— Я с этой животины, будь она неладна, грохнулся, и к двери. Ору, значит, стучусь, волнуюсь тоись, и вдруг — бац! Дверь нараспашку, сам Барсук на порог выскакивает, злой, как леший. Так что ж ты думаешь? Хоть бы спросил, зачем пришел! Как заорет на меня: « Ты что ж это, — говорит, — чума болотная, хвост ежовый, творишь, тудыть тебя налево? Провожатый выискался! Тебе что, законы колдовские не писаны?» «Не, — отвечаю, — дуракам вообще никакие не писаны, не то, что колдовские. Тут такое дело стряслось, поспешать надо…» А он мне в ответ: «Ах ты, — говорит, — хрен языкатый! Дело у него, видите ли! Накрутил, натворил, аж весь лес на ушах стоит! Всех леших перебаломутил! И что теперь делать прикажешь?» Я ему: «А я почем знаю? Твой, — говорю, — лес, ты у нас волхв…» А он аж зашипел: «МОЙ лес? Что я тебе, Род-создатель? Али Велес Скотий Бог? Лесу я не указ, коли ему что в голову взбредет!» Я в слезы, чую, гиблое дело. А он вдруг успокоился, меня в избу пустил, и говорит: «Ладно, не ной, до утра все равно ничего сделать не сможем, а там поглядим, поглядим… Да и не только нечисть по лесу бродит, авось, если повезет, встретит твой воитель силу, у которой в здешних краях весу поболе моего будет…»
«И встретил, — подумал Велигой. — Только вот надо спросить Барсука, что же это все-таки было.»
— А я всю ночь глаз не сомкнул! — сказал замолчавший было Репейка. — И с утра все сидел, на дорожку глядел… А как ты появился, так у меня будто тяжесть какая с сердца упала…
— Думать надо хоть изредка, — раздался с порога сильный, низкий голос. — Тогда и падать было бы нечему.
В дверях стоял Барсук.
— Вы, други, надо сказать, оба хороши. Один в лес не зная его законов сунулся и другого потащил. А этот другой не нашел лучшего места для ночлега, чем болото, да еще и на Лысый Холм взобрался! — с усмешкой заметил он, приближаясь к столу. — Ну сколько можно людям твердить, что к возвышенностям с одним деревом на верхушке нечисть как в корчму сбегается!
Волхв совсем не выглядел старым. Скорее, каким-то вообще безвозрастным. Высокий, статный, в плечах широк непомерно. Лицо в сетке морщин, холодные пронзительно голубые глаза прячутся глубоко в черепе. Одет в длинную, просторную белую хламиду, перетянутую широким поясом, на котором в пору бы меч таскать. В длинных седых волосах, усах и бороде отшельника двумя широкими полосами выделялись черные пряди, что и в самом деле придавало его лицу некую схожесть с барсучьей мордой.
— Ну как, ничего получилось варево? — спросил волхв, присаживаясь с краю на лавку.
— Гоже! — честно ответил Велигой.
Репейка только часто-часто закивал, чуть ли не с головой ныряя в горшок, будто боясь, что отшельник, хоть и пообедал еще за час до появления Велигоя, вознамериться потешить пузо еще разок.
— Хорошо, — улыбнулся Барсук. — А то уж боялся, что совсем стряпать разучился. Мне-то в лесу особо не до разносолов. Перекушу на ходу где чем — все полезно, что в рот полезло — и дальше… Все дела, дела… А раньше о-го-го как кухарил — князя какого-нибудь накормить и то не стыдно было б… Ну да ладно, хорошо, что вам понравилось. Доедайте, что осталось. Потом потолкуем…
Глава 8
Велигой Волчий Дух сидел на широкой лавке у теплой стены избушки Барсука, глядя, как солнце прячется в вершинах деревьев.
