Выходя из зала, Палмер оглянулся и увидел, что в другую дверь входит огр, Кейф. На его глазах Кейф подобрал отрезанную голову незадачливого герра Грюнвальда, стряхнул с нее фехтовальную маску и ухмыльнулся, показав мерзкие зубы. Потом поднес голову к пасти. Палмер отвернулся, но слух закрыть не мог. Будто кто-то вгрызается в большое хрусткое яблоко.
~~
По краям камина стояли мраморные нимфы, а полку украшала пантера, вырезанная из куска обсидиана. За узорной решеткой пылал огонь, но Палмер его не чувствовал. Может, пресловутая сырость Сан-Францисской бухты до него добралась, хотя вряд ли в этом дело.
Панглосс стоял у венецианского окна спиной к гостям. Густой туман закрывал то немногое, что можно было бы рассмотреть в два часа ночи. Серые клубы напомнили Палмеру табачных демонов, и потому он снова перевел взгляд на камин.
– Вы сказали, что знаете, где Морган.
Панглосс обернулся через плечо:
– Знаю.
– И?..
– Я бы хотел поговорить с вами наедине. Не выйти ли нам в патио? – Панглосс показал на раскрывающуюся дверь, ведущую в сад на крыше.
Соня поглядела на Палмера, потом кивнула в знак согласия и вышла за старшим вампиром на застеленную туманом террасу. Морской воздух щекотал ноздри, напоминая запахом кровь. Голос Другой кружился в голове, упрекая Соню за то, что она давно уже поддерживает себя только плазмой из бутылок. Она пыталась не слышать этого голоса; не время и не место сейчас отвлекаться на бурчание Другой. Панглосс очень опасен. Десять с лишним лет назад Соня убедилась в этом на собственной шкуре.
Панглосс стоял, сцепив руки за спиной, глядя на уходящую в туман стену.
– Вы изменились, дорогая. Повзрослели. Я помню, как впервые вас увидел. Вы уже не так злы, как были когда-то.
– Me used to be angry young man, me hidin' me head in the sand.
– Простите?
– Скажем так: я с момента нашей прошлой встречи научилась жить в системе. Научилась... собираться. Ладно, хватит пустой болтовни, Панглосс. Давайте о Моргане.
Панглосс повернулся к ней лицом, и на миг Соня увидела распеленатую мумию с красными углями в глубине пустых орбит. Запустив руку в объемистый карман халата, вампир достал мундштук слоновой кости, держа его двумя высохшими пальцами. Когда Соня впервые увидела истинное обличье Панглосса, она чуть не завопила. Но теперь, через пятнадцать лет, в этой иссушенной мумии она ничего особенного не находила.
– Ах да, о Моргане. Всегда все возвращается к Моргану, не правда ли? – В голосе Панглосса звучала грусть. – Он – моя величайшая ошибка. Как и вы – его. Правда, в моем случае я создавал его, точно зная, что я делаю. По крайней мере думая, что знаю. – Панглосс нахмурился, и снова его лицо стало лицом красивого мужчины лет под сорок. – Таким существам, как вы или я, бывает одиноко. Я уверен, что вы это уже обнаружили. Союзы с людьми обречены быть короткими по самой своей природе. И кстати, я поздравляю вас, что вы сделали Палмера своим ренфилдом. Он куда большего стоит, чем тот кусок мусора, что вы подобрали в Лондоне. Скажите, он до сих пор воображает себя господином собственной воли?
– Не ваше собачье дело!
Панглосс сокрушенно воздел руки:
– Дорогая, вы совершенно правы! Это было с моей стороны грубо. Так на чем я остановился? Ах да. Когда я был моложе – моложе, чем сейчас, – я тосковал по спутнику. В те времена я воображал себя очень древним – мне было семьсот или восемьсот лет, значит, это был одиннадцатый век или двенадцатый. Мне было тогда столько лет, сколько сейчас Моргану, если это что-нибудь значит.
Я скучал и хотел иметь спутника, равного себе. Поскольку мне приходилось вербовать почти сплошь среди рабов и крестьян, то исходный материал был далеко не лучшего качества. Почти все мои отпрыски не годились ни для какой умственной работы, кроме отыскания себе еды. И тут я встретил Моргана.
В это время я работал для церкви оскопителем. Хормейстеры присылали мне своих лучших сопрано, чтобы я превратил их в кастратов. Все знали, что у меня очень низкая смертность – по меркам тех времен, по крайней мере. Это было отличное прикрытие, позволяющее мне наслаждаться византийской ревностью и враждой, которые возникают там, где подавляется сексуальность человека. Я отлично прожил двадцать лет за счет Ватикана. Появление Моргана все изменило.
