— Но то, что вы сейчас услышите, и будет той самой морской тайной, прикоснуться к которой мечтают и боятся моряки всех океанов и всех морей… Люди появились как-то сразу. Их было десятка два, может быть, и три… Но что это были за люди!.. Представьте, Однорукий, молодых моржей, которые волей провидения вдруг стали моряками, нет, и это не то… Это были самые морские парни из тех нескольких тысяч, которых я когда-нибудь видел в портах двух полушарий. На них были черные шелковые трусики, а все остальное в своем натуральном виде. Под их загорелой кожей перекатывались бицепсы с детскую голову величиной, а мышцы на ногах имели, по крайней мере, сто пять сантиметров в обхвате. Правда, руки у них были коротки, короче, чем у людей… А, встрепенулся, Однорукий, д-да, короче, чем у людей, но зато, какие кулаки…— Го-Шень помолчал и тихо, почти шепотом, добавил: — С первого же взгляда на эти кулаки я понял, Однорукий: «Синей жемчужине» пришел конец…
Го-Шень протянул ко мне руку, щелкнул пальцами. Я машинально достал сигареты и зажигалку. За решеткой сердито засопел начальник тюрьмы, но, по-видимому, не решился прервать наш разговор. Го-Шень любовно провел кончиком сигареты у себя под носом, жадно ее раскурил и некоторое время, следя глазами за дымком, продолжал: — Меня расстреляют в понедельник, не раньше… Понедельник был всегда моим счастливым днем. Буду ли я жив или нет, но к морю я не вернусь никогда. А тебе, Однорукий Краб, жить и умереть в голубой стихии. Я мог бы просто сообщить тебе, что был бой, мог бы передать его со всеми подробностями, но тогда мой рассказ выглядел бы, как рассказ любого мальчишки из любой страны о каком-нибудь «вестерне». — ГоШень коротко рассмеялся: — Не это важно для тебя, Однорукий, тебе драться и, может быть, победить. Я передам тебе главное: стратегию боя и, не продумав каждое слово, которое ты от меня услышишь, не вымуштровав каждого из своих ветеранов, и не думай о встрече с Ним.
— С кем? Кого вы имеете в виду, Го-Шень?
— Да, Он появился в капитанской рубке, и мне сразу стало ясно, что Он и есть главный всему этому делу. И, что самое важное, Краб, Он человек, как я или как вы, скорее как вы, потому что он несомненно европеец. Англичанин, немец или финн, француз, янки или швед, но — европеец. Он выглянул на одно мгновение и-s руГжи и что-то крикнул дискантом, и парни на палубе охотника сразу подтянулись и замерли. Так замерли, что ни один человек замереть не смог бы, клянусь спинным плавником той акулы, что сожрала моего лучшего друга Адониса Гурса в Баб-эль-Мандебском проливе.
Я стал приходить в себя окончательно и даже смог пожать плечами, показывая, что не совсем понимаю своего собеседника.
— Они не дышали, Краб, совсем не дышали. Они стояли так, что их грудные клетки в желваках и наплывах мышц были мне видны как на ладони, но они не дышали. И тогда я первым не выдержал и скомандовал своим ребятам: «Акэла!», что означает: «Стрелять одиночными!» — Возможно, Джеральд, вы ожидаете, что в ответ они пошли на абордаж? Не тут-то было! Они и не подумали предпринять против нас какихлибо враждебных действий. Скорострельные автоматы, как вы знаете, опоражнивают обойму за треть секунды, поэтому я и дал приказ стрелять одиночными. Каждый из моих ребят уже сделал по пять, шесть, семь выстрелов, а эта компания на палубе охотника занималась какой-то сумасшедшей гимнастикой. Они прыгали и в бок и в стороны, они кувыркались и отпрыгивали, но ни одна из пуль не задела ни одного из них. И я понял, Краб, понял… Они видели летящую пулю точно так же, как мы видим чайку над морем, а их нервный механизм позволял им с поразительной быстротой реакции находить неуязвимое положение для туловища, рук, ног, головы.
