Тайное, скрытое переживание состоит в том, что форма и пространство — одно и то же, что нет никакого различия между формой и пространством .
На уровне тайного переживания тонкие различия больше не являются объектом заботы. Если заострять внимание на тонкостях, тогда это само по себе становится завесой — все еще относишься к ситуации скорее как к обучающему процессу, чем как к действительному процессу переживания. Однако невозможно постигнуть уровня непосредственного переживания, не пройдя через обучающий процесс научного понимания.
Практика медитации в буддизме начинается с научного поиска, в котором учишься мириться с самим собой и узнаешь, что ты есть. Полностью и основательно поняв это, можно затем путем развития пройти в дальнейшее измерение понимания, которое является уровнем непосредственного переживания.
Неделимость открытости и сострадания
Мне бы хотелось обсудить подразумеваемое в следующей санскритской строфе:
«шуньятакарунабхиннам Бодхичиттам ити смртам».
(«Неделимость шуньяты и каруны названы бодхичиттой»).
Здесь мы имеем два термина, которые имеют в тантре ключевое значение: шуньята и каруна. Эти термины не ограничены уровнем тантры, по возникают достаточно рано и развитии буддизма. Шуньята была первоначально тщательной разработкой концепции анатмана. Анатман означал, что не существует никакого принципа постоянства в вещах. В дальнейшем шуньята стала одной из центральных концепций махаяны. Для изучающего тантру это является своего рода объективной рекомендацией, которую ему необходимо осознать для того, чтобы продолжить свою практику на соответствующем уровне.
Шуньята обычно переводится как «бессодержательное» или «пустота». Эти переводы окончательно вводят в заблуждение, поскольку шуньята является высокоположительным термином. К сожалению, первые переводчики были не слишком искушёнными и позволили ввести себя в заблуждение значением «шуньи» в обычном повседневном языке. В обиходном языке, если в стакане нет воды, он может называться шунья. Но это вовсе не значение шуньяты в буддийской философии.
Шуньята может быть объяснена очень простым способом. В процессе восприятия, мы обычно обращаем внимание на формы объектов с определенными границами. Но эти объекты воспринимаются внутри некоторого поля.
Внимание может быть направлено либо на конкретные ограниченные формы, либо на поле, в котором эти формы находятся. В переживании шуньяты внимание направлено на поле, а не на его содержание. Под «содержанием», мы подразумеваем здесь те формы, которые Обладают выдающимися чертами самого поля. Мы также могли заметить, что когда перед нашим умом предстает идея, то территория конкретно ограниченной идеи как бы размазывается, она блекнет и переходит и нечто совершенно открытое. Это открытое измерение является основным понятием шуньяты. Эта открытость присутствует в каждой определенной форме и реально предполагается ею. Каждая определенная сущность развивается из чего-либо недетерминированного и до некоторой степени также поддерживает связь с этой недетерминированностью; она никогда полностью не изолирована от нее. Поскольку детерминированная сущность не изолирована от недетерминированности и поскольку не существует моста между ними, наше внимание может двигаться туда и обратно, между одним и другим.
Постижение шуньяты как открытости связано с развитием того, что известно как праджня. Так как существует некоторые весьма фантастические переводы в популярной трактовке термина «праджня», стоит хорошенько рассмотреть значение этого термина. В санскрите существуют различные слова, касающиеся процесса познания. Два наиболее часто используемые из них — «праджня» и «джняна». Если мы взглянем на эти слова, то немедленно заметим, что они оба содержат корень джня, который означает познавательную способность. Джняна является первичным образованием от этого корня в санскрите; в слове праджня тот же самый корень джня взят с префиксом «пра».