Ему тогда было только двенадцать лет, но я понял: это тот, кого я искал. Он был пятым сыном дворянина, и его заставили пойти по церковной линии. Сначала готовили в священники, но поразительный голос привлек внимание хормейстера. Я же, вместо того чтобы кастрировать мальчика, взял его с собой, когда расстался с тем именем, под которым жил.
С момента моего воскрешения это было чувство, наиболее близкое к истинной страсти.
Морган принял меня таким, каким я был. Он отличался изумительным интеллектом и оказался очень восприимчивым учеником. По Европе мы ездили под видом дяди и племянника. Он рвался к преобразованию, но я не торопился, пока не убедился, что он достаточно закален и выдержит изменение. Когда ему исполнилось тридцать, я переделал его по образу своему.
Моя вера в его врожденное превосходство оправдалась. Всего за десять лет после воскрешения Морган миновал стадию грубого вурдалака. Я им гордился! Два столетия он был моим неразлучным спутником. Будучи его Мастером-творцом, я никогда не злоупотреблял своим положением. Ему я давал куда больше свободы, чем случайным отпрыскам до или после того. И в конце концов я дорого заплатил за это.
Морган обернулся против меня. Я недооценил силу его воли. И его вероломства. Он был близок к тому, чтобы убить меня, как и вы. – Панглосс распахнул халат и показал длинный неровный шрам в середине груди. Несмотря на то, что ране должно было быть не менее десяти лет, она выглядела свежей. – От вашего серебряного клинка я чуть не погиб. И даже сейчас еще больно.
– Вы что, ожидаете от меня раскаяния?
– Я знаю достаточно, чтобы не ожидать жалости от вас или от кого-либо из нашей породы.
– Так зачем вы мне это все рассказываете?
Улыбка Панглосса стала горькой.
– Если любишь кого-то так, как я любил Моргана, и это чувство становится жертвой предательства... Видите ли, дорогая, я ненавижу его не меньше вас. И по куда более серьезным причинам. В моих интересах, чтобы план Моргана был сорван.
– План?
Вампир засмеялся, восхищенно покачивая головой.
– У этого дурака амбиции не знают предела – это еще мягко сказано. Он мечтает революционизировать общество Притворщиков, хотя я не знаю, как он собирается это сделать. Что-то насчет создания армии вампиров, иммунных к серебру.
– Что-нибудь еще вам известно?
– Он слишком хорошо заметает следы. Пять лет ушло у меня на то, чтобы проследить его до этого города.
– Досюда? Он здесь? В Сан-Франциско? – В груди у Сони стеснился ком. Так долго она вела охоту, по всему миру гоняясь за вампиром, который превратил ее во что-то нечеловеческое. И теперь, через двадцать лет, услышать, что он в том же городе...
– Он действует под глубоким прикрытием. И уже больше десяти лет. Я не знаю ни имени, ни лица, которое он сейчас носит, но я нашел имя того, кто это знает. Это Рассел Говард, человек, агент по недвижимости. Он знает, кто такой Морган и что он собой представляет. Я бы предложил вам начать расследование с него.
– А почему я? Зачем вы это мне рассказываете? Если то, что планирует Морган, нарушит природу вещей в Реальном Мире, почему другие Нобли из вампиров не заинтересуются?
Панглосс скривился, будто глотнул прокисшей крови.
– Правящий класс, то есть Нобли, входящие в так называемое Слияние, убеждены, что все его планы – бред и что он сошел с ума. Иногда это бывает – старческое слабоумие у вампиров. Но они не знают Моргана так, как знаю его я. Они слишком увлечены собственными вендеттами и демонстрацией зверств. Я понимаю отвращение Моргана к их узколобости, но то, что он предлагает... это слишком опасно. И для людей, и для Реального Мира! И требуется свободный агент вроде вас. Никто не назовет вас ортодоксом, но и умения вашего никто отрицать не может. А что будет лучшим оружием против Моргана, чем его собственное создание?
– Лесть ничего вам не даст, Herr Doktor. Я все равно не понимаю, почему вы не вмешались, раз планы Моргана так опасны для вашего здоровья. Разве что вы его боитесь?
Улыбка вампира задрожала.
– Я знаю, что вы боитесь Моргана, как боитесь меня. Вы испугались меня в тот самый момент, когда впервые увидели. Почему, Herr Панглосс? – Соня сняла зеркальные очки. – Что вы увидели такое, когда посмотрели на меня?
В красных, как вино, глазах вампира отразилось отвращение, но он не отвел взгляда.
– Я не знаю. И пугает меня именно это.
