Танис достала из дорожного сундука ночную рубашку для своей госпожи и, положив ее на кровать, стала помогать Менестрес раздеваться.
Расшнуровывая и так не слишком затянутый корсет (он и без этого раздражал Менестрес), Танис тихо проговорила:
— И кому так повезло этой ночью?
— О чем ты? — вампирша попыталась сделать вид, что не поняла вопроса.
— Твоя кожа все еще хранит его запах, — прошептала Танис, — Он... он не может принадлежать всего лишь жертве. Жертву ты бы так близко к себе не подпустила, — ее голос стал лукавым.
Эта тирада вызвала у Менестрес ехидную улыбку, и она, высвобождаясь из остатков одежды, проговорила:
— Я вижу, от тебя ничего не скроешь!
— Я начала подозревать, что что-то произошло с той самой минуты, как ты переступила порог. У тебя волосы были распущены. Теперь же не осталось никаких сомнений.
Все эти доводы заставили вампиршу разразиться веселым смехом. У нее было великолепное настроение. Сейчас она ощущала себя скорее просто женщиной, нежели древним и могущественным вампиром.
— Наверно, этот мужчина само совершенство, раз ему удалось зажечь твои глаза такой страстью и таким счастьем, — продолжала Танис.
— Само совершенство? — усмехнувшись, переспросила Менестрес. — Ну уж нет, избави меня Бог от совершенства! Что может быть скучнее?! Но в одном ты права, он был замечателен. Таких людей встречаешь очень редко. Давно я так не развлекалась.
— Не он ли причина внезапно возникшего дела, заставляющего нас задержаться здесь?
— Я больше не собираюсь с ним встречаться, — уклончиво ответила Менестрес. — Это может погубить его, — а про себя подумала: «Он пока не готов. Его силы только просыпаются. Если я сейчас встану на его пути, то это не приведет ни к чему хорошему».
— Так обрати его, — продолжала Танис. — Пусть станет одним из нас, твоим птенцом.
— Нет, хватит об этом, — ответила вампирша, залезая в уже приготовленную горячую ванну.
— Как пожелаешь, — пожала плечами Танис, беря в руки кувшин с водой. А с лица ее не сходила лукавая улыбка.
Больше они эту тему не затрагивали.
* * *
Солнце било прямо в глаза, и именно оно заставило Антуана проснуться. Обведя взглядом комнату, он далеко не сразу понял, где находится. К тому же выяснилось, что он раздет, а все его одежда валяется в беспорядке. С трудом отыскав рубашку, он натянул ее, и сел на кровать, обхватив голову руками и пытаясь восстановить события прошлой ночи. Они никак не хотели складываться в единое целое.
Он помнил, как выпивал вместе с Франсуа в таверне у Поля. Затем туда пришла девушка потрясающей красоты. Он помнил драку. А потом... потом он ушел вместе с той девушкой. Они пришли сюда, и все подсказывало ему, что они провели весьма бурную ночь.
Но Антуан, как ни силился, не мог вспомнить ее лица. Знал, что оно было прекрасно, но вспомнить не мог. Странно. Он выпил не так уж много, чтобы настолько потерять память. Вот черт!
Все еще пытаясь вспомнить лицо прекрасной незнакомки, Антуан начал одеваться, находя детали своего костюма в самых неожиданных местах. Он как раз натягивал сапоги, когда заметил, что на полу что-то блестит. Нагнувшись, он поднял тонкую шпильку с бриллиантовой головкой. Именно она послужила ключом к тайникам его памяти. Все, что происходило ночью, прояснилось, будто туман рассеялся. И главное, он вспомнил ее лицо, не очень отчетливо, но все де, от чего в его сердце разлилось тепло. Но вместе с этим возникло сразу множество вопросов.
Почему она ушла? Кто она? Антуан только сейчас понял, что даже не знает ее имени. Но он был готов перевернуть весь город, чтобы найти ее. Он должен встретиться с ней! Хотя бы еще один раз!
