Пора его поднимать, иначе вечером не уложишь…
Но Ольф не хотел просыпаться. Она гладила его по лицу, дула в глаза и терла его руки, а он только слабо ворочался, не открывая глаз. Дышал теперь он сипло, и когда кашель снова охватил его, то был он таким страшным, словно у ребенка вот-вот разорвутся легкие.
– Олли, родненький, – с трудом выговорила Цинтия. – Что с тобой? Скажи мамочке, как ты себя чувствуешь? Где болит?
Но мальчик не отзывался. Едва ли он слышал ее.
Голова у него была горячей, а ручка – мягкой, как вареная макаронина.
Ему явно становилось все хуже и хуже.
– Олли, сыночек, – сказала, не слыша своего голоса, Цинтия. – Прости меня, дуру! Это я… я виновата во всем!..
– Почему ты? Мы оба в этом виноваты, – послышался вдруг знакомый голос за ее спиной, и Цинтия, вздрогнув, обернулась.
В дверях стоял Леонель. Лицо его было бледным и застывшим, словно его заморозили.
– Откуда ты взялся, Лео? – удивилась Цинтия. – Я же к тебе так и не дозвонилась!
– Наверное, телепатия все-таки существует, – покачал головой он. – У меня с утра сердце было неспокойно. А когда мне сказали, что в мое отсутствие мне кто-то звонил, я понял: с вами что-то неладно… Но сейчас это не важно, – махнул он рукой. – Лучше расскажи, что происходит.
Цинтия наспех поведала мужу, как стремительно протекает подозрительная простуда сынишки, а также сообщила о втором визите пришельца.
– И что же ему было нужно? – осведомился Лео-нель.
Цинтия отвернулась.
– Ты сам знаешь, что… Он сказал… в общем, он считает, что Ольф долго не протянет…
Леонель прошел в комнату, сел на край кровати и с нежностью провел рукой по щеке мальчика.
– Да, – проронил он глухо. – Похоже, инопланетянин был прав… Мальчику плохо. А завтра будет еще хуже. Конечно, если…
Он не закончил фразу, но Цинтия поняла, что муж хотел сказать: «если Ольф доживет до завтра».
– Ну и что нам делать? – с отчаянием спросила она.
Леонель отвел глаза:
– Ты знаешь мое мнение на этот счет, – сказал он. – Но я не хочу тебя уговаривать. Окончательное решение остается за тобой, Цинтия.
Он вдруг потянулся и взял с полки шкафчика, где были выстроены в ряд любимые игрушки Ольфа, черного медвежонка. Того самого, которого мальчику когда-то принес пришелец. Цинтия еще тогда хотела выбросить игрушку, но Ольф не позволил ей это сделать. «Мама, пусть мишка останется у меня, – попросил он. – Ведь это же игрушка, а разве игрушки могут быть в чем-то виноваты?» – и Цинтия уступила мольбам сына.
– Ты знаешь, дорогая, – проговорил Леонель странным голосом, вертя в руках игрушку, – мне кажется, я догадался, почему этот тип так хочет, чтобы мы отдали им ребенка.
– Ну и почему же? – вяло поинтересовалась Цинтия.
– Потому что именно с него был клонирован наш мальчик.
Цинтия вздрогнула:
– Ты хочешь сказать, что он – все равно что отец для Ольфа?
– Скорее всего. Во всяком случае, он испытывает к ребенку именно такие чувства. Цинтия закусила губу:
– Ну и что? – холодно произнесла она. – Да пусть он считает себя кем угодно! Я выносила, родила и воспитала нашего мальчика! У чужака нет никаких прав на Олли!.. Так я решила – и так будет!
Леонель внезапно встал и, ни слова не говоря, вышел из комнаты.
В нерешительности оглянувшись на неподвижное тельце сына, Цинтия последовала за мужем.
Пошатываясь, как пьяный, Леонель спустился в гостиную, где рухнул в кресло, обхватив голову руками, и принялся раскачиваться из стороны в сторону так, будто его точила изнутри нестерпимая боль.
