Что за чертовщина! Все было на месте.
«Снять крышку!» — чуть не крикнул Игорь, но механические пальцы уже отвинчивали ее. Они проникли внутрь и выполнили все, что мог придумать Игорь, и, тем не менее, неисправность не была устранена.
«Нижний патрубок!» — промелькнуло в голове у Игоря. Он опоздал. Пальцы завинтили крышку с быстротой, не позволяющей следить за их движениями, и накинулись на нижний патрубок. Не ограничиваясь нижним патрубком, железные пальцы разобрали, прочистили и собрали все, что только подворачивалось под руку. Машина делала тысячу страховочных, может быть, совсем бесполезных действий, а время уходило…
Игорь почувствовал, что и у него начинают путаться мысли. Что делать? Вдруг его осенило: засорился соединительный шланг. Тот короткий шланг, что соединяет оба насоса: основной и запасный. Он подумал об этом только потому, что однажды, играя с товарищем в «Логическую сообразительность» и пользуясь для этого подвернувшейся схемой моторов самолета, сам придумал это повреждение и заставил партнера искать его по косвенным признакам. Ну да, этим партнером был Алексей! Тогда Игорь выиграл одно очко. Лешка, быстрый на соображение Лешка, не смог догадаться! Ведь тогда, как это произошло и сейчас, он сначала продул всю систему охлаждения, а затем уже включил запасный насос. И соединительный шланг, короткий, всего в несколько сантиметров, отросток, оказался непродутым.
Машина, ясно, не знала об этом случае! Она делала все, кроме единственного, простого и необходимого сейчас действия. Наконец, перепробовав все, на что она была способна, машина сдалась. Лампочка вспыхнула красным тревожным светом.
Пора! Игорь наклонился вперед… Моторы уже были близки к истерике! И тут он услышал приказ, прозвучавший в его ушах, как удар грома.
— Ничего не делать!
Он почти растерянно огляделся вокруг.
— Не вмешивайтесь, — подтвердил голос.
Вслед затем он услышал легкое, совсем легкое постукивание внутри пластмассового корпуса прибора, что был установлен к кабине перед отлетом.
Кнопки на пульте управления сами стали вдавливаться, точно человек-невидимка коснулся их руками. Вновь вспыхнул экран. Кто-то медленно, по-человечески, искал повреждение.
Но ведь этот кто-то не знает про соединительный шланг! Это известно только Алексею. Игорь поднялся с кресла, но его снова остановил приказ:
— Ни с места!
Невидимка знал про соединительный шланг. Он включил продув, и, как и рассчитывал Игорь, система охлаждения тотчас же заработала.
Самое время! Игорь вытер вспотевший лоб. Еще несколько секунд — и моторы вышли бы из строя.
Да, переживаний сегодня хватало!…
Он посидел еще немного, чтобы успокоиться. Все работало нормально. Тогда он вышел из кабины. Пассажиры занимались своими делами, даже не подозревая о том, что только что разыгралось в кабине самолета. Прошло всего семь минут!
* * *
— Вот такой эксперимент мы сейчас и ставим, — говорил сотрудник Планового бюро, поблескивая своими живыми глазами и поглядывая на собеседников. — С полного согласия Контроля безопасности, конечно. Однако, кажется, мы садимся.
Лайнер сбавлял высоту. Игорь снова прошел в кабину и сидел там в царственном бездействии, пока колеса не остановились у начертанной на поле линии и все двери автоматически не раскрылись.
Он сошел на землю последним.
6
Вибролет попался старой конструкции, и Игорь мог наслаждаться сколько угодно, нажимая кнопки управления. Но — странное дело! — это не доставляло ему сейчас удовольствия. Более того: он находил обременительным держать пальцы на клавишах. Сегодня утром он летал лучше. Руки были свободны, мысль тоже, крылья подчинялись почти бессознательным желаниям. Это походило на полет во сне. Полет? Да, тогда, утром, было ощущение полета. Сейчас же он просто перемещался в пространстве. Обыкновенная транспортная операция, которой приходится заниматься почти всем людям Земли примерно так же, как раньше, если верить старым фильмам, на работу ездили на велосипедах.
… Алексей сидел в небольшой комнате перед пультом управления — точной копией того, перед которым пережил волнующие минуты час назад Игорь. Рядом стояло еще одно кресло и еще один пульт.
— Вот так я и летаю, — сказал Лешка, обводя рукой свое хозяйство. — Не отрываясь от Земли.