С этой мыслью он покинул комнату и спустился вниз. Нужно было отыскать хозяина таверны, может у него удастся что-нибудь узнать.
Хозяин оказался плотным, но очень невысоким человеком. Завидев Антуана, его лицо расплылось в приветливой улыбке. В следующую минуту выяснилась и ее причина — оказывается, молодой виконт прошлым вечером заплатил за комнату и ужин чуть ли не вдвое больше, чем требовалось. Сам он ничего такого не помнил. Но дальше начались еще большие странности. Хозяин таверны клялся и божился, что не помнит никакой девушки, и не видел, чтобы кто-то рано утром покидал его комнату. И, судя по всему, он не лгал.
Домой Антуан возвращался несколько удрученным. Ночь была великолепна, но слова хозяина таверны ставили его в тупик. Временами ему даже начинало казаться, уж не было ли все это лишь прекрасным сном. Нет, это невозможно!
Возвратившись в поместье, Антуан поднялся к себе в комнату и весь день не выходил из нее, раздумывая над тем, что же все-таки произошло. Но вечером его одиночество было нарушено. В дверь деликатно постучали.
Получив разрешение, правда в довольно резкой форме, в комнату вошел Рауль.
— Что тебе нужно? — сразу же спросил его Антуан.
— Я вижу, ты слегка не в духе, — сокрушенно вздохнул брат. — А мои слова оптимизма тебе не прибавят.
На это он лишь удивленно приподнял бровь, как бы спрашивая: «О чем это ты?»
На всякий случай встав в некотором отдалении, Рауль продолжил:
— Меня прислала наша матушка. Она просила напомнить тебе, что завтра состоится бал, на котором ты обещал ей быть.
Эти слова вызвали у Антуана горестный вздох. Он практически забыл об этом. Как же ему не хотелось туда идти! Но он обещал. Поэтому он еще раз вздохнул и сказал:
— Да помню я. Передай матери, что буду, как и обещал.
— Уф, ну хорошо, — у Рауля явно камень с души свалился. — А что ты такой мрачный? Сегодня, вот, вернулся только утром...
— Не твое дело. Тебе не понять.
— Не надо держать меня за ребенка! — нахмурился брат.
— Я уже давно не считаю тебя ребенком. Но есть вещи, которые тебе не понять, — примирительно ответил Антуан. Он знал, что Рауль не вспыльчив, но только не в тех случаях, когда затрагивается вопрос о его возрасте.
Вот и сейчас брат презрительно фыркнул и ушел.
* * *
Едва на город спустилась ночь, как Менестрес покинула дом. И опять в одиночестве. Плотно закутавшись в плащ, она мимолетной тенью проносилась по улицам. Но сегодня не жажда была тому причиной. Она искала. Искала одного старого вампира. Она знала, что он где-то здесь. В Тулузе или ее окрестностях.
Остановившись в каком-то безлюдном переулке, она замерла и прислушалась. Прислушалась к звукам, которые не имели ничего общего с теми, которые может различить человек. Менестрес внимала тем импульсам, которые исходили от вампиров. Она могла услышать их всех со всей Земли, но научилась отгораживаться от них, иначе можно было сойти с ума. Сейчас же ей нужен был только один голос. Вампирша сосредоточилась, мысленно перебирая тысячи невидимых нитей в поисках единственной нужной.
Вот она нащупала ее. Едва уловимый мысленный импульс. Тот, кого она искала, находился совсем недалеко отсюда. Где-то на северо-западе. Направляясь туда, Менестрес подумала: «Неужели он живет все там же?»
Вампирша оказалась в самой старой части города, на одной из улиц, где селились лишь самые бедные и отчаянные. Здесь было не продохнуть от запаха нечистот, к которому порой примешивался запах разложения — трупы с улиц убирали далеко не сразу, а то и вовсе забывали про них, на радость крысам, которые вырастали здесь до размеров кошки. Чтобы не касаться дорожной грязи, Менестрес не шла, а парила над землей. Но отвращения не было. За свою долгую жизнь она видела вещи и похуже, чем грязные бедные улицы.
