— Она, как и некоторые старые полинезийцы, потомки длинноухихnote 9, наизусть знает многие ритуальные песни. Это может представлять определенный лингвистический интерес. Когда захотите, Тонио или я отведем вас в ее лачугу. Если она будет в настроении, то споет вам старые песни, которые сможете записать на магнитофон.
Потом опять развернулась дискуссия о событиях дня. Во время разговора мэр был озабочен. Напряженность мэра, задумчивость и даже отсутствующий вид всегда веселой и подвижной Маевы Парои заинтриговали главу экспедиции. Падре Кинтана тоже был какой-то странный. Великолепно зная психологию, этими протяжными «да-а-а…» он скрывал свое любопытство от окружающих. Откровения придут в свое время. Ведь с самого утра он видел, что среди жителей острова царит необычное оживление, какая-то нервозность, причин которой понять не мог.
К десяти вечера Христиан Денуае пошел проводить учительницу до ее домика, стоящего на южном выходе из деревни. И тут Маева заговорила. Казалось, она хотела задержать уход этнографа, но в потоке ее слов было что-то искусственное, необычное. Наконец она прекратила болтовню и стала молча рыться в многочисленных карманах своих джинсов. Христиан подумал, что она ищет ключи.
— Ну ладно. — неуклюже начал он, стремясь поскорее уйти.
— У меня кончились сигареты, Христиан. Не могли бы вы… — перебила она.
— А… да… конечно, — откликнулся француз, доставая из правого кармана рубахи полупустую и помятую пачку «Лакки страйк». — Возьмите себе, — добавил он, доставая зажигалку.
В это время на залитой лунным светом дороге появился человек с переброшенной через плечо сумой. Он размашисто шагал, не замечая молодых людей, стоящих в тени на пороге маленького белого домика. Вспыхнул огонек зажигалки, отбрасывая колеблющийся Свет на лицо полинезийки. Увидев огонек, человек резко остановился посреди дороги, вытаращил глаза и вдруг, развернувшись, бросился бежать с приглушенным криком. Учительница быстро отперла дверь и, охваченная паникой, втащила этнографа внутрь, задвинув засов. Христиан услышал, как она тяжело дышит. Удивленный этнограф молчал, ожидая, когда загорится свет, но Маева стояла молча. Тяжелая тишина уже давила на молодых людей. С фальшивым смешком, желая разрядить напряженность, Денуае сказал:
— Ну и рванул этот парень! Наверное, принял нас за Moai Kava Kava?note 10
Маева в темноте несколько раз нервно затянулась сигаретой и наконец проговорила слегка дрожащим голосом:
— Подождите…
Она на ощупь нашла его руку и ввела в небольшой холл, широкое окно которого выходило на южную оконечность острова. Лунный свет рисовал квадраты на диване, стоящем перед окном. Они сели на диван.
— Почему ты не включишь свет? — фамильярно обратился он к ней, как это принято у полинезийцев.
— Подожди… Не сейчас…
— Ладно. Но что случилось со всеми вами? С тобой, с мэром и другими? Вы даже до толчка казались странными…
Она долго смотрела на тлеющий кончик сигареты, прежде чем ответить.
— Да, ты прав. Когда мы пошли сегодня на пикник, дети мне тоже… показались странными. Они шушукались с видом заговорщиков и замолкали, когда я их о чем-либо спрашивала. Я подумала и поняла, что вчера или прошлой ночью, они сами или их родители видели… нечто…
— Что значит «нечто»?
— Что-то, но я не знаю что. Что-то, что их взбудоражило.
— Ну и ну! Они, наверное, видели какие-то тени или слышали шум. Может быть, это был звук от нашего движка. Вчера вечером он грохнул, а потом вышел из строя.
Она отрицательно покачала головой, и огонек сигареты отметил это движение огненными полосками.
