А тут еще до смерти хочется щегольнуть какой-нибудь идиомой, пословицей или поговоркой. Жуть! Лопочет японец подобным образом и чуть не лопается от гордости — до чего же я здорово знаю английский язык!..
У меня мелькнула озорная мысль: не свести ли этого иностранца с моим дядюшкой? Дядя в вопросах языка самый настоящий твердолобый консерватор. Его просто корежить начинает, когда он слышит неологизмы и всякие жаргонные словечки. А от такой мешанины у него, чего доброго, будет инфаркт. Впрочем… он ведь каждый день сталкивается с «невозможным, засоренным» языком и ничего, — живет…
— Пусть тебя не волнуют подобные вопросы, — мой иностранец вдруг ухмыльнулся и посмотрел мне прямо в глаза, четко выговаривая каждое слово: — Если возникнет такая необходимость, я буду говорить, строго соблюдая все правила старого литературного языка.
Мне даже нехорошо стало. Мысли мои он читает, что ли?..
Честное слово, это произошло не по моей воле! Очень мне надо, я-то пока еще не сошел с ума… И тем не менее я как марионетка поднял руку, остановил такси, назвал свой адрес. Шофер, взглянув на моего спутника, вытаращил глаза и, очевидно, с большим удовольствием послал бы нас к черту, но было ужо поздно: мы уселись и захлопнули дверцу.
— Ой-ой-ой! — завопил мой иностранец. — Это и есть так называемый автомобиль? Какой дикарский транспорт!
— А ты не очень-то шуми! Дикарский, видите ли!.. Какой уж есть! — шофер явно напрашивался на скандал. — Деревенщина, небось, никогда и в машинах-то не ездил, а туда же…
— А вы пораскиньте мозгами, — иностранец нимало не смутился, — неужели не противно ехать в этом громоздком тарантасе, испускающем страшно ядовитый газ? Да еще полагаться всего лишь на жалкое звериное чутье… Нет, это равносильно самоубийству!
— Не нравится, так давай выходи! — огрызнулся водитель.
— Ш-ш! — остановил я иностранца. — Пожалуйста, не сердите водителя! Может быть, он нас и не высадит, по повезет как камикадзе, это уж точно!
— Надо же, какие кипеть, бурлить, бушевать страсти!.. Досточтимый господин, дозволь услышать твое уважаемое имя! Пошевеливайся, выкладывай!
— Меня зовут Юдзо Тода, — сказал я, едва сдерживаясь, чтобы не завыть от все усиливавшейся головной боли. — Простите, а вас как зовут?
— Гоэмон! — торжественно произнес он.
— Гоэмон?! — я не поверил своим ушам. — Уж не тот ли вы знаменитый средневековый разбойник Гоэмон Исикава?
— Господни Исикава не имеет ко мне никакого отношения. Я — просто Гоэмон. Очень даже славный род, между прочим.
— А-а, значит, Гоэмон — фамилия. Ясно… — Я вытер выступивший на лбу пот. — А имя?
— Имя? — у господина Гоэмона сделалось странное лицо. — Имени нет. Есть номер. Я — Гоэмон № 1268911.
А, не все ли равно! Мне было плохо. В голове что-то крутилось волчком. Гоэмон?.. Мало ли какие фамилии бывают у иностранцев? Иногда они звучат для японского уха очень странно, потому что ассоциируются с каким-то определенным понятием.
Вот хотя бы название самой высокой точки Пиренеев, гор на границе Франции и Испании. По-японски это означает… хе-хе-хе… даже и сказать неудобно… Не верите — загляните в атлас!
Вас зовут Гоэмон, господин иностранец? Ну и на здоровье! По сравнению с вашим диким обликом фамилия даже приятная. Впрочем, может быть, вы хотели поиздеваться над японцами, выбрав себе такую фамилию?.. А мне наплевать!.. Меня больше занимало, как избавиться от Гоэмона. Неужели он водворится в моей комнате и превратит ее в «народную гостиницу»?! И мне придется жить под одной крышей с этим, с этим… Нет, еще секунда, и меня хватит кондрашка!
— Итак, славный муж, Юдзо Тода, — Гоэмон протянул мне руку, — теперь мы поведали друг другу наши имена. Скрепим зарождающуюся дружбу крепким рукопожатием!
