Продать не хотите? Дам шестьдесят пять!
– Нет, нет, что вы! Это же мой сын!
– Ну, как хотите. Согласны с суммой?
– Да, да. Конечно, пятьдесят тысяч мне подходит. Понимаете, долги надо…
– Итак, давайте посмотрим на остальные документы, – перебил папашу ростовщик, явно не желая выслушивать причину, толкнувшую мужчину на этот шаг. – Согласие матери, нотариально заверенное, есть, очень хорошо. Бабушки, дедушки у парня живы?
– Нет, сеньор, земля им пухом.
– Да, вот они, нотариально заверенные копии свидетельств о смерти. Прекрасненько. Справка от опекунского совета присутствует, не возражают. Итак, все в норме. Теперь немного подождите, я выпишу залоговый билет и договор.
Мохман подтянул к себе клавиатуру и стал заполнять виртуальный залоговый бланк. Через несколько минут он протянул распечатанные на принтере документы в окошечко и сказал:
– Распишитесь вот здесь и здесь, – Феликс ткнул ручкой в квадратный листок, – и так на трех экземплярах. Потом в двух местах на договоре.
Отец ребенка проставил подписи и отдал документы обратно. Мохман протянул еще одну бумагу:
– Теперь подпишитесь под этим заявлением. В нем говориться, что вы не возражаете против продажи нами вашего сына в случае невыкупа вами мальчика в установленный срок.
Мужчина на секунду задумался, переваривая произнесенное ростовщиком, но подписал. Когда все формальности были улажены, Феликс наклонился под стол и, открыв небольшой сейф, достал оттуда несколько пачек денег. Выложив их перед мужчиной, он сказал:
– Пересчитайте. Когда вы выйдете отсюда, претензии приниматься не будут. Через тридцать дней вы должны вернуть пятьдесят тысяч песо плюс четыре процента. Сумма процентов равняется двум тысячам песо. Если у вас не будет возможности выкупить мальчика, внесите хотя бы проценты, и я продлю срок погашения кредита еще на один месяц, и так можно делать до бесконечности.
Услышав, что проценты составляют довольно приличную сумму, отец ребенка сразу погрустнел, но, видимо, считая, что обратного хода нет, повернулся и, опустив голову, направился к выходу. Охранник захлопнул за ним дверь.
– Ку?ма, – крикнул ростовщик, и когда появился индеец, сказал ему: – Отвези мальчишку на склад. Пусть его там помоют, дадут одежду и поставят на питание. Даю сто против одного, этого парня не выкупят. Не думаю, что его папаша зарабатывает приличные деньги.
Какумацин подошел к парнишке, который присел на пол прямо возле бультерьера и поглаживал его. Собака лизнула мальчика напоследок прямо в нос, и помощник Мохмана, заставив ребенка выпрямиться, пристегнул к себе наручниками. Вместе они удалились в заднюю комнату.
– Наручники-то зачем? – спросила Лизи.
– Чтобы не сбежал, – ответил с наставительной интонацией в голосе Феликс. – Бывают такие глупцы, которые считают, что когда деньги получены, ребенку надо просто улизнуть. Не выйдет, сумма порядочная.
