Так вот, если желаете, вы можете расплатиться за этот вертолет своим только что обещанным мне полугодовым заработком. Ведь то, что произошло, можно сказать, на ваших глазах, не является обратным обменом.
— Какая разница, как это называть!..
— Вы меня не поняли. Дело не в формулировках. Да, наша Мария вернулась домой. Это произошло потому, что пространство стремится к восстановлению собственного баланса — к залечиванию ран, если хотите. И оно обладает, гм, ну если говорить проще, оно обладает памятью. Когда объект, то есть Мария, оказалась в зоне первичного перехода, то ее затянуло обратно во Врата! Кстати, передайте вашим сотрудникам, пусть не увлекаются чаем, это плохо влияет на сосуды головного мозга. Так вот, при этом двойник была отсюда выброшена, ее как бы выдавило через горизонт, но не в прежнюю пространственную нишу, а… — Блум с сомнением взглянул на Каневича и протянул: — М-да… Это я вам, пожалуй, объяснять не буду. А суть в том, что двойник не вернулась. Она прошла в новый континуум!
— Ну и что? — спросил Каневич, мысленно за-катывая глаза. — У нас-то теперь все в порядке, наш баланс восстановлен! Вот она, наша Мария Ветер, прошу любить и жаловать! — он сделал в сторону капсулы куртуазный, по его мнению, жест.
— Да не восстановлен он, в том-то и дело, что не восстановлен! — взвыл профессор.
— Но вы же сами только что сказали…
— Я сказал, что вселенная стремится его восстановить, но это еще не значит, что у нее получается! Континуумы не полностью обособлены друг от друга, то есть это только по одним критериям, а по другим они взаимопроникающи, иначе между ними не было бы ничего общего! Но мы уже сейчас имеем сенсационные данные об их сходстве, коэффициент идентичности — а когда девочку разбудят, вы представляете, насколько бесценен будет ее, то есть практически наш первый опыт перехода в мир иной?.. — Тут профессор словно споткнулся на всем скаку, сообразив, что ляпнул что-то не то. — То есть я хотел сказать…
— Понятно, — оборвал смущенное бормотание полковник. — Значит, говорите, не получается у нас с балансом? — вернул он разговору утерянную суть. — Не сходится, значит, дебет с кредитом?
— Да при чем тут… А, ладно, — устало проронил Блум.
Они прошли в соседнюю, отделенную стеклом комнату, где находился пульт жизнеобеспечения, и сели в кресла за спиной дежурного. Тот вопросительно обернулся и, повинуясь жесту полковника, вышел.
— Говоря по-простому, — сказал профессор, — Хаос не может наступать в одном месте. Двойник остается нарушителем стабильности, это нарушение будет заявлять о себе все явственнее вокруг него и будет сказываться у нас, равно как и в других континуумах.
— Интерес-сно, — ядовито прошипел полковник. Он-то своими глазами видел этого… эту «двойника», которую Блум заклеймил «нарушителем», а по сути корнем всех настоящих и, главное, грядуших бед. Он-то понимал, что девчонка по большому счету ни при чем. Кто при чем, он тоже понимал. И очень жалел, что ликвидация этого «кого-то» вряд ли поможет устранению последствий его научной, увы, никак не скажешь, что псевдонаучной, деятельности.
Полковник тяжело и многотерпеливо вздохнул:
— И что же теперь прикажете делать? — кажется, этот вопрос он задавал Блуму уже не в первый раз. Ах да — пока еще только во второй, все-таки самолюбие — великая вещь!
— А вы сами неужто не догадываетесь? — откликнулся профессор удивленно, а может быть, сочувственно.