— Нет, Крис. У губернатора и доктора тоже есть движки, но их шум никого не смущает. К тому же. когда я утром шла с учениками, жители, собравшись группками, о чем-то тихо говорили. Мужчины и женщины, А при моем приближении они замолкали.
— Но почему? Разве ты не одна из них?
— Меня родила мать-таитянка, а воспитывалась я в Папеэте, затем в Антофагасте в Чили, где служил чиновником мой отец, тоже метис чилийско-полинезийского происхождения. Я слишком европеизирована, чтобы местные считали меня своей. Они, конечно, любят меня, но это ничего не меняет, если речь идет о каких-то событиях вроде нынешних. Впрочем, вспомни сам мэра Антонио Хореко. Он называет тебя братом, но когда ты начинаешь расспрашивать его о табу, ты перестаешь быть его братом и становишься extranjeros, то есть иностранцем. Это не мешает ему уважать и любить тебя, но поступать он будет по-своему.
— М-м-м, — промычал француз. — Ты полагаешь, он знает, что представляет собой это «нечто»?
— Он мне ничего не сказал, но понял, что я обратила внимание на необычное поведение жителей.
— И все это произошло внезапно?
— Нет, — ответила она после некоторого колебания. — Дней десять назад я уже отметила для себя странное поведение моих учеников, например неожиданную скрытность. Но это не проявлялось так явно и болезненно, как сегодня. Не было всеобщей нервозности. Первый раз феномен охватывал только небольшое число лиц.
— Другими словами, немногие малыши и подростки… видели «нечто»?
— Представь себе, что в какой-то момент я даже подумала, что кто-то обнаружил наконец еще одну табличку ронго-ронго, и это событие вызвало у жителей поселка нечто вроде мании величия, сопровождаемой тайными сходками и таинственным видом, чтобы разжечь любопытство ех{га1фго8. На Рапа-Нуи все знают, что таблички стоят очень дорого. Но я отказалась от этой гипотезы. Если бы кто-нибудь из аборигенов совершил такую находку, он тут же побежал бы к тебе, чтобы обменять ее на золото.
— И пожалуй, остался бы таким же нищим, — улыбнулся этнограф. — Черт побери! — вдруг воскликнул он. — Это точно, десять дней назад начались странности у твоих учеников и их родителей?
— Ну, точную дату я тебе не скажу, но вроде бы так…
— Знаешь; может быть, и нет никакой связи, но именно в это время была взорвана первая бомба «Н» к югу от острова Хендриксон.
— А сегодня взорвали такую же и в том же месте, — попыталась продолжить закономерность учительница.
— Да. Но это не объясняет, почему накануне жители острова видели «нечто», — запротестовал этнограф, неожиданно заволновавшись.
— Крис, я не знаю, что случилось, но я боюсь…
— Боишься? Вот те на! Наверное, на тебя повлияла подозрительность этих людей, которые пугаются собственной тени!
— Может, ты и прав, Крис, но речь идет не о тенях…
Их глаза привыкли к полутьме холла. Лунный свет вычерчивал силуэты на фоне окна, и этнограф никак не мог принять всерьез страхи Маевы.
— Ну, ну, — сказал он, дружески касаясь пальцами руки девушки. — Ты учительница и даже лиценциат словесности, а веришь в разные средневековые штучки. Кстати, почему ты не зажигаешь свет?
— Это, конечно, глупо, — призналась она. — Я, наверное, смешна, как тот парень, который принял нас за злых Аку-Аку.
Этнограф улыбнулся, подумав о невероятной суеверности полинезийцев, которые и при дневном свете верят в проделки оборотней или духов Аку-Аку.
Девушка встала. И тут на ее лице отразилось ужасное волнение. Она инстинктивно прильнула к Христиану Денуае, который смотрел через окно на южную оконечность острова. Немногим более чем в двух километрах от них на вершине вулкана Рано Као, кратер которого превратился в озеро, возникло странное призрачное свечение, бросающее отблеск на темное небо.
