Первым меня заметил Анди.
— Привет, Тедди! — крикнул он. — Что смотришь? Помогай!
Думаю, даже толтекам не приходилось таскать таких тяжестей — у них были рабы.
— Я тоже ваш послушный раб, — ответил я и направился было к двери, но Агвилла остановил меня: — В следующий раз, сеньор Искров, сначала поешьте. Завтрак на кухне, рядом со столовой.
Завтрак был скромный: кукурузные лепешки, чай из лесных трав, синтетический сыр. Зато кухонному оборудованию могла позавидовать самая взыскательная хозяйка: современная плита, огромный холодильник, мойка-автомат с горячей и холодной водой, всевозможные сушилки, шкафы и шкафчики, приборы — словом, все что нужно. Как им удалось все это сюда доставить? Неужели по той тропке, по которой спускался я? Вряд ли…
По другую сторону коридора была еще комната. В полуотворенную дверь я увидел новейшее электронное оборудование: три мощных радиофона, несколько телемониторов, два передатчика, миникомпьютер, назначения которого я не знал, набор инструментов, радиодетали… Выведенные в окно антенны исчезали из виду высоко над крышей. Среди всех этих машин и приборов я увидел Педро Коломбо, который что-то ковырял отверткой, то и дело поглядывая на телеэкраны.
Он заметил меня: — Доброе утро, сеньор! Заходите! Как спалось? Здесь шумновато, наш генератор работает всю ночь.
— Доброе утро, Педро. Я прекрасно спал, — вежливо ответил я, не сводя глаз с мониторов.
Все пять экранов показывали разные изображения. На одном я увидел Белую Стену со сбегающей вниз тропой, той самой… Невидимый объектив полз по ней, высматривая каждый камешек, каждую птаху, то и дело отъезжая, чтобы охватить общим планом всю гигантскую скалу.
Заметив мое изумление, Педро включил звук, и до меня долетело завывание ветра, шум скатывающихся в пропасть камней. Даже мышь не могла бы проскользнуть незамеченной по этой тропке.
Весь второй экран занимала современная химическая лаборатория. Среди множества колб и труб различного диаметра и размера виднелись сосуды с зеленоватым веществом, между которыми сновал худощавый человек в белом халате.
Третий экран показывал шахту, с виду почти не отличавшуюся от шахты обыкновенного лифта, четвертый — огромный склад, сверху донизу заставленный ящиками.
На пятом экране виднелся узкий, глубокий, затянутый дымкой испарений провал. Сквозь пар можно было разглядеть узкоколейку и вагонетку, стоявшую на рельсах. Педро прибавил звук, и я услышал резкий свист, словно из котла под колоссальным давлением вырывался пар.
— Знакомая дорога, сеньор? — Педро, улыбаясь, кивнул на первый экран.
— Вижу, вижу… — сказал я и подумал, каким же я выглядел жалким, когда полз по этой тропке вниз. — Значит, я все время был у вас на мушке!
— Так уж положено, сеньор. Но держались вы молодцом. Да и мы были готовы в любую минуту броситься к вам на помощь.
Я не решился спросить об остальных изображениях, Педро же о них словом не обмолвился. Но уже одно то, что он позволил мне заглянуть в пункт связи Эль Темпло, свидетельствовало либо о том, что мне полностью доверяют, либо — вероятнее всего — о том, что я для них совершенно не опасен.
Хотя я был предоставлен самому себе и никто не мешал мне выйти из дому, я предпочел вернуться в отведенную мне комнату. Однако когда примерно час спустя вновь послышалось лошадиное ржанье, я выбежал во двор.
Братья Маяпаны сгружали мешки. Я поспешил им на помощь, взвалил на себя мешок и чуть не рухнул под его тяжестью. Он оказался явно не под силу человеку, который двадцать лет жизни дышал ядовитым стайфли и питался почти исключительно искусственной пищей. Мешок был набит каким-то черным сыпучим веществом. Энерганом?
Пошатываясь, я поплелся вслед за братьями.
Шли мы, думаю, минут пятнадцать, но, согнувшись под тяжестью непосильной ноши, я не смотрел по сторонам. Знаю только, что какое-то время мы шли длинными коридорами, миновали полутемные залы, потом поднимались по истертым каменным ступеням, местами чуть ли не ползком пробирались под низкими проемами. Какое уж тут любопытство, я мечтал лишь об одном — чтобы скорее кончился мучительный переход.
Но вот, наконец, мы подошли к массивной железной двери.