Если мы посмотрим на тибетский перевод этих терминов, то обнаружим, что сохраняется та же самая корневая связь. В Тибете термину «праджня» соответствует слово «шейраб» , а термину джняна — слово с — шей". В обоих случаях «шей» означает познавательный потенциал; "е" там означает «изначальный» или «первоначальный». Таким образом, «е-шей» относится к изначальному осознаванию. Санскритский префикс «пра» и тибетская частица «раб» имеют значение «повышение» или «интенсификация». Поэтому «шей-раб» (или праджня) обозначает интенсификацию или повышение познавательного процесса. Познавательная способность, присутствующая в каждом, должна быть развита, интенсифицирована и доведена до ее высочайшей степени. Довести эту способность до высочайшей степени означает освободить се от всего накопленного чуждого материала.
Что означает освободить что-либо?
На Западе слово «свобода» обычно использовалось в негативном смысле: мы говорим о свободе от этого, свободе от того. Логический вывод из этого подхода, вывод, который никому не хочется сделать, состоит в том, что мы должны прийти к избавлению свободы от свободы. Не помогает обращение за помощью к грамматической конструкции «свобода по отношению к или» свобода делать это", «свобода быть там». «Свобода по отношению к» предполагает подчинение некоему трансцендентальному фокусу-покусу, что делает свободу быстро исчезающей подобно негативному утверждению. Мы видим тогда, что свобода не может рассматриваться отстранение по отношению к чему-либо еще. В этом смысле свобода не есть что-то, что должно быть достигнуто — она основа этого.
Свобода присуща всем познавательным процессам. Это позволяет увидеть, что противоположностью свободы является не детерминация, а принуждение.
Каждый совершенно свободен определить свой жизненный путь, свободен установить, каким образом смотреть на вещи — категориально или эстетически. То есть, мы можем смотреть на вещи сквозь призму целей, которых надо достигнуть, либо можем просто ценить их и осознавать их внутреннюю ценность. Итак, мы должны понять, что свобода есть основное явление, а не какой-либо конечный продукт избавления от чего-либо или от подчинения некой трансцендентальной неясности, как, кажется, обычно подходят к ней в западной философии.
Праджня, или шей-раб, как вершина познавательной способности, означает также ослабление сетки соотносительных предположений, в которые она обычно внедрена. Ослабление этой сетки делает возможным проявление познавательной способности в ее первоначальной свободе. Праджня работает на различных уровнях. Она действенна, когда мы слушаем кого-либо просто на рудиментарном уровне — когда мы просто слышим что-то, что говорит личность, которую мы слушаем. Для того, чтобы просто слышать, что говорят, требуется некоторое понимание. Праджня может присутствовать и на более сложном уровне. Например, мы можем идти за пределы одного лишь кратковременного принятия того, что кто-то говорит, до точки, где мы удерживаем это и думаем об этом. Это может привести нас к серьезному взвешиванию того, что мы слышали, и к попытке так сделать наши заключения, что мы воплотим их в своей жизни.
Праджня может действовать и на дальнейшем уровне. Вместо того, чтобы обращать внимание на то, что мы воспринимаем, или слышим, или размышляем посредством категорий, навязанных узкими пределами самосохранения или личными целями, мы можем прийти к признанию вещей как ценностей в самих себе. Когда мы достигаем этой точки, приходит своего рода освобождение, так как больше нет нужды манипулировать нашим восприятием — мы можем позволить вещам быть такими, каковы они есть. Говоря о прибытии и эту точку, можно говорить о свободе как достижении, однако мы должны понять, что свобода была там псе время, но мы упускали из виду эту свободу, запутавшись во всех видах необязательных построении и постоянно смотря на вещи как на средства по отношению к нашей личностной ориентации. Достигнув этой основной вершины открытости, мы имеем возможность остановиться здесь и увидеть вещи в их самоценности, или можем отступить назад, к видению вещей как средств для дальнейших средств — и так до бесконечности.