В этот же день, после полудня, британский бомбардировщик со второй экспериментальной бомбой «Н» достиг зоны, где должно было состояться испытание. Аппарат, окрещенный «Sunny Ray», под командованием Flying commander Стива О’Брайена заложил крутой вираж, чтобы выйти на точку (в соответствии с указаниями начальства) на острове Хендриксон, расположенном в тысяче ста километрах к северу.
Производя ориентирование самолета на обратный курс, О’Брайен, летя на высоте девятнадцать тысяч метров, внимательно наблюдал за многочисленными контрольными приборами. В это время штурман Петер Хиггинс еще раз проверял координаты точки сбрасывания.
— Внимание, командан, droping point через тридцать секунд…
Командан Стив О’Брайен просто кивнул головой. Шлем и респиратор скрывали выражение его лица, застывшего в нервном напряжении.
— Внимание! Готовность десять секунд! Начинаю отсчет…
Радист Дэйвид Биддл взглянул на офицеров и прикусил нижнюю губу.
— …пять, четыре, три, два… Go!
Flying commander О’Брайен нажал пальцем красную кнопку на табло. В брюхе бомбардировщика открылись две створки, и из него выпал огромный блестящий цилиндр — водородная супербомба «Н». Заряд был сброшен. В тысяче километрах от тропика Козерога бомба погрузилась в океан, и ее электронная начинка начала отсчитывать время до взрыва при погружении на глубину пятьсот метров.
Радист Биддл включил рацию, и командир начал диктовать:
— «Sunny Ray» — базе Хендриксон.
— База Хендриксон на связи. Передавайте, «Sunny Ray».
— Задание выполнено. Возвращаемся на базу. Сейчас будут включены автоматические телекамеры. Через минуту с помощью телеобъективов они начнут передавать различные фазы взрыва. Конец.
— Хендриксон — «Sunny Ray». Истребители патрулируют по окружности droping point. Буи с аппаратурой расставлены в восьмидесяти километрах вокруг точки взрыва. Работают нормально. Изображение четкое. Надеемся, что оно таким и останется, пока волна не снесет буи. Тогда включатся камеры второго эшелона. Конец.
— Внимание, — произнес командир. — Фейерверк через пятнадцать секунд.
В далеких глубинах Тихого океана вспыхнул зеленоватый свет. Он ширился и принимал все более огромные размеры. Затем в секунду прорвал поверхность, став ослепительным шаром, выброшенным вверх титанической колонной воды, тут же превратившейся в пар. Грохот взрыва был ужасающим. Чудовищный шар мгновенно высушил атмосферу, а из глубин, над измученным океаном, вставал гриб, сверкающий ярче тысячи солнц. Это было настоящее зрелище конца света, смерти, рождающей в атмосфере — смерчи, а в океане — циклопическую стену воды. Не переставая расти, ее гребень мчался с оглушающим грохотом во все стороны.
Командан О’Брайен с волнением следил по контрольному бортовому экрану за конвульсиями катаклизма, сотворенного его руками.
— «Sunny Ray» — базе Хендриксон. Как у вас с приемом изображения?
— Прекрасно, командан. Это Апокалипсис в лучших традициях и красках «Техниколора».
Бомбардировщик вдруг резко тряхнуло. Все трое даже вцепились в свои сиденья. Стив О’Брайен внимательно осмотрел циферблат на табло.
— Черт побери! — проворчал он. — Мы сейчас почти в трехстах километрах от места взрыва, и тем не менее ударная волна оказалась значительно более мощной, чем предполагалось… Алло? База Хендриксон?
— Да, я вас слышу, «Sunny Ray», но несколько хуже. У вас все в порядке?
— Не знаю. Но нас так качнуло! Вы не предупреждали, что такое может быть, тем более на высоте почти двадцать четыре тысячи метров!
