Громоподобный рев сотряс хижину.
Тонгор, не тратя времени на церемонии, впечатал тяжелый кулак в лицо зверочеловека, превращая его в кровавое месиво; хрустнули выбитые зубы. Свирепый каннибал, сбитый с ног страшным ударом, отлетел в сторону, с глухим стуком врезавшись в стену, и распластался на земляном полу, подобно гигантскому мешку с мясом.
Соомия с всхлипом втянула воздух, собираясь вновь закричать, и северянин, приказав принцессе сохранять спокойствие, поспешно закрыл ей рот ладонью. Девушка узнала Тонгора, и сердце ее затрепетало от радости. Она-то думала, что он погиб или находится невесть где, и вдруг ее возлюбленный чудесным образом появляется, чтобы вырвать ее из вонючих объятий зверочеловека! Сильные заботливые руки в один миг освободили девушку от веревок и поставили на ноги. Тело принцессы онемело от неподвижности, и она, беспомощно покачнувшись, прижалась к валькару, уронив голову на его широкую грудь. Бормоча слова ободрения и поддержки, Тонгор принялся растирать руки и ноги девушки, стараясь поскорее восстановить нарушенное путами кровообращение.
Занимаясь столь важным делом, варвар не заметил, как в дверном проеме неслышно возник темный силуэт. Рука вошедшего поднялась, и что-то тяжелое со всего размаха ударило Тонгора в висок. Разноцветные круги замелькали перед Тонгором, и последнее, что он услышал, погружаясь в насыщенный сполохами мрак, был пронзительный крик Соомии.
Оттащив Карма Карвуса в хижину, зверолюди убедились, что он надежно связан, и разошлись по своим делам. Оставшись в одиночестве, дворянин, превозмогая боль в избитом теле, постарался принять сидячее положение. Отчаяние и чувство обреченности сменила холодная решимость во что бы то ни стало спасти принцессу от ужасной смерти. Жив Тонгор или нет — неизвестно, но он поручил Карму Карвусу беречь Соомию, и аристократ намерен был оправдать доверие северянина даже ценой собственной жизни. Не обращая внимания на ссадины, ушибы и кровоподтеки, заставив себя не думать о пище и воде, в которых он начал испытывать настоятельную потребность, Карм Карвус принялся обдумывать создавшуюся ситуацию.
Он крепко связан прочными веревками, сплетенными из волокнистых стеблей, руки и ноги затекли так, что ими едва можно пошевелить. Если он собирается бежать из плена и помочь Соомии, то делать это надо немедленно, пока тело подчиняется ему. Оставаясь в сидячем положении, Карм Карвус попытался разорвать веревки, но скоро убедился, что сделать это не в силах. Старания его, впрочем, были не напрасны — они навели дворянина на хорошую мысль. Если веревки нельзя порвать и разрезать, их можно перетереть. Зубчатый край пряжки перевязи подходил как нельзя лучше, и Карвус стал терпеливо перетирать о нее стягивавшие запястья веревки. Руки потеряли чувствительность, и порой он обдирал их о шероховатый металл, но вид собственной крови и запоздалое ощущение боли от порезов не заставили пленника прервать труд, суливший ему освобождение.
Вскоре Карм Карвус взмок от пота, а веревки, которые он перепиливал, — от крови, однако это не поколебало его решимости. Час проходил за часом. Ему казалось, что он мучается уже целую вечность и страдания его продлятся до скончания веков.
Не думая ни о чем, потеряв счет времени и погрузившись в некое подобие транса, он тер, тер и тер проклятые травяные путы, пока внезапно до него не донесся приглушенный расстоянием отчаянный крик Соомии. Крик этот подействовал на Карма Карвуса, как ушат холодной воды. Собравшись с силами, он яростно рванул наполовину перепиленные веревки, и они с сухим треском лопнули.