Но едва я так подумал, как сразу же двое из них были ранены. И тогда, повинуясь новому окрику того, что прятался в рубке, оба раненых бросились в море, и вода между бортами наших судов закипела от сотен акул… И тогда заговорили наши пулеметы, но было уже поздно…
Остальное не так интересно. Они прыгнули к нам на борт без всяких крюков или канатов. С неимоверной быстротой выхватывали из рук моих ребят карабины, а затем выбрасывали моих парней в море. Я открыл дверь своего лимузина, и ко мне вскочили внутрь человек шесть из оставшихся в живых.
Не буду вас утомлять перипетиями сражения. Скажу только, что под сиденьем моего лимузина был люк в машинное отделение. Это несколько задержало развязку, но вскоре нас отыскали и там… Тут-то один из нападающих применил против нас вот эту штуку…— Го-Шень повертел перед моим носом карденой, принявшей вновь светло-зеленую окраску.Одна из нитей схватила меня, но я успел ударить о борт огнетушитель, обычный огнетушитель, заметьте себе это хорошенько, Краб, и пенная струя выгнала наших противников на палубу. Долго мы сидели по разным углам машинного отделения, боясь высунуть наружу нос, но потом я понял, что они ушли и оставили нас в покое. Конечно, свое оружие тот парень выпустил из рук, когда я навел на него струю пены, и я далеко не сразу сообразил, как им пользоваться, но, как вы уже успели убедиться, кое-чему научился.
— Не совсем понимаю, Го-Шень, — сказал я, — для чего вы рассказываете это все мне?
— Не скрою от вас, Однорукий, что я привык видеть в вас врага номер один, — ответил Го-Шень. — Но я покидаю жизнь, покидаю море. Найдите в Макао таверну «Самое желтое солнце» и скажите ее хозяину «Маэ Мблис» — это пароль — и под ваше начало станут все корабли, которые еще остались в водах Южных морей. Каждое ваше слово будет законом.
— Вам понадобятся настоящие моряки, а когда вы победите, пусть будет все по-старому…
Уже в Маниле, развернув утренний выпуск «Морского вестника», я узнал, что Го-Шень бежал из-под стражи на следующий день после моего посещения. Его видели в одном из портов Суматры, и вскоре след его затерялся. То, что Го-Шень освободил себя с помощью кардены, вскоре подтвердил начальник мадрасской тюрьмы. Впрочем, он никак не мог расстаться с мыслью, что это поразительное оружие было передано Го-Шеню мною…"
АТАКУЮТ ИМБИТОРЫ!
Кто первым произнес слово «имбитор», сейчас уже трудно выяснить.
По одним источникам, так назвал это существо профессор Сайрус Лонг, присутствовавший при первом вскрытии шмбитора, по другим — известный эстрадный клоун Джим Хайфиш. Во всяком случае, слово это, несомненно, английского происхождения и в вольном переводе означает что-то вроде «раздражающий», «озлобляющий», «отравляющий» или даже «отягчающий» что-либо, радость или горе, в зависимости от применения.
Но как бы то ни было, слово это сразу же прижилось, вытеснив целую серию временных названий, изобретенных в различных странах.
Сообщения о действиях имбиторов поступали со всех точек Мирового океана. Имбиторов одновременно видели у берегов Южной Америки и в Карибском море; побережья Атлантического и Тихого океанов стали ареной выдуманных или действительных событий, в которых участвовали сотни этих существ. Были опубликованы многочисленные снимки, среди которых сразу же выделились своей достоверностью фотографии, сделанные известным дипломатом доном Мигелем Мантилла-Ортего во время штурма имбиторами пассажирского лайнера «Каридад де Казарес», вышедшего из Салина-Крус и следовавшего в Сан-Диего.
Атака имбиторов на пассажирский лайнер отличалась от подобных атак, описанных Приттом. Прежде всего, не было никакого «косяка» акул, а так как нападение имбиторов началось в девять часов утра при ярком солнце, то не заметить появление хищников было просто невозможно.
Далее имбиторы не нанесли никаких существенных потерь ни экипажу корабля, ни его пассажирам. После нескольких звонких оплеух экипаж лайнера был загнан в кубрик, а пассажиры стали свидетелями изумительного зрелища, которое никак нельзя было понять иначе, как тренировку.