Обтерев вспотевшую ладонь о брюки, я опасливо пожал его руку. Она была ледяная, шершавая, с короткими толстыми пальцами.
Пальцы!!!
Я заметил это только тогда, когда пожал его руку. У меня перехватило дыхание. Непрерывно возраставшее удивление сменилось паническим ужасом, и я, хоть это и было невежливо с моей стороны, не помня себя, полез в окно.
— Эй, пассажиры! — колючий голос водителя несколько отрезвил меня. — Выходите. Приехали. Сам не пойму, где и как ехали, но приехали. Факт!
— Да вы что? — Я весь обмяк. — Шутите? Мы же ехали минут пять, от силы семь!
— Пять… это точно… Первый раз вижу, чтобы за проезд из Йокогамы до Токио на счетчике всего сто двадцать иен-накрутилось… — таксист говорил запинаясь, глухим голосом. — Не хочу я ваших денег, только поскорей выметайтесь из машины! Это надо ж — два километра… из Йокогамы…
Безмолвный мир
Когда мы вышли из такси, сопровождаемые злобным взглядом водителя, я пошатывался. Может быть, мне снится кошмарный сон?..
Доехать за пять минут из Йокогамы до токийского района Сетая! Да еще вечером, в часы пик!.. По прямой и то километров двадцать будет. А на счетчике — два… И сто двадцать иен…
Нет, не может быть! Чудес на свете не бывает! Это сон… Все мне снится: и сумасшедший иностранец, и головокружительный полет — именно полет, а не поездка! — из Йокогамы в Токио. Два километра… сто двадцать иен… Вот сейчас я проснусь в своей постели, которая никогда не убирается… Ой, как болит голова!.. И тошнит… Нельзя больше так напиваться… С похмелья и не то померещится…
— О чем вы задумались? — сказал, заглядывая мне в лицо, странный человек… иностранец… Гоэмон…
— Все, точка!.. — пробормотал я и махнул рукой, пытаясь отогнать нелепый призрак. — С завтрашнего дня перестаю пить. Клянусь!.. Никогда в жизни… или нет — год, полгода… не притронусь к дешевому виски!.. Сгинь, исчезни! И так тошно, а тут еще ты…
— Ай-ай-ай, нехорошо! — Гоэмон замахал руками, как сигнальными флажками. Глаза у него запрыгали — вверх-вниз, вверх-вниз. — Авто, таксо, таксомотор ехал очень медленно, а заторов было очень много, я и… Ты, миленький, видать, непривычный к передвижению в суперпространстве?
— Замолчи! — завыл я, схватившись за голову. — Чем трепаться, лучше бы нашел мой будильник.
— Будильник? — привстав на цыпочки, Гоэмон заглянул мне в глаза. Я увидел густые волосы, торчавшие из огромных ноздрей. — Не молоти чушь! Ты же не спишь.
— Часы, будильник! — орал я. — Надо, чтобы он зазвонил!.. Тогда я проснусь, и все исчезнет… Прощай, Гоэмон-сан!
— Зачем — прощай? Мы те только что приехали. А ну-ка, раб, пошевеливайся, топай, шествуй, ступай, вступай в свои покои! И я за тобой. Хочу, желаю отдохнуть!
А-а, пожалуйста, куда угодно, куда хотите!.. Все равно где-нибудь в нашем микрорайоне зазвонит будильник, и кошмар кончится. Сколько я за свою жизнь видел снов — и не счесть, но такая чушь пригрезилась в первый раз. Хорошо бы проснуться, не доходя до дверей моей комнаты. Если этот оборотень переступит порог, придется завтра же съезжать с квартиры, не то страхи замучают.
— У-й-й! — диким голосом завопил Гоэмон, то бишь приснившийся мне оборотень, рассматривая здания нашего микрорайона. — Что это за кубики?
— Это наш микрорайон, — машинально ответил я и тут же подумал, что глупо разговаривать во сне, да еще с оборотнем.
— Микрорайон? — Гоэмон недоуменно склонил голову. — Это в каких же смыслах?
— А в том смысле… Короче говоря, микрорайон представляет собой комплекс многоквартирных жилых корпусов… В общем, дома…
— Какие же это дома? Это коробки.
