Преподобные Варсонофий и Иоанн (VI в.) уже прямо используют их высказывания в ответах на вопросы учеников (например, ответы 214, 288, 701 и др.), хотя в большинстве наставлений по-прежнему приводят только слова из Писания. Это подтверждает типологическое тождество между Священным Писанием и писаниями и речениями святых Отцов как выразителями Священного Предания, понимаемого «как непрерывающееся действие Духа Святого в Церкви».
Постепенно святоотеческие писания все чаще включались в число текстов, привлекаемых для молитвенного чтения. Если мы обратимся к истории русского монашества, то увидим, что со времени преподобного Паисия Величковского у православных подвижников наблюдается значительный рост интереса к творениям их предшественников. Это было частью более масштабного процесса возрождения духовной жизни и старчества в этот период. В монастырях преподобного Паисия чтение святоотеческих писаний было важнейшим компонентом воспитания инока наряду с откровением помыслов и Иисусовой молитвой. В русской традиции наиболее известным сторонником включения произведений Отцов в практику молитвенного чтения был святитель Игнатий Брянчанинов. Широко известны его слова о том, что в наше время без чтения творений святых Отцов для инока невозможно спасение. Ученики преподобного Паисия вместе со старчеством принесли в Россию и практику чтения святоотеческих писаний. Распространение того и другого шло бок о бок, поскольку вслед за увеличением значения и авторитета старца растет и внимание к слову наставников прошлого. РукописныеПатерик или книгаСлов преподобного Исаака Сирина тогда ценились так же высоко, как в первые века монашества – драгоценный список Евангелия. Недаром центром обработки и издания святоотеческих творений стала именно Оптина пустынь – сердце старческого руководства.
Благодаря распространению традиции преподобного Паисия, проповеди святителя Игнатия и других церковных писателей, к концу XIX века молитвенное чтение Отцов прочно вошло в жизнь русских обителей. И когда с наступлением богоборческой эпохи русский подвижник вынужден был идти в мир для свидетельства своей верности Христу, он передал тем, кто и в новых условиях был готов принять Благую Весть и понести свой крест (Мф 10:38 и др.), вместе со старческим руководством и молитвой и заповедь о молитвенном чтении святоотеческих творений. Новому поколению христиан было суждено хранить заветы своих ушедших учителей посреди враждебного мира, часто в тягостном духовном одиночестве. Тогда со страниц с риском для жизни сохраненных книг, рукописных отечников и патериков для них звучали голоса тысячелетнего христианского Востока, родной Русской Церкви, а иногда – их собственных наставников, новых мучеников и исповедников. Члены гонимой Церкви вникали в силу этих слов, сердцем выучивали их.
Среди текстов, предлагавшихся для молитвенного чтения старцами того времени, в частности, зосимовскими отцами, были писания не только признанных авторитетов, но часто и совсем неизвестных подвижников. Это не должно удивлять современного читателя. Подвижник, усвоивший сердцем закон Господень, уже сам способен выбирать среди множества текстов именно те, в которых запечатлен путь к познанию живого Бога, как Церковь своим соборным разумом отобрала книги, составившие Священное Писание. На страницах книги монахини Игнатии представлены как раз те писания, которые прошли взыскательный отбор подвижников начала века и эпохи гонений. В наши дни подтвердилась правильность этого отбора. Шесть из девяти подвижников благочестия, к письмам которых монахиня Игнатия обращается во второй части своей книги, за последние десять лет были прославлены в лике святых, и их писания предложены Церковью «для назидания верных».
Обильные цитаты из таких текстов, включенные в «Старчество на Руси», делают эту книгу своего рода хрестоматией старческого делания. Поскольку некоторые авторы, цитируемые монахиней Игнатией, малоизвестны, а их наследие малодоступно, мы поместили их письма в приложения, которые также призваны полнее осветить различные эпохи русского старчества. Надеемся, что эта книга поможет глубже вникнуть в слово ушедших Отцов, и оно останется живым и действенным и для нынешнего поколения христиан.