Именно в этой решающей точке приходит шуньята. Шуньята объективно соответствует этому повышенному (или открытому) состоянию осознавания. В этом состоянии мы видим не различные вещи, а видим вещи различно. Когда и встречаю кого-либо, я могу немедленно закрыться в том состоянии ума, где я вопрошаю себя: "Что я могу потерять или приобрести от встречи или приобрести от встречи с этой личностью? — и настроиться на соответствующую стратегию поведения. Или я могу просто воспринять эту личность и относиться к ней без предубеждения. Весьма возможно, что если я буду делать последнее из двух, меня ждет приятная встреча. Я установил связь с этим открытым измерением моего восприятия. Теперь это очень простая вещь, в этом нет ничего особенного, и любой может делать это. Однако, как я уже говорил, простейшие вещи часто являются наиболее трудными. Вероятно, одна из наиболее сложных вещей для личности —делать что-либо без фиксаций и предубеждений. Кажется, что они дают так много безопасности, однако личность, следующая своим фиксациям, всегда страдает от чувства недостатка или потери — как если бы чего-то недоставало.
Когда мы говорим о шуньяте, мы говорим об открытом намерении бытия. Мы можем знать об этом открытом измерении, по для того, чтобы воспринимать его, наша способность восприятия должна быть открыта —без каких бы то ни было предубеждений. Если наш способ восприятия испорчен какими-либо установками или оговорками — тогда мы полностью вне открытости. Шоры на глазах отнюдь не способствуют достижению открытости. Мы должны быть очень внимательны к тому, чтобы не считать открытость некоторой сущностью. Если мы сделаем это, мы будем иметь концепцию открытости, которая автоматически фиксирует ее и делает некой определенностью. Это именно то, чего мы должны избежать для того, чтобы воспринимать открытость. Это то место в истории буддизма, где в прошлом были сделаны ошибки, когда говорили, что праджня и есть шуньята. Но праджня не является шуньятой. Шуньята есть объективный полюс праджни, открытое качество вещей, с которыми процесс познания устанавливает связь при достижении уровня подлинной праджни.
Мы не можем сказать чего-либо о праджне, за исключением того, что когда это настоящая праджня, она должна быть открытой настолько, насколько это воспринимается. В этом смысле мы могли бы сказать, что субъективный и объективный полюсы (праджня и шуньята) совпадают. С этим пониманием — а не с утверждением, что праджня есть шуньята —мы можем попытаться описать опыт, говоря, что он вышел за пределы дуализма субъекта и объекта. Но мы не должны) слишком увлекаться этими описаниями и терять ясность того факта, что это является лишь попыткой довести до нашего сознания тот простой опыт, который любой из нас может получить непосредственно, если желает этого. Мы свободны делать это. Это возвышает нас.
Теперь мы увидели, что шуньята всегда имеет отношение к восприятию. Все действия основаны на восприятии, так как мы всегда действуем, естественно, в свете нашего осознавания. Это справедливо на каждом уровне. Чем меньше я осознаю другую личность, тем менее я способен действовать соответственно моему отношению к ней. У нас есть пример некоторого типа людей с так называемыми хорошими намерениями , которые не озабочены тем, чтобы осознавать, что действительно нужно людям, к которым они «хорошо относятся». Они настолько вовлечены в свои предустановки, склонны к предубеждению, что думают, в что все, что им нравится, должно быть хорошо для каждого. Такой человек может любить молоко и навязывать его каждому. А как же с людьми, у которых к молоку аллергия? Такая мысль никогда бы не дошла до человека "с хорошими намерениями''. Этот пример может показаться нелепым, по точно такой тип нелепых действий мы постоянно встречаем в жизни. Мы действуем на основе нашего, понимания, нашего сознания, и если они не живы и не открыты, тогда наши действия непременно неуместны и бестактны.
Это приводит нас к субъекту каруны. Видимо, осознавание существует не шутки ради, а подразумевает действие. Действие, выполняемое в свете осознавания шуньяты, то есть, действие праджни, есть, каруна. Каруна обычно переводится как «сострадание», и во многих случаях это, может быть, верно. Но слово «каруна» происходит от санскритского корня «кар», который означает действие. Как это было с праджней, мы можем рассуждать о каруне на многих уровнях. На высочайшем уровне, уровне Будды, мы можем говорить о "маха-каруне, «величайшей каруне». Осознавание Будды было знанием пробужденного состояния ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
На уровне тайного переживания тонкие различия больше не являются объектом заботы. Если заострять внимание на тонкостях, тогда это само по себе становится завесой — все еще относишься к ситуации скорее как к обучающему процессу, чем как к действительному процессу переживания. Однако невозможно постигнуть уровня непосредственного переживания, не пройдя через обучающий процесс научного понимания.
