Его заворожили ее выразительные пальцы и отрешенное, светящееся внутренним светом лицо. Арсений смотрел на Вилену и прощался со своим счастьем, которого не познал, со своей жизнью среди современников, со всем тем, от чего без колебания отказался во имя долга и неукротимой страсти исследователя.
Игра Вилены потрясла его. Может быть, другого человека она заставила бы усомниться в выбранном пути, но только не Арсения. Он один из всех, слушавших Вилену, понимал, что настроение, переданное ее игрой, вызвано горечью и страданием, в которых повинен он, Арсений! Только он!
Но лучше так, чем обнадежить ее и причинить ей еще большие страдания!
Другие слушатели не подозревали всего этого. Но они воспринимали чувства артистки, которые она сумела передать.
На экране хорошо было видно, как Вилену окружили, поздравляли, тянулись к ней. А она настороженно смотрела вокруг. Единственная из всех, она не знала, как сыграла…
Жюри высоко оценило игру Вилены, и она прошла на третий, заключительный тур конкурса.
Шилов, знавший о включении Арсения в звездный экипаж, уходил с концерта с твердым намерением в ближайшие дни открыть Вилене глаза на Ратова. Уж профессор-то Шилов совсем иной! На концерт Вилены примчался бы даже из зарубежной научной командировки, ценя ее недюжинный талант! Истинная женщина всегда ответит мужчине тем же! Вообще, профессор хоть и почтенен, но не так уж стар! Соединись они с Виленой, он сохранил бы над нею преимущество — свое глубокое понимание музыки, наряду с ее полным неведением научных основ. Можно добиться (с известным тактом!) ее бездумного преклонения перед его наукой, а значит, перед ним.
Так Шилов заранее «планировал» отношения будущих супругов. Теперь дело было лишь за решающим объяснением.
Он слышал, что Вилена перед выступлениями не садится за инструмент, предпочитая отвлечься, отправиться в театр, на стадион, на прогулку в лес. И с помощью Анны Андреевны Шилов так подстроил, что Вилена сама пожелала провести день перед третьим туром на природе, на воде. А Шилов в молодости был страстным яхтсменом.
Вилена колебалась, согласиться ли ей. Но мать и бабушка обе советовали. Да и Арсения не было…
Старинная, романтическая яхта беззвучно скользила вдоль берега. Круглое озеро, прикрытое тонким туманом, поблескивало. Шилов настоял приехать сюда рано, уверяя, что нет ничего на свете прекраснее утра.
Вода у самого берега под корягами была такая чистая, что в ней виднелись серебристые рыбки. Чуть шевелили хвостиками и сонно стояли на месте. Казалось, будто они висят среди опрокинутых берез.
Скоро туман исчез. Появились другие яхты. Их паруса, порой клонящиеся к самой воде, вместе с отражениями издали напоминали белых птиц со сложенными и расправленными крыльями.
Вилена думала все о своем: почему Арсений даже не поздравил ее с победой на втором туре? Что же произошло между ними? Казалось, все скоро решится, едва только он признается, а теперь…
Ветер почти совсем стих. Шилов, извинившись перед Виленой, попросил ее нагнуться, чтобы можно было перебросить парус на другую сторону. Парус перебросили, но он все равно висел, не хотел надуваться. Яхта замерла на месте.
Вилена опустила руку за борт, потом вынула ее и стала рассматривать стекавшие с пальцев капли. Падая, они рождали в воде разбегавшиеся кружочки, пересекавшиеся замысловатой вязью. Вот если бы прочесть ее? Может быть, она бы сказала ей…
Шилов откашлялся:
— Я не должен был бы касаться музыки, но вынужден нарушить данный самому себе обет.
— Отчего же? — рассеянно отозвалась Вилена. — Музыка не перестала существовать для меня.
— Помните слова давнего корифея о девятой симфонии Бетховена для инопланетян?
— Еще бы!
— Давно ли мы с вами только слушали голос неведомых, а теперь непосредственный контакт с ними — это уже не предположительное событие.
— Думаете, к нам в самом деле могут прилететь? Я что-то читала: след на камне в пустыне Гоби миллионолетней давности, простреленные черепа неандертальца и бизона, найденные в Африке и Якутии… Неужели бывали у нас инопланетяне и еще могут побывать?
— Скорее дело за нами. Мы полетим к ним первыми.
— Как? На ту самую Релу, о которой столько говорят?
— Да. Экипаж звездолета уже намечен. Шесть представителей современного человечества добровольно отказываются от нашего времени, от нас с вами, от всех своих родных и знакомых ради того, чтобы увидеться с обитателями странного мира, где «одни работают и созидают», а другие «летают и наслаждаются».