Он посмотрел на Игоря и засмеялся.
— Зато я работаю, — добавил он. — Веду сразу сто самолетов. Следовательно, случаев для вмешательства в работу машин у меня в сто раз больше, чем у тебя. Сегодня выпросил еще десять рейсов — еле уговорил. Запасный пульт поставили. Это, если два случая произойдут сразу. По теории вероятности…
— Ах, эта теория, — махнул рукой Игорь. — Сегодня я с ней познакомился на практике.
— И вот твой лайнер оказался среди этих новых десяти. Представляю, как ты был разочарован, когда выяснилось, что тебе не надо помогать машине! Такие же ощущения, вероятно, испытывал последний извозчик или последний шофер. Твоя песенка спета, Игорек!
— Я просто люблю летать.
— Кто же теперь не летает! И чем ощущения пилота отличаются от ощущений пассажиров? Хочешь настоящих ощущений — иди ко мне в напарники. Правда, летать уже не придется. Для моей профессии это совершенно излишняя роскошь. Зато интересная работа. Имей в виду, что всех пилотов с будущего года все равно с самолетов снимут. Даже испытания будут производиться автоматически — программным устройством.
Рыжее лицо Лешки смеялось, веснушки расползлись, нос сиял. Он не считал нужным выводить веснушки или менять форму ушей — растопыренных, похожих на приставленные к голове ладони, — Лешка считал, что вполне можно жить и таким, каким создала природа.
— У тебя, брат, ведь есть и другие профессии! Ты можешь выбирать. Ну, будешь летающим биологом в конце концов. Ведь твой заповедник и предназначен для осмотра с воздуха. Уверяю тебя, все это не так трагично, как тебе кажется. Потом на Венере еще летают по старинке. Попросись в экспедицию. Коробов набирает людей.
…В самом деле, что изменилось в мире? Ощущения, которые испытываешь, когда управляешь машиной? Этих ощущений даже прибавится, если Игорь пойдет в наземные дежурные. Полет? Чудеснее полета на вибролете без пульта управления еще свет не видел.
Романтика? Да, но романтика есть в любом деле. И в том, что делает Лешка, очень много романтики, хотя он ее и не признает.
* * *
Игорь вышел на улицу и с помощью блока универсала подозвал к себе вибролет. Подбежал старый, наивный, романтичный вибролет с кнопками, натыканными на крохотном пульте.
Игорь сел в кресло и положил пальцы на клавиши.
Лети! — приказал он.
Кресло стояло неподвижно.
— Лети, — повторил он.
Кресло не шелохнулось.
Тогда он нажал на кнопку, мягкую и расшатанную, она легко осела — за спиной раскрылись крылья, и вибролет полетел.
НЕПРЕДВИДЕННОЕ ИСПЫТАНИЕ
1
В начале он показался похожим на других практикантов, каких немало побывало в конструкторском бюро Гребнева. Он был так же розовощек, и голубые его глаза взирали на мир с тем же оттенком легкого снисхождения. Как и они, он очень уверенно судил обо всем на свете — об искусственном перемещении планет путем сооружения на них особых мощных двигателей, о пробуривании скважин до центра Земли и тому подобных вещах, которые, на его взгляд, не были осуществлены до сих пор просто потому, что некому было взяться по-настоящему за дело.
Он весьма критически оглядел оборудование бюро — с полсотни чертежных роботов, походивших на фантастических длинношеих птиц с тонкими блестящими клювами, и безапелляционно объявил:
— В сущности, ужаснейший анахронизм.
Гребнев и сам знал, что чертежные роботы — не последнее слово техники. Станки, читающие чертежи и казавшиеся еще недавно чудом техники, ныне выходят из употребления. Гораздо проще дать станку все исходные данные, а он уже сам сообразит, что и как надо изготовить.
Но чертежи бывают нужны в некоторых случаях самому Гребневу. В конце концов он человек, а не машина. Он не может представить себе будущую конструкцию, глядя на крошечную катушку с паутинной нитью. Иногда он должен заглянуть в чертеж, а другой раз и собрать сложный узел на модели.
Но как объяснить это человеку, который знает, кажется, решительно обо всем и все понаслышке?
— Попробуйте спроектировать скрепки для сборки узлов станции,-сказал Гребнев просто.
Задание он выбрал самое легкое.
На другой день Гребнев не успел еще позавтракать, когда его вызвал по блок-универсалу инженер Мищенко с Экспериментального завода.