– Почему? – промычал он, не отнимая ладоней от лица. – Ну, почему вы так жестоки? Даже в своей любви!.. Да вы – не просто дикари, вы – звери!..
– Вы? – переспросила Цинтия. – Кто это – Внезапно взгляд ее упал на входную дверь, и она мгновенно все поняла.
– О боже, – упавшим голосом проронила она. – Ты не Леонель!.. Потому что мой муж не смог бы войти в дом. Посмотри: дверь заперта изнутри, и ключ до сих пор торчит в замке!
Человек, сидевший в кресле, наконец отнял руки от своего лица. В глазах его стояли слезы. Но это лицо и эти глаза уже не принадлежали мужу Цинтии.
Перед ней был опять Лиль.
– Что ж, вам не откажешь в наблюдательности, Цинтия, – сказал он, успокаиваясь и доставая из кармана платок, чтобы вытереть глаза. – Извините за маскарад, но я не мог поступить иначе. Дело в том, что за вашим домом наблюдает целая свора хорошо обученных агентов спецслужбы. Если я не ошибаюсь, она называется у вас Общественной Безопасностью.
– Что-о? – протянула Цинтия. – Откуда тут мог взяться ОБЕЗ?
– Ваш муж… Это он сообщил им обо всем. Я не знаю, зачем он так поступил, но этим он все испортил. Ведь эти люди циничны и расчетливы. Они решили использовать вашего сына в качестве приманки. Они знают все и понимают, что Ольф все равно умрет и от него им не будет никакой пользы. Зато они могут поймать меня – живого и здорового инопланетянина…
– И за это вы убили Леонеля? – сдвинула брови Цинтия.
– Разумеется, нет. Мы лишь временно нейтрализовали его. Уверяю вас, когда все кончится, он вернется к вам.
– Но зачем вам понадобилось приходить сюда?! – удивленно воскликнула Цинтия. – Я же еще днем сказала, что вам не на что надеяться!..
Лиль мельком глянул на часы.
– Я не уйду отсюда до тех пор, пока… пока есть надежда убедить вас в том, что вы должны поступиться своими инстинктами и отдать нам ребенка. Я все-таки надеюсь…
Он вдруг замолчал, словно прислушиваясь к чему-то.
Потом вскочил и быстро сказал:
– Похоже, счет уже пошел на минуты. Ну же, решайтесь!..
Цинтия сделала шаг назад и, не оглядываясь, на ощупь выдвинула ящик комода.
Потом сделала быстрое движение, и в ее руке появился пистолет.
– Уходите отсюда! – сказала она, прицелившись в пришельца. – Немедленно!.. Дайте мне попрощаться с моим малышом!.. Убирайтесь! Слышите?!.. Иначе я выстрелю! И рука моя не дрогнет! Клянусь!..
Лиль исчез. Но не успела Цинтия перевести дух, как пришелец вновь возник в двух метрах от нее, и в руках его был Ольф. Лицо мальчика заметно посинело, дыхание стало хриплым и очень редким.
– Вот, прощайтесь, – сказал Лиль, протягивая Цинтии обмякшее детское тельце. – Что же вы стоите?! Поцелуйте его перед смертью!.. И всю оставшуюся жизнь вспоминайте этот проклятый миг, когда вы не сделали то, что должны были сделать!..
Лицо его было перекошено, глаза метали молнии, руки дрожали. Он был бы страшен, если бы не боль и отчаяние, сквозившие из каждой черточки его лица.
Цинтия опустила пистолет.
Внезапно что-то произошло, она сама не поняла, что именно. Словно порыв сильного ветра ударил по дому. И мгновенно с петель слетела входная дверь, а большое – от пола до потолка – окно в гостиной разлетелось вдребезги, и в комнату с разных сторон ввалились три силуэта в черных масках, таких же черных, плотно облегающих тело комбинезонах и с короткоствольными автоматами в руках.
И чей-то голос, усиленный мощным мегафоном, оглушительно прорычал:
– Не двигаться! Руки вверх!
