– Это бывало только в средние века, – сказал я наконец. В наш век победитель вовремя прекращает сводить счеты и помогает побежденному снова войти в силу.
– Вот вы и ответили на собственный вопрос, – сказал мистер Сатирус. Потом он вдруг сел на пристань, прикрыл большими руками голову и продолжал: – Шимпанзе, если мне будет позволено процитировать Айвана Сэндерсона (а всякий шимпанзе читал его хотя бы раз через чье-нибудь плечо), обитают только в высоком густом лесу. Другими словами, джентльмены, я хочу в тень.
Он поднялся на ноги в той мере, в какой поднимаются на ноги все шимпанзе, то есть касаясь земли костяшками пальцев, и, шаркая, двинулся вперед. Оба моряка припустились за ним.
Я было подумал, что он хочет попытаться спихнуть наш пятитонный автобус с аппаратурой в море, но шимпанзе обогнул его. Тут его догнали моряки. Тот, что помоложе, снял свою белую шапочку и нахлобучил ее на голову мистера Сатируса, а шимпанзе протянул руку и похлопал его по плечу.
Моряк пошатнулся, но устоял и зашагал дальше.
Сыщики во главе с Макмагоном пошли следом, соблюдая приличную безопасную дистанцию, и на этом интервью закончилось.
Пижон Леффингуэлл, местный репортер Ассошиэйтед Пресс, смотрел им вслед.
– Че-е-е-рт побери-и-и, – сказал он. – Эта обезьяна – интеграционист.
– Совсем наоборот, – отозвался я. – Он решительно возражает против того, чтобы его причисляли к обезьянам. Это худший сорт расиста.
– Выпить бы, – сказал Леффингуэлл.
– Я угощаю, – сказал я.
Глава четвертая
Все мифы о нем связаны с любовными приключениями.
Энциклопедия, статья о Пане, издательство “Коламбиа викинг деск”

Во Флоридавилле всего один отель, и тот не лучший в мире. Но у него есть одно достоинство: для коммивояжеров в нем имеется специальный номер, в спальню которого можно пройти только через парадную комнату размерами побольше, где устраиваются выставки образцов товара.
Пан Сатирус, Горилла Бейтс и Счастливчик Бронстейн расположились в спальне. Макмагон, Пикин и Кроуфорд караулили их в парадной комнате. Кроуфорд был теперь в костюме из белой в синюю полоску индийской льняной ткани, скроенном по моде начала тридцатых годов.
У всех агентов был несчастный вид.
В спальне же царила сдержанная радость. Счастливчик Бронстейн получил у караульных разрешение спуститься вниз и принести для Пана Сатируса корзину с фруктами. Когда он вернулся, то под бананами, апельсинами, грейпфрутами и плодами манго оказалась бутылка не самого первосортного виски и бутылка джина.
Счастливчик и Горилла не были на берегу целых три месяца; среди команды МА в ходу была даже невеселая шутка, что, дескать, какой там берег – нельзя разве подождать конца срока службы?
Что же касается Пана Сатируса, то ему еще ни разу не представлялось случая как следует напиться; изредка, когда его беспокоили бронхи (слабые, как у всех обезьян), ему давали лечебную дозу разбавленного спирта – и все.
Нисколько не заботясь о том, какое впечатление он производит на окружающих, Пан Сатирус лежал на полу на спине, размахивая бутылкой, которую держал в руке; ногами же он чистил бананы, забрасывая шкурки на старомодную люстру.
– Ловко получается, – сказал Горилла. – Как ты думаешь, если бы я никогда не носил ботинок, мог бы тоже так?
– Вряд ли, – ответил Пан Сатирус. – Противопоставленный большой палец ноги не характерен для гомо сапиенс.
– Гомо… что? – спросил Горилла.
– Научное наименование чернолицых шимпанзе – Пан сатирус, а человека – гомо сапиенс. Нынешний гомо и есть единственный представитель вида.
– Гориллу в свое время как только не обзывали, но чтоб гомо… никогда! – сказал Счастливчик и затянул непристойную песенку про старого дьякона Келли.
Горилла глотнул джина и сунул бутылку Счастливчику, чтобы тот заткнулся. А сам стал петь “Ублюдок – Англии король…”.
Пан удачно навесил на люстру три банановые шкурки подряд.
– Нам не хватает только девочек, – сказал Счастливчик.
Горилла перестал петь и взглянул на Пана Сатируса.
– Не выйдет, – сказал Пан. – Эти чинуши, эти подонки, что сидят в той комнате, не поймут нас.
– Хоть с виду ты и не похоже на моряка, а говоришь и думаешь как настоящий моряк, – сказал Счастливчик.
– В сущности, – заметил Пан, – мне это ни к чему. Скажем прямо, такая особа, которая согласилась бы иметь дело с шимпанзе, меня не привлекла бы.
