– Инооу! – повторил Саиба и пальцем коснулся кольца на своей голове.
«Неужели это изображение мыслей?» – мелькнула догадка у Ивана Нестеровича. Не веря своему предположению, он попробовал вспомнить Варю. На экране заколыхалась розовая пелена и сквозь нее, как сквозь тюлевую занавесь, заулыбалось милое, дорогое лицо. Это было замечательно! Непостижимо, но замечательно! Ничего подобного Бурдин не ожидал. Теперь он понял, чего от него хотят. Его просят показать мир Земли.
Вначале воспоминания были отрывочными, беспорядочными, похожими на кадры из разных кинокартин. По примеру Саибы Бурдин хотел показать сначала внешний облик нашего мира – природу и города. Затем, воображение невольно перенесло Бурдина на завод. Он вспомнил свой просторный кабинет с большим письменным столом. Солнце сверкало в прозрачной панели плексигласа, свет переливался в роскошном чернильном приборе, где четыре девушки-физкультурницы подняли на соединенных руках мяч-чернильницу. Прибор изготовили и подарили ему ребята из ремесленного училища.
Иван Нестерович прошел по мягкому цветастому ковру и сел в кресло. Ворвался, как всегда нетерпеливый, вечно спешащий Коробов с грудой чертежей в руках. Коробов был ближайший помощник Бурдина, руководивший отделом реакторов.
«Здравствуй, Коробов! – мысленно приветствовал его Иван Нестерович. – Как у тебя с реакторами для «СССР-120»?
Экран молчал. Но объемность и реальность изображений потрясли Бурдина. От волнения он потерял нить мыслей, и на экране заклубились розовые лохмотья. Потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и снова сосредоточиться.
Если что-то и не получалось четким, то это он сам. Оказывается, Иван Нестерович плохо помнил свой собственный образ, и его лицо на экране получалось расплывчатым, неопределенным.
Кабинет постепенно наполнялся людьми. Это были в основном те конструкторы и технологи, которых Бурдин больше всего хотел увидеть. Воскресли жаркие споры и диспуты. Вот они, непримиримые братья-близнецы Отаровы, рыжеватые, вспыльчивые, всегда готовые взяться за любую работу! А вот маленький широкоплечий Кленч, скуластое лицо которого в точности выражало его напористый, хладнокровный характер.
В одиннадцать часов конструктор Бурдин отправлялся на совещание к директору завода. Но по дороге он обходил все комнаты конструкторского бюро, останавливаясь у чертежных досок, у счетных машин.
Сколько близких ему лиц увидел Иван Нестерович за десяток минут! И всюду, где он проходил, в окна светило яркое солнце. Солнечный свет лежал на всех его воспоминаниях. Мир Земли предстал перед луианами ярким, многоцветным, движущимся.
Бурдин с радостью ухватился за возможность стряхнуть с себя оцепенение, навеянное длительным путешествием среди мглы и кажущейся неподвижности космического пространства.
Изредка в его заводские встречи врывался образ Вари.
Из заводоуправления Бурдин поспешил в цеха, где на стапелях шла сборка «СССР-120». Но образы на экране стали мутнеть, беспорядочные волны розового тумана все плотнее затягивали экран.
С Ивана Нестеровича уже снимали кольцо, когда он сообразил, что ему предоставляется возможность попросить помощи для своих друзей, блуждающих по Урану.
– Постойте! – сказал он, удерживая кольцо и снова усаживаясь в кресло.
Он показал на экране воображаемую картину столкновения с метеоритом, две человеческие фигуры, покидающие «СССР-118», посадку ракетоплана на Уран. И несколько раз возвращался к двум падающим фигурам.
По лицу Саибы скользнула усмешка. Он свысока посмотрел на Бурдина и, ничего не сказав, вышел из комнаты. Иван Нестерович так и не понял, догадался ли Саиба, о чем он просит.
Его провели обратно в каюту и снова заперли.
«Почему меня все-таки изолируют? – недоумевал Бурдин. – Чего они во мне опасаются?»
На втором сеансе Иван Нестерович опять начал было с завода, но за его спиной послышался нетерпеливый говор. Тогда он стал показывать Жерковск, большой промышленный город с людными улицами, тенистыми парками, светлыми многоэтажными зданиями. И дома, и городской транспорт вызвали веселое оживление луиан. «Им это смешно», – подумал Бурдин.
Но вот распахнулся огромный зал Дворца, вместивший пять тысяч человек. Свет хрустальных люстр ослепил самого Ивана Нестеровича. Этот свет отражался в позолоте кресел, в полированном мраморе колонн. Даже зеленый бархат занавеса казался ярким.