— Слушайте, — сказал Мищенко, его похожие на кустики крыжовника брови ушли далеко на лоб. — Скажите, сделайте одолжение, чего ради вы заказали сто сорок две тысячи женских головок из пластилита? Вы знаете, я привык ко всяким вашим затеям, но на украшения могли бы пустить и другой материал в конце концов.
Гребнев, в свою очередь, захлопал глазами. Он ничего не понимал.
— Ваш помощник прислал заказ, — Мищенко показал похожую на облатку катушку. — Я передал его станку. И он начал выдавать вот такие штуки.
Гребнев увидел на экране блок-универсала абрис девичьего лица с прямым тонким носом и круглым, чуть выдающимся подбородком — почти в натуральную величину. Профиль был отштампован из пластилита толщиной в палец.
— Сколько вы их нашлепали? — спросил Гребнев.
— Штук пятьсот…
— -Остановите станок. А мне пришлите одну.
Когда Гребнев пришел в бюро, женская головка из прочнейшего и легкого пластилита лежала у него на столе.
— Откуда эта прелестная вещица? — удивился практикант. — И потом… — он удивился еще больше,-она мне знакома!
Гребнев минуты две молча разглядывал юношу.
— Послушайте, — сказал он наконец. — И слушайте меня внимательно: если вам еще раз взбредет а голову рисовать ваших знакомых да чертежах, постарайтесь делать это по крайней мере на полях! Эта машина, — Гребнев кивнул на робота, стоявшего в углу и изготовлявшего на основе чертежей программы для станков, — не разбирает, что относится к делу, а что нарисовано просто так, для удовольствия. Она запрограммировала все без исключения, а станок, которому передали заказ, стал делать то, что ему приказали. Я думал, вы знаете принцип устройства автоматов!
Практикант ужасно смутился.
— Ну ладно, вы по крайней мере доказали, что чертежи действительно не всегда удобны, — смягчился Гребнев. — В конце концов все мы были молоды. — И он дал практиканту новое задание. Тот взялся за него с пылом и выполнил безукоризненно.
Практикант сказал, что его можно звать просто Костя. Итак, он любил рисовать. Другой его чертой, обнаружившейся тоже с первого дня, была нелюбовь, или, точнее сказать, антипатия, к чертежным роботам. Проявлялась она в самых разных формах. На третий или четвертый день, придя утром в бюро, Гребнев обнаружил, к своему удивлению, что один из роботов работает как одержимый. Он хорошо помнил, что все машины выключил накануне перед уходом. У робота был такой вид, словно он и огорчен и изумлен одновременно. Перед ним стоял на подставке небольшой ящик, соединенный с машиной гибким рукавом.
Походило на то, как если бы чертежная машина всунула хобот в кормушку. Впрочем, это и на самом деле была кормушка, как моментально сообразил Гребнев. Конечно же, сюда практикант сложил подготовленные для робота задания — листки из блокнота. И тот работал всю ночь напролет, изготовляя чертеж за чертежом. Целая кипа их лежала в корзинке сбоку. Листы бумаги уже не умещались в ней и падали на пол. Гребнев подобрал с пола чертежи и стал ожидать, что произойдет дальше.
Практикант появился очень скоро с самым веселым видом.
— Работает? — кинул он взгляд на робота. — Ну и пусть работает.
И он приступил к своим делам.
— Это что, эксперимент? — поинтересовался Гребнев.
— Просто он лучше всех изготовляет фасонные профили. Я и решил: пусть уж над ними работает более квалифицированный чертежник. Что касается остальных… Я бы половину просто выкинул на свалку. Тут есть настоящие тупицы: никакого воображения! Перечерчивают, высунув языки, то, что им заданно. Какие-то заскорузлые чиновники.
— Гм, — неопределенно произнес Гребнев. Некоторых из этих «чиновников» сконструировал он сам когда-то. Тогда, десять или восемь лет назад, они не представлялись ему тупицами. Может быть, стареет он, Гребнев?
А Костя стал передвигать роботов, устанавливая наиболее способных так, чтобы они были под рукой, «тупиц» же загоняя в самые дальние углы. Роботы, старательные чертежные роботы, с которыми была связана часть жизни Гребнева, честные работяги, изведшие не одно ведро туши по его заданиям, выглядели сейчас какими-то беззащитными. Те, до которых еще не добрался практикант, стояли с виноватым видом и словно втянули головы в плечи. А жертвы его неуемного стремления все перестроить по-своему уныло торчали как неприкаянные в новых местах. Привычный уют бюро был нарушен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
«Снять крышку!» — чуть не крикнул Игорь, но механические пальцы уже отвинчивали ее. Они проникли внутрь и выполнили все, что мог придумать Игорь, и, тем не менее, неисправность не была устранена.