Агвилла коснулся ладонью левого верхнего угла, и дверь бесшумно отворилась. В глаза ударил яркий свет. Я вошел, с огромным облегчением сбросил мешок на пол и только тогда позволил себе оглядеться.
Мы находились в лаборатории — той самой, которую я уже видел на телеэкране. Сейчас она выглядела гораздо внушительней и смахивала скорее на небольшой химический завод. Кроме множества стеклянных трубопроводов, колб и огромных шаров, где весело булькала жидкость самых разных цветов и оттенков, в глубине помещения я заметил бассейн с темным густым веществом. Его без устали размешивали серебристые лопасти, то и дело всплывали и лопались пузырьки, по желобу в бассейн сыпался угольно-черный порошок. Под высокими сводами лаборатории негромко жужжали мощные вентиляторы. Наверное, в древности это помещение служило храмом. Со стен смотрели оскаленные, полустертые лики божеств. Над входом отчетливо проступал фриз с изображением крылатого змея.
Позади стеклянных шаров, освещенных пляшущим светом, возвышался огромный алтарь, украшенный астрономическими знаками.
— Добро пожаловать, сеньор Искров, — услышал я мелодичный голос доктора Маяпана.
Одетый в белый халат, он сидел перед небольшим контрольным пультом, наблюдая за десятками мигающих лампочек и приборов на табло.
— Как вам нравится наш заводик? — В его тоне звучала явная гордость.
— Здесь вы и производите энерган? — растерянно спросил я, ошарашенный всем увиденным в Эль Темпло.
Казалось невероятным, что здесь, в этой подземной лаборатории, созданы те огромные количества энергана, которые наводнили Америго-сити, грозили расшатать экономику Веспуччии и повергли в панику даже нефтяных магнатов других стран.
— Нет, — ответил Маяпан, — здесь лишь завершающий процесс.
Сырье поступает из другого пункта. — Он показал на мешки. — Гремучий песок.
Я вспомнил галерею и вагонетку на экране монитора. Не рискуя расспрашивать, где находится “другой пункт”, все же не удержался: — Скажите, доктор…
— О, вы уже больше не называете меня жрецом, — Маяпан укоризненно улыбнулся. — А жаль, мне было приятно. Древние жрецы, видимо, кое в чем были умнее нас, современных ученых. Так что вас интересует?
— Буду до конца откровенен. Как мне кажется, вы стараетесь показать мне все… или почти все: где обитаете, где производится энерган, как ведется наблюдение за внешним миром. Вам не приходит в голову, что по возвращении я могу вас выдать? Или вы решили избавиться от меня?… А может, оставить здесь навсегда?
Глаза за очками лукаво блеснули: — Но ведь вы наш друг, сеньор Искров! Мы вам доверяем. И не собираемся “избавляться” от вас, как вы выразились, или удерживать тут надолго. Вы нужны нам там!
— Человек — существо слабое, доктор. Особенно, когда он попадает в змеиные ямы “Конкисты”, а его детей держит заложниками Служба безопасности… Поневоле заговоришь!
Ко мне неслышно подошел Агвилла. Лицо его дышало гордостью, смешанной с презрением.
— Именно этого мы и добиваемся от вас, сеньор Искров! Хотим, чтобы по возвращении в Америго-сити вы говорили, писали, рассказывали обо всем, что видели тут, до мельчайших подробностей. Чтобы возвестили миру, и Мак-Харрису в первую очередь, что в недрах Скалистого массива, в бывшей резиденции толтекских властителей Второй династии, производится вещество, которое навсегда покончит с “Альбатросом”, уничтожит самого Эдуардо Мак-Харриса, его приближенных и приспешников, его заводы, танкеры, небоскребы, всю его империю.
Он умолк, но воздух, казалось, был насыщен напряжением от его беспощадных слов.
— Но что будет, если он заявится сюда? С солдатами, ракетами, самолетами?
— Без нашего разрешения сюда никто явиться не может, — с непререкаемой уверенностью сказал Агвилла. — Никто! Если все же каким-то чудом сюда и проникнет вооруженная до зубов армия… Взрыв мальчишеского хохота Анди не позволил ему закончить фразу: — Мой возлюбленный брат, могущественный вождь толтеков, изволит гневаться. Берегись, Тедди!
Агвилла слегка нахмурился, видимо, ему пришлась не по душе шутка Анди. Но он тут же взял себя в руки.