– Не знаю, – подумав, сказал Горилла. – Ты теперь знаменитость. Они на это клюют. Погляди на этих голливудских актерок, на кинозвезд.
– В жизни не видел ни одного фильма, – сказал Пан. – Но если там играют те же актрисы, что и на телевидении, ты мне не польстил.
Ему надоело возиться с бананами. Он взял бутылку виски ногой, а руками стал потчевать себя апельсинами, плюя, когда ему попадалась косточка, в люстру, чтобы у нее не возникло ощущения, будто ею пренебрегают.
В этот момент вошел худощавый человек. Он осторожно притворил за собой дверь и сказал:
– Сэмми, ты пьян.
Счастливчик, и Горилла встали, чтобы, дружно взявшись, выкинуть его за дверь.
Пан небрежно махнул ногой, в которой была бутылка виски, и сказал:
– Пусть остается, ребята. Это мой врач. Его зовут Бедоян. Меня когда-то звали Сэмми, еще до того, как эта непотребная баба – жена Магуайра – назвала меня Мемом. Хотите выпить, Арам?
Доктор Бедоян оглядел комнату.
– В чужой монастырь со своим уставом не суйся, – сказал он, взял у Счастливчика бутылку с джином и отхлебнул. – Мне надо осмотреть тебя, Сэмми.
– Меня зовут Пан Сатирус. Я переменил имя.
– Ты многое переменил, – сказал доктор Бедоян и вынул из кармана стетоскоп. – С каких это пор ты решил заговорить?
– Я не мог не заговорить, – ответил Пан. – Я летел быстрее света…
– В этом я не разбираюсь. Я терапевт. Ты здоров, Сэмми. То есть Пан. – Врач посмотрел на шимпанзе, а потом на обоих моряков и улыбнулся. Затем он подошел к двери, чуть приоткрыл ее и сказал: – Мистер Макмагон, можете подготовить заявление для прессы. Космический полет не имел вредных последствий. Однако, между нами, я был бы вам весьма признателен, если бы вы достали нам бутылку марочного виски. У моего пациента подавленное состояние.
Из соседней комнаты донесся голос одного из агентов:
– Не хотелось бы мне увидеть его в приподнятом…
Но тут врач закрыл дверь.
– Марочное виски! – сказал Горилла Бейтс.
– Правительство заплатит, – заметил доктор Бедоян. Пан… нечестивец, это имя идет тебе… ты хотел сказать что-то умное относительно дара речи…
– Только то, что я регрессировал. Я испытываю неодолимую потребность говорить как человек. Я не удивлюсь, если у меня выпадет шерсть, а большие пальцы ног перестанут гнуться. Я регрессировал оттого, что превысил скорость света.
– Наверно, надо говорить “деградировал”, но в общем это не играет роли, – сказал доктор Бедоян. – А может быть, ты, наоборот, развился?
– Эволюционировал? Вряд ли. Общеизвестно, что шимпанзе более развиты, чем люди.
Доктор Бедоян удовлетворенно хмыкнул.
– Пан Сатирус баллотируется в президенты.
– Вот уж нет, – сказал Пан. – Ответственность большая, а толку никакого. Кстати, мне понравились волосы его жены.
– Постой-ка, – сказал доктор Бедоян. – Ты не представил меня своим друзьям.
– Мичман Бейтс, радист Бронстейн, доктор Бедоян… Сколько чинов-званий! Чем мы теперь займемся, доктор?
– Зови меня Арам, – сказал врач. – Я не знаю, как нам теперь быть. Меня послали обследовать тебя и…
Бедоян замолчал.
– Обследовать здоровье тела или… духа? – мягко спросил Пан.
– И то и другое, – сказал врач. – Ты, по-видимому, нахватал столько государственных тайн, что представляешь серьезную опасность для США.
– Как заставить космический корабль лететь быстрее света?
Доктор Бедоян кивнул.
– Вот именно, – сказал он. – И корабль, который тебя выловил, тоже совершенно секретный.
– Вот вы зубоскалите, – сказал Горилла Бейтс, – а у нас из-за этого ребят никогда на берег не пускают. Офицерам-то еще ничего, а матросам иногда позарез надо вот этого. – Он взмахнул бутылкой. – И еще кое-чего, – добавил он. – У вас есть жена, доктор?
Доктор Бедоян покачал головой. Он подошел к окну и выглянул наружу. Флоридавилль во всей своей немудреной красе разлегся от отеля до сверкающего моря.
– Пан, – сказал врач, – лучшего местечка для посадки ты, разумеется, выбрать не мог.
– Я его не выбирал; мы здесь сошли на берег с МА.
Врач вздохнул.
– Тебе и знать-то не положено, что “Кук” – это МА. И вообще, что существует МА. Им пришлось сказать мне об этом, чтобы я мог явиться сюда и разузнать, что тебе известно и кому ты собираешься это сообщить.