***
Когда монахиня Игнатия писала эту книгу, писания авторов, выдержки из которых она включила в свой труд, были библиографической редкостью, и те, кто читал рукопись «Старчества на Руси», впервые открывали для себя творения духовных писателей прошлого. Сегодня, когда бО льшая часть этих творений переиздана, книга монахини Игнатии не теряет своего значения, но поворачивается к читателю новой стороной. Построенная какотечник , в котором значимы и отбор, и соположение цитат, она вводит вдумчивого и внимательного читателя в мир духовного опыта старцев. Немаловажно, что на этом пути его сопровождает автор, этот опыт усвоивший.
Часть I
Пролог
Всех Творцу преклоняю колена, Превечному Слову руки простираю, слова ища дарование...
Последование святителю Иоанну Златоусту. Икос
Воистину, и начинающему эти строки необходимо преклонить колена перед Творцом, необходимо простереть руки к Превечному Слову, ища в недрах своей души слОва, достойного изобразить делание и подвиги святых.
В дни, когда Русская Православная Церковь, а с нею и весь мир, отмечает тысячелетие Крещения Руси и когда эти дни исполнились, каждому православному русскому необходимо сказать свое слово. Наше слово – о старчестве русском, поскольку Промыслом Божиим личная жизнь и жизнь близких совершилась под старческим руководством.
Православие, и особенно русское Православие, уже давно стало предметом углубленного изучения для многих представителей инославных исповеданий. С большим вниманием и любовью, во всех мельчайших деталях исследуется православное богослужение. Много внимания уделяется и православному изобразительному искусству, русской иконе. Подобным же интересом исполнены и строки о русском старчестве, хотя образ старца чаще всего рисуется как образ странника, движущегося по необъятным просторам русской земли, несущего в себе делание и художество молитвы Иисусовой.
Русское старчество – плоть от плоти старчества вселенского, – основываясь на опыте великих египетских старцев, имеет и специфические черты. Всмотреться в особенности этого великого утешающего явления, родившегося в недрах Русской Православной Церкви, – наша насущная задача, и об этом наше слово.
Но и раскрыть малоизвестные источники речений самих старцев в их писаниях и письмах – и тем возродиться к жизни нескончаемой, вечной – также должно быть посильной нашей задачей. В целом же направление предлежащего слова – это припадание к основам Духа во Христе Иисусе, к основам духовной жизни, путеводствующей, укрепляющей в старчестве жизнь человеков. Это и поиск жизни, поиск пути, неизменного, верного, остающегося таковым и в дни нашего трудного «космического» века.
Основы старчества
…помыслы, самые первичные и самые тонкие формы движения греха и добродетели в области ума <...> сделались для иноков центром преимущественного внимания в руководстве старческом.
«Пастырство монастырское, или старчество»
Прежде чем изложить наши мысли о русском старчестве, необходимо хотя бы очень кратко, схематично, уяснить основные понятия о старчестве как таковом, имеющиеся в литературе. Подобных трудов насчитывается весьма немного; чаще всего о старчестве пишут как о святоотеческой традиции, как о явлении, связанном с учением и мыслями святых Отцов, развивают идеи о пользе старческого руководства.
Кроме указанных источников, необходимо отметить рукописный труд, где старчество разбирается как пастырство монастырское. Его автор видит в явлении старчества мистическое обоснование нравственному подвигу человека. Он говорит, что для осуществления христианского совершенства требуется очищение сердца, освящение всей личности человека, что может быть достигнуто только в аскезе старческого руководства. В нем должна быть вскрыта вся «подпочва» человеческой жизни.