Все это время П. Алекс безучастно наблюдал за происходящим, попивая пиво из бокала. Он, прослуживший двадцать лет в полиции, повидал и не такое, тем более данная сделка не запрещалась законом. Главное, чтобы человек, взявший на себя роль хозяина, не нарушал «Билль о правах подневольных». Подневольными считались все осужденные судом на отработку своих долгов у тех, кому они были должны, или те, кого должники предоставляли взамен себя. В эту же категорию входили люди, временно потерявшие свободу под залог и по любым другим причинам. По сути своей рабики, слово рабы было не в моде, имели право на одну минимальную заработную плату, возможность самовыкупа, что случалось довольно редко, а также подачу жалобы на хозяина о плохом обращении с ними или недостаточном обеспечении в суд присяжных, который выносил решения в зависимости от настроения самых этих присяжных. В округе была массовая безработица, но стать рабиком считалось позором худшим, чем быть бродягой. Бродяги хотя бы имели свободу. До суда заявления подневольных порой не доходили. Многие рабики, попавшие под опеку жестоких хозяев, частенько бежали от невыносимого труда, и на этот случай в полиции существовал «Отдел розыска подневольных». Впрочем, люди, имеющие деньги, не особо стремились заиметь себе рабиков и даже наоборот, всеми способами старались избегать ситуаций, связанных с рабовладением, суета все это. Слишком много контролирующих инстанций, только и умеющих делать то, что собирать пошлину. Поначалу, однако, многие бизнесмены выкупали должников, прямо делегациями ездили по городам и весям. Находчивые дельцы брали под невольников банковские кредиты и устраивали целые производства, фабрики, рудники, мастерские. Тогда правительство указом запретило иметь более десяти рабиков в личном пользовании. Понятно было, что концлагеря никто разрешать не станет. Споры шли великие, но утихли, как только стали появляться на свет искусственные заменители людей. Ведь и вправду, легче купить автоматы – симулакрумов, андроидов, големов. Их не надо кормить, не надо содержать и платить зарплату. Лишь ремонт. Закон же о привлечении должников к отработке долгов у кредиторов все же оставили, и это считалось скорее политическим шагом, потому что занимало часть людей работой. Так сказать, чем меньше бродяг, тем лучше выглядит местный политик в лице общественного мнения.
Мохман устроился рядом в кресле и с хитрой улыбкой на лице спросил:
– Собаку не хочешь продать? Даю тысячу!
– Слышал, Алекс? – Лизи улыбнулась. – А ты говорил, что я никому не нужна. Надеюсь, тысячу сиреневых?
– Эк замахнулась. Тысячу песчаных.
Элизабет недовольно нахмурилась.
– Нет, собаку не продам, – покачал головой бывший полицейский. – Ни за какие деньги. Самому нужна.
– Ну, как хочешь.
– Кстати, а зачем ты берешь мальчиков под залог? – между прочим поинтересовался Роди. – Куда их потом девать? Производств у тебя вроде бы нету, сада, огорода не имеешь.
– У меня договор с колледжем космического агентства. Они у меня пацанов берут по семьдесят тысяч. Нормальная прибыль. И не смотри на меня так. На самом деле это одно из тех немногих добрых дел, которые я пытаюсь творить. Может, из этого парня выйдет настоящий астронавт.
– А что, в колледже уже не могут найти рекрутов? Космос, это же романтика.
– Это только в рекламе романтика. А на самом деле… Да, – Феликс махнул рукой, – сам знаешь, какие там условия. В колледже из молодых парней, лишившихся родителей, формируют специальные команды разведчиков. Условия, говорят, не лучше, чем у заключенных, роющих норы на Марсе. В колледже из этих парней с детства готовят профессионалов, лишенных эмоций и боли. Короче, почти смертники. Всегда на передовой позиции. Всегда в самом пекле.
– И ты считаешь, что делаешь доброе дело?
– А что выйдет из этих пацанов тут, на улице? Наркоманы, алкоголики и гомосексуалисты. Сам служил, сам видел.
– Зато они будут свободны.
Феликс процитировал:
Свободу славил гимн твой вдохновенный,
Ты бедностью почетной дорожил,
И изменил, забыл свой долг священный,
И растоптал все то, чему служил .
– Кто, я? – удивился Роди.
– У тебя своя философия, Алекс, у меня своя. Спор тут неуместен.
– Скорей всего, ты прав, но тоже по-своему. Ладно, засиделся я у тебя. Пойду домой, надо еще глаз Боливару вставить.
Роди поднялся и, покинув зарешеченную часть ломбарда, направился к бронированной двери. Мохман последовал за ним, провожая. Когда они выходили на улицу, Лизи повернулась, громко и зло произнеся:
– Жалко мальчика, гореть тебе за него в еврейском аду!