— Не я же открыл способ путешествовать по иным мирам! — огрызнулся Каневич. — Вы же на связь с ними научились выходить, ну вот и…
— Вот и! Вот именно, полковник! А вы, как я погляжу, не лишены смекалки, — сделал профессор неуклюжий комплимент. Или завуалированно поиздевался, но не стал увлекаться этой темой. — Связь! — торжественно провозгласил он. — Вот то единственное, что у нас есть, и то, что нам сейчас необходимо. Вы же наверняка уже задумывались о том, что и там существуют свои федеральные службы или их аналоги? Как и наши с вами аналоги, полковник! Так вот, с ними мы и должны связаться.
— Мой аналог? То есть двойник? — уточнил полковник, кажется, впервые представив себя размножившимся каким-то иным методом, помимо полового. — Двойник, если он действительно мой, мне не поверит, — сказал он, продолжая таить в углах губ скептическую усмешку. — В лучшем случае пошлет по этому адресу аналог участкового. Чтобы разобрался в обстановке и доложил.
— Но вы же, вы-то же поверили!
— Вы что же думаете, я здесь потому, что во что-то поверил? Мне это дело было поручено Начальством! А им, аналогам, просто позвонит неизвестно кто, чей номер не определяется, и начнет пороть что-то маловразумительное про параллельные континуумы!
Под грузом таких аргументов профессор немного растерялся.
— Ну, во-первых… Миры не настолько идентичны, чтобы можно было с точностью предугадать реакцию тамошних силовых ведомств. И потом не исключено, что вам сразу придется договариваться с самим собой. Что может быть проще?
Полковник изучающе поглядел на Блума. Неужели он и впрямь так недалек? Договориться с собой. Что может быть проще? Ха! Что может быть сложнее!
— Ладно, — произнес он. Вариантов у них все равно не было. — Какую задачу мы должны перед ними поставить?
— Не удивляйтесь, — обрадовался Блум, — но задача все та же. Она по-прежнему состоит в том, чтобы совершить обратный обмен. Ведь двойник перейдя в другой мир, вытеснил оттуда свое подобие.
— То есть это уже будет тройник, — с мрачным видом пошутил полковник. На самом деле ему было не до шуток: что-то ему подсказывало, что на горизонте уже маячат четверник и пятерник.
— Тройник, — согласился Блум, мчась вперед на крыльях логики и не замечая подвохов, — или назовем его… ее дубль третий. Но главное — куда её вытеснило? Вот это-то и есть самое любопытное!
Полковник вздрогнул: до сих пор он не слишком-то верил в опасное открытие, вверенное его контролю, просто задание есть задание, он всегда очень ответственно относился к работе. Но когда на его глазах исчез человек, чему кроме него имелся не один свидетель, в глубине души зашевелилось опасение, очень напоминающее нарождающийся панический страх, что возможно — только возможно! — нарушение порядка вещей, о котором беспрерывно талдычит Блум, действительно может иметь место. И, если упустить это нарушение, пока оно еще в зародыше, то скоро свиньи начнут летать, а орлы плавать.
И виной всему было катастрофическое, не знающее границ любопытство профессора Блума.
Глава 4
Шёл третий час ночи. Водка давно кончилась. Лещ уплыл. В доме напротив торчало два огня.
Ген сидел перед компьютером.
Он всегда считал работу лучшим способом для восстановления душевного равновесия, своего рода лекарством. От стрессов, разочарований и нервотрепки — словом, от повседневной жизни. Он попросту отсутствовал в ней, при этом зарабатывая деньги, нужные ему для того, чтобы и дальше спокойно отсутствовать. Новомодные фильмы, где люди становятся придатками к электронным системам, он воспринимал с философской снисходительностью, не без оснований считая, что вряд ли кто-то из этих людей пришел бы в восторг, будучи выдернутым из виртуального мира в реальный.
Но жену он любил. Поэтому прежде, чем утопить мучительную тревогу в мониторе, он обзвонил ее знакомых, долго колебался, но потом, скрепя сердце, позвонил даже Люси — вспомнил, называется, о горе человека, в связи с собственными неприятностями. Обзванивать больницы и морги Ген посчитал все-таки преждевременным, большего сделать он не мог, и погрузился в работу. Постепенно экран расплылся, алгоритмы переместились в сон и вступили там в непримиримую битву с человеческими эмоциями.