Стволы были нацелены на Лиля, и он неподвижно замер с ребенком на руках. Он был не только оглушен, но и ослеплен. Автоматы обезовцев были оснащены лазерной подсветкой, и красно-фиолетовые лучи скрестились на лице пришельца.
Двигаясь все так же быстро, обезовцы окружили Лиля.
– Опустите ребенка на пол! – приказал инопланетянину один из силуэтов, движением фокусника доставая откуда-то наручники из неестественно блестящего металла. – И не вздумайте выкидывать свои штучки – с пулей вам все равно бесполезно соревноваться.
Но Лиль стоял не шевелясь. Казалось, он не слышит, что ему говорит обезовец. Глаза пришельца были прикованы к Цинтии.
– Тогда вы, мадам, – бросил агент Цинтии, не поворачивая к ней головы. – Подойдите и возьмите у него мальчика! Да опустите вы свою пукалку – мы его держим на мушке!.. Только осторожно, эти типы способны на…
Он не договорил.
Первая пуля, которую Цинтия выпустила из пистолета, разнесла ему череп. Следующими выстрелами были сражены двое других обезовцев – они не успели понять, что, собственно, происходит и кто в них стреляет.
Цинтия стреляла, не целясь, но рука ее действительно не дрогнула.
Потом она опустила дымящийся ствол пистолета и сказала Лилю только два слова:
– Вы успеете?..
Когда человек растворился в воздухе вместе с ребенком, она, хладнокровно переступив через растекавшуюся по полу кровь, подошла к креслу, на котором остался лежать игрушечный медвежонок, взяла его и, прикрыв глаза, прижала пушистую мордочку к своему лицу.
Самый наглядный эффект клонирования – дать возможность бездетным людям иметь своих собственных детей. Миллионы семейных пар во всем мире сегодня страдают, будучи обреченными оставаться без потомков… Какие трагедии, какие семейные драмы возникают на этой почве! И вот, оказывается, эту ситуацию можно изменить. Можно иметь своего собственного ребенка…
1 2 3 4 5
Но Ольф не хотел просыпаться. Она гладила его по лицу, дула в глаза и терла его руки, а он только слабо ворочался, не открывая глаз. Дышал теперь он сипло, и когда кашель снова охватил его, то был он таким страшным, словно у ребенка вот-вот разорвутся легкие.
– Олли, родненький, – с трудом выговорила Цинтия. – Что с тобой? Скажи мамочке, как ты себя чувствуешь? Где болит?
Но мальчик не отзывался. Едва ли он слышал ее.
Голова у него была горячей, а ручка – мягкой, как вареная макаронина.
Ему явно становилось все хуже и хуже.
– Олли, сыночек, – сказала, не слыша своего голоса, Цинтия. – Прости меня, дуру! Это я… я виновата во всем!..
– Почему ты? Мы оба в этом виноваты, – послышался вдруг знакомый голос за ее спиной, и Цинтия, вздрогнув, обернулась.
В дверях стоял Леонель. Лицо его было бледным и застывшим, словно его заморозили.
– Откуда ты взялся, Лео? – удивилась Цинтия. – Я же к тебе так и не дозвонилась!
– Наверное, телепатия все-таки существует, – покачал головой он. – У меня с утра сердце было неспокойно. А когда мне сказали, что в мое отсутствие мне кто-то звонил, я понял: с вами что-то неладно… Но сейчас это не важно, – махнул он рукой. – Лучше расскажи, что происходит.
Цинтия наспех поведала мужу, как стремительно протекает подозрительная простуда сынишки, а также сообщила о втором визите пришельца.
– И что же ему было нужно? – осведомился Лео-нель.
Цинтия отвернулась.
– Ты сам знаешь, что… Он сказал… в общем, он считает, что Ольф долго не протянет…
Леонель прошел в комнату, сел на край кровати и с нежностью провел рукой по щеке мальчика.
– Да, – проронил он глухо. – Похоже, инопланетянин был прав… Мальчику плохо. А завтра будет еще хуже. Конечно, если…
Он не закончил фразу, но Цинтия поняла, что муж хотел сказать: «если Ольф доживет до завтра».
