Но теперь пусть выкручивается из этого положения мой шеф. Если хочет, чтобы мы участвовали в этом деле, пусть звонит кому положено или присылает удостоверение мне по почте… Позвонил же он начальнику милиции насчет меня…
Стоп! А не кажется ли тебе странным этот факт? С какой стати Шепотин решил настолько раскрыться, что взял и позвонил начальнику мапряльского РОВД? Это после стольких-то ухищрений, предназначенных для сохранения секретности моего задания?! И где это видано, чтобы задержанных по подозрению в убийстве выпускали из КПЗ лишь по чьему-то телефонному звонку, пусть даже одного из руководителей Инвестигации?!
Может быть, начальству Нагорнова действительно кто-то звонил, но скорее всего это был не мой начальник! И даже не глава Инвестигации. Тут пахнет иными, более авторитетными ведомствами!..
Почему же те, кто сделал все, чтобы запрятать меня в камеру, вдруг дали задний ход? Наверняка не потому, что устыдились своего нехорошего поведения и решили загладить свою вину перед законом…
Скорее всего потому, что уже завтра проблемы Спящих не будет. По той простой причине, что некого будет исследовать!..
Я резко поворачиваюсь к Нагорнову:
– У тебя есть часы?
– Конечно, – удивляется он.
– Сколько сейчас времени? Он отгибает манжет кителя:
– Около двух… А что?
– Женя, послушай меня, – говорю я, глядя в серые глаза капитана. – Ты должен выпустить меня отсюда прямо сейчас!
– Да ты что?! – взвивается он, как ужаленный. – С какой стати? Я же сказал тебе – завтра!..
– Завтра может быть поздно, Женя.
– Это почему же?
– Они убьют их. Всех до одного. И твою дочь тоже…
Он смотрит на меня так, словно желает убедиться в моей психической полноценности. Потом качает головой:
– Не надо. Лен… Ты вбил себе в голову абсолютно бредовую идею. Кому может потребоваться убивать Спящих? А если ты имеешь в виду этих придурков с плакатами, то можешь быть спокоен: даже если в изолятор полезет целая толпа…
– Не будет никакой толпы, поверь мне! Те типы, что орудуют в вашем городе, не остановятся ни перед чем! Они уже убили по крайней мере пять человек, чтобы ликвидировать Спящих, поэтому намерены идти до конца!
– Ты знаешь, кто они?
– В этом-то вся проблема, черт подери! Они действуют тайно и могут нанести удар из-за угла в любой момент! Тем более теперь, когда Спящими занялись специалисты… Они не хотят, чтобы Спящие когда-нибудь проснулись, пойми же наконец!
– Ну, ладно, предположим, что ты прав, – уступает капитан. – Но с чего ты взял, что именно этой ночью они перейдут к активным действиям? Разве мало времени и возможностей у них было до этого?
– Я не знаю, Женя, почему они медлили раньше. Может быть, пытались решить проблему другим способом… или не были до конца уверены в необходимости срочной ликвидации… Сейчас не это важно. На всякий случай надо подстраховаться…
Нагорнов в явном затруднении чешет затылок.
– Но и ты меня пойми, Лен, – бормочет он после паузы. – Если я отпущу тебя сейчас, то мне в любом случае влетит по первое число… Тут даже не строгим выговором с занесением в личное дело будет пахнуть!
– Эх ты, чиновничья душа! – Я стараюсь вложить как можно больше презрения в свои слова. – Неужели для тебя важнее служебное благополучие, чем жизнь людей, которая сейчас поставлена на карту?! В том числе и жизнь Лики!.. Как ты будешь смотреть в глаза своей бывшей жене, если твоя и ее дочь погибнет из-за твоей глупой самоуверенности?!
– Вот что, Лен, – решительно говорит Нагорнов. – Давай сделаем так. Сейчас мы с тобой поднимемся в дежурку, и я при тебе позвоню на пост охраны в больнице, чтобы они доложили обстановку… Но если выяснится, что там все в порядке, ты сразу вернешься в камеру. Договорились?
– Согласен, – устало говорю я.
Мне уже ясно, что переубеждать капитана – бесполезно. Что ж, значит, придется пойти другим путем…
Мы поднимаемся в дежурную часть, где сидит еще один милиционер в чине лейтенанта («Помощник дежурного», – поясняет Евгений). Нагорнов впускает меня за стеклянную перегородку и жестом приглашает присесть, но я предпочитаю оставаться на ногах. Пока капитан набирает номер, быстро оцениваю обстановку.
