Почти в тот же момент вошли Эннли и Гирт.
Кареглазка, не теряя времени, сообщила им новость.
– Ну не знаю… – с сомнением произнёс Гирт, глядя на меня.
– Твой отец действительно так сказал, Дроув? – спросила Эннли.
– Понимаете, у нас собирается жить член Парламента, и отцу нужна моя комната, – сказал я. – Я просто буду жить здесь как обычный постоялец, честное слово.
Гирт широко улыбнулся.
– В таком случае добро пожаловать, и ты будешь не обычным постояльцем.
Покажи ему самую лучшую комнату, Кареглазка.
Она повела меня наверх по лестнице и по извилистому коридору к тяжёлой двери с блестящей медной ручкой. Кареглазка распахнула дверь и отступила в сторону, выжидающе глядя на меня.
Первым, что я увидел, была кровать, на которой могло бы свободно разместиться целое стадо локсов. Огромная, с медными украшениями, она, казалось, занимала большую часть комнаты. Справа стоял тяжёлый чёрный комод, а у противоположной стены – деревянный туалетный столик. Я подошёл к окну и выглянул наружу: передо мной открывался вид на рыбный рынок и гавань. Напротив возвышался холм, покрытый деревьями и домами с серыми крышами; его по диагонали пересекала дорога на Палец. Я увидел человека, ехавшего в запряжённой локсом повозке по пологому склону; верхом на локсе сидел лорин.
Я снова повернулся к Кареглазке.
– Отличная комната, – сказал я. – Я проверю, чтобы твоим родителям хорошо заплатили.
– Не думаю, чтобы их это особенно беспокоило, – ответила она. – Они рады, что ты будешь здесь жить.
Мы сели на кровать и подпрыгнули несколько раз, потом поцеловались.
– Я люблю тебя, Кареглазка, – впервые сказал я.
Она смотрела на меня, и лицо её было неописуемо прекрасным.
Послышались шаги на скрипучей лестнице. Мы отскочили друг от друга. В комнату вошла Эннли.
– Что ж, вы оба явно выглядите счастливыми, – с тревогой сказала она.
– Тебе нравится комната, Дроув?
– Это лучшая комната из всех, которые я когда-либо видел. Вы уверены, что я могу здесь жить?
– Если она подходит для Регента, то подойдёт и для тебя, – рассмеялась она.
– Я тебе не говорила, – улыбнулась Кареглазка, – на случай, если это тебя отпугнёт. Здесь спал Регент, когда как-то раз был в Паллахакси.
– Гм… – я посмотрел на кровать с некоторым благоговейным трепетом.
Интересно, о чём думал Регент, когда лежал на ней, и что ему снилось, когда он спал? Стояла ли за дверью охрана? Не подумал ли он, что Кареглазка – самая красивая девушка во всём Эрто? И если так, решил я, то я убил бы этого грязного мерзляка…
– Конечно, я об этом почти ничего не помню, – сказала Кареглазка. – Мне тогда было всего три года.
Я рассмеялся.
Позже, после того как у Эннли и Кареглазки состоялся какой-то личный разговор матери с дочерью, мы с Кареглазкой направились через рыбный рынок к монументу. Камни под ногами были скользкими от рыбьей чешуи и воды, и мы держались за руки, чтобы не упасть.
– Что тебе сказала твоя мать? – спросил я.
Она остановилась, облокотилась на ограждение и уставилась на густую воду внизу. Там плавал обычный набор странных предметов: обрывки верёвок, поплавки от сетей, дохлая рыба, намокшая бумага. Даже в отбросах гавани Паллахакси есть что-то романтическое. Кареглазка переоделась в жёлтый свитер и голубые джинсы, и я могу поклясться, что она была ещё прекраснее, чем обычно. Я не знал, любовь ли была тому виной, или что-то ещё.
– Мама сказала, что это нехорошо, когда я вместе с тобой в спальне, – сказала она. – Тогда я сказала, что спальня ничем не отличается от любой другой комнаты, верно? Так или иначе, кончилось всё тем, что я обещала не заходить в твою комнату от захода до восхода солнца – по-видимому, это опасное время.
– Угу, – я был разочарован.
– Но мама простодушна, и она забыла взять с меня обещание, чтобы ты не заходил в мою комнату.
– Отлично. – Мне хотелось сменить тему. У меня было такое чувство, что события в этом направлении выходят из-под моего контроля. – Что будем делать сегодня?
– Зайдём к Ленте?
– Слушай, почему бы ради разнообразия не обойтись без Ленты? Думаю, сегодня у неё в гостях Вольф, так что с ней всё в порядке. Давай возьмём мою лодку.