«Нижний патрубок!» — промелькнуло в голове у Игоря. Он опоздал. Пальцы завинтили крышку с быстротой, не позволяющей следить за их движениями, и накинулись на нижний патрубок. Не ограничиваясь нижним патрубком, железные пальцы разобрали, прочистили и собрали все, что только подворачивалось под руку. Машина делала тысячу страховочных, может быть, совсем бесполезных действий, а время уходило…
Игорь почувствовал, что и у него начинают путаться мысли. Что делать? Вдруг его осенило: засорился соединительный шланг. Тот короткий шланг, что соединяет оба насоса: основной и запасный. Он подумал об этом только потому, что однажды, играя с товарищем в «Логическую сообразительность» и пользуясь для этого подвернувшейся схемой моторов самолета, сам придумал это повреждение и заставил партнера искать его по косвенным признакам. Ну да, этим партнером был Алексей! Тогда Игорь выиграл одно очко. Лешка, быстрый на соображение Лешка, не смог догадаться! Ведь тогда, как это произошло и сейчас, он сначала продул всю систему охлаждения, а затем уже включил запасный насос. И соединительный шланг, короткий, всего в несколько сантиметров, отросток, оказался непродутым.
Машина, ясно, не знала об этом случае! Она делала все, кроме единственного, простого и необходимого сейчас действия. Наконец, перепробовав все, на что она была способна, машина сдалась. Лампочка вспыхнула красным тревожным светом.
Пора! Игорь наклонился вперед… Моторы уже были близки к истерике! И тут он услышал приказ, прозвучавший в его ушах, как удар грома.
— Ничего не делать!
Он почти растерянно огляделся вокруг.
— Не вмешивайтесь, — подтвердил голос.
Вслед затем он услышал легкое, совсем легкое постукивание внутри пластмассового корпуса прибора, что был установлен к кабине перед отлетом.
Кнопки на пульте управления сами стали вдавливаться, точно человек-невидимка коснулся их руками. Вновь вспыхнул экран. Кто-то медленно, по-человечески, искал повреждение.
Но ведь этот кто-то не знает про соединительный шланг! Это известно только Алексею. Игорь поднялся с кресла, но его снова остановил приказ:
— Ни с места!
Невидимка знал про соединительный шланг. Он включил продув, и, как и рассчитывал Игорь, система охлаждения тотчас же заработала.
Самое время! Игорь вытер вспотевший лоб. Еще несколько секунд — и моторы вышли бы из строя.
Да, переживаний сегодня хватало!…
Он посидел еще немного, чтобы успокоиться. Все работало нормально. Тогда он вышел из кабины. Пассажиры занимались своими делами, даже не подозревая о том, что только что разыгралось в кабине самолета. Прошло всего семь минут!
* * *
— Вот такой эксперимент мы сейчас и ставим, — говорил сотрудник Планового бюро, поблескивая своими живыми глазами и поглядывая на собеседников. — С полного согласия Контроля безопасности, конечно. Однако, кажется, мы садимся.
Лайнер сбавлял высоту. Игорь снова прошел в кабину и сидел там в царственном бездействии, пока колеса не остановились у начертанной на поле линии и все двери автоматически не раскрылись.
Он сошел на землю последним.
6
Вибролет попался старой конструкции, и Игорь мог наслаждаться сколько угодно, нажимая кнопки управления. Но — странное дело! — это не доставляло ему сейчас удовольствия. Более того: он находил обременительным держать пальцы на клавишах. Сегодня утром он летал лучше. Руки были свободны, мысль тоже, крылья подчинялись почти бессознательным желаниям. Это походило на полет во сне. Полет? Да, тогда, утром, было ощущение полета. Сейчас же он просто перемещался в пространстве. Обыкновенная транспортная операция, которой приходится заниматься почти всем людям Земли примерно так же, как раньше, если верить старым фильмам, на работу ездили на велосипедах.
… Алексей сидел в небольшой комнате перед пультом управления — точной копией того, перед которым пережил волнующие минуты час назад Игорь. Рядом стояло еще одно кресло и еще один пульт.
— Вот так я и летаю, — сказал Лешка, обводя рукой свое хозяйство. — Не отрываясь от Земли.
Он посмотрел на Игоря и засмеялся.
