Машиной пользуются редко; большую часть времени она стоит возле дома, молчаливо обозначая должность моего отца с помощью флага Эрто, изображённого на борту.
Я проскользнул обратно в дом, намереваясь сказать «до свидания» своей комнате, но меня остановила мать. Она намазывала хлеб ореховым маслом; на столе стоял кувшин сока кочи.
– Дроув, я бы хотела, чтобы ты что-нибудь поел, прежде чем мы поедем.
Последнее время ты стал плохо есть.
– Послушай, мама, – терпеливо сказал я. – Я не голоден. Впрочем, у нас дома никогда не бывает того, что мне нравится.
Она восприняла это как критику её кулинарных способностей.
– Как я могу накормить вас на деньги, которые приносит отец, со всем этим нормированным распределением? Ты понятия не имеешь, что это значит. В магазинах ничего нет – вообще ничего. Может быть, тебе стоило бы как-нибудь самому сходить за покупками, молодой человек, вместо того чтобы все каникулы болтаться по дому. Тогда бы ты знал, что это такое.
– Я только сказал, что не голоден, мама.
– Еда – топливо для тела, Дроув. – В дверях стоял отец. – Так же, как спирт – топливо для мотокара. Без топлива в виде еды твоё тело не сможет двигаться. Ты станешь холодным и умрёшь. Благодаря моей должности в правительстве мы можем получать еду, без которой другим, кому повезло меньше, приходится обходиться. Ты должен понимать, какое это счастье для нас.
Я медленно закипал, пока мы ели жареную рыбу и сушёные фрукты.
Мать бросила на меня взгляд, который можно было бы даже назвать хитрым, и обратилась к отцу:
– Интересно, мы увидим этим летом ту девочку – как её зовут, Берт?
– Дочь директора консервного завода, Конча? – рассеянно ответил отец.
– Златовласка, или что-то в этом роде. Прекрасная девушка. Прекрасная.
– Нет, нет, Берт. Маленькая девочка – они с Дроувом были такими друзьями. К сожалению, её отец – хозяин гостиницы.
– Вот как? Тогда я не знаю.
Я что-то пробормотал, быстро вышел из-за стола и взбежал по лестнице в свою комнату.
Девочка была не маленькая – она была чуть ниже меня ростом и одного со мной возраста, а имя её – которое я никогда не забуду, пока жив, – было Паллахакси-Кареглазка.
С тех пор не было ни дня, чтобы её лицо не всплывало в моей памяти; миловидные ямочки на щеках, когда она улыбалась, – что бывало часто; искренняя грусть в её больших карих глазах, – что было лишь один раз, когда мы прощались.
Последнее, что я забрал из комнаты, – маленький зелёный браслет.
Кареглазка однажды уронила его, а я подобрал, но не вернул. Он должен был послужить поводом для новой встречи. Я сунул браслет в карман и спустился вниз, к родителям, которые уже готовы были ехать.
Проходя через кухню, я заметил стеклянную банку. Я взял её, внимательно рассмотрел и понюхал.
Мать выкинула моего ледяного гоблина.
Глава 2
Последние приготовления проходили в молчании. Отец торжественно зажёг горелки, в то время как я, все ещё переживая из-за моего предательски уничтоженного ледяного гоблина, наблюдал за происходящим с безопасного расстояния. Послышался обычный приглушённый хлопок, когда пары спирта воспламенились, и вскоре пар пошёл по трубам и цилиндрам, и шипящий звук из котла возвестил о том, что мотокар готов к поездке. Мы забрались внутрь; отец и мать рядом на переднем сиденье, а я сзади, рядом с котлом.
Мы проехали мимо последнего общественного калорифера, небольшого сооружения из вертикальных труб, над которым клубилось лёгкое облачко пара, и оказались на открытой местности. Отец и мать о чём-то беседовали, но я на своём заднем сиденье не слышал слов; прямо позади меня шипели и стучали клапаны.
Перед нами простирались холмы, словно медленные волны моря, когда грум достигает наивысшей точки. Тут и там виднелись возделанные поля корнеплодов, но большей частью вокруг была открытая равнина, где мирно паслись локсы под незаходящим солнцем раннего лета. Всё вокруг было свежим и зелёным после долгой зимы, ручьи и реки все ещё несли свои воды; позже они высохнут от жары. Невдалеке группа из четырёх локсов тащила тяжёлый плуг; между ними шагали два лорина, время от времени похлопывая их по гладким бокам и, несомненно, мысленно их ободряя. Наверху плуга на непрочном возвышении сидел фермер, издавая бессмысленные крики. Как и большинство людей, жизнь которых прошла под солнцем Фу, он был мутантом, и у него была одна лишняя рука с правой стороны. В этой руке он держал кнут, которым постоянно размахивал.
