Вслед за Лариской из-за шкафа выплыла Ольга Анатольевна,
бережно неся впереди себя свой пятый номер.
-- Маякина, -- покровительственным басом произнесла она,
-- вытри нюню, подруга. Ну что ты за курица?
-- Это что же, -- всхлипывая и запинаясь, возмущалась
Лиза, -- вот это и есть жизнь? На сто пятьдесят рублей до
потери пульса? От зарплаты до зарплаты, да еще и с этой
стервой? Подумаешь, опоздала. Чем тут вообще можно заниматься.
Целый день, целый день, и так до старости. Я, может, жить хочу!
Кто на меня посмотрит? Вот, -- она провела пальцами по щекам,
-- уже морщины, пожалуйста. Кому нужна библиотекарша? Никому.
-- Да, -- задумчиво пробасила Ольга Анатольевна, -- щас
телки пошли знатные. Вчера одну видела -- знаешь, выходит такая
фифа из "Мерседеса", ну, все при ней: ножки, сиськи, да, и идет
так, знаешь, идет, вроде никого тут кроме нее и нет больше. А
на поясочке, значит, мобильный телефон болтается. Ну зачем ей
мобильный телефон, думаю, сучке? А Ларис, как ты считаешь?
-- Оля, -- укоризненно сказала Лариска, и ее мышиная
физиономия недовольно скуксилась. -- Что ты девочке душу
травишь? Заняться нечем?
-- Вот ты, Лара, -- снова всхлипнула Лиза, -- где ты себе
мужика найдешь, да еще и с Петькой со своим? Мы ж тут все... мы
тут все проклятые!
-- Ну ты загнула, -- с каким-то сомнением сказала Ольга
Анатольевна. -- Вот я, например, -- десять лет здесь как штык.
И ничего, жива-здорова, слава тебе Господи.
-- Ага, -- злобно фыркнула Лариска, -- десять лет без
права переписки. Верно Лизка говорит: кому мы нужны? Что ты,
Оля, майсы мне рассказываешь. Ходишь тут, умничаешь, а сама ж
до сих пор целка -- как тебе только удалось.
-- Пошла ты, -- буркнула Ольга Анатольевна и торжественно
удалилась за шкаф.
-- Все как по нотам, -- безучастно произнесла Лариска. --
Теперь два дня разговаривать не будем. А потом снова -- одно и
то же. Так и живем.
-- Так кому она, жизнь-то такая нужна? -- Лиза вытерла
слезы и разглядывала себя в карманное зеркальце.
-- Никому, наверное. А что поделаешь?
-- Да ничего. Пошли работать.
-- Не, ну вот живут же люди. И смысл какой-то во всем этом
находят. И бабки у них есть...
Лиза молча встала и не дослушав подругу, отправилась
заполнять карточки. Нужно было чем-то себя занять, но как назло
поганая мысль все вертелась в голове. Что же это я забыла,
думала Лиза, записала бы, что ли, на бумажке... На фоне общей
трагедии ее жизни такая пустяковина выглядела совершенно
нелепой, однако по-прежнему не давала покоя и будоражила ум. К
вечеру все утренние разговоры позабылись; осталось лишь это
несостоявшееся воспоминание, все больше и больше забиравшее
Лизу под свое мрачное крыло. Она впала в какую-то тупую
задумчивость -- впала до такой степени, что столкнувшись на
выходе со Светланой Карповной, никак на нее не отреагировала.
-- До свидания, Маякина, -- оскорбленно понеслось ей
вслед, но Лиза была безучастна.
Придя домой, она принялась разогревать вчерашнюю картошку,
но развела слишком большой огонь и картошка сгорела, а кухню
заволок удушливый чад. Лиза швырнула сковороду в раковину и,
включив телевизор, забилась в кресло. Передавали что-то о
загранице; видно было плохо из-за помех, но звук оказался
более-менее различим. Какой-то развязный тип с микрофоном стоял
на людном перекрестке, по которому взад-вперед сновали повозки,
велосипеды и отчего-то коровы; Индия -- догадалась Лиза.
-- Мы ведем наш репортаж из Бенгалии, -- весело сообщил
тип. -- Здесь, в маленьком городке... (тут телевизор зашипел, и
название исчезло в небытии), правоверные индуисты отмечают
очередную годовщину со дня трагической гибели Шри Бхагавана
Сатья -- выдающегося учителя и борца за свободу Индии. Его
здесь почитают как святого, приносят жертвы и молятся об
исполнении желаний....
Лиза от скуки ненадолго вздремнула, а когда открыла глаза,
по экрану снова ездили повозки и ходили коровы.
-- ...местные жители рассказали нашей съемочной группе
прекрасную легенду. Когда тело Шри Сатья было возложено на
погребальный костер, его верная жена, Чандра Кумари, вошла в
огонь и припала к ногам любимого мужа. В это мгновение с небес
раздался голос Шри Сатья: он поклялся, что во всех следующих
рождениях будет искать свою жену. Сати -- самосожжение вдов --
известный в Индии обычай, однако из-за его крайней
жестокости...
Здесь Лиза окончательно заснула. Ей снилось, что она
колотится головой обо что-то твердое -- это была стена или
запертая дверь, -- разбивая лоб до крови. Проснувшись от ужаса
и боли, Лиза поняла, что неотрывно пытается вспомнить то, что
совсем недавно забыла.
-- О Господи, -- пробормотала она, кутаясь в ночную
сорочку, и неожиданно даже для самой себя громко и отчетливо
произнесла: -- Ебанулась.