Лейтенант сидит в углу комнатки дежурного боком к нам. У него свой пульт, из-за которого непросто выбраться, и он занят чтением какого-то журнала. Хорошо.
На противоположной стороне коридора, чуть наискосок от дежурной части, виднеется дверь, откуда доносятся громкие голоса, смех и бормотание приемника. Дежурная оперативная группа, в любой момент готовая действовать по указанию дежурного по РОВД. Дверь приоткрыта, но при желании мимо нее можно будет неслышно проскользнуть.
Плюс ко всему в окно видно, что на крыльце топчется омоновец с автоматом, и миновать его беспрепятственно наверняка будет невозможно. Ладно. Бывают расклады и похуже… Главное – не нарваться на пулю какого-нибудь выскочки, отличающегося чрезмерным служебным рвением…
После нескольких гудков Нагорнову все-таки отвечают, и он включает селектор, чтобы и мне был слышен разговор.
– Пост охраны больничного изолятора, – доносится из динамика.
– Дежурный по РОВД беспокоит, – говорит Евгений. – Капитан Нагорнов… Кто на проводе?
– Младший сержант Силкин, – без запинки откликается динамик.
– Как служба, Миша? – осведомляется капитан, многозначительно косясь на меня.
– Да пока все нормально…
– Не спите?
– Ну что вы, товарищ капитан!..
– А наверху все в порядке? – не унимается Нагорнов.
– Да вы не беспокойтесь, товарищ капитан, даже мышь мимо нас не прошмыгнет!.. И потом, дежурный медперсонал тоже на месте…
– А не заигрывает с вами этот самый медперсонал?
В динамике раздается сдавленный смешок:
– Было б кому заигрывать, Евгений Петрович! Тут же одни бабки старые…
– Ну ладно, Силкин, – говорит Нагорнов. – Если что, сразу звоните мне.
– Есть, товарищ капитан, – бодро откликается динамик.
Нагорнов тычет пальцем в клавишу селектора и победоносно разворачивается ко мне.
Но сказать что-либо он не успевает.
Потому что я применяю к нему тот же удар, которым меня вырубил Круглов. Только Нагорнова я бью не в адамово яблоко, а по боковой поверхности шеи, где находятся сонная артерия, яремная вена и блуждающий нерв. Этот прием менее опасен для здоровья, хотя вызывает кратковременную потерю сознания.
Видимо, мой переход к рукопашным действиям оказывается неожиданностью для лейтенанта, потому что, вместо того чтобы нажать кнопку тревоги, он тщетно пытается выковырнуть из своей кобуры пистолет. Успешно отключаю его – тоже одним ударом…
От соблазна прихватить с собой оружие Нагорнова или лейтенанта приходится отказаться. И не потому, что оно мне не пригодится. Одно дело – просто побег из-под стражи, и совсем другое – побег с оружием. По вооруженному правонарушителю могут стрелять без предупреждения. К тому же пистолеты у Нагорнова и помощника крепятся специальными шнурками к портупее, и нет времени возиться с этой «сбруей».
Тем не менее следует обеспечить себе хоть какую-то фору.
В углу «дежурки» стоит шкафчик, где хранятся швабры, ведра и тряпки для уборки помещений. Уложив Нагорнова и лейтенанта ничком на пол, расстегиваю у каждого из них китель и просовываю ручки швабр в рукава так, чтобы они проходили насквозь из одного рукава в другой вдоль спины. Затем, обыскав ящики стола дежурного, нахожу пару наручников, с помощью которых прикрепляю ноги своих жертв к намертво привинченным к полу ножкам пульта, и клейкую ленту типа скотча, посредством которой залепляю обоим рты.
Остается лишь оборвать телефонные провода, чтобы из дежурки нельзя было связаться с охранниками в больнице, дабы предупредить их о моем возможном появлении…
Как ни странно, но дверь, за которой слышатся голоса дежурных омоновцев, открывается не наружу, а вовнутрь, и мне удается бесшумно вставить в ее ручку импровизированный блокиратор в виде ножки стула.
Потом я осторожно, стараясь не скрипнуть, открываю входную дверь и набрасываюсь на обернувшегося на шорох «часового». Он не успевает даже вскрикнуть. К тому же ему мешает автомат, который висит у него поперек груди… Я отволакиваю бесчувственное тело омоновца за угол здания и обрывком телефонного провода связываю ему руки и ноги.
Теперь можно воспользоваться одной из милицейских машин, которые стоят возле ГОВД, предварительно проколов штыком автомата колеса остальных.
При всем этом я осознаю, что шансов на успешное выполнение моего плана нет, несмотря на все ухищрения с моей стороны.