Вечер был погожий, теплый, тихий. В лесу жизнь дневная уступала место жизни ночной. Ухнул в чаще филин, прошуршал в траве ежик, по всей поляне зацивиркали цикады…
Из дома вышел Барсук, отыскал глазами Велигоя, присел рядом. Репейка еще час назад забрался на чердак — как кот, честное слово, что ж его все на верхотуру-то тянет? — и заснул сном человека с чистой совестью. Мол, раненько сегодня встал, друга дожидался, надыть теперь упущенный сон наверстать…
Некоторое время волхв и воин сидели молча. Становилось все темнее, приближалась ночь…
— Да-а-а… — сказал неожиданно Барсук. — В нехорошую историю ты угодил, витязь.
— Да я и сам знаю, — пробормотал Велигой. — Так ведь слово — не воробей, вылетит — таких поймаешь…
— Думал я над твоим делом, — рассеянно глядя в пространство сказал волхв. — И скажу без утайки: по-моему, маловато у тебя надежи. Можно сказать, что и нет совсем. Проще иголку в стоге сена найти, чем Радивоя.
— Ну не может он вообще никаких следов не оставлять! — Велигой шарахнул кулаком по колену. — Не бывает такого, чтобы вовсе не за что было зацепиться!
— Зацепиться всегда есть за что, только вот эту самую зацепку подчас найти не легче, чем того, к кому она должна, по идее, привести. — усмехнулся отшельник. — Радивой может у тебя за спиной стоять, ты можешь с ним нос к носу столкнуться, и так и не узнаешь, что это он. Ты хоть представляешь себе, КОГО ты ищешь? По каким приметам узнаешь Радивоя?
Велигой молчал. Барсук терпеливо ждал.
— Вот видишь… — сказал волхв, выждав минуты три. — А ты говоришь — зацепка.
— Он должен быть не такой, как все, — тихо промолвил Велигой. — Он должен выделяться.
— Или наоборот, — пожал плечами Барсук. — Не должен выделяться вообще. Иначе вряд ли бы сумел морочить людям головы столько лет.
Велигой опять надолго замолчал, погрузившись в размышления.
— А ты? — спросил он. — Репейка говорил, что тебе многое ведомо. Что ты знаешь о Радивое?
— Как ни странно, но не многим больше, чем другие. — ответил Барсук. — Ты прав в одном: Радивой не такой, как все. И дело тут даже не в его невероятном возрасте и потрясающей неуловимости. Как раз тут, я бы сказал, вовсе ничего необычного нет. Подобных примеров, на самом деле, пруд пруди. Вспомни, хотя бы, того же Свенельда. Между прочим, бытует мнение, что Свенельд — и есть Радивой.
«А ведь и правда! — мелькнуло в голове витязя. — Легендарный Свенельд, один из тех, кто, как говорят, пришел еще с Рюриком. И уже в то время был ох как немолод. А затем состоял на службе у всех Рюриковичей вплоть до Ярополка… И как-то незаметно исчез — будто в воду канул. И где он сейчас — неведомо, только что-то никто не слыхал о его смерти…»
— Вот, пожалуйста! — воскликнул Велигой. — Чем не зацепка?
— Ты сказал, а я подтвердил, — отозвался волхв. — Радивой — не такой, как все. Его небо не зрит и земля не слышит, о нем огонь не ведает…
— …И вода не погасит жара его сердца. — закончил за Барсука Велигой. — Это я и без тебя знаю, все уши прожужжали, а последний раз слыхал так вообще от Репейки.
— Ха, так ведь именно в этой фразе все и заключено! — Барсук откинулся к стене, глубоко вздохнул. — Я тебе могу хоть сейчас сказать, где находится Свенельд. Что делает, что ест, и что на нем надето. А вот про Радивоя… Его будто бы и нет вовсе.
— Что значит, нет?
— То и значит. Нет его. И в то же время есть.
— Я что-то не понимаю…
— А я, можно подумать, понимаю! Не могу его отследить ни одним из известных мне способов. И, надо сказать, не только я. Думаешь, ты первый такой охотник за три сотни лет? Думаешь, больше никого эта легенда не интересовала? Те же звезды ясно говорят о рождении Радивоя… но не больше. Не прослеживается его жизненный путь. Ни прошлого, ни настоящего, ни, уж тем более, будущего. Ничего. Будто он вообще не касается ткани бытия. Скажу более: похоже, его и Боги не зрят!