В мозг упорно пробивалось занудное и очень знакомое щелканье. Ген открыл глаза: что, уже утро?.. Щелканье не умолкало. Подняв голову, он обнаружил под нею свои руки, обычно производившие этот звук. Потом он поглядел на клавиатуру. Потряс головой. Не помогло: клавиши деловито постукивали, не обращая внимания на отсутствие над ними пальцев.
Окончательно просыпаясь уже в подскоке, Ген вылупился на экран, поглядел немного, что там творится, потом с опаской протянул руку и сам нажал несколько клавиш. Остальные клавиши смолкли, и компьютер послушно выдал ответ на запрос: его почти месячная работа была обращена в полный хлам. Кнопки деликатно подождали, пока он закончит, а потом как ни в чем не бывало продолжили самообслуживаться. Ген метнулся к розетке и выдернул штепсель — еще бы чуть-чуть, и он вырвал бы из него провод.
Экран продолжал светиться. Только клавиши как-то недоуменно смолкли.
Ген деревянно сел — не в отдалении, все-таки он считал себя смелым человеком, а прямо перед компьютером. Тогда они вновь застучали, словно поставили перед собой задачу довести его до сердечного приступа. Пока он, вцепившись в край стола, выравнивал дыхание, на экране написалось его имя. Следом появились другие осмысленные слова:
ЕВГЕНИЙ?.. ЭТО ВЫ?.. ПРАВДА, ВЫ!
Он некоторое время таращился на висящую перед лицом надпись, потом сипло сказал:
— Не знаю… — вряд ли компьютеру, скорее чтобы услышать хоть чей-нибудь голос.
Клавиши бодренько кликали:
БЕЗУМЬЕ ДЛИТСЯ…
— выдал компьютер жизнеутверждающую сентенцию. И померк, вопреки ей. А может, не вопреки, а в пику.
В следующий миг позади скрипнула дверь. Он резко обернулся.
В дверях стояла… Стояла… В его рубашке… Его жена.
В другое время он мог бы в этом усомниться, но после вчерашнего… В общем, теперь он поневоле научился узнавать ее в любом обличье. Даже несмотря на то, что с вечера она успела заметно «войти в тело», а короткая огненно-рыжая стрижка сделала ее похожей на жертву электрошока,
— Т-ты что… — произнес он сипло, — в парикмахерской была?..
Конечно, после всех тревог этой ночи, добитый с утра компьютерным психозом, он не мог задать более подходящего к случаю вопроса. Можно было еще добавить: «Или тебя просто током трахнуло?» Женщинам нравится, когда муж неравнодушен к их новой прическе.
— Евгений?.. — произнесла она и чуть близоруко прищурилась. Потом спросила, словно чужого дядю:
— Это вы?.. — сделала несколько шагов, не отрывая от него взгляда, и заключила с какой-то недоверчивой радостью:
— Правда, вы!
— Да я это, я, — подтвердил он. Взглянул на нее, поколебался и все-таки сказал то, что вертелось на языке: то самое, что не давало ему покоя вчера вечером:
— Но я почему-то не уверен, что это ты.
— Безумье длится… — с этими словами она оглядела комнату, странно улыбаясь.
А Ген покосился на компьютер. Тот молчал, как и полагается электроприбору, отключенному от розетки, но сам феномен его самообслуживания отступил сейчас на второй план перед вопросом — откуда он, черт возьми, мог знать?.. Если Мэри, как утверждала Светка, сбрендила без любимой работы, то он, похоже, наоборот. Причины прямо противоположные, результат одинаков. И даже по времени совпал.
— Послушай, Мэри, — решил он завязать диалог, чтобы проверить это предположение, — ты давно пришла? Я тут заснул и не слышал… — фраза вроде бы получилась осмысленной.