Мы – в наших давних мыслях о старчестве – пытались увидеть в нем основу того, что имеет место в жизни каждой человеческой семьи, где младшие пользуются руководством и указаниями старшего, где естественно формируются отношения детей к отцу и матери и где в разумных и любовных поступках родителей заложена основа правильного возрастания ребенка в мужа совершенна. Мы даже пытались показать, что в жизни духовной самые необходимые и ни с чем иным не сравнимые понятияотец ,мать ,дочь ,сын взяты из естественной жизни основной ячейки человеческого общества – семьи. Воистину, наряду с мистической стороной старческого руководства, которую любит подчеркивать автор «Пастырства монастырского», жизнь духовной семьи в старческом руководстве только тогда полноценна и тверда, когда наряду с великой аскезой послушания, наблюдения за внутренней дорОгой души, сохраняется и живое тепло родительских, семейных отношений, когда старец – не только строгий судия «помышлений сердечных», но и любящий, любвеобильныйавва , который даже не по-отечески, а скорее по-матерински следит за внутренней и внешней жизнью своего Богом данного чада.
Мы знаем, наконец, попытку великого Достоевского определить старчество как огромную силу, которую получает человек, отдавая полностью свою волю другому, отказываясь от своей воли и жизни. Насколько прав в этом определении сердцеведец Достоевский, судить не нам; мы только можем быть безгранично благодарны ему за то, что он ввел в русскую литературу свое понятие о русском иноке и дал ей – а с нею и всему миру – образ старца Зосимы. Устами старца Зосимы он сказал многие вещие слова как о будущем русской интеллигенции, так и о служении русского народа всему человечеству.
В основе старчества как высокого духовного монашеского делания автор «Пастырства монастырского» видит стремление «достигнуть чистейшего мышления без посредства каких-либо символов, даже слов». Здесь он находит «концентрацию всей внутренней жизни» человека «на единой всеобъемлющей идее Божества», – воистину подвиг великий, достигающий тех размеров, которыми его определил Достоевский.
Для того, чтобы подойти к высоте этой идеи, необходимо наблюдение за самыми малейшими, начальными движениями души. Это-то наблюдение движений и их откровение и составляют наряду с послушанием твердое здание старчества, основание подлинной духовной жизни. Говоря об «изощренном систематическом самонаблюдении», автор «Пастырства» пишет, что при этом необходим «точный, тонкий до скрупулезности анализ элементов греха и добродетели» и таким образом приходит к определению понятияпомысла . Помыслы (????????), которые должны быть открываемы старцу, суть самые первичные и самые тонкие формы движения греха и добродетели в области ума, «наблюдение и урегулирование помыслов является наиболее важным, существенным <...> целесообразным аскетическим подвигом».
Дар различения духов – различение помыслов (отделение добрых от злых) – есть весьма трудный подвиг. В его основе должны лежать благоразумие и рассуждение. Отсюда следует, что дар этот приобретается из жизни, из собственного опыта, но что важнее всего – при помощи благодати Божией. Благодать Божия руководит отношениями старца и ученика, между ними устанавливаются самые искренние внутренние отношения, так что ученик уже ничего – ни одного помысла, ни одного движения – не может (именноне может ) утаить от старца. «Открывая свои душевные движения и состояния руководителю, – говорится в „Пастырстве монастырском“, – усовершающийся приобретает навык к самонаблюдению, выводит их из тайников своей души наружу, как бы объективирует их, поставляет пред своим внутренним взором, а посему имеет более психологической возможности правильнее оценить их».
Здесь возможно сопоставить действия старца с действиями врача или психиатра, проводящего сложнейший анализ психического состояния больного. От правильно взятого направления, от глубины проведенного исследования зависит и само исцеление больного. Не случайно в последние годы в клинической практике придается большое значение анализу, проводимому как самим больным, так и врачом-психиатром. И все же для понимания старчества это – только слабые подобия, так как, как сказано выше, в старческом руководстве все совершает благодать Божия, тот именно факт, что старец уповает не на себя или на свое искусство, но на помощь, на руководство Святого Духа, Его вседейственной благодати.