Кареглазка с энтузиазмом согласилась, и мы вошли в мастерскую Сильверджека. Самого его нигде не было видно, так что мы направились прямо к причалу. Вскоре мы уже спустили лодку на воду и выплыли в гавань.
Кареглазка лежала на носу, а я сидел на руле. Почти всё время мы не отрывали взгляда друг от друга, и мне часто приходилось резко менять курс, чтобы в кого-нибудь не врезаться.
Люди махали нам с набережной и звали нас по имени с других лодок, и впервые я понял, насколько мы бросаемся в глаза, насколько люди обращают внимание на сына парла и дочь хозяина гостиницы, постоянно пребывающих в обществе друг друга. В своё время это могло ввергнуть меня в крайнее смущение, но теперь я обнаружил, что рад этому и даже горжусь, что меня видят в обществе прекрасной девушки.
Мы вышли во внешнюю гавань и поплыли параллельно волнолому.
– Я останусь на всю зиму, – уверенно сказал я.
– Теперь я всё время буду здесь, после того как…
– Снова вернулись тяжёлые мысли…
– Мне было очень жаль услышать про Алику, – мягко сказала она.
– Всё нормально. Теперь мой дом здесь… Мы обогнули конец волнолома и направились в сторону Пальца.
– Дроув… – сказала Кареглазка после долгого молчания. – Мне кажется, в Паллахакси что-то затевается. Думаю, я должна тебе об этом сказать. Сегодня утром люди в «Груммете» говорили, что здесь собираются жить члены Парламента, а многие утверждали, что этого нельзя допустить.
Они говорили, что если депутаты будут болтаться здесь со своими привилегиями, не обращая внимания на нормированное распределение и комендантский час, они очень скоро могут оказаться покойниками. Я знаю, что это ужасно, но я должна была тебе об этом сказать.
– Все настолько плохо? – Горожане помалкивали в моём присутствии, ошибочно полагая, что всё передаётся моему отцу.
– Думаю, достаточно серьёзно. Меня лично не слишком волнуют депутаты, но ты говорил, что один из них собирается жить у твоих родителей. Мне бы не хотелось, чтобы что-нибудь случилось с твоей матерью или отцом.
Я мог бы выдать в ответ кучу циничных замечаний, но сдержался.
Кареглазка была слишком хорошо воспитана, чтобы меня понять.
– Смотри! – показал я. – Там, в камнях. – Что-то большое медленно покачивалось на волнах у кромки воды.
– Ой… – Кареглазка отвела взгляд.
Я подплыл ближе. Камни здесь были иззубрены, и, хотя вода стояла почти неподвижно, я опасался пропороть лодку о какой-нибудь выступ. На поверхности плотной воды головой вниз плавало тело.
– Это лорин, – сказал я.
– Кто же на это решился?! Что будем делать, Дроув?
Я пытался собраться с мыслями, когда послышался странный свистящий звук, и часть скалы над нами с грохотом обрушилась вниз, упав в воду с мягким всплеском, от которого даже не пошли волны. Я обернулся и увидел три паровых глиссера, которые мы заметили раньше. Теперь они были совсем близко и двигались вдоль волнолома. От пушек на их палубах поднимались клубы белого дыма.
Это были астонские военные корабли. Они обстреливали Паллахакси.
* * *
Незадолго до комендантского часа, когда все спешили домой, мы встретили Ленту.
– Слушайте, никто не видел Сильверджека? – спросила она. – Отец всё время пытается его найти, с тех пор как я сказала ему, что он был лоцманом на «Изабель».
– Э… Мы его видели, – мрачно ответил я.
– Я этого не помню, Дроув. Где? – озадаченно спросила Кареглазка.
– Он… э… Помнишь тело возле скал? Это не был лорин, Кареглазка. Я в этом уверен. Тело чуть покачнулось на волнах, и я увидел часть его лица.
Могу поклясться, что это был Сильверджек.
Девушки в ужасе смотрели на меня.
– Что же нам теперь делать, Дроув? – спросила Лента.
– Я намерен поговорить с Местлером, – сказал я. Внезапно у меня возникло ужасное подозрение, и я вспомнил, что Местлер не знает, что мы были свидетелями крушения «Изабель».
Глава 15
Когда грум достиг максимума, Правительство зашло в тупик с установлением комендантского часа. Даже Местлер, со всеми его познаниями в астрономии, забыл, что приближается время, когда солнце будет светить постоянно и не будет темноты, а значит, и покрова для таинственных перемещений парлов и их секретных грузов. Теперь грузовики с завода и на завод громыхали через город на виду у всех, и военная полиция больше не имела возможности проводить свои тайные манёвры.