А вот и дом, который был ей нужен — старое, полуобвалившееся строение с пустыми глазницами окон, стоявшее в стороне от остальных. Похоже, что давным-давно это была церковь. Сложно было даже представить, что здесь может кто-то жить. Но совершенно четко ощущался запах дыма.
Менестрес тихо вошла внутрь. Там царила кромешная тьма, но вампирша обладала прекрасным ночным зрением, так что могла отлично разглядеть царившие в доме разруху и запустение. Тишину нарушало лишь завывание ветра, врывавшегося сквозь выбитые окна. Даже крыс здесь не было.
Менестрес невольно поежилась и сильнее укуталась в плащ, но вот она заметила то, что искала — полуразрушенную лестницу, ведущую вниз, на которой играли бледные отблески света. Вампирша спустилась по ней и оказалась в маленькой комнатке, более всего напоминавшей подвал, большую часть которого занимал массивный каменный саркофаг, явно принесенный сюда извне. Здесь еще был небольшой камин, в котором едва теплился огонь, а возле него сидела какая-то сгорбленная фигура в грубой, потрепанной одежде.
Заслышав появление Менестрес, она нехотя пошевелилась и обернулась. На вампиршу смотрело безукоризненное лицо греческого бога. Прекрасное, не смотря на грязь, спутанные волосы, в которых с трудом угадывался медно-рыжий цвет. Но глаза этого ангелоподобного существа были пусты и ничего не выражали, как у статуи.
Перед Менестрес предстало самое страшное и удручающее зрелище — вампир, которого сломало время. Он устал жить. Им владело лишь одно чувство — безразличие.
Он посмотрел прямо в глаза вампирше и глухо проговорил:
— Здравствуйте, госпожа.
— Здравствуй, Юлиус.
Она знала его, как знала и то, почему он стал таким. Это была весьма печальная история. Впрочем, почти у любого вампира проигравшего схватку со временем, она была не лучше.
Юлиус был очень древним вампиром. Его возраст насчитывал более трех тысяч лет, хотя выглядел он не старше тридцати. И он был силен. Любой вампир за столь долгий срок набирает очень много силы, а он был магистром, достигнув этого ранга еще в первые триста лет своей жизни.
Более тысячи лет он держал в своей власти вампиров Микен, потом много путешествовал, пока, около девятисот лет назад не встретил свою любовь — вампиршу Кадмею. Практически равную ему по силе. Это была красивая пара, будто две половинки, наконец, обрели друг друга. Они прожили вместе более шестисот лет, как говорится, душа в душу. И лучшим доказательством этого стало то, что у Кадмеи вот-вот должен был родиться ребенок. Ребенок Юлиуса. Истинный подарок судьбы, ибо вампир не может зачать от человека, как и человек от вампира. Это возможно лишь с себе подобным и требует искреннего обоюдного желания.
Долгожданный день родин приближался, когда разразилась страшная трагедия. Ее причиной были охотники на вампиров и другую нечисть. В те времена они пользовались тайным (а иногда и явным) покровительством церкви. Одна из таких групп и вычислила дом Юлиуса. На их счастье он был на приличном расстоянии от остальных. Они обложили его хворостом, облили все кругом маслом и подожгли, устроив грандиозный пожар. А сами заняли выжидательную позицию, готовясь убить любого, кому удастся вырваться из этого адского пламени.
Пожар застал Юлиуса в библиотеке. Он задержался, а Кадмея уже спустилась в подвал, ей приходилось спать там, так как в период беременности она вновь стала чувствительно к солнечному свету.