— Никакие не коробки! Современные жилые дома. У нас в Японии еще как дерутся за эти квартиры…
Не обращая внимания на мои разъяснения, Гоэмон извлек из складок штанов старинную дорожную шкатулку для туши и кисточек, рулон туалетной бумаги — ею он, видимо, пользовался как записной книжкой — и великолепным почерком, очень меня удивившим, написал: «Японцы живут в коробках».
Я было запротестовал, стремясь защитить честь моих дорогих соотечественников, — действительно, что же это получится, если каждый иностранец будет делать подобные ошибочные выводы?! Но почему-то раздумал. Ничего, проснусь, и все исчезнет.
— Пошли, — сказал он, пряча шкатулку. — Шагай, маршируй!
Но мне не хотелось следовать за ним. Никому бы не захотелось.
— Послушайте, Гоэмон-сан, — сказал я, — вы бы не желали остановиться в отеле? Я могу подыскать лам дешевый и уютный номер.
— Не желал бы… — поднимаясь по лестнице, Гоэмон посмотрел вверх. — А у вас в комнате кто-то есть.
— Что вы, отсюда не видно, я же на третьем этаже живу, — пробормотал я. — Да и ключ у меня в кармане…
Но когда мы подходили к моей квартире, я испугался. Дверь была приоткрыта, изнутри доносились какие-то звуки.
Что это?.. Сердце сильно забилось.
Единственный человек, у которого есть ключ…
Из глубины комнаты стремительно выскочила Кисако и повисла у меня на шее.
— Милый, прости меня! Я такого тебе наговорила! Специально пришла, чтобы извиниться… Я во всем виновата, я!.. Под вечер так тошно стало, места себе не нахожу… Вот и пришла… просить прощения… Пришла, а тебя нет. Решила подождать. А пока ждала, прибрала квартиру и наготовила кучу вкусных вещей.
Кисако спрятала лицо у меня на груди, должно быть, чуточку смутилась. Ее прямые коротко остриженные волосы щекотали мне щеки, сладкий запах духов «Воль де нюи» кружил голову.
Обычно в подобных случаях я мгновенно начинаю сиять. Все три года мы только и делаем, что ссоримся да миримся. Наверно, потому и не женимся, что боимся расстаться с подобным удовольствием. Но сейчас я не почувствовал никакой радости.
— Ну, мир, да? — Кисако подняла лицо. — В знак примирения…
Прикрыв глаза, она приблизила губы к моим губам.
— Вы что это, кусаться собираетесь? — раздался бесцеремонный скрипучий голос Гоэмона.
Кисако вздрогнула, отпрянула от меня и, вспыхнув, уставилась на незнакомца.
— Прости, я не знала… — она прижала ладони к пылающим щекам. — Оказывается, с тобой гость… Вы вместе пришли?
— Кисако! — шепнул я в полном отчаянии, взяв ее руки в свои. — Я не хотел, чтобы ты пришла слишком рано… Ох, только не это!.. Я хотел проснуться до того, как ты придешь…
— Что ты болтаешь?! — она нахмурилась, потом, глядя за мою спину, сказала медовым голосом: — Ради бога, простите, я вас не заметила. Прошу вас, проходите, пожалуйста!
Непостижимые существа женщины! Им ничего не стоит преобразиться. Вот и Кисако тоже. Когда мы поцапаемся, она пулей вылетает в переднюю и пинком ноги распахивает дверь. Но если в этот момент появляются гости, Кисако чинно приседает и, касаясь тремя пальцами пола, низко кланяется. Прекрасные манеры! Картина в стиле Огасавары.
— Добро пожа…
Ага, она лишилась дара речи! И все же с готовыми выскочить из орбит глазами, с широко разинутым ртом, в котором застрял конец слова, Кисако склонилась в глубоком поклоне.
А скотина Гоэмон и ухом не повел. Перепрыгнув через Кисако, он ринулся в комнату.
Кисако не шевелилась — так и застыла со склоненной головой. Что с ней? Поклон очень уж затянулся. Я коснулся ее плеча и почувствовал, как она дрожит.
— С-с-с… со-о-о… — забормотала Кисако.
— Что?.. Что с тобой? — заорал я, приходя в ужас.
— Со-соли… скорее…
Я бросился в кухню и принес щепотку соли. Она положила ее в рот, пососала, скривилась в гримасе и наконец подняла голову. Из глаз текли слезы, но Кисако уже хохотала как сумасшедшая.