К трибуне подошел приехавший в Жерковск член правительства. Весь зал от партера до самого верхнего яруса, аплодируя, поднялся на ноги.
… Иван Нестерович почувствовал, как за его спиной оживление сменилось молчаливым настороженным вниманием.
Возвращаясь в каюту после второго сеанса, он услышал возбужденный говор оставшихся в зале луиан. До его слуха донесся властный окрик Саибы, после чего сразу наступила тишина.
Бурдин стал ожидать третьего сеанса, заранее прикидывая, что следует показать наиболее существенного и характерного из мира Земли. Часы проходили за часами, а его по-прежнему не выпускали из каюты.
Тридцатилетний день Урана лишал всякого смысла отмечать чередование земных суток. Иван Нестерович спал, когда клонило в сон, и ел, когда приносили пищу.
Прошло около тридцати часов его пребывания на корабле.
Дверь неожиданно распахнулась и Бурдин увидел… Игоря! Оба одновременно ахнули, порывисто обнялись, заговорили разом, разом умолкли, принялись хохотать и хлопать друг друга по плечам.
– А Светлана? – спросил Иван Нестерович.
– Целехонька! Нас, можно сказать, со дна морского извлекли, хотя и не очень любезно. Я начал было отбрыкиваться, так они меня, как дите малое, скрутили. А вы, значит, здесь с самого начала? Кто они такие, Нестерович?
– Луиане.
– Что за луиане?
– Где-то существует Луиада, а где – шут ее знает. Чудес здесь не оберешься. Ты устал, отдыхай.
– Какой тут отдых. Ведь совершенно небывалое совершилось, Иван Нестерович. Будь они марсиане, это еще куда ни шло, а то пришельцы из другой солнечной системы. Разве мы могли мечтать о такой встрече?
– Не могли, – согласился Бурдин.
От сердца отлегло: друзья живы и невредимы. Теперь можно подумать и о другом. Конструктора влекло за двери каюты. Он жаждал осмотреть устройство корабля, познакомиться с работой его механизмов.
После того, как все новости были исчерпаны, Игорь лег на топчан и мгновенно заснул. Когда молодой луианин принес пищу, Иван Нестерович с большим трудом добудился штурмана. Не открывая глаз, тот принялся уничтожать плоды с жадностью проголодавшегося волка. Чашка быстро опустела. Игорь пошарил по ней рукой и, ничего больше не найдя, разомкнул слипшиеся веки.
– А ты кто? – спросил он луианина, принесшего пищу. – Как тебя зовут, геркулес? Не понимаешь? Я – Лобанов.
– Лаоа.
– Ага, Лаоа. Иван Нестерович, слышите? Нашего официанта зовут Лаоа. Садись, Лаоа, потолкуем.
Игорь обнял луианина за плечи. У штурмана был общительный характер, он мог завязывать знакомства с кем угодно и поддерживать беседу на любую тему. За общительность, за непосредственность Бурдин особенно любил своего помощника. В разговоре Игорь умел располагать к себе собеседника. Видимо, и луианин почувствовал к нему симпатию. Его бесстрастное лицо ожило, посветлело. Но он тут же стал серьезен и жестом пригласил штурмана выйти из каюты. Лобанов вопросительно оглянулся на Бурдина.
– Иди. Мысли твои читать будут.
– Вы не шутите?
– Вот сейчас убедишься.
Штурман возвратился с восторженным лицом.
– Сильно! – сказал он. – Здесь просто чудеса техники. Не понимаю только, почему во время сеанса старики зубами скрипели.
– Скрипели, говоришь?
Заложив руки за спину, Бурдин прошелся по каюте. Остановившись у прозрачной стены, он стал наблюдать за луианами.
На площадке перед кораблем шла сборка какой-то машины с высоким цилиндром, без наружных вращающихся частей. Луиане суетились вокруг нее, как муравьи. И вообще они ни минуты не оставались в покое: куда-то уходили, возвращались.
Что же именно не понравилось луианам в рассказах Бурдина и Лобанова о Земле? Почему в их поведении сквозит нескрываемая антипатия? Иван Нестерович много думал об этом, но так ничего и не понял.
Игоря тоже не водили больше в зал с экраном.
На все просьбы Бурдина выпустить его из каюты луиане отвечали решительным отказом. Только Лаоа относился к людям более или менее доброжелательно. Молодой луианин внимательно вслушивался в речь Игоря, глаза его при этом весело поблескивали. Молодость быстрее завязывает дружбу. В Игоре луианин чувствовал что-то родственное складу своего характера. Лицо Лаоа выражало живое любопытство, участие. Но и он на просьбы выпустить из каюты отрицательно качал головой.