Семь или восемь дюжин имбиторов несколькими волнами прыгали с палубы своего низко сидящего ржавого пароходика времен первой мировой войны, стараясь дотянуться руками до фальшборта лайнера. Затем следовали молниеносные подтягивания на руках, двойные и тройные сальто, и имбиторы прямо с верхней палубы лайнера прыжком через голову возвращались на свой пароходик, описывая дугу в двадцать, а то и в тридцать метров. Дон Мигель Мантилла-Ортего беспрепятственно производил съемку своим портативным киноаппаратом, как из иллюминатора своей каюты, так и через полуоткрытую дверь, выходившую на палубу. Пленка, отснятая доном Мигелем Мантилла-Ортего, была переснята на более широкий формат и после тщательного изучения выпущена на мировой экран, принеся дипломату баснословный барыш.
Конечно, ряд специалистов высказали сомнение в подлинности фотографий. По просьбе дона Мигеля Мантилла-Ортего была создана комиссия, включившая в себя лучших мастеров комбинированных съемок и ведущих знатоков анатомии млекопитающих. Первые заявили, что подобная съемка могла быть осуществлена только при помощи кибернетических устройств, имитирующих движения имбиторов, но такого рода съемки потребовали бы не менее десяти лет напряженного труда крупной студиимастерской и десятков миллионов долларов. Что же касается специалистов-зоологов, то они сделали ряд глубоких замечаний в отношении мышечной анатомии имбиторов и, отнеся их, безусловно, к гоминидам, со всей решительностью объявили, что имбиторы все-таки не люди, а какието подобные им существа с более совершенным скелетно-мышечным аппаратом. Что же касается умственных способностей имбиторов, то здесь голоса разделились, и после тщательного исследования лицевых углов и объемов черепа по отдельным кинокадрам было сделано заключение о несомненной умственной отсталости этих существ. Общее мнение зоологов выразил Курт Пуффенкот, профессор зоологического института в Мюнхене, сказав полушутя-полусерьезно: «При таких великолепных прыжках вряд ли есть нужда в высокоразвитых формах логического мышления».
Далеко не столь безобидно окончилась атака имбиторов на мексиканский сторожевой катер «Пачука» у острова Санта-Каталина. На этот раз имбиторы выпрыгивали прямо из воды, в верхней точке траектории переворачивались вокруг оси, стреляли на лету по экипажу катера.
Команда катера держалась великолепно. Потеряв во время первой же атаки троих, моряки встретили выпрыгивающих имбиторов дружным огнем, уложив сразу десять или даже пятнадцать из нападавших. Катеру удалось развернуться и выброситься на камни у острова Альтамура.
Ночью команда покинула катер, унеся не только своих раненых, но и трупы двух убитых имбиторов. Собственно, с этой стычки и начинается научная нептунология, поскольку до сих пор приходилось иметь дело исключительно со словесными сообщениями, фотографиями, которые слишком часто оказываются ловкой подделкой, а также с непроверенными слухами. Ученый мир планеты надолго уселся вокруг мраморного стола Национального музея антропологии в Мехико, где в присутствии виднейших ученых-анатомов происходило первое вскрытие погибшего имбитора.
Объективы всех сколько-нибудь крупных телевизионных компаний были направлены на электрокаутер профессора Мексиканского университета Гектора Эспинозы. Как завороженные следили пятьсот миллионов телезрителей за движениями его рук, а когда профессор поднял голову и, глядя в объективы телекамер, медленно произнес: «Инверосимилитуд!», что многочисленные дикторы перевели как «невероятно», «неправдоподобно»…
ОТКРЫТИЕ КАРТЕРА
Как ни поразительно, но главное открытие было сделано Диком Картером, семилетним внуком Дика Картера-старшего, члена Королевского общества, награжденного большой золотой медалью Норвежского общества анатомов-зоологов за исследования в области сравнительной анатомии ластоногих. Хотя истинную ценность представляют сделавшие эпоху научные работы Картера-старшего-, помещенные в биолого-анатомической серии Королевского общества, но для нас наибольший интерес представляет частное письмо Картера-старшего председателю биологической секции Мексиканской академии наук Франклину Каньядос, которое было нам любезно передано через Национальную федерацию по исследованию чудес морей и океанов в Берне.
"Дорогой сэр!