— Тьфу, как горько!.. А это кто? Твой дядя из деревни?
— Да нет, — сказал я, теряя последние силы, — нет… Он… это… понимаешь, сон…
— Сон?
— Ага. Перебрал дешевого виски, вот мне и снится это чудовище… Мне стыдно, что я показываю тебе такой гнусный сон…
— Что ты говоришь? Очнись! — она испуганно взглянула на меня. — Ты пьяный, да?
— Нет, совсем не пьяный… — я говорил медленно, пережевывая каждое слово. — Но, понимаешь, все это сон. Я сплю, и мне снится… Оборотень в обличье «человека-рекламы» — сон… И ты — сон… И сам я — тоже сон…
Кисако капризно надула губы.
— Как тебе не стыдно! Вовсе я не сон и не снюсь тебе! Я же не сплю…
— Что ты там сюсюкаешь — шу-шу-шу? — раздался голос Гоэмона. Он стоял на пороге. Невежа, войдя в дом, не снял ни шляпы, ни обуви. — Что это у тебя? — Он ткнул пальцем в Кисако. — Зверушку держишь? Для забавы? Ну, иди сюда, ишь ты, какое милое, ласковое животное!..
Брови Кисако стремительно взлетели вверх.
— Нет, нет, это… она… — Я захлебнулся словами. — Разрешите представить, моя… э-э-э… невеста Кисако.
— А-а, киска… Это которые мышей ловят, — он понимающе кивнул.
— Да вы что?! Не кошка, а женщина! Кисако ее имя. Мы собираемся пожениться.
— А-а-а, твоя самка, значит!
Я видел, как у Кисако дрогнули губы. У меня снова все завертелось в голове. Хоть бы проснуться! Хоть бы поскорее проснуться! Хоть бы будильник зазвенел!..
— А зачем ты давеча с этой самкой кусался?
Перед глазами у меня поплыли огненные круги.
— Это… это… Ну, как вам объяснить… Это — поцелуй! Так мы выражаем любовь…
Гоэмон тут же извлек знакомый мне рулон туалетной бумаги и размашисто написал: «Самцы и самки в знак любви кусаются».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
У меня мелькнула озорная мысль: не свести ли этого иностранца с моим дядюшкой? Дядя в вопросах языка самый настоящий твердолобый консерватор. Его просто корежить начинает, когда он слышит неологизмы и всякие жаргонные словечки. А от такой мешанины у него, чего доброго, будет инфаркт. Впрочем… он ведь каждый день сталкивается с «невозможным, засоренным» языком и ничего, — живет…
— Пусть тебя не волнуют подобные вопросы, — мой иностранец вдруг ухмыльнулся и посмотрел мне прямо в глаза, четко выговаривая каждое слово: — Если возникнет такая необходимость, я буду говорить, строго соблюдая все правила старого литературного языка.
Мне даже нехорошо стало. Мысли мои он читает, что ли?..
Честное слово, это произошло не по моей воле! Очень мне надо, я-то пока еще не сошел с ума… И тем не менее я как марионетка поднял руку, остановил такси, назвал свой адрес. Шофер, взглянув на моего спутника, вытаращил глаза и, очевидно, с большим удовольствием послал бы нас к черту, но было ужо поздно: мы уселись и захлопнули дверцу.
— Ой-ой-ой! — завопил мой иностранец. — Это и есть так называемый автомобиль? Какой дикарский транспорт!
— А ты не очень-то шуми! Дикарский, видите ли!.. Какой уж есть! — шофер явно напрашивался на скандал. — Деревенщина, небось, никогда и в машинах-то не ездил, а туда же…
— А вы пораскиньте мозгами, — иностранец нимало не смутился, — неужели не противно ехать в этом громоздком тарантасе, испускающем страшно ядовитый газ? Да еще полагаться всего лишь на жалкое звериное чутье… Нет, это равносильно самоубийству!
— Не нравится, так давай выходи! — огрызнулся водитель.
— Ш-ш! — остановил я иностранца. — Пожалуйста, не сердите водителя! Может быть, он нас и не высадит, по повезет как камикадзе, это уж точно!