В сказаниях о жизни старцев и их учеников можно найти очень много живых примеров того, как велико пред Богом чистое, безжалостное к себе откровение помыслов старцу, как в очах Божиих искупуется, ценится это откровение, как подвизающийся открывать свои приражения мыслей и страдающий от них приравнивается к страстотерпцу, проливающему кровь за исповедание Христа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Постепенно святоотеческие писания все чаще включались в число текстов, привлекаемых для молитвенного чтения. Если мы обратимся к истории русского монашества, то увидим, что со времени преподобного Паисия Величковского у православных подвижников наблюдается значительный рост интереса к творениям их предшественников. Это было частью более масштабного процесса возрождения духовной жизни и старчества в этот период. В монастырях преподобного Паисия чтение святоотеческих писаний было важнейшим компонентом воспитания инока наряду с откровением помыслов и Иисусовой молитвой. В русской традиции наиболее известным сторонником включения произведений Отцов в практику молитвенного чтения был святитель Игнатий Брянчанинов. Широко известны его слова о том, что в наше время без чтения творений святых Отцов для инока невозможно спасение. Ученики преподобного Паисия вместе со старчеством принесли в Россию и практику чтения святоотеческих писаний. Распространение того и другого шло бок о бок, поскольку вслед за увеличением значения и авторитета старца растет и внимание к слову наставников прошлого. РукописныеПатерик или книгаСлов преподобного Исаака Сирина тогда ценились так же высоко, как в первые века монашества – драгоценный список Евангелия. Недаром центром обработки и издания святоотеческих творений стала именно Оптина пустынь – сердце старческого руководства.
Благодаря распространению традиции преподобного Паисия, проповеди святителя Игнатия и других церковных писателей, к концу XIX века молитвенное чтение Отцов прочно вошло в жизнь русских обителей. И когда с наступлением богоборческой эпохи русский подвижник вынужден был идти в мир для свидетельства своей верности Христу, он передал тем, кто и в новых условиях был готов принять Благую Весть и понести свой крест (Мф 10:38 и др.), вместе со старческим руководством и молитвой и заповедь о молитвенном чтении святоотеческих творений. Новому поколению христиан было суждено хранить заветы своих ушедших учителей посреди враждебного мира, часто в тягостном духовном одиночестве. Тогда со страниц с риском для жизни сохраненных книг, рукописных отечников и патериков для них звучали голоса тысячелетнего христианского Востока, родной Русской Церкви, а иногда – их собственных наставников, новых мучеников и исповедников. Члены гонимой Церкви вникали в силу этих слов, сердцем выучивали их.
Среди текстов, предлагавшихся для молитвенного чтения старцами того времени, в частности, зосимовскими отцами, были писания не только признанных авторитетов, но часто и совсем неизвестных подвижников. Это не должно удивлять современного читателя. Подвижник, усвоивший сердцем закон Господень, уже сам способен выбирать среди множества текстов именно те, в которых запечатлен путь к познанию живого Бога, как Церковь своим соборным разумом отобрала книги, составившие Священное Писание. На страницах книги монахини Игнатии представлены как раз те писания, которые прошли взыскательный отбор подвижников начала века и эпохи гонений. В наши дни подтвердилась правильность этого отбора. Шесть из девяти подвижников благочестия, к письмам которых монахиня Игнатия обращается во второй части своей книги, за последние десять лет были прославлены в лике святых, и их писания предложены Церковью «для назидания верных».
Обильные цитаты из таких текстов, включенные в «Старчество на Руси», делают эту книгу своего рода хрестоматией старческого делания. Поскольку некоторые авторы, цитируемые монахиней Игнатией, малоизвестны, а их наследие малодоступно, мы поместили их письма в приложения, которые также призваны полнее осветить различные эпохи русского старчества. Надеемся, что эта книга поможет глубже вникнуть в слово ушедших Отцов, и оно останется живым и действенным и для нынешнего поколения христиан.