Освободив руки и плечи, дворянин вцепился в стягивавшие ноги путы и после непродолжительной борьбы сумел избавиться и от них.
Поднявшись с земли ценой отчаянных усилий Карм Карвус, пошатываясь, добрел до стоявшего в центре хижины столба, поддерживавшего низкую кровлю. Опершись понадежней, он оглядел усыпанный мусором и обглоданными костями пол в поисках оружия. Заметив толстую обгорелую палку, воин извлек ее из кучи хлама, скопившегося в углу хижины, и, зловеще улыбаясь, выбрался на улицу. Даже в темноте ему было нетрудно определить, откуда донесся крик принцессы, и аристократ бесшумно скользнул в соседнюю хижину.
Мощная мужская фигура нависла над Соомией, чье обнаженное тело матово светилось в полумраке. Проклиная свою медлительность и неуклюжесть одеревеневших членов. Карм Карвус поднял палку и с силой обрушил ее на голову угрожавшего девушке верзилы. Тот, не издав ни звука, рухнул на пол, а принцесса, пронзительно вскрикнув, отшатнулась от спасителя.
— Быстрее! — позвал ее Карм Карвус. — Бежим, пока сюда не явились наши тюремщики!
— Но это же Тонгор! — всхлипнула девушка.
— Тонгор? — недоуменно повторил дворянин. Наклонившись, он быстро осмотрел сраженного им человека, и из уст его вырвался приглушенный стон.
— Что я наделал! — В отчаянии Карм Карвус схватился руками за голову, ноги его подкосились. Покалывание тысячи невидимых раскаленных иголок в онемевших конечностях стало почти нестерпимым. — Сюда, принцесса, помоги мне его поднять!..
Но последствия оказались непоправимыми. Крики Соомии привлекли внимание зверолюдей, они толпой ворвались в хижину и набросились на пленников. Карм Карвус попробовал сопротивляться, но толку от этого было немного, так как руки и ноги пока еще плохо повиновались ему. Каннибалы проворно связали девушку, Карма Карвуса и все еще бесчувственного Тонгора и выволокли их из хижины. Вслед за пленниками обитатели деревни вытащили на улицу Когура. Оправившись от сокрушительного удара северянина, предводитель зверолюдей впал в бешенство. Неистовый рев его был слышен на другом конце деревни, слюна и кровь, смешиваясь, текли по разбитой морде, пачкая густую шерсть на груди.
Размахивая длинными руками, он окинул пленников затуманенным яростью взглядом и рванул меч из кожаных ножен, висевших на поясе Тонгора, собираясь вонзить его в сердце потерявшего сознание воина. Но прежде чем Когур успел это сделать, маленькие глазки его заметили врытые в центре площади столбы, сулившие привязанным к ним жертвам медленную и мучительную смерть. Злобная торжествующая улыбка появилась на окровавленном лице зверочеловека.
— Горчак! — прорычал он. — Вкопай еще один столб. Пусть все трое примут Огненную смерть! — Предводитель зверолюдей мрачно взглянул на пленников и оскалил громадные зубы.
Могучий организм северянина быстро оправился от нанесенного Кармом Карвусом удара. Несколько раз мигнув, Тонгор сквозь застилавший глаза красный туман оглядел площадь. Соомия и дворянин Тсаргола были привязаны к столбам, расположенным справа и слева от него. Пленников окружала толпа грязных зверолюдей, которые что-то выкрикивали, пели и приплясывали под ритмичный грохот барабанов. Чадящие факелы заливали площадь колеблющимся багровым светом. Огненные блики метались по искаженным лицам, с оскаленными ртами и безумно блестящими глазами.
— Тонгор! — окликнул Карм Карвус друга, заметив, что тот поднял голову. В немногих сказанных тихим голосом словах он поведал северянину о случившемся.
— Ну что ж, один раз нам всяко придется умирать, — усмехнулся Тонгор. — И лучше всего встретить смерть в компании хороших друзей.
