– Да напился мужик какой-то, шлюз потерял.
Вновь раздался стук, на этот раз в дверь. Девушка поднялась и поправила свою одежду. Федор открыл, в каюту ворвалась шумная команда Длинного.
– Эй, Федя! – Коляна пошатывало, – мы собрались делать хак. Сейчас! Немедленно! Кто с нами?
– Я по-любому. – Жанна сразу встала и начала натягивать «Аляску»
– Черт, вы же пьяные. – Федора Петровича такое положение дел явно не радовало, он только-только чуть не завоевал новую подружку, а тут такой облом.
– Не впервой! – промолвил Длинный – Только пьяный может идти на такое опасное мероприятие. Тем более информация нужна тебе. Мне же – деньги твои.
– Да ну его, Колян, – помощник депутата махнул рукой. – Я могу и подождать. Мне не к спеху.
– Нет, так не пойдет. Мы уже решились, мы двигаем, а ты как хочешь. – Куба с Сидором дружно мотнули головой.
– Ладно, – Федор сдался. – Я с вами, тем более, я на автолете. Сработаем быстрее.
– Класс! – сказал Куба. – На автолете мы быстро управимся. Не надо тачку ловить, не надо переплачивать за пригород и за то, чтобы ждал.
В дверь опять постучали и, не дожидаясь ответа, в каюту шагнул метрдотель в белоснежном кителе. Позади него маячила пара здоровенных охранников.
– Прошу вас немедленно покинуть судно, – строго произнес вошедший.
– Что случилось? – со всей серьезностью в голосе спросил Федор Петрович.
– Вот этот молодой человек, – метрдотель указал на Кубу, – только что учинил драку на танцплощадке. Мы не желаем больше видеть его в своих клиентах.
– Очень-то хотелось. – Куба не сдавался. Он, приподняв подбородок и прикрыв один глаз, добавил: – Парни, хотите, я сейчас тресну этого напыщенного фраера и он станет фиолетовым?
– Лишь бы не голубым, – усмехнулся Колян.
Кубу тут же отстранил Федор, жестом предложил метрдотелю выйти, а когда они покинули каюту, захлопнул дверь. Деньги решили этот скандальчик за пару секунд.
Вот так, на общем фоне веселья и решимости совершить что-то запрещенное, вся команда покинула крейсер, переместившись в автолет Федора производства русской фирмы АЗЛК, марки «Москвич 5000С».
Глава 4. Свидание.
Прежде чем направиться на интимную встречу с поварихой, Роберт налил в небольшой пузырек простой воды, оторвал от полиэтиленового мешка кусок пластика, вышел из комнаты и не спеша, насвистывая что-то незатейливое, направился вправо по коридору. Все, что он хотел, так это незаметно пробраться к двери «щитовой», туда, где сходились все провода для коммутаций Западного сектора. Естественно, за ним мог наблюдать дежурный по колонии через множество телекамер, которые встречались у него по пути. Но пока он брел по центральному проходу сектора, он мог идти и в библиотеку, и в спортзал, которым редко кто пользовался, а то и просто шляться по уровням, посещая знакомых, что в ночь на воскресенье считалось делом нормальным, не привлекающим внимания. Кстати, дежурный спокойно мог к этому времени напиться и просто не обращать внимания на несколько мониторов, периодически меняющих картинку. Впрочем, так оно и было, и Руг об этом знал.
Спустившись на уровень ниже, Боб легко скользнул под двигающийся из стороны в сторону объектив телекамеры, следящий за этим коридором, но имеющий основную функцию – следить за дверью, которую могли открывать только электрики. Он просто, приподнявшись на носки, выдернул штекер, воткнутый в камеру. Боб, естественно, понимал, что камера при этом перестала работать, и на одном из мониторов в дежурном отсеке вместо картинки появилась рябь. Однако еще он знали то, что для дежурившего в этот день наблюдателя пропавшее изображение – еще не повод для беспокойств. Он если и заметит, что отключилась камера, тревогу не забьет. Почти каждый день в связи с сыростью коротило коммутационные линии, и дежурные на это уже давно прекратили обращать внимание. В общем, бардак. Завтра электрик из вольнонаемных, проснувшись после очередной предвоскресной попойки, опохмелившись, пойдет искать причину неполадки, а сегодня – не важно. Но Роберт также располагал информацией, что сегодня дежурный не заметит отключение даже целой цепочки телекамер. А если и заметит, то махнет на это рукой. Субботний вечер, вся охрана, и те кто на дежурстве и те, кто нет, напьются до отвала. Принятие алкоголя, пожалуй, единственное развлечение на «Хтоне». Один из парней, из тех, кто обычно несут ночные вахты за пультом (а звали этого парня Кофи), в последнее время закрутил любовь с одной из девяти цыпочек, что работали в медчасти. Такие слухи обычно передаются по колонии быстро. Сегодня дежурил как раз Кофи и наверняка он сейчас, выпив чего-нибудь горячительного, суетился с молоденькой девчонкой на топчане. Уже давно не случалось никаких серьезных происшествий, и ребята, естественно, расслабились.