— Зато я работаю, — добавил он. — Веду сразу сто самолетов. Следовательно, случаев для вмешательства в работу машин у меня в сто раз больше, чем у тебя. Сегодня выпросил еще десять рейсов — еле уговорил. Запасный пульт поставили. Это, если два случая произойдут сразу. По теории вероятности…
— Ах, эта теория, — махнул рукой Игорь. — Сегодня я с ней познакомился на практике.
— И вот твой лайнер оказался среди этих новых десяти. Представляю, как ты был разочарован, когда выяснилось, что тебе не надо помогать машине! Такие же ощущения, вероятно, испытывал последний извозчик или последний шофер. Твоя песенка спета, Игорек!
— Я просто люблю летать.
— Кто же теперь не летает! И чем ощущения пилота отличаются от ощущений пассажиров? Хочешь настоящих ощущений — иди ко мне в напарники. Правда, летать уже не придется. Для моей профессии это совершенно излишняя роскошь. Зато интересная работа. Имей в виду, что всех пилотов с будущего года все равно с самолетов снимут. Даже испытания будут производиться автоматически — программным устройством.
Рыжее лицо Лешки смеялось, веснушки расползлись, нос сиял. Он не считал нужным выводить веснушки или менять форму ушей — растопыренных, похожих на приставленные к голове ладони, — Лешка считал, что вполне можно жить и таким, каким создала природа.
— У тебя, брат, ведь есть и другие профессии! Ты можешь выбирать. Ну, будешь летающим биологом в конце концов. Ведь твой заповедник и предназначен для осмотра с воздуха. Уверяю тебя, все это не так трагично, как тебе кажется. Потом на Венере еще летают по старинке. Попросись в экспедицию. Коробов набирает людей.
…В самом деле, что изменилось в мире? Ощущения, которые испытываешь, когда управляешь машиной? Этих ощущений даже прибавится, если Игорь пойдет в наземные дежурные. Полет? Чудеснее полета на вибролете без пульта управления еще свет не видел.
Романтика? Да, но романтика есть в любом деле. И в том, что делает Лешка, очень много романтики, хотя он ее и не признает.
* * *
Игорь вышел на улицу и с помощью блока универсала подозвал к себе вибролет. Подбежал старый, наивный, романтичный вибролет с кнопками, натыканными на крохотном пульте.
Игорь сел в кресло и положил пальцы на клавиши.
Лети! — приказал он.
Кресло стояло неподвижно.
— Лети, — повторил он.
Кресло не шелохнулось.
Тогда он нажал на кнопку, мягкую и расшатанную, она легко осела — за спиной раскрылись крылья, и вибролет полетел.
НЕПРЕДВИДЕННОЕ ИСПЫТАНИЕ
1
В начале он показался похожим на других практикантов, каких немало побывало в конструкторском бюро Гребнева. Он был так же розовощек, и голубые его глаза взирали на мир с тем же оттенком легкого снисхождения. Как и они, он очень уверенно судил обо всем на свете — об искусственном перемещении планет путем сооружения на них особых мощных двигателей, о пробуривании скважин до центра Земли и тому подобных вещах, которые, на его взгляд, не были осуществлены до сих пор просто потому, что некому было взяться по-настоящему за дело.
Он весьма критически оглядел оборудование бюро — с полсотни чертежных роботов, походивших на фантастических длинношеих птиц с тонкими блестящими клювами, и безапелляционно объявил:
— В сущности, ужаснейший анахронизм.
Гребнев и сам знал, что чертежные роботы — не последнее слово техники. Станки, читающие чертежи и казавшиеся еще недавно чудом техники, ныне выходят из употребления. Гораздо проще дать станку все исходные данные, а он уже сам сообразит, что и как надо изготовить.
Но чертежи бывают нужны в некоторых случаях самому Гребневу. В конце концов он человек, а не машина. Он не может представить себе будущую конструкцию, глядя на крошечную катушку с паутинной нитью. Иногда он должен заглянуть в чертеж, а другой раз и собрать сложный узел на модели.
Но как объяснить это человеку, который знает, кажется, решительно обо всем и все понаслышке?
— Попробуйте спроектировать скрепки для сборки узлов станции,-сказал Гребнев просто.
Задание он выбрал самое легкое.
На другой день Гребнев не успел еще позавтракать, когда его вызвал по блок-универсалу инженер Мищенко с Экспериментального завода.