Внезапно кольцо зверолюдей разомкнулось, и к пленникам странной вихляющей походкой приблизился ярко раскрашенный зверочеловек. Покрытое серой шерстью лицо его было размалевано алой, голубой и желтой красками, головной убор состоял из ярких перьев райских птиц, на шее поблескивало ожерелье из клыков вандаров, а плечи украшала связка человеческих скальпов. Одежда Горчака — такое имя носил этот старый каннибал — состояла из шкур вандаров, в когтистой руке он держал шест, обильно изукрашенный человеческими костями и черепами. Горчак был старшим шаманом племени, верховным жрецом Бога Луны, Хранителем Огненных Цветов. Медленно обойдя столбы с привязанными к ним пленниками, он остановился перед Тонгором и, злорадно улыбаясь, отчего раскрашенное лицо его приобрело еще большее сходство с жуткой маской, намалевал на груди валькара какие-то знаки.
Несколько мгновений северянин и шаман пристально вглядывались в глаза друг друга, затем Горчак заковылял к Карму Карвусу. На голой груди дворянина он начертал алой краской такие же знаки, какими пометил Тонгора. Внимание северянина между тем привлекли выбравшиеся из большой хижины помощники колдуна, тоже ярко размалеванные, увенчанные пестрыми перьями и с ожерельями на шеях. Они тащили громадные кувшины, высотой со взрослого человека, и по тому, как светился воздух над горлышками сосудов, немудрено было догадаться об их содержимом. Вот, стало быть, где зверолюди хранят Огненные Цветы.
Сжав зубы, Тонгор начал готовиться к смерти. Много раз за годы бурной, полной опасностями и приключениями жизни он был на волосок от гибели, и потому в его понимании подготовка к смерти сводилась не к чтению молитв, а к поискам средств и способов, которые позволили бы ему в очередной раз избежать ее. Внимательно осмотрев травяные веревки, которые удерживали воина у перепачканного сажей столба, валькар попытался разорвать их. Мускулы его напряглись, буграми вздулись на спине и груди, подобно твердым древесным корням выступили на могучих руках. Тонгор не сомневался, что будь на нем металлические цепи, они, не выдержав чудовищного напряжения, порвались бы, разлетелись вдребезги, но травяные веревки обладали невероятной упругостью и, растягиваясь от усилий, тут же принимали прежнюю форму. Озлобившись, он вновь и вновь напрягал мышцы, однако веревки надежно удерживали его у столба.
— Тонгор, взгляни! — снова окликнул его Карм Карвус.
Валькар повернул голову и увидел, что помощники шамана, пронеся глиняные кувшины сквозь толпу зверолюдей, поставили их в центре площади. Вооружившись кривыми сучьями, они извлекли из кувшинов Огненные Цветы, оказавшиеся действительно растениями красного цвета, отдаленно напоминавшими кактусы. Расправив узкие, отливающие металлическим блеском мясистые листья, Огненные Цветы исторгли облака дыма и языки пламени, отравив воздух отвратительным зловонием.
Тонгор ужаснулся. Не будучи искушен в науках, он все же понял, что Огненные Цветы являются ошибкой матери-природы. Сущность любой жизни заключается в добыче и переработке пищи, но представить себе растение, поглощающее, подобно костру, все живое и вырабатывающее в чреве своем огонь, было невозможно, и если бы северянин не видел Огненные Цветы собственными глазами, то едва ли поверил в их существование.
Пока Тонгор разглядывал чудо-растения, листья их, напоминавшие одновременно щупальца и виноградную лозу, начали двигаться. Они свивались и распускались, подрагивали, и по .всей их длине мерцали, раскрывались и вновь закрывались похожие на раскаленные уголья цветы.
