Кто-нибудь начнет проверять документы. Или еще что-нибудь.
— Мы постарались все это учесть.
— Но ведь может произойти что-то непредвиденное!
— Не исключено.
— По-моему, за это не стоит браться. Паркер смотрел на Элен и ждал, что она скажет дальше. Она сидела съежившись, нервно постукивая сигаретой по пепельнице, крепко сжимая правой рукой левое плечо как бы в попытке унять дрожь; и, хотя она, по-видимому, сейчас не испытывала перед ним такого страха, как раньше, нервничала она сильнее прежнего. Элен напоминала старую машину с испорченным двигателем: капот вибрирует, а машина ни с места.
Так как он продолжал молчать, оставив ее последние слова без ответа, она, бросив на него быстрый взгляд — глаза ее были большие, круглые и полные отчаяния — и, сразу же отведя их, вновь обратив на пепельницу, сказала:
— Возможно, это к вам не относится. По-видимому, вам нравятся такие вещи. Но Стену они не подходят. И Марти тоже. А Стену уж точно!
— Он сам решал, — ответил Паркер.
— Я не хочу, чтобы вы его в это вовлекли.
— Поговорите с ним.
— Я говорила. Давно. Дело в том... — Она замолчала, покачала головой и, нахмурившись, уставилась на сигарету, не зная, что сказать дальше. Наконец продолжила: — Ведь что будет со Стеном, если что-нибудь не заладится? Он не профессионал, вдруг он не сумеет убежать. А для него это важно, разве вы не понимаете? Марти уже побывал в тюрьме, ему это не впервые. Джек Кенгл тоже сидел. Но Стен — другое дело. Попасть в тюрьму было бы для него ужасным потрясением.
Паркер подумал, неужели она действительно верит, что есть люди, для которых тюрьма — пустой звук. Но вслух сказал:
— Наверное, Стен уверен, что не попадет в тюрьму.
— Знаю. Он считает, что стоит рискнуть, вы все уверены, что такие деньги оправдывают всякий риск.
— Может быть, так и есть.
— Почему вы?.. — начала она и снова осеклась, отчаянно покачала головой, затянулась и выпустила изо рта облачко дыма.
— Что почему?
— Ничего, — сказала она, отвернувшись.
— Почему мы не отменим все это? Покачав головой, она вышла из гостиной. Он не сомневался, что она хотела сказать это, но, начав говорить, поняла бессмысленность своих уговоров: ведь в шкафу уже лежат костюмы, в комнате дочки — автоматы, у дома стоит автобус, партнеры играют в покер в кухне, — поэтому и прервала себя на полуслове. Но было совершенно очевидно, чего больше всего на свете ей хочется: чтобы ничего не было ни сегодня, ни когда-либо потом.
Паркер не встречал еще женщин, у которых настроение менялось бы так часто; по-видимому, вскоре и это состояние крайнего возбуждения сменит какое-нибудь другое. Как хорошо, что у него есть такая женщина, как Клер, надежная, сильная и достаточно умная, чтобы держаться в стороне от его дел. С какой радостью он вернется в Сан-Хуан, снова увидит ее, будет проводить с ней время на пляже, ходить в казино.
Паркер ходил в казино ради Клер. Играла там она, если, конечно, это можно назвать игрой.
В казино в Сан-Хуане не было атмосферы алчной одержимости, безрассудной погони за выигрышем, какой отличались казино Лас-Вегаса, где играли в залах без часов и окон, чтобы ничто не напоминало о времени.
В Сан-Хуане казино играли роль увеселительного компонента индустрии туризма наряду с пляжами, ночными клубами, ресторанами и поездками на лодках в Сент-Томас за беспошлинным ликером. В отелях казино были открыты каждый день с восьми вечера до четырех утра, и тому, кто хотел таким образом провести свой досуг, предоставлялась возможность выбора между рулеткой, черным валетом и крепсами.