Феликс нахмурился и пригрозил собаке пальцем.
– Ай-яй-яй. Смотри, предложу твоему хозяину сумму побольше, и продаст тебя. У меня же слишком не разговоришься, сидя на цепи.
– Ой как страшно, напугал. – Лизи в разговорной перепалке никому не собиралась уступать.
Мохман топнул ногой и, указав пальцем в сторону дороги, добавил:
Ступай, ступай. И думай о себе.
В твоей судьбе, как и в любой судьбе,
переплелись, как теплые тела,
твои дела и не твои дела .
Потом он посмотрел на Роди.
– Готовлю клетку под тигра, Алекс. – Ростовщик пожал руку бывшему полицейскому и захлопнул дверь.
Роди с Элизабет неспеша направились вверх по улице. Смеркалось. Солнце ушло за горы и лучи его, попадая на полоски облаков, создавали невероятно красивый красновато-оранжевый с прожилками облаков закат.
Одноэтажное жилище П. Алекса располагалось на склоне небольшого холма среди множества похожих строений. Не торопясь поднявшись по каменной, нагретой за день лестнице, сложенной из гранитных плит, потом пройдя вверх по мощеному переулку, Роди с Элизабет через калитку вошли во двор. Залаял настоящий пес – немецкая овчарка по прозвищу Коп, но, увидев хозяина, завилял хвостом и, подбежав, стал приветливо наскакивать на него. Алекс погладил собаку.
– Ах, как я хочу так же лаять, – задумчиво произнесла Лизи.
– Вопрос уже решен и обсуждению не подлежит. – Роди пшикнул на Копа, чтобы тот остепенился в своей любви и когда овчарка отбежала к своей будке, направился в дом.
В дверях показалась жена П. Алекса Мария, пожилая растолстевшая женщина в сарафане. Круглое лицо лоснилось, черные волосы были собраны сзади в пучок. Она, как обычно, когда была не в настроении, грозно посмотрела на мужа и бросила:
– Продал хоть что-нибудь? В доме ни крошки.
– Да, – Роди протянул пакет с продуктами – и жена смягчилась:
– Сегодня пособие принесли, за бездетность. Ужин я уже приготовила. На собаку твою не рассчитывала. – Мария зло взглянула на бультерьера. – Если хочешь, можешь отдать ей свою долю. И прибираться за ней больше не стану, пусть сама вытряхивает и вылизывает свой половик или пусть, как положено собаке, живет во дворе.
– Хватит, Мария. Я принес еду. Я ее заработал. – П. Алекса изначально раздражали сложившиеся отношения между двумя видами женского пола. – Лизи также зарабатывает не только для себя.
– Ну-ну. – Женщина скрылась за дверью, демонстративно громко хлопнув ею.
– А ты тоже, – Роди посмотрел на Лизи. – Соришь… Прибирай за собой.
Собака молчала, прижав уши и потупив взгляд.
Как не рассержен был хозяин, но все же поделился супом с Элизабет, чем вызвал еще более негодующий взгляд Марии. Она поворчала еще немного по пустякам, громко побрякала посудой на кухне, так, для приличия, и отправилась смотреть очередную серию мыльной оперы.