— Ерунда! — воскликнул витязь. — Да быть того не может!
— Или, по крайней мере, не хотят говорить о нем. — пожал плечами волхв. — Гадания, предсказания, ясновидение так или иначе основаны на общении с Богами. А толку — чуть. Нету Радивоя. И в то же время — есть, поскольку если человек родился, и через положенный срок не скопытился — значит, живой. Вот тебе и пожалуйте, как хочешь, так и понимай.
Велигой тупо уставился перед собой в пространство. И в самом деле, мог и сам догадаться, что если б все было так просто, то давно уж нашли бы на Радивоя какую-нибудь управу, еще тогда, в самом начале его невероятной истории.
— Что же мне делать? — спросил он в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь.
— А вот это уже другой разговор, — откликнулся Барсук. — Давай посмотрим, какие у тебя есть возможности.
— Никаких. — резко ответил витязь. — Нет у меня выбора. Ляпнул — так теперь хоть на уши становись. Иначе сам себя уважать перестану, не говоря уж о том, что люди подумают.
— Ну, предположим, за людей ты не больно-то беспокойся. — усмехнулся волхв. — Ведь если подумать — мало ли что человек по пьяни брякнет? Да тот же твой князь… как его там, Владимир, что ли? Ну и времена пошли, князей меняют, как лапти… Короче, этот твой князь, скорее всего и не вспомнил наутро, что ты там чего-то наплел, сам, небось, был не трезвее. А остальные… да вряд ли кто вообще внимание обратил на твои речи, а из княжьих уяснили, самое большее, что изволил на кого-то там разгневаться. А если бы ты пообещал Луну достать? Что, побежал бы наутро лестницу на небеса ладить?
«Нет, шалишь! — зло подумал Велигой. — Знаем мы эту песенку. Голос Разума, называется. Впрочем, есть название и покороче — Трусость. А иногда еще Ленью кличут.»
— Ты мне зубы-то не заговаривай, отшельник. — произнес витязь вслух. — Они у меня и так пока что неплохо держаться. Не знаешь, что за народ на княжьи пиры собирается. И что за человек Владимир, тоже не знаешь. Трепачи да пустобрехи у него долго не задерживаются. Нет, конечно, много их вокруг князя околачивается, да только каждый день новые… А на счет Луны… да, пожалуй, пошел бы лестницу мастерить. Потому как не было в моем роду болтунов, и у меня ну вовсе нет желания становится первым. Знаешь, есть в жизни такая хитрая штука — «Честь» называется. Кому как, а по мне, так эта ерундовинка о-о-о-чень много значит.
Теперь настала очередь Барсука надолго погрузиться в молчание. Вокруг стремительно темнело, цикады закончили настройку и теперь драли глотки, как пива перепивши.
— Ведомо мне, что такое Честь, — задумчиво молвил волхв. — Ведомо. Что ж, это иногда даже хорошо, когда она поперек Разума становится… Да только голова человеку дана не только шлем носить. Ею еще иногда и думают. Некоторые. Так что, Разум совсем уж гнать со двора тоже не стоит.
— Поздно о разуме думать, — буркнул Велигой. — Слова-то уже все сказаны.
— А по-моему, как раз самое время. На одной чести Радивоя не сыскать. Тут надо башку приложить.
— Знать бы, к чему. — с досадой махнул рукой витязь.
— А ты приложи, вон, к лавке, да посильнее. Авось что в нее и взбредет. В смысле, в голову.
— Опять ты от ответа уходишь? — озлился Велигой. — Говори прямо, можешь ты помочь мне найти Радивоя?
— Не могу. — ответил волхв и отвернулся.
— Вот так бы и сразу. — Велигой встал. — А то столько слов, что аж говорить теперь тошно.