После нескольких дней пути по почти безлюдной пустыне мы наткнулись на застрявший на обочине грузовик. Рядом с разбитой машиной сидели двое. Как обычно, из пустыни появились несколько лоринов и сели рядом, дружелюбно подражая людям.
Отец что-то сказал матери; я не сомневался в том, что он намеревался ехать дальше, но в последний момент затормозил и остановился в нескольких шагах от грузовика. От машины невыносимо несло рыбой.
– Я могу подвезти вас до почты в Бекстоне, – крикнул отец, когда двое поспешили к нам. – Оттуда вы сможете сообщить о том, что случилось. Вам придётся ехать на багажнике, внутри места нет.
Они что-то благодарно пробормотали, устроились позади меня, и мы поехали дальше.
– Привет, сынок, – крикнул один из них сквозь лабиринт сверкающих трубок. Перебравшись через бортик, он уселся рядом, заставив меня придвинуться ближе к котлу.
Он сунул свою руку мне под нос, и я заметил, что на каждой руке у него всего по два пальца – гигантские клешни, начинавшиеся от запястья. Я пожал этот странный предмет, больше из интереса, чем из вежливости.
Его компаньон с риском для жизни просунул свою узкую голову между движущимися частями механизма. Я подумал, что лишь человек с очень длинной шеей мог проявить подобные чудеса ловкости.
Путешествие продолжалось, и компания странных попутчиков хоть как-то развлекла меня. Мужчина рядом со мной представился как Паллахакси-Гроуп, а его товарищ – Джуба-Лофти, и время в их обществе пролетело незаметно, пока впереди не появились дома и мечущиеся в небе птицы не возвестили о том, что мы прибыли в Бекстон-Пост.
Попутчики снова пожали нам руки, поблагодарили отца за то, что подвёз, и направились в сторону почты, небольшого домика, белого от помёта почтовых голубей.
* * *
Незаходящее солнце постепенно клонилось к закату, когда мы спустились с холмов и поехали по прибрежной равнине. Изменилось и настроение людей; здесь мы видели больше улыбающихся лиц, больше признаков искреннего дружелюбия, когда останавливались, чтобы пополнить запасы пищи и воды.
Время от времени дорогу пересекали реки, и мы при каждой возможности заправляли мотокар водой; даже в этих мирных краях было заметно, что взгляд людей задерживается на канистрах со спиртом дольше, чем следовало бы. У нас оставалось лишь несколько канистр; как раз достаточно, сказал отец, явно гордясь точностью своих расчётов, чтобы доехать до Паллахакси.
В конце концов мы достигли побережья и рыбацких деревень, и краешек солнца появлялся на горизонте на более длительное время, пока мы ехали по дорогам вдоль скал и смотрели на океан, словно смешанный с кровью. Глядя на волны, разбивавшиеся розовыми брызгами о камни, слыша их гудение и шум, трудно было представить себе перемены, которые произойдут в конце лета, с приходом грума. Океан существует вне времени, но даже океан подчиняется смене времён года.
Позже дорога вновь свернула в глубь суши, следуя вдоль русла широкой реки, по которому плыли глубоко осаженные лодки, тянувшие за собой сети.
Наконец мы проехали мимо хорошо знакомого ориентира – древнего каменного укрепления на склоне холма; вскоре мы уже двигались по узкой улице, а впереди лежала знакомая гавань, казавшаяся живой от лодок и морских птиц, висевших сетей, плавающего мусора, занятых работой мужчин и запаха рыбы и соли. Мы приехали в Паллахакси.
Глава 3
Паллахакси расположен вокруг каменистой бухты, и дома, построенные в основном из местного камня, уступами поднимались от гавани вверх по скалам, за исключением стороны, обращённой к берегу, где бухта переходит в долину. С течением времени небольшая рыбацкая деревушка выросла до города средних размеров, раскинувшегося на склоне горы и по краям прибрежной низины. Около десяти лет назад был построен консервный завод, что привело к дальнейшему росту населения. Прежде гавань была достаточно велика, чтобы удовлетворить местные потребности, но с ростом судоходства в западной части гавани был сооружён длинный волнолом, отгородивший водное пространство. Рыболовные суда могли теперь разгружаться непосредственно у причала на волноломе; небольшие паровые вагонетки увозили рыбу по узким улочкам на консервный завод. В гавани находился и рынок, где рыбакичастники продавали свой улов.