— Слушайте, — сказал Мищенко, его похожие на кустики крыжовника брови ушли далеко на лоб. — Скажите, сделайте одолжение, чего ради вы заказали сто сорок две тысячи женских головок из пластилита? Вы знаете, я привык ко всяким вашим затеям, но на украшения могли бы пустить и другой материал в конце концов.
Гребнев, в свою очередь, захлопал глазами. Он ничего не понимал.
— Ваш помощник прислал заказ, — Мищенко показал похожую на облатку катушку. — Я передал его станку. И он начал выдавать вот такие штуки.
Гребнев увидел на экране блок-универсала абрис девичьего лица с прямым тонким носом и круглым, чуть выдающимся подбородком — почти в натуральную величину. Профиль был отштампован из пластилита толщиной в палец.
— Сколько вы их нашлепали? — спросил Гребнев.
— Штук пятьсот…
— -Остановите станок. А мне пришлите одну.
Когда Гребнев пришел в бюро, женская головка из прочнейшего и легкого пластилита лежала у него на столе.
— Откуда эта прелестная вещица? — удивился практикант. — И потом… — он удивился еще больше,-она мне знакома!
Гребнев минуты две молча разглядывал юношу.
— Послушайте, — сказал он наконец. — И слушайте меня внимательно: если вам еще раз взбредет а голову рисовать ваших знакомых да чертежах, постарайтесь делать это по крайней мере на полях! Эта машина, — Гребнев кивнул на робота, стоявшего в углу и изготовлявшего на основе чертежей программы для станков, — не разбирает, что относится к делу, а что нарисовано просто так, для удовольствия. Она запрограммировала все без исключения, а станок, которому передали заказ, стал делать то, что ему приказали. Я думал, вы знаете принцип устройства автоматов!
Практикант ужасно смутился.
— Ну ладно, вы по крайней мере доказали, что чертежи действительно не всегда удобны, — смягчился Гребнев. — В конце концов все мы были молоды. — И он дал практиканту новое задание. Тот взялся за него с пылом и выполнил безукоризненно.
Практикант сказал, что его можно звать просто Костя. Итак, он любил рисовать. Другой его чертой, обнаружившейся тоже с первого дня, была нелюбовь, или, точнее сказать, антипатия, к чертежным роботам. Проявлялась она в самых разных формах. На третий или четвертый день, придя утром в бюро, Гребнев обнаружил, к своему удивлению, что один из роботов работает как одержимый. Он хорошо помнил, что все машины выключил накануне перед уходом. У робота был такой вид, словно он и огорчен и изумлен одновременно. Перед ним стоял на подставке небольшой ящик, соединенный с машиной гибким рукавом.
Походило на то, как если бы чертежная машина всунула хобот в кормушку. Впрочем, это и на самом деле была кормушка, как моментально сообразил Гребнев. Конечно же, сюда практикант сложил подготовленные для робота задания — листки из блокнота. И тот работал всю ночь напролет, изготовляя чертеж за чертежом. Целая кипа их лежала в корзинке сбоку. Листы бумаги уже не умещались в ней и падали на пол. Гребнев подобрал с пола чертежи и стал ожидать, что произойдет дальше.
Практикант появился очень скоро с самым веселым видом.
— Работает? — кинул он взгляд на робота. — Ну и пусть работает.
И он приступил к своим делам.
— Это что, эксперимент? — поинтересовался Гребнев.
— Просто он лучше всех изготовляет фасонные профили. Я и решил: пусть уж над ними работает более квалифицированный чертежник. Что касается остальных… Я бы половину просто выкинул на свалку. Тут есть настоящие тупицы: никакого воображения! Перечерчивают, высунув языки, то, что им заданно. Какие-то заскорузлые чиновники.
— Гм, — неопределенно произнес Гребнев. Некоторых из этих «чиновников» сконструировал он сам когда-то. Тогда, десять или восемь лет назад, они не представлялись ему тупицами. Может быть, стареет он, Гребнев?
А Костя стал передвигать роботов, устанавливая наиболее способных так, чтобы они были под рукой, «тупиц» же загоняя в самые дальние углы. Роботы, старательные чертежные роботы, с которыми была связана часть жизни Гребнева, честные работяги, изведшие не одно ведро туши по его заданиям, выглядели сейчас какими-то беззащитными. Те, до которых еще не добрался практикант, стояли с виноватым видом и словно втянули головы в плечи. А жертвы его неуемного стремления все перестроить по-своему уныло торчали как неприкаянные в новых местах. Привычный уют бюро был нарушен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29