Роберт подошел к двери и вылил на стекло электронного замка, сканирующего отпечаток пальца, пару капель воды из пузырька. Как и следовало ожидать, электрик редко мыл руки. Стали видны папиллярные узоры, оставшиеся от большого пальца нечистоплотного парня. Руг удовлетворенно потер руки, явно восхищаясь своей находчивостью. «Хорошо, что еще микроорганизмы не успели подъесть эти полоски жира», – подумал он. Плотно накрыв куском легкого пластика след, Боб выжал кнопку, не отрывая большой палец. Проехала линия света, раздался щелчок, и дверь приоткрылась, показывая тонкую щель. Теперь надо уйти и подождать. На пульте загорелась маленькая, среди сотен похожих, лампочка, и если Кофи на нее обратит внимание, то точно пошлет кого-нибудь проверить что к чему. А может, и не пошлет, что более вероятно. Но рисковать не следовало. Руг вышел на лестницу, ведущую на другой уровень, и, закурив сигарету, стал ждать, прислушиваясь.
«Для чего, – подумал Роберт, – для чего такие ухищрения? Чтобы всего лишь попихаться в толстуху? Э-э, нет. Мне просто это нравиться. Когда-то я вытворял и не такие штучки. Это мое. Это я умею делать лучше всех. Я профи – и это ничем не стереть. Это доставляет мне большущее моральное удовлетворение. Это заставляет жить и не отчаиваться. Когда-нибудь, вновь наработав навыки, приобретя форму, я сбегу. Лишь бы не усохнуть в этом гадюшнике. А сейчас небольшая тренировка мне не помешает».
Истекло минут двадцать, никто не появился. Роберт вернулся, прошмыгнул в комнатушку со шкафами, наполненными проводами, реле и другой разной электроникой, и стал рассматривать карты-схемы, висевшие на стене. Быстро определив, какую пару предохранителей надо закоротить, чтобы выключить две нужные ему линии телекамер, он подобрал с пола один из валявшихся проводков и шагнул к нужному ему шкафу. Искр не было, лишь слабый, пахнущий паленой пластмассой дымок. Теперь можно уходить, конечно, предварительно затерев отпечатки и закрыв за собой дверь, чтобы лампочка на пульте погасла. Слабоватые у них тут системы охраны. Вся электроника в колонии безбожно устарела. Еще ни один из заключенных за восемь лет существования колонии отсюда не бежал, не было никаких бунтов, даже намеков на восстание, и поэтому новых финансовых вложений на безопасность никто не планировал.
Боб спокойно вернулся к себе в комнату. Отобрав у Майка, который по-прежнему что-то подвывал, початую бутыль со мхатом, он, отхлебнув из горла еще насколько глотков для храбрости, вернул негру бутылку и направился к поварихе.
Жилище Наташи располагалось на другом уровне, но в этом же Западном секторе, и Роберт, поднявшись по широкой винтовой лестнице наверх, подошел к ее двери. Он прислушался и сквозь пластик уловил слабый музыкальный ритм. Постучал осторожно, пытаясь не привлекать внимание, но женщина будто стояла у двери, ожидая именно этого стука. Она открыла сразу, и Руг прошмыгнул в комнату.
– А я думаю, кто это скребется в двери мои, – съязвила Наташа. – Давай проходи, дорогой, присаживайся за стол.
В помещении было душно, сильно пахло сладковато-приторными пряными духами и также другой косметикой и парфюмерией. Роберт ничего хорошего в этой смеси запахов не нашел, но все лучше, чем вонь Майковских фекалий. Хотя он сразу почувствовал и то, что воздух тут более насыщен кислородом, чем снаружи, даже легкие возрадовались. Тут наверняка где-то укрывался и бесшумно работал очиститель, возможно даже и с обеззараживателем. Комната была погружена в полумрак, лишь одинокий светильник, стоящий на тумбе у стены перед зеркалом, нежно излучал красноватый свет, да еще немного света давал небольшой телевизор в углу, на экране которого транслировалась какая-то музыкальная программа. Наташа, облаченная в махровый розовый с белыми квадратами халат, убавила звук телевизора и, подойдя к кровати, уселась перед журнальным столиком. Влажные волосы были распущены, казалось, что женщина только что приняла душ. У вольнонаемных в жилищах предусмотрены отдельная ванная комната и туалет. Ругу пришлось сесть рядом с ней на кровать, потому как стул у столика предусмотрен не был.