— Ты куда, дурень?
— Отсюда. Прощевай, Барсук.
— Стой, дубина! Эй, ты что, очумел? Ночь на дворе!
Велигой, не обращая на волхва внимания, направился к сараю, где разместились Серко и репейкина кляча. Досада и разочарование поднялись в душе тяжелой, мутной волной, наполняя черной злобою, затмевая рассудок.
— Да стой же! — Барсук тоже вскочил.
— А что мне здесь делать? — не оборачиваясь, бросил витязь.
— Ночевать! — волхв быстрым шагом двинулся следом.
— Чем больше я потеряю времени на бессмысленную болтовню, тем дольше буду искать Радивоя.
— Да ты без Слова из лесу не выйдешь! Так сильно по упырям соскучился?
— А ты мне Слово скажи, и выйду. Быстрее от меня избавишься. Будешь дальше мудрость свою дремучую постигать…
— Может, хватит выкабениваться, а? — жестко спросил Барсук, нагоняя витязя у самой двери сарая. — Здоровый мужик, а ведешь себя, как пацан голоштанный.
* * *
Велигой повернулся к волхву быстро, аж воздух свистнул, и изо всей силы метнул кулак к этой спокойной полосатой харе, что стоит и издевается, глумится над его безвыходным положением… Всю свою досаду, горечь, весь накопившийся за последние дни стыд вложил он в этот удар…
В тот же момент его словно что-то дернуло вперед и вниз, голова взорвалась болью, в глазах будто перунова молния полыхнула. А когда вновь обрел возможность хоть немного соображать, ощутил, что лежит уткнувшись мордой в землю, а из носа во всю хлещет что-то теплое и липкое.
— Ну, успокоился? — раздался над головой голос Барсука. Каждое слово отдавалось в голове так, будто прямо над ухом от души били тараном в чугунные ворота.
Велигой попытался послать волхва на три березы, но получился только сдавленный стон. Зато Барсу вдруг ни с того ни с сего послал себя туда сам, с неожиданной силой подхватил витязя, потащил к лавке. От резкого движения в голове снова вспыхнула дикая боль, Велигой почувствовал, что вот-вот потеряет сознание.
— Дубина, вот дубина… — трудно было понять, к кому относилось сие лестное определение. Барсук взгромоздил обмякшего витязя на лавку, рукавом ктер ему кровь, ручьем хлеставшую из носа. — Ты меня слышишь? Эй, Велигой?!
Волчий Дух попытался ответить, но было страшно даже шевельнуть языком. Затуманенным сознанием вдруг ощутил, как Барсук, опустившись на колени, неожиданно мягко обхватил его обеими ладонями за голову, средними пальцами слегка нажав на виски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
«И встретил, — подумал Велигой. — Только вот надо спросить Барсука, что же это все-таки было.»
— А я всю ночь глаз не сомкнул! — сказал замолчавший было Репейка. — И с утра все сидел, на дорожку глядел… А как ты появился, так у меня будто тяжесть какая с сердца упала…
— Думать надо хоть изредка, — раздался с порога сильный, низкий голос. — Тогда и падать было бы нечему.
В дверях стоял Барсук.
— Вы, други, надо сказать, оба хороши. Один в лес не зная его законов сунулся и другого потащил. А этот другой не нашел лучшего места для ночлега, чем болото, да еще и на Лысый Холм взобрался! — с усмешкой заметил он, приближаясь к столу. — Ну сколько можно людям твердить, что к возвышенностям с одним деревом на верхушке нечисть как в корчму сбегается!
Волхв совсем не выглядел старым. Скорее, каким-то вообще безвозрастным. Высокий, статный, в плечах широк непомерно. Лицо в сетке морщин, холодные пронзительно голубые глаза прячутся глубоко в черепе. Одет в длинную, просторную белую хламиду, перетянутую широким поясом, на котором в пору бы меч таскать. В длинных седых волосах, усах и бороде отшельника двумя широкими полосами выделялись черные пряди, что и в самом деле придавало его лицу некую схожесть с барсучьей мордой.