Первое, что заинтересовало меня по приезде в Паллахакси, – новый консервный завод, о котором я слышал от отца. Он располагался дальше в городе, за мысом, известным под названием Палец. Судя по всему, старый консервный завод был уже не в состоянии расширяться дальше; более того, как сказал отец, его оборудование устарело.
Я ощущал напряжение, возникшее между мной и отцом. Внезапно я возненавидел новый завод. Я давно знал старый завод, знал в лицо многих работавших там людей, наблюдал за разгрузкой рыбацких лодок, восхищался сложной системой рельсов и механизмов. Завод был моим старым другом.
Теперь отец говорил, что он устарел и должен быть снесён, чтобы освободить место для домов. Как он сказал, завод был бельмом на глазу. Для разгрузки улова на новом заводе судам даже не потребуется заходить в гавань, они смогут разгружаться в заливе ближе к северу, за Пальцем. Вдобавок ко всему, новый завод был собственностью правительства, и отец исполнял там роль консультанта; так сказать, работа во время отпуска.
Через два дня после нашего приезда я прогулялся по окрестным скалам, посмотрел на новые дома с вершины каменного утёса, затем вернулся в наш летний коттедж в южной части города. Я начинал ощущать первые признаки скуки. В коттедже было пусто; отец занимался новым заводом, а мать ушла в город за покупками. Я сел на крыльцо, глядя вдаль на широкий простор залива Паллахакси; внизу справа на конце волнореза виднелся маяк. Прямо на западе, за самым горизонтом, лежала Аста, с которой мы воевали. Думаю, эта близость врага придавала некоторую пикантность жизни в Паллахакси.
Коттедж был довольно примитивным деревянным строением, расположенным на поднимавшейся вверх лужайке, недалеко от вершины скалы. Поблизости стояли и другие коттеджи, разных форм и размеров; среди них паслись локсы, почёсываясь боками о доски. На крыльце соседнего коттеджа сидел лорин, нахально передразнивая меня. Я уже собирался прогнать его, когда на дальнем конце поля заметил какого-то человека. Он не отрывал от меня взгляда и явно направлялся сюда. Прятаться в коттедж было слишком поздно.
– Привет, парень! – издали крикнул он.
Не глядя в его сторону, я оставался сидеть, ковыряя грязь большим пальцем ноги и искренне желая, чтобы он убрался. Один взгляд на него сказал мне достаточно. Среднего роста, коренастый, с весёлыми чертами лица и живой походкой, он явно относился к тому типу людей, кто – как заметила бы моя мать – «прекрасно умеет обращаться с детьми».
– Что-то у тебя грустный вид в такой чудесный день. – Он стоял передо мной, и, ещё не взглянув на него, я уже знал, что он улыбается.
– Угу.
– Насколько я понимаю, ты – Алика-Дроув. Рад с тобой познакомиться, парень. Я друг твоего отца; позволь мне представиться. – Его дружелюбная улыбка гипнотизировала, заставив меня встать и ощутить его рукопожатие. – Меня зовут Хорлокс-Местлер.
Его занесло далеко от дома – город Хорлокс находился в глубине материка, почти у самой границы с враждебной Астой. На какое-то мгновение его имя показалось мне знакомым.
– Чем могу помочь? – спросил я.
– Я хотел бы видеть твоего отца.
– Его нет.
– Вот как? Могу я спросить, где он?
Его неослабевающая вежливость начинала меня бесить. Я почувствовал себя так, словно мне давали урок хороших манер.
– Вероятно, он на новом заводе, – сказал я, делая усилие, чтобы взять себя в руки. – К сожалению, ничем больше не могу помочь. Думаю, он пробудет там достаточно долго. Могу я предложить вам сока кочи?
– Большое спасибо, молодой человек, но, боюсь, у меня нет времени. Мне нужно идти. – Внезапно он с хитрецой посмотрел на меня. – Скучаешь?
– Возможно.
– Скоро сюда придёт грум; такому парню, как ты, следовало бы иметь лодку. С лодкой во время грума можно отлично развлечься. Ну ладно.
Надеюсь, встречу твоего отца на заводе, если потороплюсь. Пока. – Он ушёл подпрыгивающей походкой. Я смотрел ему вслед, не в состоянии решить, понравился ли он мне в конце концов или нет.
Я вернулся в коттедж и остановился, глядя на карту, которую мать повесила на стену. Маленькие флажки обозначали позиции войск Эрто в соответствии с тем, что сообщалось ежедневно в газетах и постоянно обсуждалось среди взрослых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21