Практика медитации в буддизме начинается с научного поиска, в котором учишься мириться с самим собой и узнаешь, что ты есть. Полностью и основательно поняв это, можно затем путем развития пройти в дальнейшее измерение понимания, которое является уровнем непосредственного переживания.
Неделимость открытости и сострадания
Мне бы хотелось обсудить подразумеваемое в следующей санскритской строфе:
«шуньятакарунабхиннам Бодхичиттам ити смртам».
(«Неделимость шуньяты и каруны названы бодхичиттой»).
Здесь мы имеем два термина, которые имеют в тантре ключевое значение: шуньята и каруна. Эти термины не ограничены уровнем тантры, по возникают достаточно рано и развитии буддизма. Шуньята была первоначально тщательной разработкой концепции анатмана. Анатман означал, что не существует никакого принципа постоянства в вещах. В дальнейшем шуньята стала одной из центральных концепций махаяны. Для изучающего тантру это является своего рода объективной рекомендацией, которую ему необходимо осознать для того, чтобы продолжить свою практику на соответствующем уровне.
Шуньята обычно переводится как «бессодержательное» или «пустота». Эти переводы окончательно вводят в заблуждение, поскольку шуньята является высокоположительным термином. К сожалению, первые переводчики были не слишком искушёнными и позволили ввести себя в заблуждение значением «шуньи» в обычном повседневном языке. В обиходном языке, если в стакане нет воды, он может называться шунья. Но это вовсе не значение шуньяты в буддийской философии.
Шуньята может быть объяснена очень простым способом. В процессе восприятия, мы обычно обращаем внимание на формы объектов с определенными границами. Но эти объекты воспринимаются внутри некоторого поля.
Внимание может быть направлено либо на конкретные ограниченные формы, либо на поле, в котором эти формы находятся. В переживании шуньяты внимание направлено на поле, а не на его содержание. Под «содержанием», мы подразумеваем здесь те формы, которые Обладают выдающимися чертами самого поля. Мы также могли заметить, что когда перед нашим умом предстает идея, то территория конкретно ограниченной идеи как бы размазывается, она блекнет и переходит и нечто совершенно открытое. Это открытое измерение является основным понятием шуньяты. Эта открытость присутствует в каждой определенной форме и реально предполагается ею. Каждая определенная сущность развивается из чего-либо недетерминированного и до некоторой степени также поддерживает связь с этой недетерминированностью; она никогда полностью не изолирована от нее. Поскольку детерминированная сущность не изолирована от недетерминированности и поскольку не существует моста между ними, наше внимание может двигаться туда и обратно, между одним и другим.
Постижение шуньяты как открытости связано с развитием того, что известно как праджня. Так как существует некоторые весьма фантастические переводы в популярной трактовке термина «праджня», стоит хорошенько рассмотреть значение этого термина. В санскрите существуют различные слова, касающиеся процесса познания. Два наиболее часто используемые из них — «праджня» и «джняна». Если мы взглянем на эти слова, то немедленно заметим, что они оба содержат корень джня, который означает познавательную способность. Джняна является первичным образованием от этого корня в санскрите; в слове праджня тот же самый корень джня взят с префиксом «пра».
Если мы посмотрим на тибетский перевод этих терминов, то обнаружим, что сохраняется та же самая корневая связь. В Тибете термину «праджня» соответствует слово «шейраб» , а термину джняна — слово с — шей". В обоих случаях «шей» означает познавательный потенциал; "е" там означает «изначальный» или «первоначальный». Таким образом, «е-шей» относится к изначальному осознаванию. Санскритский префикс «пра» и тибетская частица «раб» имеют значение «повышение» или «интенсификация». Поэтому «шей-раб» (или праджня) обозначает интенсификацию или повышение познавательного процесса. Познавательная способность, присутствующая в каждом, должна быть развита, интенсифицирована и доведена до ее высочайшей степени. Довести эту способность до высочайшей степени означает освободить се от всего накопленного чуждого материала.