Клер специализировалась на крепсах. Она покупала пятьдесят однодолларовых фишек и шла к столику, где было поменьше людей. Она пускала в ход сразу все пятьдесят фишек, играя только на групповых пари, всегда пасовала, выигрывая примерно один раз из трех. Она была самым пассивным игроком, но ее возбуждал сам процесс игры, и, когда кучка ее фишек постепенно таяла, ее глаза начинали блестеть, движения становились все более порывистыми, выражение лица — все более взволнованным. Потеряв последнюю фишку, она отходила от стола такой радостной и упоенной, точно сорвала банк. Игра действовала на нее так, как на других действует хороший алкогольный напиток; она давала ей возможность сильнее ощутить наслаждение от жизни и от самой себя. После казино они всегда отправлялись прямо в свой номер и в постель, и в любви она была нетерпеливее и изобретательнее обычного.
Да. Хорошо бы вернуться поскорее в Сан-Хуан, к Клер.
Паркера даже несколько удивило, что его мысли приняли сексуальный характер. Это была еще одна перемена, которой он обязан Клер. Прежде он нуждался в сексе сразу же после операции, он отдавался ему со всей страстью, на какую только был способен, но постепенно потребность в сексе ослабевала, и в конце концов любовные утехи совершенно перестали занимать его — это означало, что он готов для следующей работы. С появлением Клер все стало иначе. Вот и сейчас, в день, когда намечено ограбление, его мысли заняты Клер; он видит, как она лежит на белых простынях полутемной, прохладной комнаты отеля Сан-Хуана, на улице яркий солнечный день, туристы и местные жители торопятся кто куда, а ее руки сжимают его в объятиях.
Он по-прежнему сидел в гостиной, пустив свои мысли блуждать, где им заблагорассудится, пока, посмотрев на часы, не увидел, что уже четыре.
Тогда он встал и, зайдя на кухню, сказал:
— Пора.
— Хорошо, — откликнулся Уэбб. Он уже отыграл, поэтому сразу же встал, сгреб выигранные деньги, засунул их в карман, зевнул и потянулся, разведя в стороны непомерно длинные для такого короткого туловища руки.
Остальные трое открыли свои карты: выиграл Кенгл.
Сгребая деньги, он с улыбкой произнес:
— Кажется, мне изменила удача. Самое время кончать.
— Надеюсь, сегодня ночью мне повезет больше, — сказал Стоктон.
— Сколько выиграл? — спросил Кенгла Фуско.
— Восемнадцать.
— Я на три больше, — сказал Уэбб.
— А я продулся. — Стоктон встал из-за стола.
— Паркер, я сейчас приду. Только с Элен попрощаюсь, — сказал Фуско.
— Заодно захватите костюмы.
— Хорошо.
— Где оружие? — спросил Стоктон.
— Там.
Стоктон и Кенгл вслед за Паркером прошли в детскую комнату. Пема, как обычно, спала после полудня, укрывшись грязноватым шерстяным одеялом, которое она повсюду таскала с собой. Паркер открыл стенной шкаф, вытащил оттуда коробки и передал их Стоктону и Кенглу, которые на Цыпочках вышли из комнаты.
Фуско все еще был у Элен. Кенгл, стоя посреди комнаты с тяжелыми коробками, на которых были нарисованы детские гоночные машины, кивнул в сторону спальни:
— Марти, похоже, никак не может расстаться со своей бывшей женой?
— Просто, как воспитанный гость, он благодарит ее за все приготовленные для него завтраки, — ответил Паркер.
Кенгл сделал гримасу и кивнул.
— Точно. Видели бы вы его в тюряге! Уж такой был вежливый.
Уэбб, взявшись за дверную ручку, сказал:
— Увидимся позже, Паркер.
—Да!
Все трое вышли, впереди Уэбб, за ним Стоктон и Кенгл с коробками в руках, которые они сложили к задней стенке микроавтобуса. Через минуту они двинулись в путь.
Паркер, стоя у открытой двери, ждал Фуско. Через три-четыре минуты он вышел из спальни с туниками, которые нес на плечиках. Вид у него был встревоженный.
— Паркер, — сказал он, — она страшно нервничает. Прямо истерика.