— Надо же, какие кипеть, бурлить, бушевать страсти!.. Досточтимый господин, дозволь услышать твое уважаемое имя! Пошевеливайся, выкладывай!
— Меня зовут Юдзо Тода, — сказал я, едва сдерживаясь, чтобы не завыть от все усиливавшейся головной боли. — Простите, а вас как зовут?
— Гоэмон! — торжественно произнес он.
— Гоэмон?! — я не поверил своим ушам. — Уж не тот ли вы знаменитый средневековый разбойник Гоэмон Исикава?
— Господни Исикава не имеет ко мне никакого отношения. Я — просто Гоэмон. Очень даже славный род, между прочим.
— А-а, значит, Гоэмон — фамилия. Ясно… — Я вытер выступивший на лбу пот. — А имя?
— Имя? — у господина Гоэмона сделалось странное лицо. — Имени нет. Есть номер. Я — Гоэмон № 1268911.
А, не все ли равно! Мне было плохо. В голове что-то крутилось волчком. Гоэмон?.. Мало ли какие фамилии бывают у иностранцев? Иногда они звучат для японского уха очень странно, потому что ассоциируются с каким-то определенным понятием.
Вот хотя бы название самой высокой точки Пиренеев, гор на границе Франции и Испании. По-японски это означает… хе-хе-хе… даже и сказать неудобно… Не верите — загляните в атлас!
Вас зовут Гоэмон, господин иностранец? Ну и на здоровье! По сравнению с вашим диким обликом фамилия даже приятная. Впрочем, может быть, вы хотели поиздеваться над японцами, выбрав себе такую фамилию?.. А мне наплевать!.. Меня больше занимало, как избавиться от Гоэмона. Неужели он водворится в моей комнате и превратит ее в «народную гостиницу»?! И мне придется жить под одной крышей с этим, с этим… Нет, еще секунда, и меня хватит кондрашка!
— Итак, славный муж, Юдзо Тода, — Гоэмон протянул мне руку, — теперь мы поведали друг другу наши имена. Скрепим зарождающуюся дружбу крепким рукопожатием!
Обтерев вспотевшую ладонь о брюки, я опасливо пожал его руку. Она была ледяная, шершавая, с короткими толстыми пальцами.
Пальцы!!!
Я заметил это только тогда, когда пожал его руку. У меня перехватило дыхание. Непрерывно возраставшее удивление сменилось паническим ужасом, и я, хоть это и было невежливо с моей стороны, не помня себя, полез в окно.
— Эй, пассажиры! — колючий голос водителя несколько отрезвил меня. — Выходите. Приехали. Сам не пойму, где и как ехали, но приехали. Факт!
— Да вы что? — Я весь обмяк. — Шутите? Мы же ехали минут пять, от силы семь!
— Пять… это точно… Первый раз вижу, чтобы за проезд из Йокогамы до Токио на счетчике всего сто двадцать иен-накрутилось… — таксист говорил запинаясь, глухим голосом. — Не хочу я ваших денег, только поскорей выметайтесь из машины! Это надо ж — два километра… из Йокогамы…
Безмолвный мир
Когда мы вышли из такси, сопровождаемые злобным взглядом водителя, я пошатывался. Может быть, мне снится кошмарный сон?..
Доехать за пять минут из Йокогамы до токийского района Сетая! Да еще вечером, в часы пик!.. По прямой и то километров двадцать будет. А на счетчике — два… И сто двадцать иен…
Нет, не может быть! Чудес на свете не бывает! Это сон… Все мне снится: и сумасшедший иностранец, и головокружительный полет — именно полет, а не поездка! — из Йокогамы в Токио. Два километра… сто двадцать иен… Вот сейчас я проснусь в своей постели, которая никогда не убирается… Ой, как болит голова!.. И тошнит… Нельзя больше так напиваться… С похмелья и не то померещится…
— О чем вы задумались? — сказал, заглядывая мне в лицо, странный человек… иностранец… Гоэмон…
— Все, точка!.. — пробормотал я и махнул рукой, пытаясь отогнать нелепый призрак. — С завтрашнего дня перестаю пить. Клянусь!.. Никогда в жизни… или нет — год, полгода… не притронусь к дешевому виски!.. Сгинь, исчезни! И так тошно, а тут еще ты…
— Ай-ай-ай, нехорошо! — Гоэмон замахал руками, как сигнальными флажками. Глаза у него запрыгали — вверх-вниз, вверх-вниз. — Авто, таксо, таксомотор ехал очень медленно, а заторов было очень много, я и… Ты, миленький, видать, непривычный к передвижению в суперпространстве?