— Я?.. — рыжая обернулась и поглядела в упор; раньше подобное выражение лица он бы назвал веселым, теперь в голове всплыло определение «шальное», причем вовсе не от слова «шаль». Она плюхнулась на диван и ответила:
— А, ночью! Пришла, ну и завалилась. А сейчас хотела ополоснуться, только халат не нашла. Вот, пришлось надеть… — Она подергала рубашку и вдруг засмеялась, откинув голову: — Вот это да, ничего себе! Мы здесь вместе живем, а?
— Мэри, ты, может… поешь? — спросил Ген, соображая, стоит ли вызывать «Скорую» прямо сейчас, или, может, у нее это временное, само пройдет. Кстати, тогда и себя заодно придется закладывать. — Там в холодильнике после вчерашнего осталось…
— Мэри… — мечтательно произнесла она и сообщила: — Мне нравится. Я, между прочим, в юности себе это имя придумала.
— Я знаю, — сказал он.
— Но не прижилось. Как только меня не звали, но Мэри никогда. Даже лучшие подруги отказывались: говорили, что не идет… — Она огляделась: — А можно позвонить?
— А почему ты спрашиваешь?
Он встал и прошел мимо нее на кухню. Машинально достал из холодильника остатки вчерашнего пиршества. Нетронутые, значит, она по приходе не ела, а полнела где-то в другом месте. «Ладно, у женщин свои хитрости, — решил он, — поправятся за одну ночь, потом полгода худеют…»
— Светик, это ты? — донеслось из гостиной.
Ген пустил воду в раковине, а сам подошел поближе к двери, навострив ухо. Если Мэри специально все это придумала, чтобы изводить его за черствость и невнимание, то над ни в чем не повинной подругой она издеваться не станет. Скорее всего извинится за вчерашнее и выложит ей свой коварный план.
— Слушай, со мной что-то… у меня тут… Куда пропала, по телефону не расскажешь! Знаешь, я, по-моему, спятила. Приезжай, а? Да, прямо сейчас!
«Так… — подумал Ген, роняя руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Какая разница, как это называть!..
— Вы меня не поняли. Дело не в формулировках. Да, наша Мария вернулась домой. Это произошло потому, что пространство стремится к восстановлению собственного баланса — к залечиванию ран, если хотите. И оно обладает, гм, ну если говорить проще, оно обладает памятью. Когда объект, то есть Мария, оказалась в зоне первичного перехода, то ее затянуло обратно во Врата! Кстати, передайте вашим сотрудникам, пусть не увлекаются чаем, это плохо влияет на сосуды головного мозга. Так вот, при этом двойник была отсюда выброшена, ее как бы выдавило через горизонт, но не в прежнюю пространственную нишу, а… — Блум с сомнением взглянул на Каневича и протянул: — М-да… Это я вам, пожалуй, объяснять не буду. А суть в том, что двойник не вернулась. Она прошла в новый континуум!
— Ну и что? — спросил Каневич, мысленно за-катывая глаза. — У нас-то теперь все в порядке, наш баланс восстановлен! Вот она, наша Мария Ветер, прошу любить и жаловать! — он сделал в сторону капсулы куртуазный, по его мнению, жест.
— Да не восстановлен он, в том-то и дело, что не восстановлен! — взвыл профессор.
— Но вы же сами только что сказали…
— Я сказал, что вселенная стремится его восстановить, но это еще не значит, что у нее получается! Континуумы не полностью обособлены друг от друга, то есть это только по одним критериям, а по другим они взаимопроникающи, иначе между ними не было бы ничего общего! Но мы уже сейчас имеем сенсационные данные об их сходстве, коэффициент идентичности — а когда девочку разбудят, вы представляете, насколько бесценен будет ее, то есть практически наш первый опыт перехода в мир иной?.. — Тут профессор словно споткнулся на всем скаку, сообразив, что ляпнул что-то не то. — То есть я хотел сказать…
— Понятно, — оборвал смущенное бормотание полковник. — Значит, говорите, не получается у нас с балансом? — вернул он разговору утерянную суть. — Не сходится, значит, дебет с кредитом?