Что означает освободить что-либо?
На Западе слово «свобода» обычно использовалось в негативном смысле: мы говорим о свободе от этого, свободе от того. Логический вывод из этого подхода, вывод, который никому не хочется сделать, состоит в том, что мы должны прийти к избавлению свободы от свободы. Не помогает обращение за помощью к грамматической конструкции «свобода по отношению к или» свобода делать это", «свобода быть там». «Свобода по отношению к» предполагает подчинение некоему трансцендентальному фокусу-покусу, что делает свободу быстро исчезающей подобно негативному утверждению. Мы видим тогда, что свобода не может рассматриваться отстранение по отношению к чему-либо еще. В этом смысле свобода не есть что-то, что должно быть достигнуто — она основа этого.
Свобода присуща всем познавательным процессам. Это позволяет увидеть, что противоположностью свободы является не детерминация, а принуждение.
Каждый совершенно свободен определить свой жизненный путь, свободен установить, каким образом смотреть на вещи — категориально или эстетически. То есть, мы можем смотреть на вещи сквозь призму целей, которых надо достигнуть, либо можем просто ценить их и осознавать их внутреннюю ценность. Итак, мы должны понять, что свобода есть основное явление, а не какой-либо конечный продукт избавления от чего-либо или от подчинения некой трансцендентальной неясности, как, кажется, обычно подходят к ней в западной философии.
Праджня, или шей-раб, как вершина познавательной способности, означает также ослабление сетки соотносительных предположений, в которые она обычно внедрена. Ослабление этой сетки делает возможным проявление познавательной способности в ее первоначальной свободе. Праджня работает на различных уровнях. Она действенна, когда мы слушаем кого-либо просто на рудиментарном уровне — когда мы просто слышим что-то, что говорит личность, которую мы слушаем. Для того, чтобы просто слышать, что говорят, требуется некоторое понимание. Праджня может присутствовать и на более сложном уровне. Например, мы можем идти за пределы одного лишь кратковременного принятия того, что кто-то говорит, до точки, где мы удерживаем это и думаем об этом. Это может привести нас к серьезному взвешиванию того, что мы слышали, и к попытке так сделать наши заключения, что мы воплотим их в своей жизни.
Праджня может действовать и на дальнейшем уровне. Вместо того, чтобы обращать внимание на то, что мы воспринимаем, или слышим, или размышляем посредством категорий, навязанных узкими пределами самосохранения или личными целями, мы можем прийти к признанию вещей как ценностей в самих себе. Когда мы достигаем этой точки, приходит своего рода освобождение, так как больше нет нужды манипулировать нашим восприятием — мы можем позволить вещам быть такими, каковы они есть. Говоря о прибытии и эту точку, можно говорить о свободе как достижении, однако мы должны понять, что свобода была там псе время, но мы упускали из виду эту свободу, запутавшись во всех видах необязательных построении и постоянно смотря на вещи как на средства по отношению к нашей личностной ориентации. Достигнув этой основной вершины открытости, мы имеем возможность остановиться здесь и увидеть вещи в их самоценности, или можем отступить назад, к видению вещей как средств для дальнейших средств — и так до бесконечности.