— Ну как, ничего получилось варево? — спросил волхв, присаживаясь с краю на лавку.
— Гоже! — честно ответил Велигой.
Репейка только часто-часто закивал, чуть ли не с головой ныряя в горшок, будто боясь, что отшельник, хоть и пообедал еще за час до появления Велигоя, вознамериться потешить пузо еще разок.
— Хорошо, — улыбнулся Барсук. — А то уж боялся, что совсем стряпать разучился. Мне-то в лесу особо не до разносолов. Перекушу на ходу где чем — все полезно, что в рот полезло — и дальше… Все дела, дела… А раньше о-го-го как кухарил — князя какого-нибудь накормить и то не стыдно было б… Ну да ладно, хорошо, что вам понравилось. Доедайте, что осталось. Потом потолкуем…
Глава 8
Велигой Волчий Дух сидел на широкой лавке у теплой стены избушки Барсука, глядя, как солнце прячется в вершинах деревьев.
Вечер был погожий, теплый, тихий. В лесу жизнь дневная уступала место жизни ночной. Ухнул в чаще филин, прошуршал в траве ежик, по всей поляне зацивиркали цикады…
Из дома вышел Барсук, отыскал глазами Велигоя, присел рядом. Репейка еще час назад забрался на чердак — как кот, честное слово, что ж его все на верхотуру-то тянет? — и заснул сном человека с чистой совестью. Мол, раненько сегодня встал, друга дожидался, надыть теперь упущенный сон наверстать…
Некоторое время волхв и воин сидели молча. Становилось все темнее, приближалась ночь…
— Да-а-а… — сказал неожиданно Барсук. — В нехорошую историю ты угодил, витязь.
— Да я и сам знаю, — пробормотал Велигой. — Так ведь слово — не воробей, вылетит — таких поймаешь…
— Думал я над твоим делом, — рассеянно глядя в пространство сказал волхв. — И скажу без утайки: по-моему, маловато у тебя надежи. Можно сказать, что и нет совсем. Проще иголку в стоге сена найти, чем Радивоя.
— Ну не может он вообще никаких следов не оставлять! — Велигой шарахнул кулаком по колену. — Не бывает такого, чтобы вовсе не за что было зацепиться!
— Зацепиться всегда есть за что, только вот эту самую зацепку подчас найти не легче, чем того, к кому она должна, по идее, привести. — усмехнулся отшельник. — Радивой может у тебя за спиной стоять, ты можешь с ним нос к носу столкнуться, и так и не узнаешь, что это он. Ты хоть представляешь себе, КОГО ты ищешь? По каким приметам узнаешь Радивоя?
Велигой молчал. Барсук терпеливо ждал.
— Вот видишь… — сказал волхв, выждав минуты три. — А ты говоришь — зацепка.
— Он должен быть не такой, как все, — тихо промолвил Велигой. — Он должен выделяться.
— Или наоборот, — пожал плечами Барсук. — Не должен выделяться вообще. Иначе вряд ли бы сумел морочить людям головы столько лет.
Велигой опять надолго замолчал, погрузившись в размышления.
— А ты? — спросил он. — Репейка говорил, что тебе многое ведомо. Что ты знаешь о Радивое?
— Как ни странно, но не многим больше, чем другие. — ответил Барсук. — Ты прав в одном: Радивой не такой, как все. И дело тут даже не в его невероятном возрасте и потрясающей неуловимости. Как раз тут, я бы сказал, вовсе ничего необычного нет. Подобных примеров, на самом деле, пруд пруди. Вспомни, хотя бы, того же Свенельда. Между прочим, бытует мнение, что Свенельд — и есть Радивой.