7
Шофер Панглосса подвез их к отелю в паре кварталов от знаменитых драконовых ворот Чайнатауна. В отеле в основном останавливались студенты и бизнесмены из юго-восточной Азии, поскольку здесь было недорого и чисто. Когда Соня и Палмер выходили из машины, к ним заковылял бродяга, жестикулируя и что-то неразборчиво бормоча.
Старик, одетый в несколько слоев лохмотьев, с ногами, обернутыми в газеты, как оборачивают дохлую рыбу, ничем не отличался от других бродяг. От него разило мочой и дешевым вином, и Палмеру он напомнил что-то среднее между дядей Вилли и уличным нищим. Но Соню явно поразил этот старик, и она быстро проскочила мимо него в вестибюль. Обеспокоенный этим непривычным проявлением страха, Палмер обернулся на оборванца, который ушел к той же подворотне, откуда вылез. В рассеянном свете уличных фонарей казалось, что глаза старика блестят золотом.
Когда Палмер подошел к конторке портье в вестибюле, Соня уже взяла себя в руки. Ночной клерк – пожилой китайский джентльмен, двигавшийся с грацией тай-чи, не очень удивился их необычному внешнему виду. Сан-Франциско есть Сан-Франциско.
Соня попросила две смежные комнаты с общей дверью и получила их. Палмер предпочел бы на разных этажах, но промолчал.
Засунув чемодан в узкий шкаф за дверью, он услышал легкий стук в общую дверь. Он подошел и приоткрыл:
– В чем дело?
– Надо поговорить.
Палмер глянул на часы. Было около четырех утра, и вот тебе пожалуйста – поговорить ей надо. Когда-то Палмер считал себя совой, но теперь понял, что до наивности переоценивал свою ночную выносливость.
– Об этом самом Моргане?
– Да, и о том, что рассказал мне Панглосс.
Палмер хмыкнул.
– О'кей, но сначала я должен помыться. А то сам себя чувствую кучей грязного белья.
– Что ж, разумно.
– А у меня всегда голова была острая. Потому-то мамочка и заставляла меня носить шляпу.
Соня засмеялась, и Палмеру понравился звук ее голоса. Это его обеспокоило.
Через двадцать минут, высушив ежик волос полотенцем и нацепив чистые джинсы и просторный свитер, Палмер постучал в общую дверь.
– Соня?
Ответа не было.
Он постучал сильнее, и дверь открылась на петлях.
– Соня?
Палмер перешагнул порог, щурясь в темноту. Насколько можно было судить, комната Сони была копией его комнаты, только зеркальной. Не успев привыкнуть к темноте, Палмер ушиб бедро о комод напротив двуспальной кровати. Выругавшись себе под нос, он поднял глаза, ожидая увидеть собственную гримасу в зеркале. Но увидел только одеяло. Поднял руку и потрогал ткань, натянутую на стоящее зеркало.
Вампиры не отражаются в зеркале.
Это правило он помнил из фильмов, виденных в детстве. Отец называл эти фильмы дерьмом, а Палмер глотал их с безумным восторгом и чувством удивления настолько искренним, что оно граничило с божественным откровением.
На миг он увидел свою прежнюю комнату году этак в 1965-м, во всем ее предподростковом блеске. Услышал химическую вонь клея для моделей, а сами модели голливудских монстров сохли на столе. Увидел стопку «Знаменитых монстров Фильмландии» и затрепанных журналов комиксов «Доктор Стрендж», запихнутых в шкаф подальше. Воспоминание было таким реальным, что пришлось на что-нибудь опереться. Рука легла на комод и коснулась чего-то холодного и гладкого. Пальцы сомкнулись на этом предмете раньше, чем Палмер сам это осознал.
Она оставила очки.
Жутковато было стоять и держать ее очки в руках. Они настолько сливались с нею самой, что он, казалось, наткнулся на отрезанное ухо – как в тех фильмах.
– Не поворачивайся.
Ее голос раздался прямо за плечом. Он даже не заметил, как она подошла. Пот выступил на лбу, на верхней губе. Интересно, на что похожи ее глаза. Вспомнились рептильные зрачки Панглосса с красными краями, как они сжимались. Палмер подавил дрожь.
Голая рука Сони протянулась и вынула очки из его пальцев. Послышался шорох материи – Соня надевала халат.
– Ладно, теперь можно повернуться.
Палмер обернулся как раз когда Соня зажгла лампу рядом с кроватью. Вампирша сидела, опираясь на спинку кровати, подобрав под себя ноги, как кошка. На ней было то же кимоно, что Палмер видел в Новом Орлеане. Волосы, еще мокрые от душа, прилипли прядями к мелочно-белому лбу. Она была красива, и это его тоже пугало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32