— Это, наверное, захватывающе интересно. Если там другая культура, какие у них мысли, какие идеи? Может быть, недоступные нашему разуму? Вдруг мы только жалкие пигмеи по сравнению с ними? А может быть, они тоже сыграют нашим разведчикам девятую симфонию своего Бетховена?
— Их «симфонию» мы уже слышали. Кибернетики сделали ее, как могли, ясной. И все-таки «великие мысли» не вполне понятны. Но, надо думать, наши посланцы, а в их числе и один наш общий знакомый, там на месте поймут все: добро и зло Вселенной.
— Кого вы имеете в виду?
— Арсения Ратова. Разве он не признался вам, что намечен в состав звездного экипажа? Я горжусь своим учеником. Надо думать, все-таки он не откажется.
Вилена пристально посмотрела на Шилова, как умела это делать, и облегченно вздохнула.
Шилов ждал вспышки, но никак не этого, и потому поспешил добавить, понизив голос:
— Верьте, я не мог бы так легко отказаться от всего земного, от того, с чем связаны все мои земные надежды на счастье…
Вилена принялась разглядывать косое крыло далекого паруса и загадочно улыбалась.
— Так вот в чем отгадка! — вслух сказала она.
— О какой загадке вы говорите? — обиженно поинтересовался Игнатий Семенович.
— Нет, нет, ничего, — словно очнулась Вилена. — Вам помочь с парусом? Кажется, подул ветерок.
Шилов умело поднял парус — он затрепетал, и яхта двинулась.
Шилов пытался о чем-то говорить с Виленой, занимать ее, перечислял следы пришельцев из космоса, возможно, когда-то посетивших Землю, но Вилену это не заинтересовало. Тогда профессор заговорил о людях.
— Я часто задумываюсь над сущностью людей нашего времени, — глубокомысленно изрек он. — В мире произошли огромные изменения. Давно нет больше угнетения, социальной несправедливости, но в личной жизни несправедливость, увы! сохраняется. Пока что люди страдают так же глубоко, как и во времена египетских фараонов, то есть при рабстве, при эксплуатации одного человека другим.
— Надеюсь, человечество скоро изживет и личные страдания? — не без иронии спросила Вилена.
— Разумеется. Но я все-таки пока не могу себе представить такого поступка нынешнего человека, который был бы недоступен человеку прежнего времени.
— Не знаю. Никогда не думала об этом. Может быть, и я такая, как и все мои прабабки, — чему-то своему, только ей известному, улыбнулась Вилена. — Разве вот на Реле…
— И вы такая же, — заверил Шилов. — Есть могучий фактор. Время! Световые годы! Нет ничего, что времени сильней! Время разлучает наш мир с первыми звездолетчиками. Не знаю, с кем повстречаются они на Реле, но с нами они уже не повстречаются.
— То есть как?
— Школьная истина! Парадокс времени. Они вернутся на Землю, став старше лет на пять, но нас с вами здесь уже не будет. Или мы станем глубокими стариками, глухими, шамкающими…
Вилена промолчала, крепко сжав губы.
Шилов провожал ее домой, разговаривая о всяких пустяках.
На пороге своего дома Вилена поблагодарила его «за все, за все» и улыбнулась.
Эта улыбка вселила в Шилова надежду.
Во время прогулки Шилов ни о чем не спросил Вилену, но почему-то ждал, что получит ответ на свой незаданный вопрос в музыке во время третьего тура соревнования. Ему казалось, что Вилена теперь поняла его, оценила и, отказавшись от отвергнувшего ее Арсения, играть будет для него одного, для Шилова.
Перед самым началом концерта он опять зашел за кулисы, снова говорил с Анной Андреевной и даже с появившейся здесь Софьей Николаевной, бабушкой Вилены, которая относилась к нему не очень приветливо. Он опять не подошел к Вилене — в натянутых перчатках, со странным выражением лица она стояла перед открытым окном и о чем-то думала.
Он мысленно пожелал ей успеха и, растроганный своей тактичностью, отправился в партер.
Удобно устроившись в кресле, он стал слушать игру музыкантов. Ждал, когда выйдет Вилена. Надеялся услышать то же, что играла она на втором туре. Это придавало ему уверенность, что он на пороге свершения всего им задуманного. Шилов готовился особенно остро воспринять ее настроение, мысленно считая Вилену своей женой. И он размечтался, воображая себя мужем, умным, тактичным, который какое-то приличное время позволит себе посочувствовать горю покинутой, холодно, расчетливо покинутой!.. Но потом…
Вилена неожиданно переменила репертуар, играла произведение современного композитора, переложенное ею самой для рояля.