— Пройдет, — ответил Паркер. — Костюмы нужно уложить в сумку. Не надо, чтобы нас видели с ними.
— Здесь на нас никто не смотрит. Мы выходим и заходим в любое время.
— Потому что все думают, что знают, зачем мы тут. Элен в разводе, ходят мужчины. Но эти золотые штучки могут запомниться. Завтра, чего доброго, полицейские начнут расспрашивать Элен, куда делись парни с золотыми балахонами.
— И с золотом. Вы правы. Минуточку. Фуско принес из кухни хозяйственный пакет, снял туники с плечиков, сложил их и сунул в пакет. Потом они пошли к «понтиаку». На заднем его сиденье по-прежнему лежали чемодан Паркера, его свитер и спортивная куртка. Теперь прибавился еще и пакет с туниками. За руль сел Паркер.
Они поехали на восток, но, миновав воздушную базу, свернули влево, к Хилкер-роуд. Проехав мимо южных ворот, сделали еще четыре мили в северном направлении и свернули на проселочную дорогу. Паркер вел машину медленно. Путь был крутой, с множеством резких виражей. Кругом ничего не было видно, все застилала пыль: дорогу эту проложил когда-то бульдозер, прорыв ее в горном склоне. Складывалось впечатление, что по ней никто не ездил несколько лет. Дождевые потоки, стекающие со склонов в долину, образовали глубокие извилистые рытвины; здесь и там над дорогой нависали ветви деревьев, царапающие крышу машины, а в двух местах дорогу перегородили толстые ветви, которые Паркер, Деверс и Фуско убрали, когда проезжали здесь первый раз.
Через три мили, поднимаясь почти все время вверх, они наконец добрались до сгоревшего охотничьего дома. Когда-то это было большое двухэтажное строение из камня и бревен, но огонь его почти полностью уничтожил. Позади дома располагался просторный s гараж на десяток машин; он тоже почти весь сгорел, целым остался только один угол, и там сейчас можно было поставить не больше трех машин. Другую постройку, высокий ангар, огонь не затронул вовсе.
От основного здания остались каменные стены, высота которых в разных местах составляла от трех до семи футов. Внутри этих стен — черное переплетение обугленных балок и бревен. Три лета и три зимы лишили пожарище всяких следов человеческого присутствия. Здесь и там росла трава — зеленые островки посреди угля и копоти.
На деревьях и остатках каменных стен можно было увидеть прикрепленные знаки «Проезд запрещен», но никаких признаков того, что кто-нибудь побывал здесь в последние годы и проверил выполнение этих предписаний, не было. В гараже и ангаре царило полное запустение. Ясно, что восстанавливать «сторожку Эндрю» никто не торопился. Наоборот, возникало подозрение, что поджог был намеренным, ради страховки, а когда заведение приносит постоянную прибыль, такого не происходит. По-видимому, владельцы «сторожки Эндрю» несли убытки из-за канадских охотничьих угодий, расположенных по соседству и внушавших охотникам надежду на лучшие трофеи, чем здешние места с уже распуганной дичью.
Микроавтобуса не было видно, но, огибая на «понтиаке» основное здание, они заметили у сохранившейся части гаража Стоктона, который, стоя у открытой двери, сделал им знак заезжать внутрь.
Паркер завел машину в гараж и выключил двигатель, а Стоктон прикрыл обе створки двери. Выходя из «понтиака», Паркер забрал с заднего сиденья спортивную куртку и свитер.