В доме отдельную комнату П. Алекс приспособил под рабочий кабинет и мастерскую. Всюду валялись различные электронные запчасти, стояли стопками ящики, коробки и клетки. Два шкафа занимали книги и кипы бумаг. На тумбе располагался продолговатый аквариум, освещенный лампами дневного света, который в полумраке создавал уют. Мерно плавающие в аквариуме рыбки располагали к расслабленному состоянию. Роди прошел к рабочему столу, на котором, мелькая огоньками, пребывал плоский монитор компьютера. Включив экран, П. Алекс просмотрел пришедшую за день информацию и, не найдя ничего полезного, отошел в дальний конец помещения, где щелкнул переключателем настольного светильника. В этой части комнаты находилось еще несколько металлических столов, старый потертый кожаный диван, масса разнообразной аппаратуры и различных приспособлений. На полках еще одного шкафа виднелись всяческие колбы, банки и пробирки с жидкостями разных цветов. Химические вещества являлись неотъемлемой частью любой более-менее приличной лаборатории. Усевшись в удобный высокий стул, Роди включил еще одну настольную мощную лампу, поставил на стол саквояж и достал оттуда Боливара. Он подтянул к себе обтекаемый аппарат, продолговатый короб с жидкокристаллическим экраном сверху. Крыса смотрела на Алекса одним глазом, будто спрашивая: «Что это ты собрался делать?» Роди хорошо понимал своего зверька.
– Я усыплю тебя, – сказал он, – потом вставлю новый глаз. Сам понимаешь, без электронного микроскопа тут не обойтись.
П. Алекс приготовил все, что потребуется для операции с заменой глаза. В комнату вбежала Лизи, неся в зубах пару газет, журнал с яркой обложкой, рекламные листовки и пару конвертов. Она заскочила на диван и принялась разглядывать почту. Читать собака не умела, но любила просматривать картинки. Понимая, что хозяину сейчас не до нее и лучше не отвлекать его по пустякам, бультерьер положил перед собой журнал и стал осторожно, одним когтем, перелистывать страницы. Журнал оказался рекламным порнографическим изданием и Элизабет, внимательно вглядываясь в фотографии, стала тихо посмеиваться, прикрывая пасть лапой. Алекс, знавший, какие издания без подписки могут прийти к нему по почте, оглянулся и, посмотрев на собаку, спросил:
– Что ты там смешного нашла?
– Да я представила себе на месте этих голых женщин Марию.
– Когда-то она была не хуже. – Роди повернулся к столу и сделал инъекцию Боливару. Крыса уснула уже через пару минут. Алекс снял лейкопластырь и положил грызуна в прибор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Нет, нет, что вы! Это же мой сын!
– Ну, как хотите. Согласны с суммой?
– Да, да. Конечно, пятьдесят тысяч мне подходит. Понимаете, долги надо…
– Итак, давайте посмотрим на остальные документы, – перебил папашу ростовщик, явно не желая выслушивать причину, толкнувшую мужчину на этот шаг. – Согласие матери, нотариально заверенное, есть, очень хорошо. Бабушки, дедушки у парня живы?
– Нет, сеньор, земля им пухом.
– Да, вот они, нотариально заверенные копии свидетельств о смерти. Прекрасненько. Справка от опекунского совета присутствует, не возражают. Итак, все в норме. Теперь немного подождите, я выпишу залоговый билет и договор.
Мохман подтянул к себе клавиатуру и стал заполнять виртуальный залоговый бланк. Через несколько минут он протянул распечатанные на принтере документы в окошечко и сказал:
– Распишитесь вот здесь и здесь, – Феликс ткнул ручкой в квадратный листок, – и так на трех экземплярах. Потом в двух местах на договоре.
Отец ребенка проставил подписи и отдал документы обратно. Мохман протянул еще одну бумагу:
– Теперь подпишитесь под этим заявлением. В нем говориться, что вы не возражаете против продажи нами вашего сына в случае невыкупа вами мальчика в установленный срок.
Мужчина на секунду задумался, переваривая произнесенное ростовщиком, но подписал. Когда все формальности были улажены, Феликс наклонился под стол и, открыв небольшой сейф, достал оттуда несколько пачек денег. Выложив их перед мужчиной, он сказал:
– Пересчитайте. Когда вы выйдете отсюда, претензии приниматься не будут. Через тридцать дней вы должны вернуть пятьдесят тысяч песо плюс четыре процента. Сумма процентов равняется двум тысячам песо. Если у вас не будет возможности выкупить мальчика, внесите хотя бы проценты, и я продлю срок погашения кредита еще на один месяц, и так можно делать до бесконечности.