Позвольте принести Вам величайшую признательность за присылку семидесяти девяти стереофотографий анатомических препаратов, и как скромную замену посылаю Вам анатомический атлас ластоногих, выпущенный под моей редакцией в Осло. Я отдаю себе отчет в том, что никакая рутинная работа вроде моей не может быть поставлена в какое-либо сравнение с Вашим уникальным даром, но лелею надежду, что когда в руки европейских ученых попадет какой-нибудь имбитор, то я и мои коллеги приложим все усилия, чтобы отблагодарить Вас за присланный Вами бесценный подарок.
Прежде всего несколько слов о горловом захвате, обнаруженном Вами у обоих имбиторов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Го-Шень протянул ко мне руку, щелкнул пальцами. Я машинально достал сигареты и зажигалку. За решеткой сердито засопел начальник тюрьмы, но, по-видимому, не решился прервать наш разговор. Го-Шень любовно провел кончиком сигареты у себя под носом, жадно ее раскурил и некоторое время, следя глазами за дымком, продолжал: — Меня расстреляют в понедельник, не раньше… Понедельник был всегда моим счастливым днем. Буду ли я жив или нет, но к морю я не вернусь никогда. А тебе, Однорукий Краб, жить и умереть в голубой стихии. Я мог бы просто сообщить тебе, что был бой, мог бы передать его со всеми подробностями, но тогда мой рассказ выглядел бы, как рассказ любого мальчишки из любой страны о каком-нибудь «вестерне». — ГоШень коротко рассмеялся: — Не это важно для тебя, Однорукий, тебе драться и, может быть, победить. Я передам тебе главное: стратегию боя и, не продумав каждое слово, которое ты от меня услышишь, не вымуштровав каждого из своих ветеранов, и не думай о встрече с Ним.
— С кем? Кого вы имеете в виду, Го-Шень?
— Да, Он появился в капитанской рубке, и мне сразу стало ясно, что Он и есть главный всему этому делу. И, что самое важное, Краб, Он человек, как я или как вы, скорее как вы, потому что он несомненно европеец. Англичанин, немец или финн, француз, янки или швед, но — европеец. Он выглянул на одно мгновение и-s руГжи и что-то крикнул дискантом, и парни на палубе охотника сразу подтянулись и замерли. Так замерли, что ни один человек замереть не смог бы, клянусь спинным плавником той акулы, что сожрала моего лучшего друга Адониса Гурса в Баб-эль-Мандебском проливе.
Я стал приходить в себя окончательно и даже смог пожать плечами, показывая, что не совсем понимаю своего собеседника.
— Они не дышали, Краб, совсем не дышали. Они стояли так, что их грудные клетки в желваках и наплывах мышц были мне видны как на ладони, но они не дышали. И тогда я первым не выдержал и скомандовал своим ребятам: «Акэла!», что означает: «Стрелять одиночными!» — Возможно, Джеральд, вы ожидаете, что в ответ они пошли на абордаж? Не тут-то было! Они и не подумали предпринять против нас какихлибо враждебных действий. Скорострельные автоматы, как вы знаете, опоражнивают обойму за треть секунды, поэтому я и дал приказ стрелять одиночными. Каждый из моих ребят уже сделал по пять, шесть, семь выстрелов, а эта компания на палубе охотника занималась какой-то сумасшедшей гимнастикой. Они прыгали и в бок и в стороны, они кувыркались и отпрыгивали, но ни одна из пуль не задела ни одного из них. И я понял, Краб, понял… Они видели летящую пулю точно так же, как мы видим чайку над морем, а их нервный механизм позволял им с поразительной быстротой реакции находить неуязвимое положение для туловища, рук, ног, головы.
Но едва я так подумал, как сразу же двое из них были ранены. И тогда, повинуясь новому окрику того, что прятался в рубке, оба раненых бросились в море, и вода между бортами наших судов закипела от сотен акул… И тогда заговорили наши пулеметы, но было уже поздно…
Остальное не так интересно. Они прыгнули к нам на борт без всяких крюков или канатов. С неимоверной быстротой выхватывали из рук моих ребят карабины, а затем выбрасывали моих парней в море. Я открыл дверь своего лимузина, и ко мне вскочили внутрь человек шесть из оставшихся в живых.