Гаражные отсеки не разделялись стенами, «понтиак» стоял ближе к сгоревшей части гаража, возле микроавтобуса, на котором приехали ребята. Еще дальше, у самой стенки, стоял другой автобус. Сейчас он уже совсем не походил на автобусы небольших частных школ, на которых возят детей. Когда Паркер впервые увидел его у мусорной свалки в Балтиморе, автобус был желтый, но с тех пор он претерпел много метаморфоз. Голубовато-синего, «королевского» цвета, внутри гаража он казался темным, но на свету он будет ослепительно ярким, как бассейн, искрящийся под лучами солнца. На него поставили новый двигатель, гораздо более мощный. Фальшивые номера штата Мэриленд, с которыми он приехал сюда, Уэбб заменял сейчас нью-йоркскими, такими же фальшивыми, но на них имелись регистрационные бумаги, правда тоже поддельные. Кенгл прикреплял к левому борту автобуса один из двух изготовленных ими белых матерчатых плакатов, на которых большими красными буквами было написано:
«ЭРНИ СЕДЬМОЙ И ВОСЕМЬДЕСЯТ»
На автобус и музыкальные инструменты, которые были положены в салоне так, чтобы их легко можно было увидеть в окна, ушла большая часть денег Нормана Берриджа. Паркер, обойдя «бьюик», задержался перед плакатом.
Усмехнувшись, Кенгл сказал:
— Неплохо получилось, а?
— Здорово, — сказал Паркер.
— Да, не придерешься. Совсем как настоящий.
Паркер согласно кивнул. Автобус, который так бросается в глаза, вряд ли вызовет подозрения.
Спортивную куртку и свитер Паркер бросил на заднее сиденье автобуса. Фуско вошел в автобус вслед за ним, вынул золотые туники из коричневого бумажного пакета, встряхнул их и, кое-как разгладив складки, развесил по спинкам кресел. Паркер, обойдя Фуско, вышел из автобуса. Кенгл закреплял второй плакат на другом борту автобуса. Третий, поменьше, но такой же яркий, Стоктон повесил на заднее стекло. Уэбб, уже заменивший номера, возвращал инструменты в сумку, лежавшую в задней части микроавтобуса.
Без десяти пять они были полностью готовы. Все, кроме Стоктона, открывавшего двери гаража, сели в автобус. Двери гаража, когда Паркер и Фуско приезжали сюда в первый раз, были заперты на висячие замки, и, чтобы открыть гараж, их пришлось подпилить, но Паркер и Фуско сделали так, что замки, навешанные снова, выглядели целыми и невредимыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Мы постарались все это учесть.
— Но ведь может произойти что-то непредвиденное!
— Не исключено.
— По-моему, за это не стоит браться. Паркер смотрел на Элен и ждал, что она скажет дальше. Она сидела съежившись, нервно постукивая сигаретой по пепельнице, крепко сжимая правой рукой левое плечо как бы в попытке унять дрожь; и, хотя она, по-видимому, сейчас не испытывала перед ним такого страха, как раньше, нервничала она сильнее прежнего. Элен напоминала старую машину с испорченным двигателем: капот вибрирует, а машина ни с места.
Так как он продолжал молчать, оставив ее последние слова без ответа, она, бросив на него быстрый взгляд — глаза ее были большие, круглые и полные отчаяния — и, сразу же отведя их, вновь обратив на пепельницу, сказала:
— Возможно, это к вам не относится. По-видимому, вам нравятся такие вещи. Но Стену они не подходят. И Марти тоже. А Стену уж точно!
— Он сам решал, — ответил Паркер.
— Я не хочу, чтобы вы его в это вовлекли.
— Поговорите с ним.
— Я говорила. Давно. Дело в том... — Она замолчала, покачала головой и, нахмурившись, уставилась на сигарету, не зная, что сказать дальше. Наконец продолжила: — Ведь что будет со Стеном, если что-нибудь не заладится? Он не профессионал, вдруг он не сумеет убежать. А для него это важно, разве вы не понимаете? Марти уже побывал в тюрьме, ему это не впервые. Джек Кенгл тоже сидел. Но Стен — другое дело. Попасть в тюрьму было бы для него ужасным потрясением.
Паркер подумал, неужели она действительно верит, что есть люди, для которых тюрьма — пустой звук. Но вслух сказал:
— Наверное, Стен уверен, что не попадет в тюрьму.
— Знаю. Он считает, что стоит рискнуть, вы все уверены, что такие деньги оправдывают всякий риск.
— Может быть, так и есть.