К изумлению Шилова, музыка покинутой Видены оказалась безудержно радостной, яркой и заразительной, как детский смех.
Вихрь звуков пронесся над рядами, разглаживая морщины на лицах слушателей, зажигая глаза, заставляя улыбаться.
Только Шилов был мрачен.
«Как странно! — почти возмутился мысленно Шилов. — Неужели ее чувства так мелки? Неужели она не понимает, чего я хочу? Она или празднует нашу общую с ней радость, или… артистизм заслоняет в ней искренность. Что же в таком случае ждет меня с ней впереди?»
Когда Вилена убрала с клавишей и опустила руки, в зале словно рухнул потолок. Люди вскочили и ринулись к эстраде. Шилов тоже встал. Он не мог не оценить блеск и мастерство исполнения артистки.
К ее ногам летели букеты цветов и записки. Ее просили сыграть еще, еще…
Дирижер взмахом руки поднял оркестрантов. Они стучали о пюпитры смычками и пальцами.
Шилову нужно было взять свой букет, оставленный в гардеробной. И он раздраженно протискивался через восторженную толпу.
Раскрасневшаяся, счастливая Вилена после многих вызовов вернулась за кулисы. Там ее ждал Шилов с цветами.
— Еще цветы? Так много? — рассеянно сказала она и улыбнулась, глядя мимо Шилова.
Арсений Ратов, слушавший ее по видео, этого, конечно, не видел. Но ее игра взволновала и обескуражила его. Ему показалось, что Вилена играла специально для него и передавала через музыку что-то важное… Так неужели этой искрометной радостью она хотела сказать, что он все-таки добился своего: она охладела к нему, и он может спокойно улетать… Арсения покоробило, и он рассердился на себя.
Глава пятая. ПРАВО НА СЧАСТЬЕ
Вилена наконец встретилась с Арсением. Назначили свидание на площадке напротив многоэтажного здания университета, откуда открывался чудесный вид на излучину реки и город. За башнями более поздних зданий, словно в дымке времени, виднелись золоченые купола древних храмов.
Они пошли вниз сначала по аллее, потом сбежали по зеленой крутизне на полянку и едва не столкнулись с вереницей спортсменов-бегунов, участников кросса.
С лужайки была видна река. Вилена с Арсением сели и смотрели, как по ней скользили скоростные суда, почти отрываясь от воды.
Вилена покосилась на Арсения. Никто из них не начинал «главного разговора».
— Значит, ты все же слушал третий тур?
— Слушал. Тебя.
— И не удивился?
— Обрадовался.
— Вот как? — почти обиженно протянула Вилена. — Тебе не показалось, что я слишком радуюсь?
— Хотел этого.
— Ну знаешь! — возмущенно произнесла Вилена и сжала губы.
Арсений пожал плечами. Вилена заглянула ему в лицо, объяснила:
— Узнав, что ты включен в экипаж звездолета, я просто поняла, почему ты избегаешь меня.
— Спасибо, что обрадовалась.
— Ты понятлив, как… штанга. Неужели не ясно, почему я обрадовалась?
— Штанге не додуматься.
— Ну поняла я, что ты избегаешь меня, чтобы… чтобы я не страдала, не любила бы тебя.
— Видно, хитрить не умею.
— Не умеешь, — подтвердила Вилена.
— Хотел признаться.
— Да опоздал! Постой! А в чем ты хотел признаться?
— Улетаю.
— Только-то!
Вилена стала срывать былинки и сплетать из них веночек. Она ждала, но Арсений молчал. Тогда она пошла напрямик:
— А в том, что любишь, не хотел признаться?
Арсений опустил голову, смотрел на траву между колен.
— Или это неправда? — настаивала Вилена.
— Правда. Запретная, — тяжело вздохнул Арсений.
Вилена вскочила на колени, снова стараясь заглянуть в лицо Арсению:
— Ну, посмотри же на меня. Любовь никогда не может быть запретной! Нет! Пусть осталось у тебя полгода, год… Но они будут мои, наши… Мы поженимся.
Арсений испуганно отодвинулся. Вилена подумала, что ему не понравилась ее настойчивость, бесцеремонность, и она, краснея, произнесла:
— Это предрассудок, что о любви первым должен говорить мужчина! Если мне ждать твоего признания, то на это вся наша жизнь уйдет.
— Жизнь уйдет, если жениться и сразу расстаться, — горько сказал Арсений и решительно добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50