«А ведь и правда! — мелькнуло в голове витязя. — Легендарный Свенельд, один из тех, кто, как говорят, пришел еще с Рюриком. И уже в то время был ох как немолод. А затем состоял на службе у всех Рюриковичей вплоть до Ярополка… И как-то незаметно исчез — будто в воду канул. И где он сейчас — неведомо, только что-то никто не слыхал о его смерти…»
— Вот, пожалуйста! — воскликнул Велигой. — Чем не зацепка?
— Ты сказал, а я подтвердил, — отозвался волхв. — Радивой — не такой, как все. Его небо не зрит и земля не слышит, о нем огонь не ведает…
— …И вода не погасит жара его сердца. — закончил за Барсука Велигой. — Это я и без тебя знаю, все уши прожужжали, а последний раз слыхал так вообще от Репейки.
— Ха, так ведь именно в этой фразе все и заключено! — Барсук откинулся к стене, глубоко вздохнул. — Я тебе могу хоть сейчас сказать, где находится Свенельд. Что делает, что ест, и что на нем надето. А вот про Радивоя… Его будто бы и нет вовсе.
— Что значит, нет?
— То и значит. Нет его. И в то же время есть.
— Я что-то не понимаю…
— А я, можно подумать, понимаю! Не могу его отследить ни одним из известных мне способов. И, надо сказать, не только я. Думаешь, ты первый такой охотник за три сотни лет? Думаешь, больше никого эта легенда не интересовала? Те же звезды ясно говорят о рождении Радивоя… но не больше. Не прослеживается его жизненный путь. Ни прошлого, ни настоящего, ни, уж тем более, будущего. Ничего. Будто он вообще не касается ткани бытия. Скажу более: похоже, его и Боги не зрят!
— Ерунда! — воскликнул витязь. — Да быть того не может!
— Или, по крайней мере, не хотят говорить о нем. — пожал плечами волхв. — Гадания, предсказания, ясновидение так или иначе основаны на общении с Богами. А толку — чуть. Нету Радивоя. И в то же время — есть, поскольку если человек родился, и через положенный срок не скопытился — значит, живой. Вот тебе и пожалуйте, как хочешь, так и понимай.
Велигой тупо уставился перед собой в пространство. И в самом деле, мог и сам догадаться, что если б все было так просто, то давно уж нашли бы на Радивоя какую-нибудь управу, еще тогда, в самом начале его невероятной истории.
— Что же мне делать? — спросил он в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь.
— А вот это уже другой разговор, — откликнулся Барсук. — Давай посмотрим, какие у тебя есть возможности.
— Никаких. — резко ответил витязь. — Нет у меня выбора. Ляпнул — так теперь хоть на уши становись. Иначе сам себя уважать перестану, не говоря уж о том, что люди подумают.
— Ну, предположим, за людей ты не больно-то беспокойся. — усмехнулся волхв. — Ведь если подумать — мало ли что человек по пьяни брякнет? Да тот же твой князь… как его там, Владимир, что ли? Ну и времена пошли, князей меняют, как лапти… Короче, этот твой князь, скорее всего и не вспомнил наутро, что ты там чего-то наплел, сам, небось, был не трезвее. А остальные… да вряд ли кто вообще внимание обратил на твои речи, а из княжьих уяснили, самое большее, что изволил на кого-то там разгневаться. А если бы ты пообещал Луну достать? Что, побежал бы наутро лестницу на небеса ладить?
«Нет, шалишь! — зло подумал Велигой. — Знаем мы эту песенку. Голос Разума, называется. Впрочем, есть название и покороче — Трусость. А иногда еще Ленью кличут.»
— Ты мне зубы-то не заговаривай, отшельник. — произнес витязь вслух. — Они у меня и так пока что неплохо держаться. Не знаешь, что за народ на княжьи пиры собирается. И что за человек Владимир, тоже не знаешь. Трепачи да пустобрехи у него долго не задерживаются. Нет, конечно, много их вокруг князя околачивается, да только каждый день новые… А на счет Луны… да, пожалуй, пошел бы лестницу мастерить. Потому как не было в моем роду болтунов, и у меня ну вовсе нет желания становится первым. Знаешь, есть в жизни такая хитрая штука — «Честь» называется. Кому как, а по мне, так эта ерундовинка о-о-о-чень много значит.