Понятно, что на несколько дней после нападения астонцев Местлер и его люди ушли на дно. По городу ползли зловещие разговоры, и дня не проходило без импровизированного митинга возле монумента. Там были те, кто призывал Стронгарма возглавить депутацию на новый завод (он теперь считался штабквартирой парловской деятельности), но рыбак оставался непреклонным.
Неразумно спорить с оружейными дулами.
Несколько раз я заходил к родителям, обнаруживая их во всё более мрачном настроении. Во второй раз в доме был посторонний; отец представил мне его как Зелдон-Троуна, и мне показалось, что я смутно помню его по своим нечастым визитам в здание Парламента в Алике.
– Остальные депутаты тоже здесь? – спросил я. – Я не видел в городе никаких новых людей. Лицо отца помрачнело.
– И, скорее всего, не увидишь. К сожалению, твои друзья в Паллахакси настроены столь враждебно, что приличные люди считают неразумным появляться в городе. Зелдон-Троун находится в безопасности здесь, у нас, но можешь ты себе представить депутата Парламента гуляющим по улицам, когда это животное Стронгарм на свободе? Наверняка нет! Парламентарии вынуждены разместиться на территории завода – должен сказать, в крайне стеснённых условиях.
– Оставь, Берт, – улыбаясь, сказал Троун. – Не так уж все плохо.
Потом я перекинулся несколькими словами с матерью на кухне и спросил насчёт военной карты, но она не была расположена обсуждать эту тему, и вскоре я с некоторым облегчением ушёл.
Направляясь в сторону центра, я услышал свисток глашатая и, когда подошёл к рыбному рынку, увидел Местлера, стоявшего на перевёрнутом ящике.
Похоже, возникла неизбежная задержка с доставкой оружия для обороны Паллахакси – в связи с тем, что астонцы захватили ключевые промышленные города на материке. Это было исключительно неприятное известие, учитывая недавнюю атаку астонских военных кораблей, но люди должны были поверить, что Правительство делает всё возможное, чтобы исправить положение.
Правительство было крайне благодарно за военные усилия нашего выдающегося города и в признание этого смягчало некоторые меры безопасности, в непопулярности которых отдавало себе полный отчёт, но в своё время это было крайне необходимо.
Комендантский час отменялся. Военная полиция выводилась из города.
– Я думал, полиция была здесь, чтобы защищать нас! – крикнул кто-то, но было уже поздно; Местлер, улыбаясь и кивая, спустился со своего ящика и забирался в ожидавший его мотокар.
Пробившись через толпу, я подбежал к мотокару и крикнул:
– Можно мне с вами поговорить, Хорлокс-Местлер?
Уже сидя в машине, он поднял взгляд и увидел меня. Он улыбнулся, сказал что-то водителю и предложил мне сесть рядом с ним. Вскоре мы ехали по улицам Паллахакси; люди насмехались над нами, ругались и швыряли камни, и я вздрогнул, испугавшись той враждебности, которая меня окружала. Я решил, что, может быть, это не столь уж и здорово – быть парлом. Какое-то время камни стучали по деревянной обшивке машины, потом мы наконец выехали из города.
Местлер велел водителю, чтобы тот остановился, потом повернулся ко мне.
– Я не думаю, что ты хочешь отправиться на завод, – улыбаясь, сказал он. – Так чем могу помочь, молодой человек? – Глаза его лучились обаянием и нежностью, и вся неприязнь к нему в городе вряд ли его коснулась; он уже об этом забыл. Моя мать бы сказала: как это мило, что Хорлокс-Местлер находит возможность поговорить с тобой, дорогой.
– Послушайте, – грубо сказал я. – Вы видели Сильверджека?
Последовала пауза, и я услышал шум грузовика, который проехал по главной улице и начал подниматься по холму позади нас. Домов вокруг было мало, хотя я видел старую женщину, смотревшую на нас из окна полуразвалившейся лачуги напротив.
– Сильверджек был твоим другом, верно? – спросил Местлер; огонёк в его глазах померк.
– Не совсем другом. Я его знал. Погодите… – Только сейчас я понял значение прошедшего времени в наших словах и испугался, не угодил ли в ловушку. – Что значит – был? Вы хотите сказать, что он умер? – Думаю, нотка тревоги в моём голосе прозвучала достаточно правдиво.
Грузовик отчаянно гудел, приближаясь к нам, но, чтобы проехать, было достаточно места. Местлер слегка нахмурился.
– Ты не видел список? Он был вывешен в храме. Сильверджек был одним из несчастных, которые погибли во время трагедии с «Изабель».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21