— Почему вы?.. — начала она и снова осеклась, отчаянно покачала головой, затянулась и выпустила изо рта облачко дыма.
— Что почему?
— Ничего, — сказала она, отвернувшись.
— Почему мы не отменим все это? Покачав головой, она вышла из гостиной. Он не сомневался, что она хотела сказать это, но, начав говорить, поняла бессмысленность своих уговоров: ведь в шкафу уже лежат костюмы, в комнате дочки — автоматы, у дома стоит автобус, партнеры играют в покер в кухне, — поэтому и прервала себя на полуслове. Но было совершенно очевидно, чего больше всего на свете ей хочется: чтобы ничего не было ни сегодня, ни когда-либо потом.
Паркер не встречал еще женщин, у которых настроение менялось бы так часто; по-видимому, вскоре и это состояние крайнего возбуждения сменит какое-нибудь другое. Как хорошо, что у него есть такая женщина, как Клер, надежная, сильная и достаточно умная, чтобы держаться в стороне от его дел. С какой радостью он вернется в Сан-Хуан, снова увидит ее, будет проводить с ней время на пляже, ходить в казино.
Паркер ходил в казино ради Клер. Играла там она, если, конечно, это можно назвать игрой.
В казино в Сан-Хуане не было атмосферы алчной одержимости, безрассудной погони за выигрышем, какой отличались казино Лас-Вегаса, где играли в залах без часов и окон, чтобы ничто не напоминало о времени.
В Сан-Хуане казино играли роль увеселительного компонента индустрии туризма наряду с пляжами, ночными клубами, ресторанами и поездками на лодках в Сент-Томас за беспошлинным ликером. В отелях казино были открыты каждый день с восьми вечера до четырех утра, и тому, кто хотел таким образом провести свой досуг, предоставлялась возможность выбора между рулеткой, черным валетом и крепсами.
Клер специализировалась на крепсах. Она покупала пятьдесят однодолларовых фишек и шла к столику, где было поменьше людей. Она пускала в ход сразу все пятьдесят фишек, играя только на групповых пари, всегда пасовала, выигрывая примерно один раз из трех. Она была самым пассивным игроком, но ее возбуждал сам процесс игры, и, когда кучка ее фишек постепенно таяла, ее глаза начинали блестеть, движения становились все более порывистыми, выражение лица — все более взволнованным. Потеряв последнюю фишку, она отходила от стола такой радостной и упоенной, точно сорвала банк. Игра действовала на нее так, как на других действует хороший алкогольный напиток; она давала ей возможность сильнее ощутить наслаждение от жизни и от самой себя. После казино они всегда отправлялись прямо в свой номер и в постель, и в любви она была нетерпеливее и изобретательнее обычного.
Да. Хорошо бы вернуться поскорее в Сан-Хуан, к Клер.
Паркера даже несколько удивило, что его мысли приняли сексуальный характер. Это была еще одна перемена, которой он обязан Клер. Прежде он нуждался в сексе сразу же после операции, он отдавался ему со всей страстью, на какую только был способен, но постепенно потребность в сексе ослабевала, и в конце концов любовные утехи совершенно перестали занимать его — это означало, что он готов для следующей работы. С появлением Клер все стало иначе. Вот и сейчас, в день, когда намечено ограбление, его мысли заняты Клер; он видит, как она лежит на белых простынях полутемной, прохладной комнаты отеля Сан-Хуана, на улице яркий солнечный день, туристы и местные жители торопятся кто куда, а ее руки сжимают его в объятиях.
Он по-прежнему сидел в гостиной, пустив свои мысли блуждать, где им заблагорассудится, пока, посмотрев на часы, не увидел, что уже четыре.
Тогда он встал и, зайдя на кухню, сказал:
— Пора.
— Хорошо, — откликнулся Уэбб. Он уже отыграл, поэтому сразу же встал, сгреб выигранные деньги, засунул их в карман, зевнул и потянулся, разведя в стороны непомерно длинные для такого короткого туловища руки.
Остальные трое открыли свои карты: выиграл Кенгл.