— Да при чем тут… А, ладно, — устало проронил Блум.
Они прошли в соседнюю, отделенную стеклом комнату, где находился пульт жизнеобеспечения, и сели в кресла за спиной дежурного. Тот вопросительно обернулся и, повинуясь жесту полковника, вышел.
— Говоря по-простому, — сказал профессор, — Хаос не может наступать в одном месте. Двойник остается нарушителем стабильности, это нарушение будет заявлять о себе все явственнее вокруг него и будет сказываться у нас, равно как и в других континуумах.
— Интерес-сно, — ядовито прошипел полковник. Он-то своими глазами видел этого… эту «двойника», которую Блум заклеймил «нарушителем», а по сути корнем всех настоящих и, главное, грядуших бед. Он-то понимал, что девчонка по большому счету ни при чем. Кто при чем, он тоже понимал. И очень жалел, что ликвидация этого «кого-то» вряд ли поможет устранению последствий его научной, увы, никак не скажешь, что псевдонаучной, деятельности.
Полковник тяжело и многотерпеливо вздохнул:
— И что же теперь прикажете делать? — кажется, этот вопрос он задавал Блуму уже не в первый раз. Ах да — пока еще только во второй, все-таки самолюбие — великая вещь!
— А вы сами неужто не догадываетесь? — откликнулся профессор удивленно, а может быть, сочувственно.
— Не я же открыл способ путешествовать по иным мирам! — огрызнулся Каневич. — Вы же на связь с ними научились выходить, ну вот и…
— Вот и! Вот именно, полковник! А вы, как я погляжу, не лишены смекалки, — сделал профессор неуклюжий комплимент. Или завуалированно поиздевался, но не стал увлекаться этой темой. — Связь! — торжественно провозгласил он. — Вот то единственное, что у нас есть, и то, что нам сейчас необходимо. Вы же наверняка уже задумывались о том, что и там существуют свои федеральные службы или их аналоги? Как и наши с вами аналоги, полковник! Так вот, с ними мы и должны связаться.
— Мой аналог? То есть двойник? — уточнил полковник, кажется, впервые представив себя размножившимся каким-то иным методом, помимо полового. — Двойник, если он действительно мой, мне не поверит, — сказал он, продолжая таить в углах губ скептическую усмешку. — В лучшем случае пошлет по этому адресу аналог участкового. Чтобы разобрался в обстановке и доложил.
— Но вы же, вы-то же поверили!
— Вы что же думаете, я здесь потому, что во что-то поверил? Мне это дело было поручено Начальством! А им, аналогам, просто позвонит неизвестно кто, чей номер не определяется, и начнет пороть что-то маловразумительное про параллельные континуумы!
Под грузом таких аргументов профессор немного растерялся.
— Ну, во-первых… Миры не настолько идентичны, чтобы можно было с точностью предугадать реакцию тамошних силовых ведомств. И потом не исключено, что вам сразу придется договариваться с самим собой. Что может быть проще?
Полковник изучающе поглядел на Блума. Неужели он и впрямь так недалек? Договориться с собой. Что может быть проще? Ха! Что может быть сложнее!
— Ладно, — произнес он. Вариантов у них все равно не было. — Какую задачу мы должны перед ними поставить?
— Не удивляйтесь, — обрадовался Блум, — но задача все та же. Она по-прежнему состоит в том, чтобы совершить обратный обмен. Ведь двойник перейдя в другой мир, вытеснил оттуда свое подобие.
— То есть это уже будет тройник, — с мрачным видом пошутил полковник. На самом деле ему было не до шуток: что-то ему подсказывало, что на горизонте уже маячат четверник и пятерник.