— Видите, сеньор Искров, какими непочтительными становятся младшие братья, если старшие в детстве не колотили их хорошенько? — с улыбкой сказал он. Доктор Маяпан с горечью произнес: — Увы, у моих сыновей не было времени ни для драк, ни для детских игр… Они расстались рано — один уехал на север, другой на восток, к морю, и долгие годы были разлучены. Зато теперь не перестают спорить по любому поводу: кому первому отправиться в рискованную разведку по Теоктану, кому взвалить на себя мешок потяжелее и даже, представьте себе, сеньор, кому бить штрафной в футболе. Агвилла улыбнулся краешком губ: — Отцы не всегда видят собственных детей в истинном свете. Лично мне наше детство представляется откуда более интересным, чем у других мальчишек. Но не будем больше об этом говорить. Если не возражаете, сеньор Искров, пойдемте, я покажу вам нашу мастерскую.
Я не заставил себя ждать.
“Мастерская” оказалась современным, полностью автоматизированным предприятием. Агвилла познакомил меня с производственным процессом, который, впрочем, так и остался для меня тайной. Я с детства ненавидел химические формулы и из всего школьного курса запомнил лишь О2 и Н2О, да и то потому, что вынужден ежемесячно выкладывать за них немалые деньги. Но одно я усвоил: именно здесь гремучий песок превращается в зерна, которые, растворяясь в воде, становятся высокооктановым горючим. И еще кое-что стало мне ясно: чтобы достичь этого, Доминго Маяпану пришлось трудиться двадцать два года, Агвилле — двенадцать, а Алехандро помог им тем, что сумел прочесть письмена Эль Темпло.
— Сразу после Кампо Верде, — рассказал Агвилла, — отец занялся химией. До той поры он был простым крестьянином, выращивал кукурузу, одно время работал мотористом на нефтяных промыслах. Вообразите, сеньор Искров, в тридцать лет засесть за учебники! Без единого цента в кармане отец отправился в Штаты и поступил в Институт Эдисона. Я поехал с ним. По ночам он работал в одной из лабораторий “Тексико-нефть”, а днем учился. Из последних сил. Жили мы в крохотной каморке на окраине Далласа, стряпали на плитке, чаще всего гороховую похлебку. До сих пор не выношу ее запаха! Я тоже хотел работать, чтобы помочь отцу, но он не позволил. Единственное, что от меня требовалось, — отличные оценки в школьном дневнике, и я как послушный сын приносил их. Хотя один я знаю, чего мне это стоило… особенно в первые годы, когда перед глазами неотступно стояли картины пережитого в Кампо Верде… Они преследовали меня во сне, голова раскалывалась от кошмаров, днем они мерещились мне в школе. Особенно тяжело было видеть, как мои одноклассники хвастались своими мамами или выходили с ними на прогулку… Кампо Верде! Опять это Зеленое поле!
— Годам к шестнадцати я немного успокоился, — продолжал Агвилла. — К тому времени отец стал дипломированным химиком и возглавил одну из лабораторий “Альбатроса”.
— А где был Алехандро?
— Он оставался на попечении Педро Коломбо. Какое-то время жил здесь, в Эль Темпло, а когда подрос, уехал на Остров, где занялся языками, историей, археологией. За четыре года сумел получить два университетских диплома. Он у нас способный… Жаль только, что помимо знаний, набил себе голову политикой.
— Тебе бы тоже не помешало пожить там несколько месяцев… — ввернул Анди.
— Мое место здесь! — резко бросил Агвилла и, обращаясь ко мне, продолжал: — Пока Анди зубрил санскрит и другие древние языки, мы с отцом перебрались из Далласа в Америго-сити. Там, в лаборатории "Альбатроса”, он и открыл формулу нового вещества. С той же отцовской нежностью, с какой он накануне представлял мне своих сыновей, доктор Маяпан обнял Агвиллу и взъерошил его золотистые волосы: — Наш Белый Орел скромничает. Формулу открыл он. Я лишь провел подготовительную работу, синтезировал реагент для обогащения гремучего песка. Долгих пять лет бились мы над этим с доктором Зингером, провели свыше трех тысяч опытов. Все они записаны в дневнике…
— …который своевременно исчез из секретного сейфа Мак-Харриса, открывавшегося шифром 77 77 22! — заключил я, осененный догадкой.
— Именно так оно и было, — подтвердил Маяпан. — Вот этот дневник. — Он вынул из-под груды бумаг несколько толстых тетрадей с выцветшими обложками. — Все свое свободное время мы отдавали гремучему песку. Проводили в лаборатории субботние и воскресные дни, праздники, оставались там даже под Новый год — так были увлечены фантастической задачей. Казалось, вот-вот блеснет разгадка. Но до нее было еще далеко.
— Мак-Харрис не чинил вам препятствий?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43