Тонгор с трудом оторвал взгляд от этого завораживающего зрелища и отыскал глазами старого шамана. Оставив Карма Карвуса, тот приблизился к Соомии и протянул когтистую руку, собираясь сорвать прикрывавшие ее грудь лохмотья. Девушка оцепенела от страха и все же старалась ничем не выдать своих чувств. Свет от поднесенного одним из зверолюдей факела осветил ее грациозную фигуру, и шаман, наслаждаясь беспомощностью прекрасной жертвы, мерзко захихикал. Глаза его сверкали, слюни текли по скошенному подбородку в предвкушении пыток и последующего пиршества, которым должна была завершиться эта кошмарная ночь.
Шаман приготовился нанести на грудь Соомии алые знаки.
И Тонгор, собрав все силы, рванулся из опутывавших его веревок — те, не выдержав напора, лопнули. С быстротой молнии северянин вскочил на ноги и ринулся на шамана. Ухватив одной рукой зверочеловека за ногу, а другой за локоть, Тонгор поднял Горчака над головой и швырнул туда, где светились и пульсировали Огненные Цветы.
Похожие на щупальца отростки опутали извивающееся тело каннибала. Странные мерцающие цветы, жадно подрагивая на металлически посверкивавших стеблях, облепили долгожданную добычу. Отвратительно запахло горелым мясом, и ужасный вопль умирающего разнесся над деревней зверолюдей.
Бросок валькара вверг деревню в кромешный ад.
Гневно брызжа слюной, зверолюди бросились на Тонгора. С быстротой танцора, приплясывающего на раскаленных углях, он метался меж свирепых тварей, ухитряясь не только своевременно увертываться от нацеленных в него копий, но и раздавать направо и налево сокрушительные удары. Вырвав из рук очередного нападавшего тяжелое копье, он вогнал его в живот подвернувшегося зверочеловека, и пока тот оседал на землю, судорожно хватаясь за распоротое брюхо, ударил еще одного противника древком по голове.
Несмотря на недюжинную силу, удесятеренную яростью и отчаянием, Тонгор понимал, что рано или поздно потерпит поражение в неравной схватке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Тонгор, не тратя времени на церемонии, впечатал тяжелый кулак в лицо зверочеловека, превращая его в кровавое месиво; хрустнули выбитые зубы. Свирепый каннибал, сбитый с ног страшным ударом, отлетел в сторону, с глухим стуком врезавшись в стену, и распластался на земляном полу, подобно гигантскому мешку с мясом.
Соомия с всхлипом втянула воздух, собираясь вновь закричать, и северянин, приказав принцессе сохранять спокойствие, поспешно закрыл ей рот ладонью. Девушка узнала Тонгора, и сердце ее затрепетало от радости. Она-то думала, что он погиб или находится невесть где, и вдруг ее возлюбленный чудесным образом появляется, чтобы вырвать ее из вонючих объятий зверочеловека! Сильные заботливые руки в один миг освободили девушку от веревок и поставили на ноги. Тело принцессы онемело от неподвижности, и она, беспомощно покачнувшись, прижалась к валькару, уронив голову на его широкую грудь. Бормоча слова ободрения и поддержки, Тонгор принялся растирать руки и ноги девушки, стараясь поскорее восстановить нарушенное путами кровообращение.
Занимаясь столь важным делом, варвар не заметил, как в дверном проеме неслышно возник темный силуэт. Рука вошедшего поднялась, и что-то тяжелое со всего размаха ударило Тонгора в висок. Разноцветные круги замелькали перед Тонгором, и последнее, что он услышал, погружаясь в насыщенный сполохами мрак, был пронзительный крик Соомии.
Оттащив Карма Карвуса в хижину, зверолюди убедились, что он надежно связан, и разошлись по своим делам. Оставшись в одиночестве, дворянин, превозмогая боль в избитом теле, постарался принять сидячее положение. Отчаяние и чувство обреченности сменила холодная решимость во что бы то ни стало спасти принцессу от ужасной смерти. Жив Тонгор или нет — неизвестно, но он поручил Карму Карвусу беречь Соомию, и аристократ намерен был оправдать доверие северянина даже ценой собственной жизни. Не обращая внимания на ссадины, ушибы и кровоподтеки, заставив себя не думать о пище и воде, в которых он начал испытывать настоятельную потребность, Карм Карвус принялся обдумывать создавшуюся ситуацию.