***
Когда монахиня Игнатия писала эту книгу, писания авторов, выдержки из которых она включила в свой труд, были библиографической редкостью, и те, кто читал рукопись «Старчества на Руси», впервые открывали для себя творения духовных писателей прошлого. Сегодня, когда бО льшая часть этих творений переиздана, книга монахини Игнатии не теряет своего значения, но поворачивается к читателю новой стороной. Построенная какотечник , в котором значимы и отбор, и соположение цитат, она вводит вдумчивого и внимательного читателя в мир духовного опыта старцев. Немаловажно, что на этом пути его сопровождает автор, этот опыт усвоивший.
Часть I
Пролог
Всех Творцу преклоняю колена, Превечному Слову руки простираю, слова ища дарование...
Последование святителю Иоанну Златоусту. Икос
Воистину, и начинающему эти строки необходимо преклонить колена перед Творцом, необходимо простереть руки к Превечному Слову, ища в недрах своей души слОва, достойного изобразить делание и подвиги святых.
В дни, когда Русская Православная Церковь, а с нею и весь мир, отмечает тысячелетие Крещения Руси и когда эти дни исполнились, каждому православному русскому необходимо сказать свое слово. Наше слово – о старчестве русском, поскольку Промыслом Божиим личная жизнь и жизнь близких совершилась под старческим руководством.
Православие, и особенно русское Православие, уже давно стало предметом углубленного изучения для многих представителей инославных исповеданий. С большим вниманием и любовью, во всех мельчайших деталях исследуется православное богослужение. Много внимания уделяется и православному изобразительному искусству, русской иконе. Подобным же интересом исполнены и строки о русском старчестве, хотя образ старца чаще всего рисуется как образ странника, движущегося по необъятным просторам русской земли, несущего в себе делание и художество молитвы Иисусовой.
Русское старчество – плоть от плоти старчества вселенского, – основываясь на опыте великих египетских старцев, имеет и специфические черты. Всмотреться в особенности этого великого утешающего явления, родившегося в недрах Русской Православной Церкви, – наша насущная задача, и об этом наше слово.
Но и раскрыть малоизвестные источники речений самих старцев в их писаниях и письмах – и тем возродиться к жизни нескончаемой, вечной – также должно быть посильной нашей задачей. В целом же направление предлежащего слова – это припадание к основам Духа во Христе Иисусе, к основам духовной жизни, путеводствующей, укрепляющей в старчестве жизнь человеков. Это и поиск жизни, поиск пути, неизменного, верного, остающегося таковым и в дни нашего трудного «космического» века.
Основы старчества
…помыслы, самые первичные и самые тонкие формы движения греха и добродетели в области ума <...> сделались для иноков центром преимущественного внимания в руководстве старческом.
«Пастырство монастырское, или старчество»
Прежде чем изложить наши мысли о русском старчестве, необходимо хотя бы очень кратко, схематично, уяснить основные понятия о старчестве как таковом, имеющиеся в литературе. Подобных трудов насчитывается весьма немного; чаще всего о старчестве пишут как о святоотеческой традиции, как о явлении, связанном с учением и мыслями святых Отцов, развивают идеи о пользе старческого руководства.
Кроме указанных источников, необходимо отметить рукописный труд, где старчество разбирается как пастырство монастырское. Его автор видит в явлении старчества мистическое обоснование нравственному подвигу человека. Он говорит, что для осуществления христианского совершенства требуется очищение сердца, освящение всей личности человека, что может быть достигнуто только в аскезе старческого руководства. В нем должна быть вскрыта вся «подпочва» человеческой жизни.