Услышав, что проценты составляют довольно приличную сумму, отец ребенка сразу погрустнел, но, видимо, считая, что обратного хода нет, повернулся и, опустив голову, направился к выходу. Охранник захлопнул за ним дверь.
– Ку?ма, – крикнул ростовщик, и когда появился индеец, сказал ему: – Отвези мальчишку на склад. Пусть его там помоют, дадут одежду и поставят на питание. Даю сто против одного, этого парня не выкупят. Не думаю, что его папаша зарабатывает приличные деньги.
Какумацин подошел к парнишке, который присел на пол прямо возле бультерьера и поглаживал его. Собака лизнула мальчика напоследок прямо в нос, и помощник Мохмана, заставив ребенка выпрямиться, пристегнул к себе наручниками. Вместе они удалились в заднюю комнату.
– Наручники-то зачем? – спросила Лизи.
– Чтобы не сбежал, – ответил с наставительной интонацией в голосе Феликс. – Бывают такие глупцы, которые считают, что когда деньги получены, ребенку надо просто улизнуть. Не выйдет, сумма порядочная.
Все это время П. Алекс безучастно наблюдал за происходящим, попивая пиво из бокала. Он, прослуживший двадцать лет в полиции, повидал и не такое, тем более данная сделка не запрещалась законом. Главное, чтобы человек, взявший на себя роль хозяина, не нарушал «Билль о правах подневольных». Подневольными считались все осужденные судом на отработку своих долгов у тех, кому они были должны, или те, кого должники предоставляли взамен себя. В эту же категорию входили люди, временно потерявшие свободу под залог и по любым другим причинам. По сути своей рабики, слово рабы было не в моде, имели право на одну минимальную заработную плату, возможность самовыкупа, что случалось довольно редко, а также подачу жалобы на хозяина о плохом обращении с ними или недостаточном обеспечении в суд присяжных, который выносил решения в зависимости от настроения самых этих присяжных. В округе была массовая безработица, но стать рабиком считалось позором худшим, чем быть бродягой. Бродяги хотя бы имели свободу. До суда заявления подневольных порой не доходили. Многие рабики, попавшие под опеку жестоких хозяев, частенько бежали от невыносимого труда, и на этот случай в полиции существовал «Отдел розыска подневольных». Впрочем, люди, имеющие деньги, не особо стремились заиметь себе рабиков и даже наоборот, всеми способами старались избегать ситуаций, связанных с рабовладением, суета все это. Слишком много контролирующих инстанций, только и умеющих делать то, что собирать пошлину. Поначалу, однако, многие бизнесмены выкупали должников, прямо делегациями ездили по городам и весям. Находчивые дельцы брали под невольников банковские кредиты и устраивали целые производства, фабрики, рудники, мастерские. Тогда правительство указом запретило иметь более десяти рабиков в личном пользовании. Понятно было, что концлагеря никто разрешать не станет. Споры шли великие, но утихли, как только стали появляться на свет искусственные заменители людей. Ведь и вправду, легче купить автоматы – симулакрумов, андроидов, големов. Их не надо кормить, не надо содержать и платить зарплату. Лишь ремонт. Закон же о привлечении должников к отработке долгов у кредиторов все же оставили, и это считалось скорее политическим шагом, потому что занимало часть людей работой. Так сказать, чем меньше бродяг, тем лучше выглядит местный политик в лице общественного мнения.
Мохман устроился рядом в кресле и с хитрой улыбкой на лице спросил:
– Собаку не хочешь продать? Даю тысячу!
– Слышал, Алекс? – Лизи улыбнулась. – А ты говорил, что я никому не нужна. Надеюсь, тысячу сиреневых?
– Эк замахнулась. Тысячу песчаных.
Элизабет недовольно нахмурилась.
– Нет, собаку не продам, – покачал головой бывший полицейский. – Ни за какие деньги. Самому нужна.