Не буду вас утомлять перипетиями сражения. Скажу только, что под сиденьем моего лимузина был люк в машинное отделение. Это несколько задержало развязку, но вскоре нас отыскали и там… Тут-то один из нападающих применил против нас вот эту штуку…— Го-Шень повертел перед моим носом карденой, принявшей вновь светло-зеленую окраску.Одна из нитей схватила меня, но я успел ударить о борт огнетушитель, обычный огнетушитель, заметьте себе это хорошенько, Краб, и пенная струя выгнала наших противников на палубу. Долго мы сидели по разным углам машинного отделения, боясь высунуть наружу нос, но потом я понял, что они ушли и оставили нас в покое. Конечно, свое оружие тот парень выпустил из рук, когда я навел на него струю пены, и я далеко не сразу сообразил, как им пользоваться, но, как вы уже успели убедиться, кое-чему научился.
— Не совсем понимаю, Го-Шень, — сказал я, — для чего вы рассказываете это все мне?
— Не скрою от вас, Однорукий, что я привык видеть в вас врага номер один, — ответил Го-Шень. — Но я покидаю жизнь, покидаю море. Найдите в Макао таверну «Самое желтое солнце» и скажите ее хозяину «Маэ Мблис» — это пароль — и под ваше начало станут все корабли, которые еще остались в водах Южных морей. Каждое ваше слово будет законом.
— Вам понадобятся настоящие моряки, а когда вы победите, пусть будет все по-старому…
Уже в Маниле, развернув утренний выпуск «Морского вестника», я узнал, что Го-Шень бежал из-под стражи на следующий день после моего посещения. Его видели в одном из портов Суматры, и вскоре след его затерялся. То, что Го-Шень освободил себя с помощью кардены, вскоре подтвердил начальник мадрасской тюрьмы. Впрочем, он никак не мог расстаться с мыслью, что это поразительное оружие было передано Го-Шеню мною…"
АТАКУЮТ ИМБИТОРЫ!
Кто первым произнес слово «имбитор», сейчас уже трудно выяснить.
По одним источникам, так назвал это существо профессор Сайрус Лонг, присутствовавший при первом вскрытии шмбитора, по другим — известный эстрадный клоун Джим Хайфиш. Во всяком случае, слово это, несомненно, английского происхождения и в вольном переводе означает что-то вроде «раздражающий», «озлобляющий», «отравляющий» или даже «отягчающий» что-либо, радость или горе, в зависимости от применения.
Но как бы то ни было, слово это сразу же прижилось, вытеснив целую серию временных названий, изобретенных в различных странах.
Сообщения о действиях имбиторов поступали со всех точек Мирового океана. Имбиторов одновременно видели у берегов Южной Америки и в Карибском море; побережья Атлантического и Тихого океанов стали ареной выдуманных или действительных событий, в которых участвовали сотни этих существ. Были опубликованы многочисленные снимки, среди которых сразу же выделились своей достоверностью фотографии, сделанные известным дипломатом доном Мигелем Мантилла-Ортего во время штурма имбиторами пассажирского лайнера «Каридад де Казарес», вышедшего из Салина-Крус и следовавшего в Сан-Диего.
Атака имбиторов на пассажирский лайнер отличалась от подобных атак, описанных Приттом. Прежде всего, не было никакого «косяка» акул, а так как нападение имбиторов началось в девять часов утра при ярком солнце, то не заметить появление хищников было просто невозможно.
Далее имбиторы не нанесли никаких существенных потерь ни экипажу корабля, ни его пассажирам. После нескольких звонких оплеух экипаж лайнера был загнан в кубрик, а пассажиры стали свидетелями изумительного зрелища, которое никак нельзя было понять иначе, как тренировку.
Семь или восемь дюжин имбиторов несколькими волнами прыгали с палубы своего низко сидящего ржавого пароходика времен первой мировой войны, стараясь дотянуться руками до фальшборта лайнера. Затем следовали молниеносные подтягивания на руках, двойные и тройные сальто, и имбиторы прямо с верхней палубы лайнера прыжком через голову возвращались на свой пароходик, описывая дугу в двадцать, а то и в тридцать метров. Дон Мигель Мантилла-Ортего беспрепятственно производил съемку своим портативным киноаппаратом, как из иллюминатора своей каюты, так и через полуоткрытую дверь, выходившую на палубу. Пленка, отснятая доном Мигелем Мантилла-Ортего, была переснята на более широкий формат и после тщательного изучения выпущена на мировой экран, принеся дипломату баснословный барыш.