Мы – в наших давних мыслях о старчестве – пытались увидеть в нем основу того, что имеет место в жизни каждой человеческой семьи, где младшие пользуются руководством и указаниями старшего, где естественно формируются отношения детей к отцу и матери и где в разумных и любовных поступках родителей заложена основа правильного возрастания ребенка в мужа совершенна. Мы даже пытались показать, что в жизни духовной самые необходимые и ни с чем иным не сравнимые понятияотец ,мать ,дочь ,сын взяты из естественной жизни основной ячейки человеческого общества – семьи. Воистину, наряду с мистической стороной старческого руководства, которую любит подчеркивать автор «Пастырства монастырского», жизнь духовной семьи в старческом руководстве только тогда полноценна и тверда, когда наряду с великой аскезой послушания, наблюдения за внутренней дорОгой души, сохраняется и живое тепло родительских, семейных отношений, когда старец – не только строгий судия «помышлений сердечных», но и любящий, любвеобильныйавва , который даже не по-отечески, а скорее по-матерински следит за внутренней и внешней жизнью своего Богом данного чада.
Мы знаем, наконец, попытку великого Достоевского определить старчество как огромную силу, которую получает человек, отдавая полностью свою волю другому, отказываясь от своей воли и жизни. Насколько прав в этом определении сердцеведец Достоевский, судить не нам; мы только можем быть безгранично благодарны ему за то, что он ввел в русскую литературу свое понятие о русском иноке и дал ей – а с нею и всему миру – образ старца Зосимы. Устами старца Зосимы он сказал многие вещие слова как о будущем русской интеллигенции, так и о служении русского народа всему человечеству.
В основе старчества как высокого духовного монашеского делания автор «Пастырства монастырского» видит стремление «достигнуть чистейшего мышления без посредства каких-либо символов, даже слов». Здесь он находит «концентрацию всей внутренней жизни» человека «на единой всеобъемлющей идее Божества», – воистину подвиг великий, достигающий тех размеров, которыми его определил Достоевский.
Для того, чтобы подойти к высоте этой идеи, необходимо наблюдение за самыми малейшими, начальными движениями души. Это-то наблюдение движений и их откровение и составляют наряду с послушанием твердое здание старчества, основание подлинной духовной жизни. Говоря об «изощренном систематическом самонаблюдении», автор «Пастырства» пишет, что при этом необходим «точный, тонкий до скрупулезности анализ элементов греха и добродетели» и таким образом приходит к определению понятияпомысла . Помыслы (????????), которые должны быть открываемы старцу, суть самые первичные и самые тонкие формы движения греха и добродетели в области ума, «наблюдение и урегулирование помыслов является наиболее важным, существенным <...> целесообразным аскетическим подвигом».
Дар различения духов – различение помыслов (отделение добрых от злых) – есть весьма трудный подвиг. В его основе должны лежать благоразумие и рассуждение. Отсюда следует, что дар этот приобретается из жизни, из собственного опыта, но что важнее всего – при помощи благодати Божией. Благодать Божия руководит отношениями старца и ученика, между ними устанавливаются самые искренние внутренние отношения, так что ученик уже ничего – ни одного помысла, ни одного движения – не может (именноне может ) утаить от старца. «Открывая свои душевные движения и состояния руководителю, – говорится в „Пастырстве монастырском“, – усовершающийся приобретает навык к самонаблюдению, выводит их из тайников своей души наружу, как бы объективирует их, поставляет пред своим внутренним взором, а посему имеет более психологической возможности правильнее оценить их».
Здесь возможно сопоставить действия старца с действиями врача или психиатра, проводящего сложнейший анализ психического состояния больного. От правильно взятого направления, от глубины проведенного исследования зависит и само исцеление больного. Не случайно в последние годы в клинической практике придается большое значение анализу, проводимому как самим больным, так и врачом-психиатром. И все же для понимания старчества это – только слабые подобия, так как, как сказано выше, в старческом руководстве все совершает благодать Божия, тот именно факт, что старец уповает не на себя или на свое искусство, но на помощь, на руководство Святого Духа, Его вседейственной благодати.
В сказаниях о жизни старцев и их учеников можно найти очень много живых примеров того, как велико пред Богом чистое, безжалостное к себе откровение помыслов старцу, как в очах Божиих искупуется, ценится это откровение, как подвизающийся открывать свои приражения мыслей и страдающий от них приравнивается к страстотерпцу, проливающему кровь за исповедание Христа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33