– Ну, как хочешь.
– Кстати, а зачем ты берешь мальчиков под залог? – между прочим поинтересовался Роди. – Куда их потом девать? Производств у тебя вроде бы нету, сада, огорода не имеешь.
– У меня договор с колледжем космического агентства. Они у меня пацанов берут по семьдесят тысяч. Нормальная прибыль. И не смотри на меня так. На самом деле это одно из тех немногих добрых дел, которые я пытаюсь творить. Может, из этого парня выйдет настоящий астронавт.
– А что, в колледже уже не могут найти рекрутов? Космос, это же романтика.
– Это только в рекламе романтика. А на самом деле… Да, – Феликс махнул рукой, – сам знаешь, какие там условия. В колледже из молодых парней, лишившихся родителей, формируют специальные команды разведчиков. Условия, говорят, не лучше, чем у заключенных, роющих норы на Марсе. В колледже из этих парней с детства готовят профессионалов, лишенных эмоций и боли. Короче, почти смертники. Всегда на передовой позиции. Всегда в самом пекле.
– И ты считаешь, что делаешь доброе дело?
– А что выйдет из этих пацанов тут, на улице? Наркоманы, алкоголики и гомосексуалисты. Сам служил, сам видел.
– Зато они будут свободны.
Феликс процитировал:
Свободу славил гимн твой вдохновенный,
Ты бедностью почетной дорожил,
И изменил, забыл свой долг священный,
И растоптал все то, чему служил .
– Кто, я? – удивился Роди.
– У тебя своя философия, Алекс, у меня своя. Спор тут неуместен.
– Скорей всего, ты прав, но тоже по-своему. Ладно, засиделся я у тебя. Пойду домой, надо еще глаз Боливару вставить.
Роди поднялся и, покинув зарешеченную часть ломбарда, направился к бронированной двери. Мохман последовал за ним, провожая. Когда они выходили на улицу, Лизи повернулась, громко и зло произнеся:
– Жалко мальчика, гореть тебе за него в еврейском аду!
Феликс нахмурился и пригрозил собаке пальцем.
– Ай-яй-яй. Смотри, предложу твоему хозяину сумму побольше, и продаст тебя. У меня же слишком не разговоришься, сидя на цепи.
– Ой как страшно, напугал. – Лизи в разговорной перепалке никому не собиралась уступать.
Мохман топнул ногой и, указав пальцем в сторону дороги, добавил:
Ступай, ступай. И думай о себе.
В твоей судьбе, как и в любой судьбе,
переплелись, как теплые тела,
твои дела и не твои дела .
Потом он посмотрел на Роди.
– Готовлю клетку под тигра, Алекс. – Ростовщик пожал руку бывшему полицейскому и захлопнул дверь.
Роди с Элизабет неспеша направились вверх по улице. Смеркалось. Солнце ушло за горы и лучи его, попадая на полоски облаков, создавали невероятно красивый красновато-оранжевый с прожилками облаков закат.
Одноэтажное жилище П. Алекса располагалось на склоне небольшого холма среди множества похожих строений. Не торопясь поднявшись по каменной, нагретой за день лестнице, сложенной из гранитных плит, потом пройдя вверх по мощеному переулку, Роди с Элизабет через калитку вошли во двор. Залаял настоящий пес – немецкая овчарка по прозвищу Коп, но, увидев хозяина, завилял хвостом и, подбежав, стал приветливо наскакивать на него. Алекс погладил собаку.
– Ах, как я хочу так же лаять, – задумчиво произнесла Лизи.
– Вопрос уже решен и обсуждению не подлежит. – Роди пшикнул на Копа, чтобы тот остепенился в своей любви и когда овчарка отбежала к своей будке, направился в дом.
В дверях показалась жена П. Алекса Мария, пожилая растолстевшая женщина в сарафане. Круглое лицо лоснилось, черные волосы были собраны сзади в пучок. Она, как обычно, когда была не в настроении, грозно посмотрела на мужа и бросила:
– Продал хоть что-нибудь? В доме ни крошки.
