстве могут быть связаны несколькими линиями, каждая из которых по-своему самая короткая, поскольку позволяет пропустить определенное количество информации. Ради простоты можно сказать, что одни линии короче других, но, двигаясь по этим более коротким путям, твердые тела и сигналы претерпевают большие искажения, хотя это, казалось бы, противоречит реальному физическому миру. Некоторые кратчайшие геодезические линии, которые априори кажутся самыми выгодными, непроходимы для кораблей – к концу перелета они деформируются так, что это ведет к гибели экипажа.
Первые звездолеты двигались по траектории светового луча со скоростью, далекой от скорости света. Продолжительность путешествия предсказать было почти невозможно, темпоральные искажения были необычайно велики, хотя коэффициент физических искажений оставался почти нулевым и катастрофы происходили редко.
Но человечество двигалось вперед гигантскими шагами. Вскоре корабли достигли скоростей, близких к скорости света, и сразу возросли искажения. Была разработана теория геодезических линий пространства, и создан математический аппарат, позволявший рассчитать вероятность искажений и дать примерную оценку ожидаемых изменений твердых тел и сигналов, отправленных по новым траекториям.
Теперь корабли двинулись по внесветовым путям. Люди научились определять местонахождение в пространстве безотносительно к звездам и электромагнитным источникам излучения. Корабль мог с удовлетворительной точностью ориентироваться в подпространстве по предыдущим координатам, скорости и смене направлений полета. Вероятность аварий была сведена к нулю. Ее можно было не принимать в расчет, тем более, что кораблю угрожали другие, более страшные опасности. Самым слабым звеном оставались люди. Ностальгия и однообразие полета, помноженные на чувство страха и одиночество, порождали нервозность, которая грозила гибелью всему кораблю. Психологи разработали условия, необходимые человеку в полете. Инженеры удовлетворили их требования. Выход был найден. Эпоха великих открытий и проектов требовала своих гениев. И она их нашла, выпестовала и использовала. Некоторые из них, подстегиваемые временем, обратились к стимуляторам, которые вдесятеро усилили отдачу их интеллекта, хотя и вдесятеро быстрее разрушали их организм. Но то была эпоха величия и страстей.
За века из нитей, соединявших звезды, сплелась единая ткань. Корабли, набитые первопроходцами с древних миров, отправились на новые планеты. Появились новые центры цивилизации. За несколько веков численность человечества невероятно возросла, но по сравнению с количеством потенциально обитаемых миров население Освоенной Галактики оставалось более чем скромным. Неизмеримо обширное, неподконтрольное пространство, окружавшее людей, породило космические мифы. Историки и социологи подчеркивали, что серьезные конфликты остались в прошлом. И война действительно теперь велась только с одним противником – с пространством.
Обрели воплощение некоторые утопические идеи. Наступило время многочисленных и изменчивых цивилизаций. Именно тогда были заложены основы пуританских миров. И именно тогда утвердилась власть Бетельгейзе, крепнувшая по мере того, как отступали границы Освоенной Галактики.
Одни считали, что таков естественный путь развития, другие говорили о случайности и приводили в доказательство статистически предсказуемые результаты, третьи относили все на счет деятельности одного или нескольких скрывающихся в тени людей.
И эти последние были недалеки от истины, хотя вряд ли сознавали это.
Жерг Алган открыл глаза. Легкий ветерок приятно холодил лицо. Ночь еще не кончилась. В небе сверкали звезды, и две рыжие луны чинно кружили одна вокруг другой. Издали доносились протяжные крики каких-то животных. Они рождали спокойствие в истерзанной душе.
Алган приподнялся на локте. В лесу царил мир. Мох казался влажным, хотя до утренней росы было еще далеко.
Вокруг никого, нет ни оборудования, ни палаток, ни людей. Он машинально ощупал землю вокруг в поисках оружия. Ничего. Даже охотничьего излучателя на поясе не оказалось.
– Куда же подевалось сафари? – проворчал он и тут с трудом припомнил, что произошло.
Накануне они весь день лазали по руинам, которые так хотел осмотреть человек с Бетельгейзе. Они даже рискнули забраться в запретный сектор, чтобы подстрелить пару животных-мутантов. В конце концов они выбрали для стоянки лужайку подальше от стойбища аборигенов, запах которых раздражал даже Алгана.
Издали донесся вой. Алган впервые слышал его. Что-то в этом лесу было не так. Может быть, лунный свет? Ведь над Даркией висит всего одна луна. Или его занесло в иные места? Разрозненные воспоминания путались в голове.
Он вскочил на ноги и сделал несколько шагов. На соседней койке спал человек. Алган склонился над ним. Лицо было незнакомым. Он никогда не встречался с этим седым морщинистым стариком. Он поразился бледности его кожи, она была словно соткана из лунного света.