Именно в этой решающей точке приходит шуньята. Шуньята объективно соответствует этому повышенному (или открытому) состоянию осознавания. В этом состоянии мы видим не различные вещи, а видим вещи различно. Когда и встречаю кого-либо, я могу немедленно закрыться в том состоянии ума, где я вопрошаю себя: "Что я могу потерять или приобрести от встречи или приобрести от встречи с этой личностью? — и настроиться на соответствующую стратегию поведения. Или я могу просто воспринять эту личность и относиться к ней без предубеждения. Весьма возможно, что если я буду делать последнее из двух, меня ждет приятная встреча. Я установил связь с этим открытым измерением моего восприятия. Теперь это очень простая вещь, в этом нет ничего особенного, и любой может делать это. Однако, как я уже говорил, простейшие вещи часто являются наиболее трудными. Вероятно, одна из наиболее сложных вещей для личности —делать что-либо без фиксаций и предубеждений. Кажется, что они дают так много безопасности, однако личность, следующая своим фиксациям, всегда страдает от чувства недостатка или потери — как если бы чего-то недоставало.
Когда мы говорим о шуньяте, мы говорим об открытом намерении бытия. Мы можем знать об этом открытом измерении, по для того, чтобы воспринимать его, наша способность восприятия должна быть открыта —без каких бы то ни было предубеждений. Если наш способ восприятия испорчен какими-либо установками или оговорками — тогда мы полностью вне открытости. Шоры на глазах отнюдь не способствуют достижению открытости. Мы должны быть очень внимательны к тому, чтобы не считать открытость некоторой сущностью. Если мы сделаем это, мы будем иметь концепцию открытости, которая автоматически фиксирует ее и делает некой определенностью. Это именно то, чего мы должны избежать для того, чтобы воспринимать открытость. Это то место в истории буддизма, где в прошлом были сделаны ошибки, когда говорили, что праджня и есть шуньята. Но праджня не является шуньятой. Шуньята есть объективный полюс праджни, открытое качество вещей, с которыми процесс познания устанавливает связь при достижении уровня подлинной праджни.
Мы не можем сказать чего-либо о праджне, за исключением того, что когда это настоящая праджня, она должна быть открытой настолько, насколько это воспринимается. В этом смысле мы могли бы сказать, что субъективный и объективный полюсы (праджня и шуньята) совпадают. С этим пониманием — а не с утверждением, что праджня есть шуньята —мы можем попытаться описать опыт, говоря, что он вышел за пределы дуализма субъекта и объекта. Но мы не должны) слишком увлекаться этими описаниями и терять ясность того факта, что это является лишь попыткой довести до нашего сознания тот простой опыт, который любой из нас может получить непосредственно, если желает этого. Мы свободны делать это. Это возвышает нас.
Теперь мы увидели, что шуньята всегда имеет отношение к восприятию. Все действия основаны на восприятии, так как мы всегда действуем, естественно, в свете нашего осознавания. Это справедливо на каждом уровне. Чем меньше я осознаю другую личность, тем менее я способен действовать соответственно моему отношению к ней. У нас есть пример некоторого типа людей с так называемыми хорошими намерениями , которые не озабочены тем, чтобы осознавать, что действительно нужно людям, к которым они «хорошо относятся». Они настолько вовлечены в свои предустановки, склонны к предубеждению, что думают, в что все, что им нравится, должно быть хорошо для каждого. Такой человек может любить молоко и навязывать его каждому. А как же с людьми, у которых к молоку аллергия? Такая мысль никогда бы не дошла до человека "с хорошими намерениями''. Этот пример может показаться нелепым, по точно такой тип нелепых действий мы постоянно встречаем в жизни. Мы действуем на основе нашего, понимания, нашего сознания, и если они не живы и не открыты, тогда наши действия непременно неуместны и бестактны.
Это приводит нас к субъекту каруны. Видимо, осознавание существует не шутки ради, а подразумевает действие. Действие, выполняемое в свете осознавания шуньяты, то есть, действие праджни, есть, каруна. Каруна обычно переводится как «сострадание», и во многих случаях это, может быть, верно. Но слово «каруна» происходит от санскритского корня «кар», который означает действие. Как это было с праджней, мы можем рассуждать о каруне на многих уровнях. На высочайшем уровне, уровне Будды, мы можем говорить о "маха-каруне, «величайшей каруне». Осознавание Будды было знанием пробужденного состояния ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15