Едва почувствовав запах дыма, Юлиус кинулся вниз, к своей любимой, но весь первый этаж уже полыхал, огонь ворвался и в подвал. И все же, не смотря на это, вампир ринулся туда. Но было поздно. Ложе Кадмеи превратилось в костер, она сама тоже была охвачена пламенем.
Не обращая внимания на огонь, который уже добрался до него самого, Юлиус взял на руки тело любимой и направился к выходу. Из дома он вышел подобный горящему факелу, но ему было все равно, так как тело Кадмеи прямо на его руках обратилось в прах. Если бы она не носила их ребенка, то выжила бы, а теперь он потерял их обоих. Он со слезами на глазах смотрел, как ветер подхватил их прах.
А потом он увидел виновников пожара, вернее они сами обнаружили себя, намереваясь уничтожить вампира. Но они недооценили его силу и его ярость. При виде виновников своего горя, Юлиус просто обезумел. Он убил их. Убил их всех голыми руками.
Охваченный жаждой мести, Юлиус весь следующий век носился по Европе, уничтожая всех охотников, которых ему удавалось выследить. Это его поведение начало всерьез тревожить остальных вампиров, особенно его друзей, когда его кровавое безумие внезапно угасло.
Юлиус отдалился ото всех, даже самых близких друзей и своих птенцов. Он не жил, а существовал, предаваясь воспоминаниям прошлого. Остальные не трогали его, думая, что ему просто нужно пережить свое горе. Но время шло, и ничего не менялось, пока, через двести пятьдесят лет после смерти Кадмеи, Юлиус не решил войти в огонь. Но пламя, пожравшее его любовь, его самого отвергло. Весь ужас состоял в том, что он был слишком стар и силен, он стал практически неуязвим. Боль была адская. Все его тело страшно обгорело, но он остался жить, и это окончательно повергло его в уныние.
Через десять лет все ожоги зажили, от них не осталось и следа, также как и от тех, первых, но от этого ему было только хуже. Ничто не могло вернуть ему жажду жизни, она ушла навсегда вместе с его возлюбленной. Он жил, безразличный ко всему, прогоняя любого, кто нарушал его покой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Расшнуровывая и так не слишком затянутый корсет (он и без этого раздражал Менестрес), Танис тихо проговорила:
— И кому так повезло этой ночью?
— О чем ты? — вампирша попыталась сделать вид, что не поняла вопроса.
— Твоя кожа все еще хранит его запах, — прошептала Танис, — Он... он не может принадлежать всего лишь жертве. Жертву ты бы так близко к себе не подпустила, — ее голос стал лукавым.
Эта тирада вызвала у Менестрес ехидную улыбку, и она, высвобождаясь из остатков одежды, проговорила:
— Я вижу, от тебя ничего не скроешь!
— Я начала подозревать, что что-то произошло с той самой минуты, как ты переступила порог. У тебя волосы были распущены. Теперь же не осталось никаких сомнений.
Все эти доводы заставили вампиршу разразиться веселым смехом. У нее было великолепное настроение. Сейчас она ощущала себя скорее просто женщиной, нежели древним и могущественным вампиром.
— Наверно, этот мужчина само совершенство, раз ему удалось зажечь твои глаза такой страстью и таким счастьем, — продолжала Танис.
— Само совершенство? — усмехнувшись, переспросила Менестрес. — Ну уж нет, избави меня Бог от совершенства! Что может быть скучнее?! Но в одном ты права, он был замечателен. Таких людей встречаешь очень редко. Давно я так не развлекалась.
— Не он ли причина внезапно возникшего дела, заставляющего нас задержаться здесь?
— Я больше не собираюсь с ним встречаться, — уклончиво ответила Менестрес. — Это может погубить его, — а про себя подумала: «Он пока не готов. Его силы только просыпаются. Если я сейчас встану на его пути, то это не приведет ни к чему хорошему».
— Так обрати его, — продолжала Танис. — Пусть станет одним из нас, твоим птенцом.
— Нет, хватит об этом, — ответила вампирша, залезая в уже приготовленную горячую ванну.