Две луны. В голове прояснилось. Значит, он находится не на Даркии.
Верно, он же в космосе.
Алган потряс спящего за плечо. В памяти проносились имена, знакомые лица.
– Где мое сафари? – крикнул он в лицо разбуженному незнакомцу и, не надеясь на ответ, охватив голову руками, опустился на край койки.
– Нет, – повторял он, – нет.
К горлу подкатывало что-то вязкое, глаза недобро вспыхнули. Наружу рвался гнев, и не только гнев, а что-то пострашнее.
– Ну-ну, малыш, не заводись, – голос у Пейна был сонный. – Мы всего два месяца в космосе и вскоре прибудем на Эльсинор.
– Я был вне… – пробормотал Алган. – Я был в лесу. И мне казалось, что я никуда не улетал.
– Знаю, – успокоил его Пейн. – Такое случается со многими. Я сам очень долго видел в снах родной город. Красивый гордый город, выросший на алебастрово-белой скале в мире, который вы никогда не увидите и куда я никогда не вернусь, ведь он находится на другом конце Освоенной Галактики. Я жил там свободным человеком, и этого здесь никому не понять. Какая разница. Как говорится в пословице, миры мелькают, а люди приходят и уходят. Давайте разбудим Ногаро и пойдем перекусим.
У Ногаро, худощавого молчаливого брюнета с острыми чертами лица и глубоко запавшими глазами, были на удивление длинные пальцы. В его движениях ощущалась не столько сила, сколько ловкость и быстрота. На всякой древней планете, в древних городах, где полиция невездесуща, он прослыл бы опасным человеком.
Ногаро жил в одном блоке с Пейном и Алганом. Он никого ни о чем не расспрашивал, ничего никому не говорил и только безмолвно кивал головой. Видно, он знал о космосе не меньше Пейна, хотя и выглядел куда моложе его.
Экипаж звездолета относился к Ногаро настороженно. И Алган знал, что Ногаро имеет доступ в некоторые помещения корабля, куда первопроходцам вход воспрещен.
В столовой Алган стал выпытывать у Пейна, что тому известно об Эльсиноре, и краем глаза наблюдал за Ногаро. До сих пор Пейн говорил о планетах пуритан лишь намеками.
– Увидите сами, когда приземлимся, – отмахивался Пейн. – Все, что могу вам сказать, – вид у города препечальный, жители носят странные маски. Вы получите такую же, покидая корабль. Но торговцы они отменные.
– Послушайте, Пейн, – не отставал от него Алган. – Неужели никому не удалось вырваться из лап полиции? Неужели никто ни разу не смог удрать на родную планету?
– А зачем? – удивился Пейн. – Только жителям древних городов может прийти в голову такая мысль. Жизнь в космосе имеет свои хорошие и плохие стороны. Но ведь и на планете она не сплошной праздник. Бетельгейзе лучше знает, что вам больше подходит.
– Вы в этом уверены? – вступил в разговор Ногаро.
– Простите? – удивленно воскликнул Пейн.
– Я спросил вас, откуда у вас уверенность в том, что Бетельгейзе лучше знает, что вам больше подходит?
Низкий голос Ногаро звучал глуховато, словно доносился издалека, отражаясь от многочисленных стен и просачиваясь сквозь невидимые трещины.
Алган наклонился вперед и даже перестал жевать.
– Не знаю, – медленно протянул Пейн. – Я простой матрос. Я шатаюсь по космосу и старею. Люди на Бетельгейзе принимают решения. Я не знаю, хороши они для меня или нет. Если мне велят отправиться на новую планету и расчистить ее, я не спорю. Мне не важно, кто ее заселит, что там будет расти, я делаю дело, раз мне приказали. Так делаю я, так делал мой отец. Мы не чувствуем привязанности к какой-то одной планете. Мы свободные люди, а потому прыгаем с одной планеты на другую.
– Хорошо, – усмехнулся Ногаро, обнажив длинные зубы. – А вы, Алган? Что вы думаете по этому поводу? Как вы относитесь к политике Бетельгейзе?
Алган уперся ладонями в стол и глубоко вздохнул.
– Я ненавижу Бетельгейзе, – с расстановкой, но достаточно громко, чтобы его слышали за соседними столиками, процедил он. – Я ненавижу все, что исходит от Бетельгейзе, и у меня нет никакого доверия к ее политике.
Все взгляды обратились в его сторону. Вокруг воцарилась тишина.
– А можно узнать почему? – осведомился Ногаро.
– Я родом из древнего Дарка, – ответил Алган, – и не скрываю этого. Я – человек города и требую лишь одного: оставьте меня в покое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22