Сгребая деньги, он с улыбкой произнес:
— Кажется, мне изменила удача. Самое время кончать.
— Надеюсь, сегодня ночью мне повезет больше, — сказал Стоктон.
— Сколько выиграл? — спросил Кенгла Фуско.
— Восемнадцать.
— Я на три больше, — сказал Уэбб.
— А я продулся. — Стоктон встал из-за стола.
— Паркер, я сейчас приду. Только с Элен попрощаюсь, — сказал Фуско.
— Заодно захватите костюмы.
— Хорошо.
— Где оружие? — спросил Стоктон.
— Там.
Стоктон и Кенгл вслед за Паркером прошли в детскую комнату. Пема, как обычно, спала после полудня, укрывшись грязноватым шерстяным одеялом, которое она повсюду таскала с собой. Паркер открыл стенной шкаф, вытащил оттуда коробки и передал их Стоктону и Кенглу, которые на Цыпочках вышли из комнаты.
Фуско все еще был у Элен. Кенгл, стоя посреди комнаты с тяжелыми коробками, на которых были нарисованы детские гоночные машины, кивнул в сторону спальни:
— Марти, похоже, никак не может расстаться со своей бывшей женой?
— Просто, как воспитанный гость, он благодарит ее за все приготовленные для него завтраки, — ответил Паркер.
Кенгл сделал гримасу и кивнул.
— Точно. Видели бы вы его в тюряге! Уж такой был вежливый.
Уэбб, взявшись за дверную ручку, сказал:
— Увидимся позже, Паркер.
—Да!
Все трое вышли, впереди Уэбб, за ним Стоктон и Кенгл с коробками в руках, которые они сложили к задней стенке микроавтобуса. Через минуту они двинулись в путь.
Паркер, стоя у открытой двери, ждал Фуско. Через три-четыре минуты он вышел из спальни с туниками, которые нес на плечиках. Вид у него был встревоженный.
— Паркер, — сказал он, — она страшно нервничает. Прямо истерика.
— Пройдет, — ответил Паркер. — Костюмы нужно уложить в сумку. Не надо, чтобы нас видели с ними.
— Здесь на нас никто не смотрит. Мы выходим и заходим в любое время.
— Потому что все думают, что знают, зачем мы тут. Элен в разводе, ходят мужчины. Но эти золотые штучки могут запомниться. Завтра, чего доброго, полицейские начнут расспрашивать Элен, куда делись парни с золотыми балахонами.
— И с золотом. Вы правы. Минуточку. Фуско принес из кухни хозяйственный пакет, снял туники с плечиков, сложил их и сунул в пакет. Потом они пошли к «понтиаку». На заднем его сиденье по-прежнему лежали чемодан Паркера, его свитер и спортивная куртка. Теперь прибавился еще и пакет с туниками. За руль сел Паркер.
Они поехали на восток, но, миновав воздушную базу, свернули влево, к Хилкер-роуд. Проехав мимо южных ворот, сделали еще четыре мили в северном направлении и свернули на проселочную дорогу. Паркер вел машину медленно. Путь был крутой, с множеством резких виражей. Кругом ничего не было видно, все застилала пыль: дорогу эту проложил когда-то бульдозер, прорыв ее в горном склоне. Складывалось впечатление, что по ней никто не ездил несколько лет. Дождевые потоки, стекающие со склонов в долину, образовали глубокие извилистые рытвины; здесь и там над дорогой нависали ветви деревьев, царапающие крышу машины, а в двух местах дорогу перегородили толстые ветви, которые Паркер, Деверс и Фуско убрали, когда проезжали здесь первый раз.
Через три мили, поднимаясь почти все время вверх, они наконец добрались до сгоревшего охотничьего дома. Когда-то это было большое двухэтажное строение из камня и бревен, но огонь его почти полностью уничтожил. Позади дома располагался просторный s гараж на десяток машин; он тоже почти весь сгорел, целым остался только один угол, и там сейчас можно было поставить не больше трех машин. Другую постройку, высокий ангар, огонь не затронул вовсе.