— Как пожелаешь, — пожала плечами Танис, беря в руки кувшин с водой. А с лица ее не сходила лукавая улыбка.
Больше они эту тему не затрагивали.
* * *
Солнце било прямо в глаза, и именно оно заставило Антуана проснуться. Обведя взглядом комнату, он далеко не сразу понял, где находится. К тому же выяснилось, что он раздет, а все его одежда валяется в беспорядке. С трудом отыскав рубашку, он натянул ее, и сел на кровать, обхватив голову руками и пытаясь восстановить события прошлой ночи. Они никак не хотели складываться в единое целое.
Он помнил, как выпивал вместе с Франсуа в таверне у Поля. Затем туда пришла девушка потрясающей красоты. Он помнил драку. А потом... потом он ушел вместе с той девушкой. Они пришли сюда, и все подсказывало ему, что они провели весьма бурную ночь.
Но Антуан, как ни силился, не мог вспомнить ее лица. Знал, что оно было прекрасно, но вспомнить не мог. Странно. Он выпил не так уж много, чтобы настолько потерять память. Вот черт!
Все еще пытаясь вспомнить лицо прекрасной незнакомки, Антуан начал одеваться, находя детали своего костюма в самых неожиданных местах. Он как раз натягивал сапоги, когда заметил, что на полу что-то блестит. Нагнувшись, он поднял тонкую шпильку с бриллиантовой головкой. Именно она послужила ключом к тайникам его памяти. Все, что происходило ночью, прояснилось, будто туман рассеялся. И главное, он вспомнил ее лицо, не очень отчетливо, но все де, от чего в его сердце разлилось тепло. Но вместе с этим возникло сразу множество вопросов.
Почему она ушла? Кто она? Антуан только сейчас понял, что даже не знает ее имени. Но он был готов перевернуть весь город, чтобы найти ее. Он должен встретиться с ней! Хотя бы еще один раз!
С этой мыслью он покинул комнату и спустился вниз. Нужно было отыскать хозяина таверны, может у него удастся что-нибудь узнать.
Хозяин оказался плотным, но очень невысоким человеком. Завидев Антуана, его лицо расплылось в приветливой улыбке. В следующую минуту выяснилась и ее причина — оказывается, молодой виконт прошлым вечером заплатил за комнату и ужин чуть ли не вдвое больше, чем требовалось. Сам он ничего такого не помнил. Но дальше начались еще большие странности. Хозяин таверны клялся и божился, что не помнит никакой девушки, и не видел, чтобы кто-то рано утром покидал его комнату. И, судя по всему, он не лгал.
Домой Антуан возвращался несколько удрученным. Ночь была великолепна, но слова хозяина таверны ставили его в тупик. Временами ему даже начинало казаться, уж не было ли все это лишь прекрасным сном. Нет, это невозможно!
Возвратившись в поместье, Антуан поднялся к себе в комнату и весь день не выходил из нее, раздумывая над тем, что же все-таки произошло. Но вечером его одиночество было нарушено. В дверь деликатно постучали.
Получив разрешение, правда в довольно резкой форме, в комнату вошел Рауль.
— Что тебе нужно? — сразу же спросил его Антуан.
— Я вижу, ты слегка не в духе, — сокрушенно вздохнул брат. — А мои слова оптимизма тебе не прибавят.
На это он лишь удивленно приподнял бровь, как бы спрашивая: «О чем это ты?»
На всякий случай встав в некотором отдалении, Рауль продолжил:
— Меня прислала наша матушка. Она просила напомнить тебе, что завтра состоится бал, на котором ты обещал ей быть.
Эти слова вызвали у Антуана горестный вздох. Он практически забыл об этом. Как же ему не хотелось туда идти! Но он обещал. Поэтому он еще раз вздохнул и сказал:
— Да помню я. Передай матери, что буду, как и обещал.