– Ну и что нам делать? – с отчаянием спросила она.
Леонель отвел глаза:
– Ты знаешь мое мнение на этот счет, – сказал он. – Но я не хочу тебя уговаривать. Окончательное решение остается за тобой, Цинтия.
Он вдруг потянулся и взял с полки шкафчика, где были выстроены в ряд любимые игрушки Ольфа, черного медвежонка. Того самого, которого мальчику когда-то принес пришелец. Цинтия еще тогда хотела выбросить игрушку, но Ольф не позволил ей это сделать. «Мама, пусть мишка останется у меня, – попросил он. – Ведь это же игрушка, а разве игрушки могут быть в чем-то виноваты?» – и Цинтия уступила мольбам сына.
– Ты знаешь, дорогая, – проговорил Леонель странным голосом, вертя в руках игрушку, – мне кажется, я догадался, почему этот тип так хочет, чтобы мы отдали им ребенка.
– Ну и почему же? – вяло поинтересовалась Цинтия.
– Потому что именно с него был клонирован наш мальчик.
Цинтия вздрогнула:
– Ты хочешь сказать, что он – все равно что отец для Ольфа?
– Скорее всего. Во всяком случае, он испытывает к ребенку именно такие чувства. Цинтия закусила губу:
– Ну и что? – холодно произнесла она. – Да пусть он считает себя кем угодно! Я выносила, родила и воспитала нашего мальчика! У чужака нет никаких прав на Олли!.. Так я решила – и так будет!
Леонель внезапно встал и, ни слова не говоря, вышел из комнаты.
В нерешительности оглянувшись на неподвижное тельце сына, Цинтия последовала за мужем.
Пошатываясь, как пьяный, Леонель спустился в гостиную, где рухнул в кресло, обхватив голову руками, и принялся раскачиваться из стороны в сторону так, будто его точила изнутри нестерпимая боль.
– Почему? – промычал он, не отнимая ладоней от лица. – Ну, почему вы так жестоки? Даже в своей любви!.. Да вы – не просто дикари, вы – звери!..
– Вы? – переспросила Цинтия. – Кто это – Внезапно взгляд ее упал на входную дверь, и она мгновенно все поняла.
– О боже, – упавшим голосом проронила она. – Ты не Леонель!.. Потому что мой муж не смог бы войти в дом. Посмотри: дверь заперта изнутри, и ключ до сих пор торчит в замке!
Человек, сидевший в кресле, наконец отнял руки от своего лица. В глазах его стояли слезы. Но это лицо и эти глаза уже не принадлежали мужу Цинтии.
Перед ней был опять Лиль.
– Что ж, вам не откажешь в наблюдательности, Цинтия, – сказал он, успокаиваясь и доставая из кармана платок, чтобы вытереть глаза. – Извините за маскарад, но я не мог поступить иначе. Дело в том, что за вашим домом наблюдает целая свора хорошо обученных агентов спецслужбы. Если я не ошибаюсь, она называется у вас Общественной Безопасностью.
– Что-о? – протянула Цинтия. – Откуда тут мог взяться ОБЕЗ?
– Ваш муж… Это он сообщил им обо всем. Я не знаю, зачем он так поступил, но этим он все испортил. Ведь эти люди циничны и расчетливы. Они решили использовать вашего сына в качестве приманки. Они знают все и понимают, что Ольф все равно умрет и от него им не будет никакой пользы. Зато они могут поймать меня – живого и здорового инопланетянина…
– И за это вы убили Леонеля? – сдвинула брови Цинтия.
– Разумеется, нет. Мы лишь временно нейтрализовали его. Уверяю вас, когда все кончится, он вернется к вам.
– Но зачем вам понадобилось приходить сюда?! – удивленно воскликнула Цинтия. – Я же еще днем сказала, что вам не на что надеяться!..
Лиль мельком глянул на часы.