— Тройник, — согласился Блум, мчась вперед на крыльях логики и не замечая подвохов, — или назовем его… ее дубль третий. Но главное — куда её вытеснило? Вот это-то и есть самое любопытное!
Полковник вздрогнул: до сих пор он не слишком-то верил в опасное открытие, вверенное его контролю, просто задание есть задание, он всегда очень ответственно относился к работе. Но когда на его глазах исчез человек, чему кроме него имелся не один свидетель, в глубине души зашевелилось опасение, очень напоминающее нарождающийся панический страх, что возможно — только возможно! — нарушение порядка вещей, о котором беспрерывно талдычит Блум, действительно может иметь место. И, если упустить это нарушение, пока оно еще в зародыше, то скоро свиньи начнут летать, а орлы плавать.
И виной всему было катастрофическое, не знающее границ любопытство профессора Блума.
Глава 4
Шёл третий час ночи. Водка давно кончилась. Лещ уплыл. В доме напротив торчало два огня.
Ген сидел перед компьютером.
Он всегда считал работу лучшим способом для восстановления душевного равновесия, своего рода лекарством. От стрессов, разочарований и нервотрепки — словом, от повседневной жизни. Он попросту отсутствовал в ней, при этом зарабатывая деньги, нужные ему для того, чтобы и дальше спокойно отсутствовать. Новомодные фильмы, где люди становятся придатками к электронным системам, он воспринимал с философской снисходительностью, не без оснований считая, что вряд ли кто-то из этих людей пришел бы в восторг, будучи выдернутым из виртуального мира в реальный.
Но жену он любил. Поэтому прежде, чем утопить мучительную тревогу в мониторе, он обзвонил ее знакомых, долго колебался, но потом, скрепя сердце, позвонил даже Люси — вспомнил, называется, о горе человека, в связи с собственными неприятностями. Обзванивать больницы и морги Ген посчитал все-таки преждевременным, большего сделать он не мог, и погрузился в работу. Постепенно экран расплылся, алгоритмы переместились в сон и вступили там в непримиримую битву с человеческими эмоциями.
В мозг упорно пробивалось занудное и очень знакомое щелканье. Ген открыл глаза: что, уже утро?.. Щелканье не умолкало. Подняв голову, он обнаружил под нею свои руки, обычно производившие этот звук. Потом он поглядел на клавиатуру. Потряс головой. Не помогло: клавиши деловито постукивали, не обращая внимания на отсутствие над ними пальцев.
Окончательно просыпаясь уже в подскоке, Ген вылупился на экран, поглядел немного, что там творится, потом с опаской протянул руку и сам нажал несколько клавиш. Остальные клавиши смолкли, и компьютер послушно выдал ответ на запрос: его почти месячная работа была обращена в полный хлам. Кнопки деликатно подождали, пока он закончит, а потом как ни в чем не бывало продолжили самообслуживаться. Ген метнулся к розетке и выдернул штепсель — еще бы чуть-чуть, и он вырвал бы из него провод.
Экран продолжал светиться. Только клавиши как-то недоуменно смолкли.
Ген деревянно сел — не в отдалении, все-таки он считал себя смелым человеком, а прямо перед компьютером. Тогда они вновь застучали, словно поставили перед собой задачу довести его до сердечного приступа. Пока он, вцепившись в край стола, выравнивал дыхание, на экране написалось его имя. Следом появились другие осмысленные слова:
ЕВГЕНИЙ?.. ЭТО ВЫ?.. ПРАВДА, ВЫ!
Он некоторое время таращился на висящую перед лицом надпись, потом сипло сказал:
— Не знаю… — вряд ли компьютеру, скорее чтобы услышать хоть чей-нибудь голос.
Клавиши бодренько кликали:
БЕЗУМЬЕ ДЛИТСЯ…
— выдал компьютер жизнеутверждающую сентенцию. И померк, вопреки ей. А может, не вопреки, а в пику.
В следующий миг позади скрипнула дверь. Он резко обернулся.