Рано или поздно, отсутствие дежурного и его помощника будет обнаружено кем-нибудь из состава дежурной смены, и тогда за мной в погоню ринется свора омоновцев. Возможно, я даже не успею добраться до больницы.
Но будет вполне достаточно и того, что в районе больницы поднимется шум и переполох, и если кто-то планировал в эту ночь вплотную заняться Спящими, то будет вынужден отказаться от своих намерений. Едва ли они осмелятся пойти на открытый штурм изолятора, если территория больницы и прилегающие к ней кварталы будут окружены милицией со всех сторон!
А о том, что будет, когда меня поймают, лучше не думать…
Глава 15

До больницы я добираюсь всего за несколько минут. Маленькие города хороши тем, что расстояния в них – чисто символические…
Мчась по ночным улицам, я то и дело поглядывал в зеркало заднего вида, ожидая узреть у себя на хвосте погоню с мигалками, сиренами и прочими эффектами, но, как ни странно, все было тихо.
Машину – бело-синие «Жигули» шестой модели – бросаю возле жилого дома напротив больницы и далее следую пешком, изображая собой любителя ночных прогулок. Обхожу парадные ворота больницы, которые закрыты на большой замок на цепи, и следую вдоль решетки забора вокруг главного корпуса, приближаясь к зданию изолятора.
Я так увлекаюсь наблюдением за территорией больницы, что чуть не натыкаюсь на небольшой грузовичок-фургончик, который стоит прямо на тротуаре, притеревшись боком к решетке забора. Я уже собираюсь обойти его по бордюру, но в этот момент в моей голове щелкает невидимый переключатель, и я вновь мысленно вижу, как спортсмены-радиолюбители грузят свое имущество в такой же фургон возле гостиницы. И хотя на данной «Газели» значатся совсем другие номера, но на всякий случай я обхожу машину по противоположной стороне улицы, стараясь придать своей походке непринужденно-прогулочный вид. К счастью, тротуар в этом месте плохо освещен и разросшиеся тополя накрывают его уютной тенью.
Иду до тех пор, пока не убеждаюсь, что меня из грузовичка уже не видно. Только тогда возвращаюсь к больничному забору, чтобы приступить к альпинистским упражнениям. Хорошо, что забор сделан в виде решетки. Если бы это была сплошная бетонная стена, перелезть через нее было бы намного труднее.
Поскольку изолятор остался позади, то теперь мне приходится возвращаться к нему, прячась за кустами акации. Одновременно просматриваю местность на предмет засад.
Но все выглядит мирно и спокойно.
Окна изолятора погружены во тьму, и лишь внизу, на первом этаже, светится несколько окон – видно, там бодрствуют дежурные врачи.
Оказавшись напротив грузовичка, я отмечаю, что был прав в своих мерах предосторожности. В кабине «Газели» виднеются два неподвижных силуэта и тлеет огонек сигареты.
Это еще больше усиливает мои подозрения. Кому понадобилось торчать среди ночи у больничного забора, да еще и бодрствовать при этом?..
Между кустами, за которыми я скрываюсь, и входом в изолятор стоит деревянная скамья. Быстрая перебежка – и я оказываюсь в тени за ее спинкой. Ненадежное укрытие, что и говорить, но ничего лучшего нет: вокруг – только невысокая трава.
Вовремя я это сделал.
Входная дверь изолятора вдруг открывается, и на крыльцо выходит человек в милицейской форме с погонами младшего сержанта. Наверное, тот самый Силкин, с которым несколько минут назад разговаривал Нагорнов.
Однако в поведении охранника есть что-то подозрительное. Вместо того чтобы, скажем, с наслаждением потянуться до хруста в суставах и зевнуть, вдыхая свежий ночной воздух после многочасового сидения в душном вестибюле, вышедший зорко оглядывает окрестности, держа наготове короткоствольный автомат.
Неужели Нагорнову или кому-то из его напарников удалось дозвониться в больницу и предупредить постовых о возможности моего появления?!
Но тут человек под козырьком поворачивается ко мне боком, и свет лампы, висящей над дверью, падает на его лицо.
И я мгновенно узнаю его. Это не кто иной, как один из членов мифической «спортивной команды». «Силкин» еще раз оглядывает больничный парк и скрывается за дверью.
Я стискиваю зубы и едва удерживаюсь от того, чтобы не врезать кулаком по скамье.
Слепцы, они думали, что противники мне только чудятся на каждом шагу, и не верили мне, а я был прав, прав, тысячу раз прав!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43