Он крепко связан прочными веревками, сплетенными из волокнистых стеблей, руки и ноги затекли так, что ими едва можно пошевелить. Если он собирается бежать из плена и помочь Соомии, то делать это надо немедленно, пока тело подчиняется ему. Оставаясь в сидячем положении, Карм Карвус попытался разорвать веревки, но скоро убедился, что сделать это не в силах. Старания его, впрочем, были не напрасны — они навели дворянина на хорошую мысль. Если веревки нельзя порвать и разрезать, их можно перетереть. Зубчатый край пряжки перевязи подходил как нельзя лучше, и Карвус стал терпеливо перетирать о нее стягивавшие запястья веревки. Руки потеряли чувствительность, и порой он обдирал их о шероховатый металл, но вид собственной крови и запоздалое ощущение боли от порезов не заставили пленника прервать труд, суливший ему освобождение.
Вскоре Карм Карвус взмок от пота, а веревки, которые он перепиливал, — от крови, однако это не поколебало его решимости. Час проходил за часом. Ему казалось, что он мучается уже целую вечность и страдания его продлятся до скончания веков.
Не думая ни о чем, потеряв счет времени и погрузившись в некое подобие транса, он тер, тер и тер проклятые травяные путы, пока внезапно до него не донесся приглушенный расстоянием отчаянный крик Соомии. Крик этот подействовал на Карма Карвуса, как ушат холодной воды. Собравшись с силами, он яростно рванул наполовину перепиленные веревки, и они с сухим треском лопнули.
Освободив руки и плечи, дворянин вцепился в стягивавшие ноги путы и после непродолжительной борьбы сумел избавиться и от них.
Поднявшись с земли ценой отчаянных усилий Карм Карвус, пошатываясь, добрел до стоявшего в центре хижины столба, поддерживавшего низкую кровлю. Опершись понадежней, он оглядел усыпанный мусором и обглоданными костями пол в поисках оружия. Заметив толстую обгорелую палку, воин извлек ее из кучи хлама, скопившегося в углу хижины, и, зловеще улыбаясь, выбрался на улицу. Даже в темноте ему было нетрудно определить, откуда донесся крик принцессы, и аристократ бесшумно скользнул в соседнюю хижину.
Мощная мужская фигура нависла над Соомией, чье обнаженное тело матово светилось в полумраке. Проклиная свою медлительность и неуклюжесть одеревеневших членов. Карм Карвус поднял палку и с силой обрушил ее на голову угрожавшего девушке верзилы. Тот, не издав ни звука, рухнул на пол, а принцесса, пронзительно вскрикнув, отшатнулась от спасителя.
— Быстрее! — позвал ее Карм Карвус. — Бежим, пока сюда не явились наши тюремщики!
— Но это же Тонгор! — всхлипнула девушка.
— Тонгор? — недоуменно повторил дворянин. Наклонившись, он быстро осмотрел сраженного им человека, и из уст его вырвался приглушенный стон.
— Что я наделал! — В отчаянии Карм Карвус схватился руками за голову, ноги его подкосились. Покалывание тысячи невидимых раскаленных иголок в онемевших конечностях стало почти нестерпимым. — Сюда, принцесса, помоги мне его поднять!..