— Уф, ну хорошо, — у Рауля явно камень с души свалился. — А что ты такой мрачный? Сегодня, вот, вернулся только утром...
— Не твое дело. Тебе не понять.
— Не надо держать меня за ребенка! — нахмурился брат.
— Я уже давно не считаю тебя ребенком. Но есть вещи, которые тебе не понять, — примирительно ответил Антуан. Он знал, что Рауль не вспыльчив, но только не в тех случаях, когда затрагивается вопрос о его возрасте.
Вот и сейчас брат презрительно фыркнул и ушел.
* * *
Едва на город спустилась ночь, как Менестрес покинула дом. И опять в одиночестве. Плотно закутавшись в плащ, она мимолетной тенью проносилась по улицам. Но сегодня не жажда была тому причиной. Она искала. Искала одного старого вампира. Она знала, что он где-то здесь. В Тулузе или ее окрестностях.
Остановившись в каком-то безлюдном переулке, она замерла и прислушалась. Прислушалась к звукам, которые не имели ничего общего с теми, которые может различить человек. Менестрес внимала тем импульсам, которые исходили от вампиров. Она могла услышать их всех со всей Земли, но научилась отгораживаться от них, иначе можно было сойти с ума. Сейчас же ей нужен был только один голос. Вампирша сосредоточилась, мысленно перебирая тысячи невидимых нитей в поисках единственной нужной.
Вот она нащупала ее. Едва уловимый мысленный импульс. Тот, кого она искала, находился совсем недалеко отсюда. Где-то на северо-западе. Направляясь туда, Менестрес подумала: «Неужели он живет все там же?»
Вампирша оказалась в самой старой части города, на одной из улиц, где селились лишь самые бедные и отчаянные. Здесь было не продохнуть от запаха нечистот, к которому порой примешивался запах разложения — трупы с улиц убирали далеко не сразу, а то и вовсе забывали про них, на радость крысам, которые вырастали здесь до размеров кошки. Чтобы не касаться дорожной грязи, Менестрес не шла, а парила над землей. Но отвращения не было. За свою долгую жизнь она видела вещи и похуже, чем грязные бедные улицы.
А вот и дом, который был ей нужен — старое, полуобвалившееся строение с пустыми глазницами окон, стоявшее в стороне от остальных. Похоже, что давным-давно это была церковь. Сложно было даже представить, что здесь может кто-то жить. Но совершенно четко ощущался запах дыма.
Менестрес тихо вошла внутрь. Там царила кромешная тьма, но вампирша обладала прекрасным ночным зрением, так что могла отлично разглядеть царившие в доме разруху и запустение. Тишину нарушало лишь завывание ветра, врывавшегося сквозь выбитые окна. Даже крыс здесь не было.
Менестрес невольно поежилась и сильнее укуталась в плащ, но вот она заметила то, что искала — полуразрушенную лестницу, ведущую вниз, на которой играли бледные отблески света. Вампирша спустилась по ней и оказалась в маленькой комнатке, более всего напоминавшей подвал, большую часть которого занимал массивный каменный саркофаг, явно принесенный сюда извне. Здесь еще был небольшой камин, в котором едва теплился огонь, а возле него сидела какая-то сгорбленная фигура в грубой, потрепанной одежде.
Заслышав появление Менестрес, она нехотя пошевелилась и обернулась. На вампиршу смотрело безукоризненное лицо греческого бога. Прекрасное, не смотря на грязь, спутанные волосы, в которых с трудом угадывался медно-рыжий цвет. Но глаза этого ангелоподобного существа были пусты и ничего не выражали, как у статуи.
Перед Менестрес предстало самое страшное и удручающее зрелище — вампир, которого сломало время. Он устал жить. Им владело лишь одно чувство — безразличие.
Он посмотрел прямо в глаза вампирше и глухо проговорил:
— Здравствуйте, госпожа.
— Здравствуй, Юлиус.