— Замолчи! — завыл я, схватившись за голову. — Чем трепаться, лучше бы нашел мой будильник.
— Будильник? — привстав на цыпочки, Гоэмон заглянул мне в глаза. Я увидел густые волосы, торчавшие из огромных ноздрей. — Не молоти чушь! Ты же не спишь.
— Часы, будильник! — орал я. — Надо, чтобы он зазвонил!.. Тогда я проснусь, и все исчезнет… Прощай, Гоэмон-сан!
— Зачем — прощай? Мы те только что приехали. А ну-ка, раб, пошевеливайся, топай, шествуй, ступай, вступай в свои покои! И я за тобой. Хочу, желаю отдохнуть!
А-а, пожалуйста, куда угодно, куда хотите!.. Все равно где-нибудь в нашем микрорайоне зазвонит будильник, и кошмар кончится. Сколько я за свою жизнь видел снов — и не счесть, но такая чушь пригрезилась в первый раз. Хорошо бы проснуться, не доходя до дверей моей комнаты. Если этот оборотень переступит порог, придется завтра же съезжать с квартиры, не то страхи замучают.
— У-й-й! — диким голосом завопил Гоэмон, то бишь приснившийся мне оборотень, рассматривая здания нашего микрорайона. — Что это за кубики?
— Это наш микрорайон, — машинально ответил я и тут же подумал, что глупо разговаривать во сне, да еще с оборотнем.
— Микрорайон? — Гоэмон недоуменно склонил голову. — Это в каких же смыслах?
— А в том смысле… Короче говоря, микрорайон представляет собой комплекс многоквартирных жилых корпусов… В общем, дома…
— Какие же это дома? Это коробки.
— Никакие не коробки! Современные жилые дома. У нас в Японии еще как дерутся за эти квартиры…
Не обращая внимания на мои разъяснения, Гоэмон извлек из складок штанов старинную дорожную шкатулку для туши и кисточек, рулон туалетной бумаги — ею он, видимо, пользовался как записной книжкой — и великолепным почерком, очень меня удивившим, написал: «Японцы живут в коробках».
Я было запротестовал, стремясь защитить честь моих дорогих соотечественников, — действительно, что же это получится, если каждый иностранец будет делать подобные ошибочные выводы?! Но почему-то раздумал. Ничего, проснусь, и все исчезнет.
— Пошли, — сказал он, пряча шкатулку. — Шагай, маршируй!
Но мне не хотелось следовать за ним. Никому бы не захотелось.
— Послушайте, Гоэмон-сан, — сказал я, — вы бы не желали остановиться в отеле? Я могу подыскать лам дешевый и уютный номер.
— Не желал бы… — поднимаясь по лестнице, Гоэмон посмотрел вверх. — А у вас в комнате кто-то есть.
— Что вы, отсюда не видно, я же на третьем этаже живу, — пробормотал я. — Да и ключ у меня в кармане…
Но когда мы подходили к моей квартире, я испугался. Дверь была приоткрыта, изнутри доносились какие-то звуки.
Что это?.. Сердце сильно забилось.
Единственный человек, у которого есть ключ…
Из глубины комнаты стремительно выскочила Кисако и повисла у меня на шее.
— Милый, прости меня! Я такого тебе наговорила! Специально пришла, чтобы извиниться… Я во всем виновата, я!.. Под вечер так тошно стало, места себе не нахожу… Вот и пришла… просить прощения… Пришла, а тебя нет. Решила подождать. А пока ждала, прибрала квартиру и наготовила кучу вкусных вещей.
Кисако спрятала лицо у меня на груди, должно быть, чуточку смутилась. Ее прямые коротко остриженные волосы щекотали мне щеки, сладкий запах духов «Воль де нюи» кружил голову.
Обычно в подобных случаях я мгновенно начинаю сиять. Все три года мы только и делаем, что ссоримся да миримся. Наверно, потому и не женимся, что боимся расстаться с подобным удовольствием. Но сейчас я не почувствовал никакой радости.