Но последствия оказались непоправимыми. Крики Соомии привлекли внимание зверолюдей, они толпой ворвались в хижину и набросились на пленников. Карм Карвус попробовал сопротивляться, но толку от этого было немного, так как руки и ноги пока еще плохо повиновались ему. Каннибалы проворно связали девушку, Карма Карвуса и все еще бесчувственного Тонгора и выволокли их из хижины. Вслед за пленниками обитатели деревни вытащили на улицу Когура. Оправившись от сокрушительного удара северянина, предводитель зверолюдей впал в бешенство. Неистовый рев его был слышен на другом конце деревни, слюна и кровь, смешиваясь, текли по разбитой морде, пачкая густую шерсть на груди.
Размахивая длинными руками, он окинул пленников затуманенным яростью взглядом и рванул меч из кожаных ножен, висевших на поясе Тонгора, собираясь вонзить его в сердце потерявшего сознание воина. Но прежде чем Когур успел это сделать, маленькие глазки его заметили врытые в центре площади столбы, сулившие привязанным к ним жертвам медленную и мучительную смерть. Злобная торжествующая улыбка появилась на окровавленном лице зверочеловека.
— Горчак! — прорычал он. — Вкопай еще один столб. Пусть все трое примут Огненную смерть! — Предводитель зверолюдей мрачно взглянул на пленников и оскалил громадные зубы.
Могучий организм северянина быстро оправился от нанесенного Кармом Карвусом удара. Несколько раз мигнув, Тонгор сквозь застилавший глаза красный туман оглядел площадь. Соомия и дворянин Тсаргола были привязаны к столбам, расположенным справа и слева от него. Пленников окружала толпа грязных зверолюдей, которые что-то выкрикивали, пели и приплясывали под ритмичный грохот барабанов. Чадящие факелы заливали площадь колеблющимся багровым светом. Огненные блики метались по искаженным лицам, с оскаленными ртами и безумно блестящими глазами.
— Тонгор! — окликнул Карм Карвус друга, заметив, что тот поднял голову. В немногих сказанных тихим голосом словах он поведал северянину о случившемся.
— Ну что ж, один раз нам всяко придется умирать, — усмехнулся Тонгор. — И лучше всего встретить смерть в компании хороших друзей.
Внезапно кольцо зверолюдей разомкнулось, и к пленникам странной вихляющей походкой приблизился ярко раскрашенный зверочеловек. Покрытое серой шерстью лицо его было размалевано алой, голубой и желтой красками, головной убор состоял из ярких перьев райских птиц, на шее поблескивало ожерелье из клыков вандаров, а плечи украшала связка человеческих скальпов. Одежда Горчака — такое имя носил этот старый каннибал — состояла из шкур вандаров, в когтистой руке он держал шест, обильно изукрашенный человеческими костями и черепами. Горчак был старшим шаманом племени, верховным жрецом Бога Луны, Хранителем Огненных Цветов. Медленно обойдя столбы с привязанными к ним пленниками, он остановился перед Тонгором и, злорадно улыбаясь, отчего раскрашенное лицо его приобрело еще большее сходство с жуткой маской, намалевал на груди валькара какие-то знаки.
Несколько мгновений северянин и шаман пристально вглядывались в глаза друг друга, затем Горчак заковылял к Карму Карвусу. На голой груди дворянина он начертал алой краской такие же знаки, какими пометил Тонгора. Внимание северянина между тем привлекли выбравшиеся из большой хижины помощники колдуна, тоже ярко размалеванные, увенчанные пестрыми перьями и с ожерельями на шеях. Они тащили громадные кувшины, высотой со взрослого человека, и по тому, как светился воздух над горлышками сосудов, немудрено было догадаться об их содержимом. Вот, стало быть, где зверолюди хранят Огненные Цветы.