Она знала его, как знала и то, почему он стал таким. Это была весьма печальная история. Впрочем, почти у любого вампира проигравшего схватку со временем, она была не лучше.
Юлиус был очень древним вампиром. Его возраст насчитывал более трех тысяч лет, хотя выглядел он не старше тридцати. И он был силен. Любой вампир за столь долгий срок набирает очень много силы, а он был магистром, достигнув этого ранга еще в первые триста лет своей жизни.
Более тысячи лет он держал в своей власти вампиров Микен, потом много путешествовал, пока, около девятисот лет назад не встретил свою любовь — вампиршу Кадмею. Практически равную ему по силе. Это была красивая пара, будто две половинки, наконец, обрели друг друга. Они прожили вместе более шестисот лет, как говорится, душа в душу. И лучшим доказательством этого стало то, что у Кадмеи вот-вот должен был родиться ребенок. Ребенок Юлиуса. Истинный подарок судьбы, ибо вампир не может зачать от человека, как и человек от вампира. Это возможно лишь с себе подобным и требует искреннего обоюдного желания.
Долгожданный день родин приближался, когда разразилась страшная трагедия. Ее причиной были охотники на вампиров и другую нечисть. В те времена они пользовались тайным (а иногда и явным) покровительством церкви. Одна из таких групп и вычислила дом Юлиуса. На их счастье он был на приличном расстоянии от остальных. Они обложили его хворостом, облили все кругом маслом и подожгли, устроив грандиозный пожар. А сами заняли выжидательную позицию, готовясь убить любого, кому удастся вырваться из этого адского пламени.
Пожар застал Юлиуса в библиотеке. Он задержался, а Кадмея уже спустилась в подвал, ей приходилось спать там, так как в период беременности она вновь стала чувствительно к солнечному свету.
Едва почувствовав запах дыма, Юлиус кинулся вниз, к своей любимой, но весь первый этаж уже полыхал, огонь ворвался и в подвал. И все же, не смотря на это, вампир ринулся туда. Но было поздно. Ложе Кадмеи превратилось в костер, она сама тоже была охвачена пламенем.
Не обращая внимания на огонь, который уже добрался до него самого, Юлиус взял на руки тело любимой и направился к выходу. Из дома он вышел подобный горящему факелу, но ему было все равно, так как тело Кадмеи прямо на его руках обратилось в прах. Если бы она не носила их ребенка, то выжила бы, а теперь он потерял их обоих. Он со слезами на глазах смотрел, как ветер подхватил их прах.
А потом он увидел виновников пожара, вернее они сами обнаружили себя, намереваясь уничтожить вампира. Но они недооценили его силу и его ярость. При виде виновников своего горя, Юлиус просто обезумел. Он убил их. Убил их всех голыми руками.
Охваченный жаждой мести, Юлиус весь следующий век носился по Европе, уничтожая всех охотников, которых ему удавалось выследить. Это его поведение начало всерьез тревожить остальных вампиров, особенно его друзей, когда его кровавое безумие внезапно угасло.
Юлиус отдалился ото всех, даже самых близких друзей и своих птенцов. Он не жил, а существовал, предаваясь воспоминаниям прошлого. Остальные не трогали его, думая, что ему просто нужно пережить свое горе. Но время шло, и ничего не менялось, пока, через двести пятьдесят лет после смерти Кадмеи, Юлиус не решил войти в огонь. Но пламя, пожравшее его любовь, его самого отвергло. Весь ужас состоял в том, что он был слишком стар и силен, он стал практически неуязвим. Боль была адская. Все его тело страшно обгорело, но он остался жить, и это окончательно повергло его в уныние.
Через десять лет все ожоги зажили, от них не осталось и следа, также как и от тех, первых, но от этого ему было только хуже. Ничто не могло вернуть ему жажду жизни, она ушла навсегда вместе с его возлюбленной. Он жил, безразличный ко всему, прогоняя любого, кто нарушал его покой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57