– Я не уйду отсюда до тех пор, пока… пока есть надежда убедить вас в том, что вы должны поступиться своими инстинктами и отдать нам ребенка. Я все-таки надеюсь…
Он вдруг замолчал, словно прислушиваясь к чему-то.
Потом вскочил и быстро сказал:
– Похоже, счет уже пошел на минуты. Ну же, решайтесь!..
Цинтия сделала шаг назад и, не оглядываясь, на ощупь выдвинула ящик комода.
Потом сделала быстрое движение, и в ее руке появился пистолет.
– Уходите отсюда! – сказала она, прицелившись в пришельца. – Немедленно!.. Дайте мне попрощаться с моим малышом!.. Убирайтесь! Слышите?!.. Иначе я выстрелю! И рука моя не дрогнет! Клянусь!..
Лиль исчез. Но не успела Цинтия перевести дух, как пришелец вновь возник в двух метрах от нее, и в руках его был Ольф. Лицо мальчика заметно посинело, дыхание стало хриплым и очень редким.
– Вот, прощайтесь, – сказал Лиль, протягивая Цинтии обмякшее детское тельце. – Что же вы стоите?! Поцелуйте его перед смертью!.. И всю оставшуюся жизнь вспоминайте этот проклятый миг, когда вы не сделали то, что должны были сделать!..
Лицо его было перекошено, глаза метали молнии, руки дрожали. Он был бы страшен, если бы не боль и отчаяние, сквозившие из каждой черточки его лица.
Цинтия опустила пистолет.
Внезапно что-то произошло, она сама не поняла, что именно. Словно порыв сильного ветра ударил по дому. И мгновенно с петель слетела входная дверь, а большое – от пола до потолка – окно в гостиной разлетелось вдребезги, и в комнату с разных сторон ввалились три силуэта в черных масках, таких же черных, плотно облегающих тело комбинезонах и с короткоствольными автоматами в руках.
И чей-то голос, усиленный мощным мегафоном, оглушительно прорычал:
– Не двигаться! Руки вверх!
Стволы были нацелены на Лиля, и он неподвижно замер с ребенком на руках. Он был не только оглушен, но и ослеплен. Автоматы обезовцев были оснащены лазерной подсветкой, и красно-фиолетовые лучи скрестились на лице пришельца.
Двигаясь все так же быстро, обезовцы окружили Лиля.
– Опустите ребенка на пол! – приказал инопланетянину один из силуэтов, движением фокусника доставая откуда-то наручники из неестественно блестящего металла. – И не вздумайте выкидывать свои штучки – с пулей вам все равно бесполезно соревноваться.
Но Лиль стоял не шевелясь. Казалось, он не слышит, что ему говорит обезовец. Глаза пришельца были прикованы к Цинтии.
– Тогда вы, мадам, – бросил агент Цинтии, не поворачивая к ней головы. – Подойдите и возьмите у него мальчика! Да опустите вы свою пукалку – мы его держим на мушке!.. Только осторожно, эти типы способны на…
Он не договорил.
Первая пуля, которую Цинтия выпустила из пистолета, разнесла ему череп. Следующими выстрелами были сражены двое других обезовцев – они не успели понять, что, собственно, происходит и кто в них стреляет.
Цинтия стреляла, не целясь, но рука ее действительно не дрогнула.
Потом она опустила дымящийся ствол пистолета и сказала Лилю только два слова:
– Вы успеете?..
Когда человек растворился в воздухе вместе с ребенком, она, хладнокровно переступив через растекавшуюся по полу кровь, подошла к креслу, на котором остался лежать игрушечный медвежонок, взяла его и, прикрыв глаза, прижала пушистую мордочку к своему лицу.
Самый наглядный эффект клонирования – дать возможность бездетным людям иметь своих собственных детей. Миллионы семейных пар во всем мире сегодня страдают, будучи обреченными оставаться без потомков… Какие трагедии, какие семейные драмы возникают на этой почве! И вот, оказывается, эту ситуацию можно изменить. Можно иметь своего собственного ребенка…
1 2 3 4 5