Сжав зубы, Тонгор начал готовиться к смерти. Много раз за годы бурной, полной опасностями и приключениями жизни он был на волосок от гибели, и потому в его понимании подготовка к смерти сводилась не к чтению молитв, а к поискам средств и способов, которые позволили бы ему в очередной раз избежать ее. Внимательно осмотрев травяные веревки, которые удерживали воина у перепачканного сажей столба, валькар попытался разорвать их. Мускулы его напряглись, буграми вздулись на спине и груди, подобно твердым древесным корням выступили на могучих руках. Тонгор не сомневался, что будь на нем металлические цепи, они, не выдержав чудовищного напряжения, порвались бы, разлетелись вдребезги, но травяные веревки обладали невероятной упругостью и, растягиваясь от усилий, тут же принимали прежнюю форму. Озлобившись, он вновь и вновь напрягал мышцы, однако веревки надежно удерживали его у столба.
— Тонгор, взгляни! — снова окликнул его Карм Карвус.
Валькар повернул голову и увидел, что помощники шамана, пронеся глиняные кувшины сквозь толпу зверолюдей, поставили их в центре площади. Вооружившись кривыми сучьями, они извлекли из кувшинов Огненные Цветы, оказавшиеся действительно растениями красного цвета, отдаленно напоминавшими кактусы. Расправив узкие, отливающие металлическим блеском мясистые листья, Огненные Цветы исторгли облака дыма и языки пламени, отравив воздух отвратительным зловонием.
Тонгор ужаснулся. Не будучи искушен в науках, он все же понял, что Огненные Цветы являются ошибкой матери-природы. Сущность любой жизни заключается в добыче и переработке пищи, но представить себе растение, поглощающее, подобно костру, все живое и вырабатывающее в чреве своем огонь, было невозможно, и если бы северянин не видел Огненные Цветы собственными глазами, то едва ли поверил в их существование.
Пока Тонгор разглядывал чудо-растения, листья их, напоминавшие одновременно щупальца и виноградную лозу, начали двигаться. Они свивались и распускались, подрагивали, и по .всей их длине мерцали, раскрывались и вновь закрывались похожие на раскаленные уголья цветы.
Тонгор с трудом оторвал взгляд от этого завораживающего зрелища и отыскал глазами старого шамана. Оставив Карма Карвуса, тот приблизился к Соомии и протянул когтистую руку, собираясь сорвать прикрывавшие ее грудь лохмотья. Девушка оцепенела от страха и все же старалась ничем не выдать своих чувств. Свет от поднесенного одним из зверолюдей факела осветил ее грациозную фигуру, и шаман, наслаждаясь беспомощностью прекрасной жертвы, мерзко захихикал. Глаза его сверкали, слюни текли по скошенному подбородку в предвкушении пыток и последующего пиршества, которым должна была завершиться эта кошмарная ночь.
Шаман приготовился нанести на грудь Соомии алые знаки.
И Тонгор, собрав все силы, рванулся из опутывавших его веревок — те, не выдержав напора, лопнули. С быстротой молнии северянин вскочил на ноги и ринулся на шамана. Ухватив одной рукой зверочеловека за ногу, а другой за локоть, Тонгор поднял Горчака над головой и швырнул туда, где светились и пульсировали Огненные Цветы.
Похожие на щупальца отростки опутали извивающееся тело каннибала. Странные мерцающие цветы, жадно подрагивая на металлически посверкивавших стеблях, облепили долгожданную добычу. Отвратительно запахло горелым мясом, и ужасный вопль умирающего разнесся над деревней зверолюдей.
Бросок валькара вверг деревню в кромешный ад.
Гневно брызжа слюной, зверолюди бросились на Тонгора. С быстротой танцора, приплясывающего на раскаленных углях, он метался меж свирепых тварей, ухитряясь не только своевременно увертываться от нацеленных в него копий, но и раздавать направо и налево сокрушительные удары. Вырвав из рук очередного нападавшего тяжелое копье, он вогнал его в живот подвернувшегося зверочеловека, и пока тот оседал на землю, судорожно хватаясь за распоротое брюхо, ударил еще одного противника древком по голове.
Несмотря на недюжинную силу, удесятеренную яростью и отчаянием, Тонгор понимал, что рано или поздно потерпит поражение в неравной схватке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20