Счастливчик Бронстейн рассмеялся.
– Он говорит МА, потому что мы так говорим, док. Он не знает, что это означает.
– Это должно означать “МИНОНОСЕЦ–АВИАНОСЕЦ”, – сказал Пан. – Потому что на нем есть несколько самолетов, и еще потому, что у него длина и скорость как у миноносца. Но если переставить буквы, то это уже будут “Атомные мины”.
Мичман-минер Бейтс вскочил с кровати, на которой он разлегся.
– Что за черт, кто тебе это сказал? – спросил он. – Даже Счастливчик ничего не знает об…
Он запнулся.
– Это точно, – подтвердил Счастливчик.
– Я регрессировал, – сказал Пан Сатирус, – но не до конца. Я еще могу пользоваться зрением и мозгом, который унаследовал от предков. Даже если я и треплюсь целый день, и, признаться, устаю от собственного голоса. Горилла, ведь на палубе лежали мины! А тому, кого пять с половиной лет мотали по всяким атомным лабораториям и ракетным базам, определить, что они предназначены для атомных зарядов, проще простого. Там есть еще такие…
– Заткнись, Пан! – сказал Горилла Бейтс. – Тебя поставят к стенке и расстреляют.
– Горилла, ты рассуждаешь как бесхвостый макак, – сказал Пан. – Если от меня узнают, как летать со сверхсветовой скоростью, русские будут выглядеть как мартышки. Как макаки-резусы.
– Иногда мне кажется, что у тебя расовые предубеждения против этих резусов, – сказал Счастливчик.
– Гигантский резус почти так же умен, как любое другое известное мне животное, – заметил доктор Бедоян. – Впрочем, с бабуинами мне не приходилось иметь дела.
– Это две самые глупые ветви среди множества приматов, сказал Пан. У него был слегка рассерженный вид. – Я полагаю, доктор, что, как всякий человек, вы по простоте приняли послушание и покорность за ум.
– Пусть будет по-твоему, приятель, – согласился доктор Бедоян. – Ладно. Я выполню свой долг перед родиной. Если ты согласен выдать свой великий секрет… что такое ты там сделал с космическим кораблем… я уполномочен предложить тебе все, что пожелаешь.
– Кем?
– Генералом Магуайром.
– Этим гигантом с мозгом мартышки? Берите выше, доктор.
Доктор Бедоян развел руками.
– Пан, мне и так быть козлом отпущения, если ты только знаешь, что это такое. Прими мой совет – держи язык за зубами.
– Хорошо, что вы так заговорили, док, а то мы уже собирались дать вам прикурить, – сказал Горилла Бейтс. – Точно, послушайся доктора, Пан. Ничего им не говори.
– А удержится ли он? – с сомнением спросил Счастливчик Бронстейн. – Ведь если с ним что неладно – так это то, что он не может не болтать.
Пан Сатирус закрыл лицо руками и стал издавать странные звуки. Оба моряка в тревоге вскочили, но врач успокоил их:
– Это он смеется.
Справившись с собой, Пан пояснил:
– Едва ли я смогу раскрыть свой секрет без чертежа. А я регрессировал только до такой степени, чтобы говорить, но не до такой, чтобы рисовать и чертить схемы. Я все еще немного лучше людей.
– Я, между прочим, никогда в жизни не писал на стенах гальюна, – сказал Горилла Бейтс.
– Я тоже не писал, – сказал Счастливчик Бронстейн. – Но я еще не видел ни одного гальюна в Штатах, чтобы там не было чего-нибудь намалевано. Хорошо еще, что там не побывал ни один шимпанзе.
– У меня есть идея, – сказал доктор Бедоян.
Он подошел к двери и открыл ее.
К трем агентам службы безопасности присоединились еще два, отличавшиеся от них ростом и цветом одежды, но не манерой поведения.
– Джентльмены, я не мог уговорить Пана Сатируса сообщить нам нужные сведения. Судя по всему, он очень нервничает. Он недоволен тем, что вы сторожите у дверей его комнаты.
Пан Сатирус тотчас прыгнул, ухватился одной рукой за люстру и повис, раскачиваясь, а другой рукой стал бить себя в грудь. Счастливчик Бронстейн испуганно ретировался к окну.
– Простите, доктор, но мы получили приказ, – сказал Макмагон. – И вы тоже. Заставьте шимпанзе говорить.
– Как? – спросил доктор Бедоян.
– Есть же такая штука под названием “сыворотка правды”?
– Разве я вас учу, как производить проверку на благонадежность? Я врач, мистер Макмагон, и как таковой не принимаю врачебных советов от неспециалистов.
Один из вновь прибывших агентов встал.
– Так вы не ветеринар? – спросил он.
– До окончания колледжа и до работы с приматами я семь лет изучал человека, гомо сапиенс…
В этот момент люстра сорвалась с потолка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20