В дверях стояла… Стояла… В его рубашке… Его жена.
В другое время он мог бы в этом усомниться, но после вчерашнего… В общем, теперь он поневоле научился узнавать ее в любом обличье. Даже несмотря на то, что с вечера она успела заметно «войти в тело», а короткая огненно-рыжая стрижка сделала ее похожей на жертву электрошока,
— Т-ты что… — произнес он сипло, — в парикмахерской была?..
Конечно, после всех тревог этой ночи, добитый с утра компьютерным психозом, он не мог задать более подходящего к случаю вопроса. Можно было еще добавить: «Или тебя просто током трахнуло?» Женщинам нравится, когда муж неравнодушен к их новой прическе.
— Евгений?.. — произнесла она и чуть близоруко прищурилась. Потом спросила, словно чужого дядю:
— Это вы?.. — сделала несколько шагов, не отрывая от него взгляда, и заключила с какой-то недоверчивой радостью:
— Правда, вы!
— Да я это, я, — подтвердил он. Взглянул на нее, поколебался и все-таки сказал то, что вертелось на языке: то самое, что не давало ему покоя вчера вечером:
— Но я почему-то не уверен, что это ты.
— Безумье длится… — с этими словами она оглядела комнату, странно улыбаясь.
А Ген покосился на компьютер. Тот молчал, как и полагается электроприбору, отключенному от розетки, но сам феномен его самообслуживания отступил сейчас на второй план перед вопросом — откуда он, черт возьми, мог знать?.. Если Мэри, как утверждала Светка, сбрендила без любимой работы, то он, похоже, наоборот. Причины прямо противоположные, результат одинаков. И даже по времени совпал.
— Послушай, Мэри, — решил он завязать диалог, чтобы проверить это предположение, — ты давно пришла? Я тут заснул и не слышал… — фраза вроде бы получилась осмысленной.
— Я?.. — рыжая обернулась и поглядела в упор; раньше подобное выражение лица он бы назвал веселым, теперь в голове всплыло определение «шальное», причем вовсе не от слова «шаль». Она плюхнулась на диван и ответила:
— А, ночью! Пришла, ну и завалилась. А сейчас хотела ополоснуться, только халат не нашла. Вот, пришлось надеть… — Она подергала рубашку и вдруг засмеялась, откинув голову: — Вот это да, ничего себе! Мы здесь вместе живем, а?
— Мэри, ты, может… поешь? — спросил Ген, соображая, стоит ли вызывать «Скорую» прямо сейчас, или, может, у нее это временное, само пройдет. Кстати, тогда и себя заодно придется закладывать. — Там в холодильнике после вчерашнего осталось…
— Мэри… — мечтательно произнесла она и сообщила: — Мне нравится. Я, между прочим, в юности себе это имя придумала.
— Я знаю, — сказал он.
— Но не прижилось. Как только меня не звали, но Мэри никогда. Даже лучшие подруги отказывались: говорили, что не идет… — Она огляделась: — А можно позвонить?
— А почему ты спрашиваешь?
Он встал и прошел мимо нее на кухню. Машинально достал из холодильника остатки вчерашнего пиршества. Нетронутые, значит, она по приходе не ела, а полнела где-то в другом месте. «Ладно, у женщин свои хитрости, — решил он, — поправятся за одну ночь, потом полгода худеют…»
— Светик, это ты? — донеслось из гостиной.
Ген пустил воду в раковине, а сам подошел поближе к двери, навострив ухо. Если Мэри специально все это придумала, чтобы изводить его за черствость и невнимание, то над ни в чем не повинной подругой она издеваться не станет. Скорее всего извинится за вчерашнее и выложит ей свой коварный план.
— Слушай, со мной что-то… у меня тут… Куда пропала, по телефону не расскажешь! Знаешь, я, по-моему, спятила. Приезжай, а? Да, прямо сейчас!
«Так… — подумал Ген, роняя руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39