— По предварительным данным, эффект этого подводного взрыва превзошел все ожидания. Система телекамер на буях, даже с подстраховкой, вся выведена из строя. Слишком рано снесло буи Ударная волна и водяной вал сработали намного раньше, чем предполагалось. Скорость распространения вала просто поразительна: многие сотни километров в час! Просто невероятно… это не лезет ни в какие ворота!
— Что же было в «пакете», который мы везли? Обыкновенная бомба «Н»?
— Не совсем так, командан. На этой стадии операции вас можно проинформировать, поскольку сейсмическая волна уже обошла земной шарик и оповестила наших «конкурентов». Штучка, сброшенная вами, — «солнечная бомба U—3—F». Сферическая масса водородного соединения лития, заложенного в центр в качестве начинки, сработала как запал, вызвав термоядерную реакцию. Эта «хлопушка» равна десяти обычным атомным бомбам, взорванным одновременно. Температура — до сотен тысяч градусов. Акулы в округе наверняка изжарились! Теперь ваша очередь, «Sunny Ray», осуществлять контроль…
— Бортовой контроль действует нормально. Изображение чистое. Мы рады, что избавились от «пакета», — добавил он. — Это спрессованный ад высшей пробы. Перехожу на прием…
Тишина.
— Слушаю вас, база Хендриксон… — повторил он, не получив ответа. Flying commander повернулся к радисту и кивнул на передатчик: — Что там с твоим аппаратом? Вышел из строя?
Радист пожал плечами в знак того, что сам не понимает, в чем дело, и повернул ручку селектора. В наушниках раздались обрывки музыки и речи. Работало множество станций. Радист немного подержал станцию Папеэте, которая передавала новости на французском языке, потом Веллингтон и даже очень слабую станцию Балпарисо в Чили.
— Приемник в порядке, командан. Просто база Хендриксон не отвечает…
Глава II
— База не отвечает? — недоверчиво повторил командан О’Брайен.
— Вы полагаете — это результат цунами? — начал Петер Хиггинс.
— Конечно, нет! Если водный вал и задел остров, то он уже должен был потерять свою силу и не представлять никакой опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Потом опять развернулась дискуссия о событиях дня. Во время разговора мэр был озабочен. Напряженность мэра, задумчивость и даже отсутствующий вид всегда веселой и подвижной Маевы Парои заинтриговали главу экспедиции. Падре Кинтана тоже был какой-то странный. Великолепно зная психологию, этими протяжными «да-а-а…» он скрывал свое любопытство от окружающих. Откровения придут в свое время. Ведь с самого утра он видел, что среди жителей острова царит необычное оживление, какая-то нервозность, причин которой понять не мог.
К десяти вечера Христиан Денуае пошел проводить учительницу до ее домика, стоящего на южном выходе из деревни. И тут Маева заговорила. Казалось, она хотела задержать уход этнографа, но в потоке ее слов было что-то искусственное, необычное. Наконец она прекратила болтовню и стала молча рыться в многочисленных карманах своих джинсов. Христиан подумал, что она ищет ключи.
— Ну ладно. — неуклюже начал он, стремясь поскорее уйти.
— У меня кончились сигареты, Христиан. Не могли бы вы… — перебила она.
— А… да… конечно, — откликнулся француз, доставая из правого кармана рубахи полупустую и помятую пачку «Лакки страйк». — Возьмите себе, — добавил он, доставая зажигалку.