– Давай немного выпьем, ты сильно напряжен. – Наташа медленно провела ладонью по его спине, наблюдая за реакцией «изголодавшегося» мужчины, затем откупорила фигурную бутылку настоящего «Hennessy» и налила чайного цвета напиток в два бокала. Она взяла свой фужер и, поболтав жидкость, понюхала. – Попробуй, этот коньяк идеален. А запах? Этот запах… – Девушка с блаженным видом закатила глаза
На столике была выложена еда, но не ужин, лишь легкая закуска. Тут стояли тарелочки с тонко нарезанными ломтиками лимона, белого хлеба, копченой колбасы, красной рыбы. Была баночка черной икры. Ваза с фруктами. Это «закусить» Боб давненько не видывал, не говоря уже – чтобы пробовать.
Они выпили, заели и вновь выпили. Наташа раскраснелась и стала навязчиво поглаживать Роберта по ноге. Поварихе явно не хотелось просто общаться, она решила не медлить и сразу взять быка за рога. Девушка ловко одной рукой развязала пояс и распахнула свой халат, под которым ничего из одежды не наблюдалось.
– Ну, потрогай меня, Боб, не стесняйся. Теперь я твоя. Теперь я надолго твоя и ничья больше.
Руг и не стеснялся, он просто не хотел ее. Не хотел ни единой клеточкой тела. Он посмотрел на ее провисшие груди с огромными блеклыми кружками сосков, На выпирающий жировыми складками живот – и это не задело ни одну струнку его либидо, скорее даже наоборот, вызвало какое-то отвращение. Однако Наташа настаивала и начала сама раздевать его. Роберт потянулся к столику, налил себе еще коньяка, выпил залпом и, встав, стянул с себя комбинезон, оставшись в одних синих трусах. Девушка откинулась на спину, увлекая Боба за собой. И он навалился на нее, протянул под себя руку и ощупал ее влажную промежность, но и это ни капельки не возбудило его. Руг начал нервничать. Наташа же, постанывая, сунула кисть своей руки в трусы партнера и тут же, открыв глаза и приподняв удивленно брови, произнесла:
– Слабовато, парень. Уж не голубой ли ты? Или атрофировался уже?
Роберт смотрел на нее, на разбросанные в стороны груди, на ухмыляющееся лицо и в его душе поднималось странное чувство. Чувство это было подзабыто, но мозг настаивал, мозг требовал повторения этого самого забытого. У него стало возникать возбуждение совершенно другого рода. Боб протянул руки вперед, одну заложил за голову женщины, другой взялся за подбородок и одним сильным, ловким, некогда наизусть заученным движением сломал Наташе шейные позвонки. Так она и осталась лежать, голова набок, рот приоткрыт, глаза выпучены, смотрят в потолок.
– А вот это не слабовато! Так ведь, дорогуша?!
Роберт приподнялся на колени и понял, что теперь полностью возбужден. Он приспустил трусы, взялся рукой за напряженное «мужское достоинство» и через пару минут иступленных движений семя, накопленное за несколько месяцев воздержания, брызнуло на грудь мертвой женщины. Руг закатил глаза от блаженства, постоял так еще пару минут и слез с кровати. Он отошел к тумбе, присел на табуретку и, наклонив вперед голову, забылся.
Сколько он сидел в таком состоянии, Боб не знал. Когда очнулся и посмотрел на мертвое тело, то осознал, что натворил. Нет-нет, конечно же Ругу ничуть не было жалко повариху. Однако он отлично понимал, что за убийство его по головке не погладят. Нет, конечно, не казнят. Ему грозила кича, долгая, первая и, может быть, последняя. Но самое плохое, что Наташу, в связи с малочисленностью женского пола в колонии, уважали все заключенные, и если он все же справится с наказанием и выйдет, кто-нибудь из зэков точно достанет из тайника длинную заточку. Надо избавляться от улик. Сам бог помогал ему в этом деле. Бог всегда помогает сильным людям. Слабаки только просят и просят, ходят в церкви, ставят свечки, жалуются на судьбу, моля о помощи. А дальше… дальше продолжают бедствовать. Не выйдет. Бог поощряет тех, кто сам делает свою судьбу. Роберт, еще не планируя никого лишать жизни, заранее побеспокоился о том, чтобы его никто не видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55