От основного здания остались каменные стены, высота которых в разных местах составляла от трех до семи футов. Внутри этих стен — черное переплетение обугленных балок и бревен. Три лета и три зимы лишили пожарище всяких следов человеческого присутствия. Здесь и там росла трава — зеленые островки посреди угля и копоти.
На деревьях и остатках каменных стен можно было увидеть прикрепленные знаки «Проезд запрещен», но никаких признаков того, что кто-нибудь побывал здесь в последние годы и проверил выполнение этих предписаний, не было. В гараже и ангаре царило полное запустение. Ясно, что восстанавливать «сторожку Эндрю» никто не торопился. Наоборот, возникало подозрение, что поджог был намеренным, ради страховки, а когда заведение приносит постоянную прибыль, такого не происходит. По-видимому, владельцы «сторожки Эндрю» несли убытки из-за канадских охотничьих угодий, расположенных по соседству и внушавших охотникам надежду на лучшие трофеи, чем здешние места с уже распуганной дичью.
Микроавтобуса не было видно, но, огибая на «понтиаке» основное здание, они заметили у сохранившейся части гаража Стоктона, который, стоя у открытой двери, сделал им знак заезжать внутрь.
Паркер завел машину в гараж и выключил двигатель, а Стоктон прикрыл обе створки двери. Выходя из «понтиака», Паркер забрал с заднего сиденья спортивную куртку и свитер.
Гаражные отсеки не разделялись стенами, «понтиак» стоял ближе к сгоревшей части гаража, возле микроавтобуса, на котором приехали ребята. Еще дальше, у самой стенки, стоял другой автобус. Сейчас он уже совсем не походил на автобусы небольших частных школ, на которых возят детей. Когда Паркер впервые увидел его у мусорной свалки в Балтиморе, автобус был желтый, но с тех пор он претерпел много метаморфоз. Голубовато-синего, «королевского» цвета, внутри гаража он казался темным, но на свету он будет ослепительно ярким, как бассейн, искрящийся под лучами солнца. На него поставили новый двигатель, гораздо более мощный. Фальшивые номера штата Мэриленд, с которыми он приехал сюда, Уэбб заменял сейчас нью-йоркскими, такими же фальшивыми, но на них имелись регистрационные бумаги, правда тоже поддельные. Кенгл прикреплял к левому борту автобуса один из двух изготовленных ими белых матерчатых плакатов, на которых большими красными буквами было написано:
«ЭРНИ СЕДЬМОЙ И ВОСЕМЬДЕСЯТ»
На автобус и музыкальные инструменты, которые были положены в салоне так, чтобы их легко можно было увидеть в окна, ушла большая часть денег Нормана Берриджа. Паркер, обойдя «бьюик», задержался перед плакатом.
Усмехнувшись, Кенгл сказал:
— Неплохо получилось, а?
— Здорово, — сказал Паркер.
— Да, не придерешься. Совсем как настоящий.
Паркер согласно кивнул. Автобус, который так бросается в глаза, вряд ли вызовет подозрения.
Спортивную куртку и свитер Паркер бросил на заднее сиденье автобуса. Фуско вошел в автобус вслед за ним, вынул золотые туники из коричневого бумажного пакета, встряхнул их и, кое-как разгладив складки, развесил по спинкам кресел. Паркер, обойдя Фуско, вышел из автобуса. Кенгл закреплял второй плакат на другом борту автобуса. Третий, поменьше, но такой же яркий, Стоктон повесил на заднее стекло. Уэбб, уже заменивший номера, возвращал инструменты в сумку, лежавшую в задней части микроавтобуса.
Без десяти пять они были полностью готовы. Все, кроме Стоктона, открывавшего двери гаража, сели в автобус. Двери гаража, когда Паркер и Фуско приезжали сюда в первый раз, были заперты на висячие замки, и, чтобы открыть гараж, их пришлось подпилить, но Паркер и Фуско сделали так, что замки, навешанные снова, выглядели целыми и невредимыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20