Конечно, ряд специалистов высказали сомнение в подлинности фотографий. По просьбе дона Мигеля Мантилла-Ортего была создана комиссия, включившая в себя лучших мастеров комбинированных съемок и ведущих знатоков анатомии млекопитающих. Первые заявили, что подобная съемка могла быть осуществлена только при помощи кибернетических устройств, имитирующих движения имбиторов, но такого рода съемки потребовали бы не менее десяти лет напряженного труда крупной студиимастерской и десятков миллионов долларов. Что же касается специалистов-зоологов, то они сделали ряд глубоких замечаний в отношении мышечной анатомии имбиторов и, отнеся их, безусловно, к гоминидам, со всей решительностью объявили, что имбиторы все-таки не люди, а какието подобные им существа с более совершенным скелетно-мышечным аппаратом. Что же касается умственных способностей имбиторов, то здесь голоса разделились, и после тщательного исследования лицевых углов и объемов черепа по отдельным кинокадрам было сделано заключение о несомненной умственной отсталости этих существ. Общее мнение зоологов выразил Курт Пуффенкот, профессор зоологического института в Мюнхене, сказав полушутя-полусерьезно: «При таких великолепных прыжках вряд ли есть нужда в высокоразвитых формах логического мышления».
Далеко не столь безобидно окончилась атака имбиторов на мексиканский сторожевой катер «Пачука» у острова Санта-Каталина. На этот раз имбиторы выпрыгивали прямо из воды, в верхней точке траектории переворачивались вокруг оси, стреляли на лету по экипажу катера.
Команда катера держалась великолепно. Потеряв во время первой же атаки троих, моряки встретили выпрыгивающих имбиторов дружным огнем, уложив сразу десять или даже пятнадцать из нападавших. Катеру удалось развернуться и выброситься на камни у острова Альтамура.
Ночью команда покинула катер, унеся не только своих раненых, но и трупы двух убитых имбиторов. Собственно, с этой стычки и начинается научная нептунология, поскольку до сих пор приходилось иметь дело исключительно со словесными сообщениями, фотографиями, которые слишком часто оказываются ловкой подделкой, а также с непроверенными слухами. Ученый мир планеты надолго уселся вокруг мраморного стола Национального музея антропологии в Мехико, где в присутствии виднейших ученых-анатомов происходило первое вскрытие погибшего имбитора.
Объективы всех сколько-нибудь крупных телевизионных компаний были направлены на электрокаутер профессора Мексиканского университета Гектора Эспинозы. Как завороженные следили пятьсот миллионов телезрителей за движениями его рук, а когда профессор поднял голову и, глядя в объективы телекамер, медленно произнес: «Инверосимилитуд!», что многочисленные дикторы перевели как «невероятно», «неправдоподобно»…
ОТКРЫТИЕ КАРТЕРА
Как ни поразительно, но главное открытие было сделано Диком Картером, семилетним внуком Дика Картера-старшего, члена Королевского общества, награжденного большой золотой медалью Норвежского общества анатомов-зоологов за исследования в области сравнительной анатомии ластоногих. Хотя истинную ценность представляют сделавшие эпоху научные работы Картера-старшего-, помещенные в биолого-анатомической серии Королевского общества, но для нас наибольший интерес представляет частное письмо Картера-старшего председателю биологической секции Мексиканской академии наук Франклину Каньядос, которое было нам любезно передано через Национальную федерацию по исследованию чудес морей и океанов в Берне.
"Дорогой сэр!
Позвольте принести Вам величайшую признательность за присылку семидесяти девяти стереофотографий анатомических препаратов, и как скромную замену посылаю Вам анатомический атлас ластоногих, выпущенный под моей редакцией в Осло. Я отдаю себе отчет в том, что никакая рутинная работа вроде моей не может быть поставлена в какое-либо сравнение с Вашим уникальным даром, но лелею надежду, что когда в руки европейских ученых попадет какой-нибудь имбитор, то я и мои коллеги приложим все усилия, чтобы отблагодарить Вас за присланный Вами бесценный подарок.
Прежде всего несколько слов о горловом захвате, обнаруженном Вами у обоих имбиторов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17