В это время на залитой лунным светом дороге появился человек с переброшенной через плечо сумой. Он размашисто шагал, не замечая молодых людей, стоящих в тени на пороге маленького белого домика. Вспыхнул огонек зажигалки, отбрасывая колеблющийся Свет на лицо полинезийки. Увидев огонек, человек резко остановился посреди дороги, вытаращил глаза и вдруг, развернувшись, бросился бежать с приглушенным криком. Учительница быстро отперла дверь и, охваченная паникой, втащила этнографа внутрь, задвинув засов. Христиан услышал, как она тяжело дышит. Удивленный этнограф молчал, ожидая, когда загорится свет, но Маева стояла молча. Тяжелая тишина уже давила на молодых людей. С фальшивым смешком, желая разрядить напряженность, Денуае сказал:
— Ну и рванул этот парень! Наверное, принял нас за Moai Kava Kava?note 10
Маева в темноте несколько раз нервно затянулась сигаретой и наконец проговорила слегка дрожащим голосом:
— Подождите…
Она на ощупь нашла его руку и ввела в небольшой холл, широкое окно которого выходило на южную оконечность острова. Лунный свет рисовал квадраты на диване, стоящем перед окном. Они сели на диван.
— Почему ты не включишь свет? — фамильярно обратился он к ней, как это принято у полинезийцев.
— Подожди… Не сейчас…
— Ладно. Но что случилось со всеми вами? С тобой, с мэром и другими? Вы даже до толчка казались странными…
Она долго смотрела на тлеющий кончик сигареты, прежде чем ответить.
— Да, ты прав. Когда мы пошли сегодня на пикник, дети мне тоже… показались странными. Они шушукались с видом заговорщиков и замолкали, когда я их о чем-либо спрашивала. Я подумала и поняла, что вчера или прошлой ночью, они сами или их родители видели… нечто…
— Что значит «нечто»?
— Что-то, но я не знаю что. Что-то, что их взбудоражило.
— Ну и ну! Они, наверное, видели какие-то тени или слышали шум. Может быть, это был звук от нашего движка. Вчера вечером он грохнул, а потом вышел из строя.
Она отрицательно покачала головой, и огонек сигареты отметил это движение огненными полосками.
— Нет, Крис. У губернатора и доктора тоже есть движки, но их шум никого не смущает. К тому же. когда я утром шла с учениками, жители, собравшись группками, о чем-то тихо говорили. Мужчины и женщины, А при моем приближении они замолкали.
— Но почему? Разве ты не одна из них?
— Меня родила мать-таитянка, а воспитывалась я в Папеэте, затем в Антофагасте в Чили, где служил чиновником мой отец, тоже метис чилийско-полинезийского происхождения. Я слишком европеизирована, чтобы местные считали меня своей. Они, конечно, любят меня, но это ничего не меняет, если речь идет о каких-то событиях вроде нынешних. Впрочем, вспомни сам мэра Антонио Хореко. Он называет тебя братом, но когда ты начинаешь расспрашивать его о табу, ты перестаешь быть его братом и становишься extranjeros, то есть иностранцем. Это не мешает ему уважать и любить тебя, но поступать он будет по-своему.
— М-м-м, — промычал француз. — Ты полагаешь, он знает, что представляет собой это «нечто»?
— Он мне ничего не сказал, но понял, что я обратила внимание на необычное поведение жителей.
— И все это произошло внезапно?
— Нет, — ответила она после некоторого колебания. — Дней десять назад я уже отметила для себя странное поведение моих учеников, например неожиданную скрытность. Но это не проявлялось так явно и болезненно, как сегодня. Не было всеобщей нервозности. Первый раз феномен охватывал только небольшое число лиц.
— Другими словами, немногие малыши и подростки… видели «нечто»?
— Представь себе, что в какой-то момент я даже подумала, что кто-то обнаружил наконец еще одну табличку ронго-ронго, и это событие вызвало у жителей поселка нечто вроде мании величия, сопровождаемой тайными сходками и таинственным видом, чтобы разжечь любопытство ех{га1фго8. На Рапа-Нуи все знают, что таблички стоят очень дорого. Но я отказалась от этой гипотезы. Если бы кто-нибудь из аборигенов совершил такую находку, он тут же побежал бы к тебе, чтобы обменять ее на золото.