— Ну, мир, да? — Кисако подняла лицо. — В знак примирения…
Прикрыв глаза, она приблизила губы к моим губам.
— Вы что это, кусаться собираетесь? — раздался бесцеремонный скрипучий голос Гоэмона.
Кисако вздрогнула, отпрянула от меня и, вспыхнув, уставилась на незнакомца.
— Прости, я не знала… — она прижала ладони к пылающим щекам. — Оказывается, с тобой гость… Вы вместе пришли?
— Кисако! — шепнул я в полном отчаянии, взяв ее руки в свои. — Я не хотел, чтобы ты пришла слишком рано… Ох, только не это!.. Я хотел проснуться до того, как ты придешь…
— Что ты болтаешь?! — она нахмурилась, потом, глядя за мою спину, сказала медовым голосом: — Ради бога, простите, я вас не заметила. Прошу вас, проходите, пожалуйста!
Непостижимые существа женщины! Им ничего не стоит преобразиться. Вот и Кисако тоже. Когда мы поцапаемся, она пулей вылетает в переднюю и пинком ноги распахивает дверь. Но если в этот момент появляются гости, Кисако чинно приседает и, касаясь тремя пальцами пола, низко кланяется. Прекрасные манеры! Картина в стиле Огасавары.
— Добро пожа…
Ага, она лишилась дара речи! И все же с готовыми выскочить из орбит глазами, с широко разинутым ртом, в котором застрял конец слова, Кисако склонилась в глубоком поклоне.
А скотина Гоэмон и ухом не повел. Перепрыгнув через Кисако, он ринулся в комнату.
Кисако не шевелилась — так и застыла со склоненной головой. Что с ней? Поклон очень уж затянулся. Я коснулся ее плеча и почувствовал, как она дрожит.
— С-с-с… со-о-о… — забормотала Кисако.
— Что?.. Что с тобой? — заорал я, приходя в ужас.
— Со-соли… скорее…
Я бросился в кухню и принес щепотку соли. Она положила ее в рот, пососала, скривилась в гримасе и наконец подняла голову. Из глаз текли слезы, но Кисако уже хохотала как сумасшедшая.
— Тьфу, как горько!.. А это кто? Твой дядя из деревни?
— Да нет, — сказал я, теряя последние силы, — нет… Он… это… понимаешь, сон…
— Сон?
— Ага. Перебрал дешевого виски, вот мне и снится это чудовище… Мне стыдно, что я показываю тебе такой гнусный сон…
— Что ты говоришь? Очнись! — она испуганно взглянула на меня. — Ты пьяный, да?
— Нет, совсем не пьяный… — я говорил медленно, пережевывая каждое слово. — Но, понимаешь, все это сон. Я сплю, и мне снится… Оборотень в обличье «человека-рекламы» — сон… И ты — сон… И сам я — тоже сон…
Кисако капризно надула губы.
— Как тебе не стыдно! Вовсе я не сон и не снюсь тебе! Я же не сплю…
— Что ты там сюсюкаешь — шу-шу-шу? — раздался голос Гоэмона. Он стоял на пороге. Невежа, войдя в дом, не снял ни шляпы, ни обуви. — Что это у тебя? — Он ткнул пальцем в Кисако. — Зверушку держишь? Для забавы? Ну, иди сюда, ишь ты, какое милое, ласковое животное!..
Брови Кисако стремительно взлетели вверх.
— Нет, нет, это… она… — Я захлебнулся словами. — Разрешите представить, моя… э-э-э… невеста Кисако.
— А-а, киска… Это которые мышей ловят, — он понимающе кивнул.
— Да вы что?! Не кошка, а женщина! Кисако ее имя. Мы собираемся пожениться.
— А-а-а, твоя самка, значит!
Я видел, как у Кисако дрогнули губы. У меня снова все завертелось в голове. Хоть бы проснуться! Хоть бы поскорее проснуться! Хоть бы будильник зазвенел!..
— А зачем ты давеча с этой самкой кусался?
Перед глазами у меня поплыли огненные круги.
— Это… это… Ну, как вам объяснить… Это — поцелуй! Так мы выражаем любовь…
Гоэмон тут же извлек знакомый мне рулон туалетной бумаги и размашисто написал: «Самцы и самки в знак любви кусаются».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28