Иван Нестерович ограничивался пока тем, что ощупывал стены, ножки каркаса, пытаясь определить, из какого металла они изготовлены, мысленно составлял планировку космического корабля. Часто его охватывало беспокойство за Светлану. На все расспросы Ивана Нестеровича о девушке Лаоа отвечал уклончивым: «Саиба».
– Деспот у них Саиба, – сказал Игорь, – как хан монгольский. Какие планы у вас, Иван Нестерович?
– Планы у меня, Игорь, опасные. Нам дали задание разгадать тайну астероида 117-03. И вот – тайна перед нами. А мы сидим под замком. Если нам и удастся что-то увидеть, мы обязаны возвратиться на Землю, иначе все это не принесет пользы.
– Знаете, кто нам поможет в этом?
– Ну?
– Лаоа.
– Пока на это нет никакой надежды.
– Подождите, Иван Нестерович, подождите.
– Да, но долго ждать нельзя. Неизвестно, как скоро и какая может наступить развязка.
Долго ждать не пришлось. Однажды Лаоа появился в необычное время. В руках вместо чашки он держал знакомое Бурдину кольцо для чтения мыслей, портативную рамку с сеткой и небольшую черную коробку – генератор. Молодой луианин замер в дверях, прислушиваясь, настороженно глядя то на Игоря, то на Ивана Нестеровича. Потом он оглянулся, рядом с ним выросла вторая фигура.
– Иуэа, – Лаоа обнял за плечи своего товарища.
– Будьте как дома, – сказал Игорь, обнимая в свою очередь Лаоа. Бурдин улыбнулся – уж очень живописной была эта троица: земной человек и два луианина.
Лаоа поставил рамку на тумбочку и положил кольцо на колени Ивана Нестеровича.
– Земля, – попросил он.
– Земля, – подтвердил его товарищ.
– А Саиба? – спросил Иван Нестерович.
Вместо ответа молодой луианин вытянул руку в сторону окна.
– Ясно? – Игорь многозначительно поглядел на Бурдина. – Они пришли нелегально. Выбрали время, когда в корабле нет Саибы. Значит, не всем он здесь по душе.
Если Саиба заставлял показывать мир Земли, преследуя свои определенные цели, то Лаоа и его другом руководило чисто человеческое любопытство. Показывал Игорь. Луиане увидели стадионы, футбольные встречи, состязания по гребле, прыжки с трамплина – все спортивные увлечения штурмана. Это им понравилось.
На минуту Игорь задумался. На экране возник снежный буран. Бесновалась вьюга среди земной полярной ночи. На снег один за другим опускались реактивные конвертопланы. Это первые отряды, состоявшие из молодежи, начали решительное покорение климата Арктики.
Сюда летчик Лобанов доставил сварщицу Горяеву, здесь же он с ней и познакомился. Вот она сваривает первые балки будущего атомного каскада, который растопит льды и снега Заполярья.
Ему пришлось лететь с обмороженной Ольгой в Москву.
Сколько он пережил в те трудные дни… не за себя, конечно, а вот за нее, Олю.
Работа в Заполярье не прекращалась ни на минуту. В ночи вставал корпус за корпусом. Конвертопланы со всех концов страны доставляли все новые отряды добровольцев, в основном молодежь.
Бурдин искоса наблюдал за луианами. Они превратились в бронзовые изваяния, оба атлетического сложения, с буграми мускулов, с чистыми мужественными лицами. Наверное, такими были гладиаторы древнего Рима. Вот только непривычный вид их конечностей смущал Бурдина.
Утомившись, Игорь снял кольцо с головы. Луиане разом вздохнули и выпрямились.
– Луиада, – Иван Нестерович указал на экран.
Лаоа отрицательно покачал головой.
– Э, дружище, так не годится, – сказал Игорь, – Мы хотим видеть Луиаду.
Лаоа опять покачал головой, лицо стало озабоченным. Но вдруг в глазах его мелькнула догадка. Он надел кольцо. На экране появился ребенок лет пяти, которого поднимал в люк космического корабля взрослый луианин. Ночь, бетонная площадка, огни скрытых в темноте строений – все это было расплывчатым, неясным, как очень далекое воспоминание. Луиане торопливо поднимаются в люк корабля… Стремительный взлет… Исчезающая в пространстве Луиада…
– Они покинули ее в детстве, – догадался Игорь, – и хотят сказать, что ничего не помнят. Иван Нестерович, зачем им потребовалось брать с собой детей, как вы думаете? Ведь получается, что они уже лет двадцать пять колесят между звездами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21