— И пожалуй, остался бы таким же нищим, — улыбнулся этнограф. — Черт побери! — вдруг воскликнул он. — Это точно, десять дней назад начались странности у твоих учеников и их родителей?
— Ну, точную дату я тебе не скажу, но вроде бы так…
— Знаешь; может быть, и нет никакой связи, но именно в это время была взорвана первая бомба «Н» к югу от острова Хендриксон.
— А сегодня взорвали такую же и в том же месте, — попыталась продолжить закономерность учительница.
— Да. Но это не объясняет, почему накануне жители острова видели «нечто», — запротестовал этнограф, неожиданно заволновавшись.
— Крис, я не знаю, что случилось, но я боюсь…
— Боишься? Вот те на! Наверное, на тебя повлияла подозрительность этих людей, которые пугаются собственной тени!
— Может, ты и прав, Крис, но речь идет не о тенях…
Их глаза привыкли к полутьме холла. Лунный свет вычерчивал силуэты на фоне окна, и этнограф никак не мог принять всерьез страхи Маевы.
— Ну, ну, — сказал он, дружески касаясь пальцами руки девушки. — Ты учительница и даже лиценциат словесности, а веришь в разные средневековые штучки. Кстати, почему ты не зажигаешь свет?
— Это, конечно, глупо, — призналась она. — Я, наверное, смешна, как тот парень, который принял нас за злых Аку-Аку.
Этнограф улыбнулся, подумав о невероятной суеверности полинезийцев, которые и при дневном свете верят в проделки оборотней или духов Аку-Аку.
Девушка встала. И тут на ее лице отразилось ужасное волнение. Она инстинктивно прильнула к Христиану Денуае, который смотрел через окно на южную оконечность острова. Немногим более чем в двух километрах от них на вершине вулкана Рано Као, кратер которого превратился в озеро, возникло странное призрачное свечение, бросающее отблеск на темное небо.
В этот же день, после полудня, британский бомбардировщик со второй экспериментальной бомбой «Н» достиг зоны, где должно было состояться испытание. Аппарат, окрещенный «Sunny Ray», под командованием Flying commander Стива О’Брайена заложил крутой вираж, чтобы выйти на точку (в соответствии с указаниями начальства) на острове Хендриксон, расположенном в тысяче ста километрах к северу.
Производя ориентирование самолета на обратный курс, О’Брайен, летя на высоте девятнадцать тысяч метров, внимательно наблюдал за многочисленными контрольными приборами. В это время штурман Петер Хиггинс еще раз проверял координаты точки сбрасывания.
— Внимание, командан, droping point через тридцать секунд…
Командан Стив О’Брайен просто кивнул головой. Шлем и респиратор скрывали выражение его лица, застывшего в нервном напряжении.
— Внимание! Готовность десять секунд! Начинаю отсчет…
Радист Дэйвид Биддл взглянул на офицеров и прикусил нижнюю губу.
— …пять, четыре, три, два… Go!
Flying commander О’Брайен нажал пальцем красную кнопку на табло. В брюхе бомбардировщика открылись две створки, и из него выпал огромный блестящий цилиндр — водородная супербомба «Н». Заряд был сброшен. В тысяче километрах от тропика Козерога бомба погрузилась в океан, и ее электронная начинка начала отсчитывать время до взрыва при погружении на глубину пятьсот метров.
Радист Биддл включил рацию, и командир начал диктовать:
— «Sunny Ray» — базе Хендриксон.
— База Хендриксон на связи. Передавайте, «Sunny Ray».
— Задание выполнено. Возвращаемся на базу. Сейчас будут включены автоматические телекамеры. Через минуту с помощью телеобъективов они начнут передавать различные фазы взрыва. Конец.
— Хендриксон — «Sunny Ray». Истребители патрулируют по окружности droping point. Буи с аппаратурой расставлены в восьмидесяти километрах вокруг точки взрыва. Работают нормально. Изображение четкое. Надеемся, что оно таким и останется, пока волна не снесет буи. Тогда включатся камеры второго эшелона. Конец.