Теперь настала очередь Барсука надолго погрузиться в молчание. Вокруг стремительно темнело, цикады закончили настройку и теперь драли глотки, как пива перепивши.
— Ведомо мне, что такое Честь, — задумчиво молвил волхв. — Ведомо. Что ж, это иногда даже хорошо, когда она поперек Разума становится… Да только голова человеку дана не только шлем носить. Ею еще иногда и думают. Некоторые. Так что, Разум совсем уж гнать со двора тоже не стоит.
— Поздно о разуме думать, — буркнул Велигой. — Слова-то уже все сказаны.
— А по-моему, как раз самое время. На одной чести Радивоя не сыскать. Тут надо башку приложить.
— Знать бы, к чему. — с досадой махнул рукой витязь.
— А ты приложи, вон, к лавке, да посильнее. Авось что в нее и взбредет. В смысле, в голову.
— Опять ты от ответа уходишь? — озлился Велигой. — Говори прямо, можешь ты помочь мне найти Радивоя?
— Не могу. — ответил волхв и отвернулся.
— Вот так бы и сразу. — Велигой встал. — А то столько слов, что аж говорить теперь тошно.
— Ты куда, дурень?
— Отсюда. Прощевай, Барсук.
— Стой, дубина! Эй, ты что, очумел? Ночь на дворе!
Велигой, не обращая на волхва внимания, направился к сараю, где разместились Серко и репейкина кляча. Досада и разочарование поднялись в душе тяжелой, мутной волной, наполняя черной злобою, затмевая рассудок.
— Да стой же! — Барсук тоже вскочил.
— А что мне здесь делать? — не оборачиваясь, бросил витязь.
— Ночевать! — волхв быстрым шагом двинулся следом.
— Чем больше я потеряю времени на бессмысленную болтовню, тем дольше буду искать Радивоя.
— Да ты без Слова из лесу не выйдешь! Так сильно по упырям соскучился?
— А ты мне Слово скажи, и выйду. Быстрее от меня избавишься. Будешь дальше мудрость свою дремучую постигать…
— Может, хватит выкабениваться, а? — жестко спросил Барсук, нагоняя витязя у самой двери сарая. — Здоровый мужик, а ведешь себя, как пацан голоштанный.
* * *
Велигой повернулся к волхву быстро, аж воздух свистнул, и изо всей силы метнул кулак к этой спокойной полосатой харе, что стоит и издевается, глумится над его безвыходным положением… Всю свою досаду, горечь, весь накопившийся за последние дни стыд вложил он в этот удар…
В тот же момент его словно что-то дернуло вперед и вниз, голова взорвалась болью, в глазах будто перунова молния полыхнула. А когда вновь обрел возможность хоть немного соображать, ощутил, что лежит уткнувшись мордой в землю, а из носа во всю хлещет что-то теплое и липкое.
— Ну, успокоился? — раздался над головой голос Барсука. Каждое слово отдавалось в голове так, будто прямо над ухом от души били тараном в чугунные ворота.
Велигой попытался послать волхва на три березы, но получился только сдавленный стон. Зато Барсу вдруг ни с того ни с сего послал себя туда сам, с неожиданной силой подхватил витязя, потащил к лавке. От резкого движения в голове снова вспыхнула дикая боль, Велигой почувствовал, что вот-вот потеряет сознание.
— Дубина, вот дубина… — трудно было понять, к кому относилось сие лестное определение. Барсук взгромоздил обмякшего витязя на лавку, рукавом ктер ему кровь, ручьем хлеставшую из носа. — Ты меня слышишь? Эй, Велигой?!
Волчий Дух попытался ответить, но было страшно даже шевельнуть языком. Затуманенным сознанием вдруг ощутил, как Барсук, опустившись на колени, неожиданно мягко обхватил его обеими ладонями за голову, средними пальцами слегка нажав на виски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25