– Да, – Роди протянул пакет с продуктами – и жена смягчилась:
– Сегодня пособие принесли, за бездетность. Ужин я уже приготовила. На собаку твою не рассчитывала. – Мария зло взглянула на бультерьера. – Если хочешь, можешь отдать ей свою долю. И прибираться за ней больше не стану, пусть сама вытряхивает и вылизывает свой половик или пусть, как положено собаке, живет во дворе.
– Хватит, Мария. Я принес еду. Я ее заработал. – П. Алекса изначально раздражали сложившиеся отношения между двумя видами женского пола. – Лизи также зарабатывает не только для себя.
– Ну-ну. – Женщина скрылась за дверью, демонстративно громко хлопнув ею.
– А ты тоже, – Роди посмотрел на Лизи. – Соришь… Прибирай за собой.
Собака молчала, прижав уши и потупив взгляд.
Как не рассержен был хозяин, но все же поделился супом с Элизабет, чем вызвал еще более негодующий взгляд Марии. Она поворчала еще немного по пустякам, громко побрякала посудой на кухне, так, для приличия, и отправилась смотреть очередную серию мыльной оперы.
В доме отдельную комнату П. Алекс приспособил под рабочий кабинет и мастерскую. Всюду валялись различные электронные запчасти, стояли стопками ящики, коробки и клетки. Два шкафа занимали книги и кипы бумаг. На тумбе располагался продолговатый аквариум, освещенный лампами дневного света, который в полумраке создавал уют. Мерно плавающие в аквариуме рыбки располагали к расслабленному состоянию. Роди прошел к рабочему столу, на котором, мелькая огоньками, пребывал плоский монитор компьютера. Включив экран, П. Алекс просмотрел пришедшую за день информацию и, не найдя ничего полезного, отошел в дальний конец помещения, где щелкнул переключателем настольного светильника. В этой части комнаты находилось еще несколько металлических столов, старый потертый кожаный диван, масса разнообразной аппаратуры и различных приспособлений. На полках еще одного шкафа виднелись всяческие колбы, банки и пробирки с жидкостями разных цветов. Химические вещества являлись неотъемлемой частью любой более-менее приличной лаборатории. Усевшись в удобный высокий стул, Роди включил еще одну настольную мощную лампу, поставил на стол саквояж и достал оттуда Боливара. Он подтянул к себе обтекаемый аппарат, продолговатый короб с жидкокристаллическим экраном сверху. Крыса смотрела на Алекса одним глазом, будто спрашивая: «Что это ты собрался делать?» Роди хорошо понимал своего зверька.
– Я усыплю тебя, – сказал он, – потом вставлю новый глаз. Сам понимаешь, без электронного микроскопа тут не обойтись.
П. Алекс приготовил все, что потребуется для операции с заменой глаза. В комнату вбежала Лизи, неся в зубах пару газет, журнал с яркой обложкой, рекламные листовки и пару конвертов. Она заскочила на диван и принялась разглядывать почту. Читать собака не умела, но любила просматривать картинки. Понимая, что хозяину сейчас не до нее и лучше не отвлекать его по пустякам, бультерьер положил перед собой журнал и стал осторожно, одним когтем, перелистывать страницы. Журнал оказался рекламным порнографическим изданием и Элизабет, внимательно вглядываясь в фотографии, стала тихо посмеиваться, прикрывая пасть лапой. Алекс, знавший, какие издания без подписки могут прийти к нему по почте, оглянулся и, посмотрев на собаку, спросил:
– Что ты там смешного нашла?
– Да я представила себе на месте этих голых женщин Марию.
– Когда-то она была не хуже. – Роди повернулся к столу и сделал инъекцию Боливару. Крыса уснула уже через пару минут. Алекс снял лейкопластырь и положил грызуна в прибор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55