— Внимание, — произнес командир. — Фейерверк через пятнадцать секунд.
В далеких глубинах Тихого океана вспыхнул зеленоватый свет. Он ширился и принимал все более огромные размеры. Затем в секунду прорвал поверхность, став ослепительным шаром, выброшенным вверх титанической колонной воды, тут же превратившейся в пар. Грохот взрыва был ужасающим. Чудовищный шар мгновенно высушил атмосферу, а из глубин, над измученным океаном, вставал гриб, сверкающий ярче тысячи солнц. Это было настоящее зрелище конца света, смерти, рождающей в атмосфере — смерчи, а в океане — циклопическую стену воды. Не переставая расти, ее гребень мчался с оглушающим грохотом во все стороны.
Командан О’Брайен с волнением следил по контрольному бортовому экрану за конвульсиями катаклизма, сотворенного его руками.
— «Sunny Ray» — базе Хендриксон. Как у вас с приемом изображения?
— Прекрасно, командан. Это Апокалипсис в лучших традициях и красках «Техниколора».
Бомбардировщик вдруг резко тряхнуло. Все трое даже вцепились в свои сиденья. Стив О’Брайен внимательно осмотрел циферблат на табло.
— Черт побери! — проворчал он. — Мы сейчас почти в трехстах километрах от места взрыва, и тем не менее ударная волна оказалась значительно более мощной, чем предполагалось… Алло? База Хендриксон?
— Да, я вас слышу, «Sunny Ray», но несколько хуже. У вас все в порядке?
— Не знаю. Но нас так качнуло! Вы не предупреждали, что такое может быть, тем более на высоте почти двадцать четыре тысячи метров!
— По предварительным данным, эффект этого подводного взрыва превзошел все ожидания. Система телекамер на буях, даже с подстраховкой, вся выведена из строя. Слишком рано снесло буи Ударная волна и водяной вал сработали намного раньше, чем предполагалось. Скорость распространения вала просто поразительна: многие сотни километров в час! Просто невероятно… это не лезет ни в какие ворота!
— Что же было в «пакете», который мы везли? Обыкновенная бомба «Н»?
— Не совсем так, командан. На этой стадии операции вас можно проинформировать, поскольку сейсмическая волна уже обошла земной шарик и оповестила наших «конкурентов». Штучка, сброшенная вами, — «солнечная бомба U—3—F». Сферическая масса водородного соединения лития, заложенного в центр в качестве начинки, сработала как запал, вызвав термоядерную реакцию. Эта «хлопушка» равна десяти обычным атомным бомбам, взорванным одновременно. Температура — до сотен тысяч градусов. Акулы в округе наверняка изжарились! Теперь ваша очередь, «Sunny Ray», осуществлять контроль…
— Бортовой контроль действует нормально. Изображение чистое. Мы рады, что избавились от «пакета», — добавил он. — Это спрессованный ад высшей пробы. Перехожу на прием…
Тишина.
— Слушаю вас, база Хендриксон… — повторил он, не получив ответа. Flying commander повернулся к радисту и кивнул на передатчик: — Что там с твоим аппаратом? Вышел из строя?
Радист пожал плечами в знак того, что сам не понимает, в чем дело, и повернул ручку селектора. В наушниках раздались обрывки музыки и речи. Работало множество станций. Радист немного подержал станцию Папеэте, которая передавала новости на французском языке, потом Веллингтон и даже очень слабую станцию Балпарисо в Чили.
— Приемник в порядке, командан. Просто база Хендриксон не отвечает…
Глава II
— База не отвечает? — недоверчиво повторил командан О’Брайен.
— Вы полагаете — это результат цунами? — начал Петер Хиггинс.
— Конечно, нет! Если водный вал и задел остров, то он уже должен был потерять свою силу и не представлять никакой опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16