Мы прошлись по верхнему этажу бывшей галереи, потом
спустились вниз, побывали в апартаментах самого коменданта и спустились
еще ниже, в подвал.
- А вот сюда они приводили девочек из города. Почти каждый день, я
слышал это от своего знакомого.
- А откуда это знал ваш знакомый? - зло спросил я.
- Он сам их приводил. Я могу назвать его адрес. Комендант любил
молодых девочек, да и девочкам это занятие нравилось. Не такое вредное,
как работа на комбинате. А расплачивались с ними всякими шмотками, это
понадежнее денег...
Я стоял в дверном проеме у входа в роскошно обставленную комнату с
зарешеченными окнами где-то под потолком. Это меня и спасло, потому что
именно в тогда взорвались-таки резервуары, и земля содрогнулась. Потолок
прямо над головой этого типа, замершего в недоумении посреди комнаты,
раскололся надвое и через секунду обрушился вниз. Меня бросило назад, на
крутую лестницу, по которой мы спустились в полуподвал, сильно ударило
плечом о ступени, а потом что-то - наверное, отколовшийся пласт штукатурки
- упало сверху на голову, и я потерял сознание.
Очнулся я уже поздно ночью, в полной темноте - светился только
красный индикатор на стекле: требовалось срочно заменить фильтр. Я с
трудом освободил руку, наощупь проделал, задержав дыхание, эту операцию,
затем выбрался из-под заваливших меня кусков штукатурки и стал вслепую
искать какой-то выход. Мне очень повезло - наверное, многие тогда остались
живыми лежать под развалинами. Но выбралось лишь несколько человек, а
спасателей сюда послать не решились. Да и мало смысла в работе спасателей
там, где все заражено Энолом-К. Мне сказочно повезло, потому что
выбравшись наружу, я выходил из города по одному из немногих
слабозараженных путей. Все остальные, сумевшие тогда уйти, вскоре умерли.
Все без исключения. Уцелел лишь я один. В том нет моей вины. Это было,
наверное, предопределено. Потому что на этой проклятой земле должны
работать именно такие люди, как я. Другим здесь просто не справиться.
А я - я готов на все. Я не дрогну и не отступлю. Во мне не осталось
жалости и сострадания. Им не место на этой земле. Тех, кто ее населяет,
спасать уже поздно. И даже готовые сегодня осудить меня, это понимают.
Пусть они не решаются сами себе сознаться в этом - но они понимают.
После Арата я уже никогда и никого не старался спасти. А если
требовалось - убивал без жалости. Потому что другого выхода просто не
существует.
И на этот раз я буду оправдан.
Да, я знал, что после взрыва плотины город попадет в зону затопления.
Я не мог не знать, хотя никто не сумеет доказать это, а на суде я ни в чем
не сознаюсь. Я знал, что погибнут многие десятки тысяч человек. И это я,
именно я убил их, отдав приказ о взрыве. Потому что они сами виновны в
том, что я стал таким человеком. Они сами сделали меня таким. Я не знаю,
что такое таится в этой страшной стране, что превращает людей в чудовищ,
готовых на все ради абстрактной идеи, но осознаю: я и сам уже смертельно
поражен этой болезнью. Эту болезнь нельзя выпустить отсюда на свободу,
иначе она погубит весь мир, все человечество. Она гораздо страшнее всех
тех бедствий, которые привели к необходимости оккупации, она и есть
первопричина всех этих бедствий. Я не знаю, как определить эту болезнь и
как назвать ее. Я знаю одно - ее можно победить, лишь уничтожив их всех.
Всех без исключения. До четырнадцатого колена. И я и мне подобные сделают
это, как бы весь мир ни сопротивлялся нашим действиям и ни пытался их
предотвратить. Мы знаем, что делаем, и нас ничто не остановит. Мы должны
их уничтожить, и мы их уничтожим.
А потом уйдем сами.
Потому что это единственное, ради чего мы еще можем жить.

1 2 3 4