Тотчас ей сделалось стыдно и противно, а потом заноза
вновь начала сверлить мозг, и стало до того невыносимо, что
Лиза опустилась на пол и в голос завыла. Немного поголосив, она
взяла себя в руки и, пошатываясь, вышла на балкон. С девятого
этажа открывалась мерцающая панорама ночного города: огни,
невнятные силуэты зданий, далекая телевышка. Ветер доносил
аромат липы и лай собак. Лиза заглянула за перила, и тьма
показалась ей родной и знакомой, словно море из детства. Она
встала на цыпочки, и тапки незаметно оторвались от пола.
Побалансировав некоторое время, Лиза приняла решение. Она
уселась на перила спиной к ночи, сбросила тапки и, глубоко
вдохнув набежавшую липовую волну, приготовилась. Внезапно новый
порыв ветра донес знакомую мелодию. Отвлекшись на секунду от
судьбоносного действа, Лиза прислушалась. Ла Тойя Джексон,
пронеслось в голове. Ла Тойя, Ла Тойя... И вдруг заноза в мозгу
взорвалась тысячью обжигающий брызг (Лиза почему-то подумала о
сталеварах) -- Ла Тойя, Ла Тойя -- кто я?! Именно этот вопрос
она безмолвно задавала себе с непонятным упрямством.
Кто я? Кто я?.. Н-да. Лиза слезла с перил и молча побрела
в кухню. Чад почти развеялся; теперь просто немного пахло
жареной картошкой. Она открыла холодильник, нашла пакетик
творога и принялась с жадностью глотать кусок за куском. Кто я?
Ну как же, говорила она себе, давясь творогом, чтобы не сойти с
ума, я -- Лиза Маякина, Елизавета, можно сказать, Петровна,
историческое имя, хотите -- посмотрите в энциклопедии. Я
младший библиотекарь, окончила, если хотите знать, институт
культуры, красный диплом, между прочим, одни пятерки. Зарплата
-- 150 рэ, но зато платят вовремя, без задержек. Вот. Кто я? Ну
как... Здесь Лиза запнулась, словно бы обнаружив невидимую
преграду. Если я, рассуждала она, говорю о себе Лиза Маякина,
то она, то есть Лиза, это уже не совсем я, или как? То есть
если кто-то говорит о ком-то, значит этот кто-то -- не Лиза
Маякина, так я понимаю? Пойдем дальше. Про Лизу мы уже все
поняли, ладно, а я -- то есть кто я?..
Неизвестно, чем бы закончился этот метафизический монолог,
если бы Лиза не упала в обморок и не провела в нем остаток
ночи, однако, придя в чувство, она убедилась, что во сне упорно
и сосредоточенно задавала себе один и тот же вопрос: кто я? Не
в силах больше выносить эту тяжесть, Лиза как была в одной
сорочке выбежала на улицу. Не замечая изумленных взглядов
прохожих, она вскочила в троллейбус, и он выбросил ее прямо в
давешнюю лужу. Лиза отчаянно прыгнула босыми ногами, и холодные
брызги обожгли живот. Нищий у метро смерил Лизу пронзительным
взглядом. Раскинув руки, она побежала к нему и вдруг ни с того
ни с сего выпалила: "Кто я?!!"
Старик осторожно взял ее за руку и чуть потянул к себе.
Лиза повиновалась. Едкий смрад словно бы не касался ее ноздрей,
да и сама она совершенно не отдавала себе отчета в
происходящем.
-- Ты разве не знаешь? -- ласково сказал он. -- Ты -- Лиза
Маякина.
-- Нет, нет! -- воскликнула Лиза. -- Ни за что.
-- А ты уверена? -- старик прищурился и заглянул ей в
глаза.
-- Будь что будет, -- прошептала Лиза.
Старик снял с шеи четки и осторожно, как гремучую змею,
одел на Лизу.
-- Ой! -- шарахнулась она.
-- А теперь как? -- улыбаясь спросил старик.
-- Жжет, жжет! -- закричала Лиза, -- не хочу-у!
Прохожие начали оборачиваться; из-за угла показался
милиционер.
-- У нас мало времени, -- быстро сказал старик.
-- Кто я?! -- из последних сил вскрикнула Лиза.
-- Смотри.
Кругом бушевало пламя, и ничего нельзя было разобрать.
Прямо перед глазами она увидела черные обгорелые ступни. Кожа
на них вздувалась волдырями и лопалась, обдавая Лизу
фонтанчиком кипящих брызг.
-- Помогите, -- прошептала она.
Вокруг начал собираться народ. Кто-то запел песню на
непонятном языке, а еще один человек ритмично ударял в
маленький барабан. "Ом намах Шивайя", -- охнула какая-то баба в
платке. Чернявый карапуз заверещал у нее на руках. Милиционер
сложил руки на груди и поклонился Лизе.
-- Проснулась? -- улыбаясь, спросил старик. Его счастливое
лицо светилось однородным белым сиянием. -- Ну держись! Недолго
осталось.
Толпа приобрела какой-то призрачный вид и понемногу
растворилась в ясном свете, который источало лицо старика.
Постепенно растворялась и Лиза Маякина, уступая место той,
другой, которая уже десять тысяч кальп задавала себе один и тот
же вопрос: кто я? Собственно этот вопрос, обращенный сам себе,
был единственным ответом и объектом в бесконечном сиянии, да и
то, не зная, куда себя девать, исчез.
-- Ясно? -- долетел до Лизы голос старика.
Лиза прыснула и открыла глаза. Часы показывали без
пятнадцати девять. Она медленно дотронулась до них взглядом и
не прилагая никаких усилий, сбросила с тумбочки.
1 2 3 4 5 6